Бой на заводе закончился. Софринцы забегали по каким-то своим заботам. Понесли в пролом перевязочные пакеты. Что-то передавали по рации. И тут пропали с улицы местные жители. Для военных из нашей группы это послужило сигналом.
— Уматываем! По машинам! Сейчас начнется!
Техника и люди — все пришло в движение. Заревели двигатели на БМП. Стволы башен заметались по сторонам, готовые отразить нападение.
Горожане, оказывается, не только знали о наводчике, но и внимательно за ним следили. Как только боевик исчезал, горожане тоже торопились укрыться. Сейчас из какого-то тайного угла наводчик передавал боевикам информацию о подразделениях федералов на этой улице. Все ожидали обстрела или нападения. Вскоре произошло и то и другое.
Наша группа рванула по улице обратно. Сначала бегом. Потом мы сели на БМП.
— Запомни, — заорал мне в ухо какой-то военный, — всегда смотри за местными: если они вдруг исчезают, значит, сейчас начнется. И надо рвать когти! Народная примета!
И действительно началось. Вокруг загрохотало. Оглянувшись назад, я увидел, как софринцы рванули в свой подъезд. На дорогу, в то место, где мы только что стояли, посыпались минометные мины.
БМП долетели до перекрестка, встали.
— Слезай! — крикнул Кравченко.
Мы попрыгали с брони. Кравченко с группой рванул во дворы, чтобы выскочить с другой стороны перекрестка.
— Этих в десант! — указал он на нас с Серегой и скрылся среди развалин битого кирпича.
— Пошли вы со своим десантом! — заорал я. Ведь там, в десанте, я ничего не увижу!
— Полезай, мля! — заорал в ответ военный. — На броне тебя снимут, как дурака!
И нас силой затолкали в открытый люк. Потом я понял — это было действительно единственно верным решением.
Мы с Шаховым припали к триплексам. Но ничего не увидели. Развалины, стрельба… Но стрельба вообще никогда не смолкала над городом, и понять, по нашу ли душу стреляют, невозможно.
Вдруг наша БМП стала выписывать маневры. С воплем доисторического динозавра закрутилась башня и начала долбить по домам. Потом нас лихо занесло на гололеде, и машина на полном ходу вмазалась в стену. Заработал башенный пулемет. Ударила пушка. Я уже не знал, что и думать. Самое страшное — неизвестность.
— Эй! — окликнул я солдата за пулеметом. Мне была видна только его нижняя часть.
Он нагнулся к нам из-за приборов:
— Чего?
— Что там происходит?
— Да я фуй его знаю! Нашли кого-то в развалинах. Выгоняют.
Вот те, бабушка, и засада! Дорога-то у нас одна. Хрен объедешь.
— И чего мы ждем? — заорал я.
Но солдат уже приник к прицелу и не реагировал.
Задзенькали по броне пули. Наша БМП рванулась от стены, словно караулила кого за углом, и со всех стволов ударила по врагу. Вокруг заухали взрывы. Машина снова принялась выписывать виражи. Сначала подала задом, потом крутанулась вокруг своей оси, как в танце, и метнулась вбок, разбрасывая крупные очереди из башенной пушки. Мимо нас пролетел знакомый «Урал». БМП выскочила на дорогу и, пятясь назад, долбила вдоль улицы.
Значит, мы замыкающие…
По броне застучали шаги. Это группа Кравченко.
— Давай, мля!
Машина развернулась и рванула за «Уралом». Наверху зачастили из автоматов и заухали подствольники.
Как только мы миновали опасную зону, нас выпустили на броню.
— Чего было-то? — спросил я Кравченко.
— Да ничего необычного! Вовремя мы поспели. Они уже расположились нас потрепать. А мы им в тыл долбанули. Мы тоже кое-чему тут учимся.
Я понял, что Серега не рассказывает нам всего, бережет наши нервы.
— А то ты потом сюда хрен еще раз приедешь, — обронил он как-то позже.
Глава 21
Справа потянулось поле, сплошь заставленное уже вывезенной из Грозного подбитой техникой. Я попросил ненадолго остановиться. Серега Шахов хотел все это пофотографировать. Мне же хотелось просто пройтись и осмотреться.
Когда я зашел в глубь рядов из подбитых машин, то просто физически почувствовал всю ту боль и отчаяние, которое испытали бывшие на этих машинах люди. Сколько смертей видела эта техника? Для скольких солдат и офицеров башни танков и десанты БМП стали могилой? Через открытые люки десанта я видел окровавленные бинты, оплавленные шлемофоны, пустые магазины, прогоревшие цинки с патронами, рыжие от огня пулеметные ленты, куски бушлатов и пустые тюбики с обезболивающим.
Мне стало плохо, и я поспешил к ожидающей нас БМП.
Кравченко внимательно посмотрел в глаза:
— Впечатлился?
— Это ужасно.
— Я тебе еще ужасней покажу. Сегодня вечером. Двигай! — Он ударил башмаком по броне.
БМП дернулась, и под лязг гусениц мы покатили на базу.
Благодаря дневальным наш вагончик пыхал жаром. На столе уже открытые консервы и нарезанный хлеб. Я достал из наших рюкзаков водку.
— Ну, чем еще вас занять, ребята? — спросил Кравченко.
— А что тут у вас есть?
— Я же обещал тебе показать еще кое-чего. Закончим есть и пойдем, посмотрим.
— Далеко? — Мне не хотелось никуда ехать. Особенно в город.
— Нет, тут рядом.
Когда мы вышли из вагончика, вокруг уже сгустилась тьма. Вдали летали одиночные трассирующие выстрелы БТР.
Мы пошли какими-то тропинками среди сугробов. Кравченко иногда включал на секунду фонарик, чтобы проверить курс, и мы двигались дальше. Я достал пачку сигарет. Меня тут же известили о вреде курения. Я удивился. Уж кто бы говорил!
— Рядом снайперы боевиков шляются. Так что схлопотать пулю — как нечего делать, — объяснили мне.
— Разве мы так близко к зоне боев?
— Ну, корреспондент! Ты чего, еще не понял?
Где-то в стороне, через снежное поле темнела стена леса.
— Вон оттуда они и выползают по ночам. Тут по кромке стоят наши секреты, так что иногда, когда они пытаются подлезть поближе, происходят стычки.
Вскоре мы набрели на палатки. Они стояли в полной темноте. Вокруг ни души.
Кравченко откинул полог одной из палаток:
— Заходи.
Ой, ничего хорошего там меня не ожидает. Но все же заставил себя войти.
Вдоль стен стояли солдатские койки. Под одеялами лежали в кровавых бинтах умершие. Те, кого не смогли спасти в медсанбатах. Гробовая тишина, и лунный свет сквозь пустые окна палатки. Убитые словно спят в жутком холоде.
Мне стало плохо. Я выскочил наружу.
— А хочешь посмотреть на кусок человека? — спросил меня кто-то из офицеров.
Группа двинулась дальше. Похоже, нашего согласия никто не ждал. Мы подошли к «Уралу». Офицеры откинули брезентовый полог. Весь кузов от края до края был загружен человеческими останками. Вперемешку окровавленные руки, ноги, головы.
Я отшатнулся.
— Вот это и называется мясорубкой войны, журналист. Кто эти люди, из каких они подразделений — мы не знаем. Собираем, что есть…
Сергей-фотограф сделал несколько кадров, и группа снова зашагала в полной темноте.
Через несколько минут мы оказались на одной из улиц огромного палаточного городка. Отовсюду веяло теплом и жратвой. Сновали солдаты и офицеры. Кто-то курил, прикрывая огонек ладонью. Голоса приглушенные. Изредка у какой-нибудь палатки откидывался полог, падал на снег треугольник желтого света и снова пропадал. Все явственней долетал до нас запах кухни.
Кравченко откинул полог, и мы вошли в офицерскую столовую. Здесь были те же демократичные правила харчевания. Люди занимали свободные столики, ели и уходили. Как только мы сели за стол, солдаты сразу же принесли нам первое. После недавней «экскурсии» есть не хотелось. Но желудок нещадно урчал, и волей-неволей приходилось работать ложкой и челюстями. Разговор не клеился. Поминутно в столовую заглядывали офицеры и громко спрашивали, кто командовал таким-то подразделением или экипажем. Из-за столиков иногда откликались.
На мой вопросительный взгляд Сергей ответил:
— Тут все больше сборные команды воевали. Подразделения комплектовали наспех. Экипажи танков зачастую знакомились перед самым выходом в Грозный. Мы, офицеры, еще более-менее друг друга знаем, а солдаты — вообще никого. Так вот, если кто и успевал познакомиться перед этой бойней, теперь методом тыка выясняем личность погибших. Сам видел, сколько их тут — неопознанных.
Зашел очередной офицер:
— Кто-нибудь помнит, кто был в экипаже девятой машины?
Из-за соседнего столика откликнулся другой офицер:
— Я на восьмой шел. С девятой все погибли. Там наш прапорщик рулил. Кого ему дали — не знаю. Спроси у моих солдат. Они ведь одним этапом сюда прибыли. Может, подскажут?
Мы доели и пошли в свой вагон.
Водка еще оставалась, и наша вечеринка плавно перетекла за полночь. Мы болтали о разных отвлеченных вещах. И тут в вагон вломился солдат:
— Товарищ капитан! Там, в темноте, кто-то идет по полю!
Мы выскочили из вагончика и побежали к пулеметному гнезду. Обложенная мешками огневая точка на пригорке как бы нависала над полем. На другой стороне — темная стена леса. Там боевики.
Явственный скрип снега. Кто-то крался. Кромешная тьма.
— Здесь капитан российской армии! — гаркнул офицер в сторону поля. — Кто идет?
— Рядовой третьей роты! — донеслось из темноты.
— Рядовой, ко мне! — по-уставному скомандовал капитан.
Быстрые шаги заскрипели в нашу сторону. Безвестный рядовой подошел к пулеметному гнезду и уставился вверх. Впотьмах мы еле различали его фигуру.
— Ты чо там, боец, офонарел?! Ты куда прешься?
— Нам приказали!
— Кто?!
— Лейтенант, командир взвода.
— Чего-о-о?! Так ты там еще не один, что ли?
— Никак нет! Товарищ лейтенант приказал нашему взводу прочесать этот лесок, — рядовой указал варежкой на противоположную сторону поляны.
— Вы там совсем остекленели, уроды снежные! — вскипел капитан. — Бегом к своим! Приказываю всем немедленно отойти назад, в расположение части! Подохнуть захотели? Там боевики! Немедленно назад!
Рядовой козырнул и побежал во тьму. Офицеры возбужденно переговаривались, выясняя фамилию идиота-лейтенанта.
Над полем взлетела осветительная ракета. Боец за пулеметом машинально передернул затвор. По полю, утопая в снегу, медленно двигалась в сторону леса цепочка солдат. Тотчас из-за стволов деревьев по ним ударили автоматные и пулеметные очереди.
— Огонь! — заорал капитан.
Наш пулемет зашелся длинными очередями. Стараясь заткнуть боевиков. Мгновенно ощерились огнем соседние огневые точки. Еще минуту назад местность выглядела холодной и безлюдной. Теперь же все вокруг стреляло и ухало из сотен стволов. Люди попадали и начали отползать. Над полем, в обе стороны, вперемешку с матом, летали многочисленные ниточки трассеров.
Почти вся боевая линия федералов уже полыхала огнем, но боевики не собирались так просто упускать шедшие к ним жертвы.
— БМП сюда! Быстро! — скомандовал капитан.
Наша огневая точка стояла к лесу ближе всех. Поэтому огонь отсюда получался наиболее прицельный. С грохотом подкатили машины.
— К бою!
БМП выехали на позиции.
— Огонь!
Ударили башенные пушки. Со всех сторон над полем то и дело вылетали осветительные ракеты и освещали отползающих в спешке бойцов.
— Что тут, мля, происходит! — вылетел откуда-то из темноты разгневанный полковник.
— Пытаемся подавить огневые точки боевиков, — отрапортовал кто-то.
— Кто приказал наступать?!
— Лейтенант какой-то. Наверное, из новеньких.
— Козел! Я этого лейтенанта удушу на его же ре-ринке от трусов! Собственными руками!
Рядом притормозил командирский уазик. Полковник обернулся на ходу:
— Сейчас артнаводчика пришлю, пульнем по ним артиллерией.
Уазик мигнул красными огнями и пропал вместе с полковником.
Бой продолжался. Потихоньку, мелкими рывками, но пехотинцы все же выползали из-под огня. Но и бой вокруг них разыгрался нешуточный. Прибежал запыхавшийся артнаводчик.
— Ну?! Где?! — просипел он простуженным голосом.
Все вытаращили пальцы в сторону леса.
— Ага! — сказал он хищно. — Сейчас, мля, погоди, ты у меня наешься металла!
Он затараторил в рацию цифры. Где-то позади нас ухнули орудия. Потом еще и еще. На лес обрушился шквал огня. Стрельба со стороны боевиков мгновенно прекратилась.
— Ну, все. Пошли. Дальше уже неинтересно, — сказал Сергей.
Мы снова поддали водки. Офицеры увлеченно гадали, что это за лейтенант-идиот? Перебирали фамилии новоприбывших. Орудия продолжали долбить по лесу. Тут в вагон заглянул тот же полковник:
— Нашли его! Слава богу, никто не убит и не ранен. Я ему такой зазвиздон вставил! Повоевать захотел. Урод!
Полковник махнул предложенную стопку водки и добавил уже в дверях:
— Вот так вот, журналисты! Вы только про этого дурака не пишите. Я его уже и так наказал.
Мы снова разлили по кругу. Разбавили водку женьшенем из ампул. Получилось опять неплохо.
— Слушай, а ты когда домой? — спросил я Сергея.
— Скоро. Вот еще трупы своих дособираем. Потом домой… — Он сладко потянулся. — Так надоело уже все. Эта война, эта грязь. Хочется в ванную, одеколончик, надеть костюм.
— Насчет ванной не обещаю, но одеколон или там лосьон для бритья — запросто! — сказал я.
— Откуда?
— В Моздок прокатимся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43