Все умные люди по домам сидят. Нас довезли не просто до города, а фактически к порогу кафе. И оно оказалось открытым! Чудеса! Или правильно сказать — сама Судьба направляет наши стопы.
Мы с Серегой набросились на салаты, водку и шашлык. Через полчаса на душе стало утешнее. Кафе показалось уютным гнездом альпийского туриста.
Долго размусоливать не стану. Все сами пили, знаете, как бывает дальше. Вскоре мы выпали в нирвану, появились какие-то знакомые из местных журналистов. Потом мы курили на воздухе возле бара. Тихо падали крупные узорчатые снежинки, и фонари такие же, как на Арбате, изо всех сил старались передать нам домашнее очарование. В ночном городе откуда-то взялась машина. Мы поехали к местному милиционеру. Он сидел дома и тоже пил. Но в одиночестве. Мы составили ему компанию. Потом ветер водочных знакомств вывел нас на новый виток. Мы уже чуть ли не братались. Милиционер выкладывал нам все военные тайны, какие знал. Рассказывал, что где-то под Моздоком в плен попал какой-то наемник из Йемена. Все загорелись тут же ехать и брать у него интервью. Уже чуть ли не запрягали, но передумали и решили еще немного выпить. Закончилось все обыденно просто. Впечатлившись, мы уснули вповалку.
Утром милиционер ушел на службу. (Вот у людей закалка!) Мы остались в доме одни. Молча сновали по комнатам женщины его семейства. В принципе, нас никто не гнал. Но нам стало неловко, и мы поспешили убраться. Местный милиционер — это, конечно, хороший контакт. Он мог бы вывести нас на свое начальство. И хоть какая-то эксклюзивная информация нам бы перепала. Тем более что в провинции люди охотно идут на общение с журналистами из Москвы. Думают, наверное, что мы что-то решаем или можем решить в их судьбе. Но мы, понятно, оказываем такое же влияние на политику федеральных властей, как приблудные московские собаки — на работу метро.
Первый заход оказался удачным, и мы решили продолжить. Снова выпили и определились: надо знакомиться с военными. Только они могут помочь нам попасть на фронт. Стали мусолить эту глубокую мысль и вычислять, кого именно из военных нам навестить в первую очередь.
Пьяная волна уже несла нас вперед, вышибая перед нами все двери.
Мы зашли к коменданту города. Как мы это сделали, не понимаю, и не вспоминается до сих пор. Там же часовой стоит! С оружием. Ему никого пускать не велено. Но и тут помогло, видимо, наше измененное сознание. Если бы мы перед часовым ножкой расшаркивались, употребляя слова «пожалуйста», «не будете ли вы так любезны», — точно бы прикладом по зубам схлопотали. А тут прошли — словно и не было никаких препон и часовых с суровым уставом. (По многолетнему опыту я заметил, что подшофе точно так же легко преодолеваются кордоны безопасности при посадке на самолет. Просто проходишь — и все. Как только трезвый, так тебе тут же со всех сторон: «Что звенит? А что в этой сумке? Распаковывайте! Разворачивайте! Показывайте!»)
А тут прошли. И сразу в кабинет. Военный комендант на месте. Здороваемся. Жмем руки. Он ведет себя так, словно мы договаривались о встрече. Мы чего-то ему плетем. Убеждаем. Комендант понимающе улыбается и выписывает нам заветный пропуск.
Уже на улице мы смотрим на эту бумажку из тетрадного листа в клеточку, с военной печатью, лихой подписью. И не верим своим глазам. Вот он, пропуск в запретную зону. Допуск на войну.
На эту бумажку мы даже дышать перегаром боялись. Все-таки военный документ! Я засовываю его себе в карман, поглубже, застегиваю на «молнию» — он, документ, сейчас дороже всяких денег и еды.
Глава 18
На КПП все прошло очень гладко. Показали солдатам пропуск, они проверили на всякий случай наши вещи и тормознули первую же военную колонну. Понятно, мы могли попасть на фронт только так. Никакой другой транспорт в Чечню не ходил. Причем все это произошло настолько быстро, что мы даже опомниться не успели, как оказались в кабине армейского КамАЗа и уже неслись куда-то среди снежных сопок. Солдат попался неразговорчивый. От скуки я включил диктофон, и мы начали слушать музыку, набулькивая себе изредка по стаканчикам. колонна растянулась на километры. Дистанция между машинами была метров пятьсот. Мы ныряли и взбирались на снежные сопки, слушали музыку и глазели по сторонам. Изредка попадались какие-то мелкие подразделения внутренних войск на БТР, которые то стояли зелеными истуканами на обочине или на сопке, то носились куда-то вдоль дороги по военным нуждам.
В принципе мы не собирались ехать сразу же в Грозный, а хотели сначала заглянуть в Толстой-Юрт. Там можно было сделать материал о работе Красного Креста, о беженцах и МЧС. Я заметил дорожный указатель «Толстой-Юрт» и толкнул Шахова. Мы посмотрели на заснеженную дорогу — все говорило о том, что мы никогда не найдем туда попутный транспорт.
Что делать? Выходить? Но куда? В сопки? Из теплой кабины — в снежную неизвестность? Это исключалось. Мы вздохнули, глянули друг другу в глаза и налили по стопарику за Толстой-Юрт. Нехоженая дорога исчезла из виду.
Я поинтересовался, так, между прочим, у водителя, а куда он, собственно, едет?
— В Грозный. Боеприпасы везу, — ответил он нехотя и еще больше насупился, словно выдал военную тайну.
Ну, в Грозный так в Грозный. Все равно к людям едем.
Через полчаса сгустились сумерки. Мы все катили и катили в неизвестность, поднимаясь и опускаясь по сопкам. Играла мексиканская музыка. Одолев очередной снежный подъем, увидели лежащую на боку санитарную машину. Кабина горела. Казалось, несчастье случилось только-только. Я начал себя успокаивать: ну, не справились с управлением, завалились на бок. Вот только пламя, пожирающее кабину, совсем не вязалось с обычной аварией.
Я глянул на водителя.
Он заметно покраснел. Убрал рядом с собой тряпочку. Под ней лежал автомат.
— Возьми, передерни затвор.
— Пожалуйста, пожалуйста, — я передернул затвор и передал автомат ему.
Водила положил его на колени.
При объезде горящей «санитарки» я увидел разбросанные по дороге окровавленные бинты. Машина исполосована автоматными очередями. Но ни трупов, ни раненых — нигде.
Серега достал фотоаппарат.
— Может, это?.. — начал он ни к кому не обращаясь.
Водитель посмотрел на него так, что всякое желание фотографировать у моего напарника отпало.
На следующей сопке водила облегченно вздохнул:
— Мужики, мы везем пять тонн снарядов. Если что случится, открывайте дверь, выскакивайте и бегите нах, как можно дальше.
Я посмотрел в потемневшее окно. Снежные сопки, ни одного огня.
— Куда бежать-то?
— Куда хошь, только подальше! Если это все долбанет, то сам понимаешь…
Дурацкая дилемма: в кабине тепло, но если нападут — это верная смерть. Выскакивать в ночь, в неизвестность — тоже смерть, пусть даже с отсрочкой. Но, в принципе, выбор прост: или взорваться, или замерзнуть. Ни одни из вариантов мне не нравился. И я постарался об этом вообще не думать. Вон мексиканцы, орут себе из моего диктофона и ни о чем таком не…
Вскоре с вершины очередной сопки мы увидели Грозный. Точнее, кровавое зарево и море огня. Город пылал. И настолько сильно, что не просматривались даже дома. На огромных просторах бились в истерике гигантские языки пламени. Воздух сотрясала мощная канонада.
Машина съехала с сопки, и город пропал.
Гм. А правильно ли, что мы туда едем? Может, мы несколько поспешили? Не вовремя, так сказать? Может, люди заняты, а мы им тут: здрасьте! Кому ж такое понравится? Серега тоже как-то нервно заерзал на сиденье.
КамАЗ подкатил к артиллерийским позициям и начал разгружаться. Мы спрыгнули на землю.
Не успел я подумать, к кому бы обратиться, а к нам уже бежали военные:
— Стой! Кто?!
Мы показали удостоверения, командировочные предписания.
— Журналисты?! Ни хрена себе! А как вы тут оказались? С колонной? Ну, мля! Сюда же запрещено приезжать!
Нас куда-то повели. И привели к разрушенному зданию на аэродроме Северный. Передали какому-то генерал-лейтенанту. Тот был пьян до состояния веселого экстаза. Лицо стало пурпурно-красным от мороза и алкоголя. Ворот бушлата распахнут.
— Ага! — многозначительно произнес генерал, когда нас представили.
Он проверил наши документы и сразу же нам поверил:
— Так, значит, хотите смерти в лицо посмотреть? Ну, я вам с удовольствием покажу, — его голос звучал с каким-то надрывом.
Он схватил рацию и начал кого-то вызывать. Потом обернулся к нам:
— Отойдите пока к стене.
— Это зачем? — спросил я. — Расстреливать, что ли, будете?
Шутка ему понравилась. Захохотал:
— Ребята! Когда мы решим вас расстрелять, торжественно обещаю: вы узнаете об этом первыми.
Мы встали под стеной. Ветер здесь был не таким бешеным.
Слух о нашем появлении разлетелся мгновенно. К нам стали подходить военные. То, что они офицеры, определялось только по следам от звездочек на погонах. На этой войне снайперы выбивали офицеров в первую очередь.
— Вы правда журналисты?
Мы кивали.
— Из Москвы? — В слово «Москва» они вкладывали такую ненависть, что хотелось поскорее смыться отсюда.
Но мы снова кивали.
— А в Москве, мля, знают, что здесь происходит? Знают?!
Да, дела тут, видимо, идут не блестяще. Но отвечать за просчеты, так сказать, официальной Москвы как-то не хотелось.
— Мы приехали как раз для того, чтобы об этом написать, — ответил я как можно нейтральнее.
— Ну, напишете — вам голову за это оторвут! Или не напечатают ни хрена, понял?
— Это почему?
— Потому что здесь массовое убийство происходит! Здесь людей, нах, пачками кладут. Батальонами подыхать бросают! Где этот министр обороны? Где президент? Какого хрена они делают?! Им вообще докладывают, что тут творится?! Ты в городе был?
— Мы только приехали.
— Оставайтесь, я вас, мля, по всем местам проведу, вы офигеете от того, что здесь происходит! И своим чемурдосам в Москве расскажешь потом!
В общем, благие пожелания сыпались со всех сторон.
Кто-то показал на курившего в сторонке капитана:
— Вон у него спроси. От его подразделения вообще ничего не осталось.
Капитан подошел и с ходу начал говорить, обращаясь не к нам, а куда-то в пустоту:
— Когда нас расфигачили, меня сильно долбануло. Я встал на карачки, а дальше — ну никак. Пополз на четырех костях вдоль улицы. Кругом трупы. Кругом стрельба еще. Фиг поймешь: кто, где и кто в кого стреляет? Смотрю: подъезд. Я — туда. К стене прислонился, достал сигарету, а настроение такое: все по фиг до седьмого дна и третьей покрышки слева. Думаю: да пошли вы все прямиком к японей матери! Это что, война? Закурил, сижу, смотрю в потолок. Дверь хлопнула. Забежал солдатик какой-то, сел рядом и тоже сидит. Курим вместе. Потом еще, еще прибегали. Все молча садятся рядом. Мне пох. В потолок смотрю, как в прострации какой. Ну, сидим так час-другой, потом чувствую — на меня все смотрят. Огляделся, а солдатики так молча вперились в меня и молчат. Потом один говорит: «Слушайте, вы офицер. Знаете, что нам делать. Командуйте, мы готовы!» Меня как током пронзило. Прикинь, в себя сразу пришел! Вывел их из окружения. Как было нас пятнадцать, всех вывел, без единой царапины.
Нас позвал генерал.
Мы попрощались с капитаном.
— Ща за вами приедут! — хохотнул генерал. — Насмотритесь! На всю жизнь хватит!
— Кто приедет?! — не понял я.
— Смерти в глаза вы хотели посмотреть, да?
Это «смерти в глаза» ему очень нравилось. Я уже пожалел, что генералы умеют читать. Вычитал где-то это выражение и теперь давит на всех!
— Ну и кто едет? — повторил я.
— Приедет щас — посмотришь!
— Смерти в глаза?
— Во-во!
Из темноты вынырнула БМП. Водила на полном ходу вдарил на тормоза, и по обледенелой бетонке машину юзом понесло в нашу сторону. Мы с Шаховым уже хотели разбегаться. Но БМП становилась ровно в полуметре от генерала. Тот стоял на месте и даже не дернулся. Трюк довольно рискованный. Но экипаж знал, что делает. БМП ровненько развернуло к нашей группе бочком.
Откинулся башенный люк, и выскочил молодой офицер в шлемофоне. У меня отвисла челюсть. Этот парень как две капли воды был похож на моего погибшего брата. И, как оказалось, даже звали его так же. Ночь, снег, огни прожекторов, канонада, зарево. И встретить своего погибшего брата — у меня голова пошла кругом. Мистика.
— Сергей, — представился офицер. — Это вам надо смерти в глаза посмотреть? — сказал он со смешком. Кажется, не только нас генерал доставал этим выражением.
— Кравченко, мля! — накинулся на него генерал. — Какого хрена ты по взлетной полосе гоняешь?
— Так путь короче, товарищ генерал.
— А самолеты? Врежешься!
— Никак нет, товарищ генерал! Самолеты летают, а мы ездим по земле и внимательно смотрим по сторонам.
— Я те дам, по сторонам! Они сверху летают! — передразнил генерал. — Они садятся тут каждую минуту, а ты шныряешь, мать твою! Забирай вон журналистов.
— Полезайте, — сказал нам Сергей. — Я пока с генералом еще потолкую.
Мы вскочили на броню. Кругом уже непроглядная ночь. Ветер прошивал наши тулупы насквозь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43