Скалы на склоне образовывали кольцо вокруг дома; выше на холме находился пруд, питаемый артезианским колодцем, а другой, соединенный с верхним узким протоком, располагался у подножия. Бидж знала — ей однажды пришлось участвовать в сражении за гостиницу, — что вода верхнего пруда служит могучим оружием защиты, да и сама гостиница может неприятно удивить неосторожного захватчика.
Бидж не торопясь поднималась к «Кружкам» по дороге, полностью просматриваемой из гостиницы. На склоне холма, у входа в здание, стоял ее грузовик, который там оставил Стефан. Перед глазами Бидж промелькнуло видение другого грузовика — ветеринарной амбулатории из Западно-Виргинского университета, — пылающего перед домом. Бидж похлопала собственный фургон по бамперу и подошла к двери.
Хотя та — первая — гостиница сгорела дотла, вход с виду не изменился: такая же усеянная коваными болтами массивная дверь и узкий холл за нею, простреливаемый из бойниц, выходящих в центральный зал. План был позаимствован у строителей японских крепостей. Сейчас наружная дверь была закрыта — верный знак того, что закрыта и сама гостиница. Бидж тянула за ручку до тех пор, пока дверь со скрипом медленно не распахнулась.
Сразу за дверью находилась жердочка для попугая, а у противоположной стены — поднос с печеньем. Попугая на жердочке не оказалось.
Из-за двери, ведущей в зал, раздался спокойный голос, говоривший с польским акцентом:
— Эта мерзкая птица отправилась куда-то по своим мерзким делам. Будь благодарна судьбе за это и входи.
Бидж толкнула внутреннюю дверь. Она тоже была массивная, и открыть ее можно было только двумя руками. Будь Бидж вооружена, это поставило бы ее в невыгодное положение.
Воздух в зале был густо приправлен запахами чеснока, лука и розмарина. Из дальнего конца, от очага, в котором вращались вертела, Бидж кивнул пожилой стройный остроглазый человек. Стоящий рядом с ним огромный покрытый шрамами зверь с телом льва и крыльями, головой и передними лапами орла изящно и почтительно поклонился девушке. Между этими двумя сидел, окруженный со всех сторон раскрытыми книгами, Стефан. Он помахал Бидж рукой, и на лице его появилось выражение, какое бывает у человека, увидевшего восход солнца.
Девушка-фавн, обнаженная до пояса, но опоясанная аккуратным передником, подбежала к Бидж.
— Привет, Мелина, — поздоровалась с ней Бидж, целуя девушку в щеку. После нескольких недель сомнений Бидж все-таки сказала ей, что не любит, когда ее целуют в губы, даже если это сестринский христианский поцелуй.
Между маленькими круглыми грудями Мелины висел прекрасной работы бронзовый коптский крест — подарок, присланный Анни из Чада. Мелина никогда не снимала крест; это был единственный христианский символ, встреченный Бидж на Перекрестке.
Бидж обвела взглядом знакомые лица — и жителей Перекрестка, и чужеземцев: невероятно старого жителя Средиземноморья и африканского пигмея; Хрис и Б'ку что-то готовили у очага и пререкались, как обычно. Бидж подумала, что это самая странная поварская команда в мире. Никто из них не заговорил с Бидж — Хрис и Б'ку яростно смотрели друг на друга, явно не желая друг другу в чем-то уступать. Бидж притворилась, что ничего не заметила, и весело обратилась к Кружке:
— Как поживает новый эль? Кружка нахмурился:
— Кто знает? Мне не разрешается пробовать.
— Как это?
Кружка сделал сердитый жест в сторону Хриса:
— Его Святейшество Патриарх Греческой православной церкви говорит, что эль должен бродить на две недели дольше, чем было тут у нас принято. Он говорит, что потому-то эль и горчил первую неделю.
— Но почему ты просто не откроешь бочку? Кружка устало вздохнул:
— Не знаю. Когда ты лечишь кусачее животное, разве ты станешь гладить его?
Бидж поморщилась. Хрис, иммигрант-грек из Кендрика, был ее величайшим триумфом и самой большой ошибкой. Раньше он вместе с сыном владел рестораном в Кендрике. Старый и больной, страдая от болезни Альцгеймера, Хрис, по совету Бидж, переселился сюда — формально чтобы помочь с готовкой, пока гостиницу восстанавливали после пожара. Главной же целью Бидж было восстановление его здоровья и умственных способностей под влиянием Перекрестка. Хрис на протяжении всей своей жизни управлял ресторанами; если и была надежда на его выздоровление, то она заключалась только в знакомой работе, пока его организм избавляется от дегенеративных последствий болезни Альцгеймера.
Когда Хрис прибыл сюда, здесь еще высились обугленные руины, окруженные штабелями свежесрубленных бревен. Вокруг расположились добровольцы, помогавшие в строительстве и жившие в палатках. Среди строителей были фавны и кентавры; устрашающее существо с телом льва и головой орла, вежливо представившееся ему как грифон, выздоравливало здесь после ужасных ран, одновременно помогая руководить строительством. В течение недели испуганный Хрис молча сторонился всей этой компании.
Через неделю он начал готовить на очаге под открытым небом. Приготовленные им блюда были простыми, но необыкновенно вкусными, щедро сдобренными луком и дикой петрушкой. Кружка был в восторге и охотно снабжал грека душистыми травами, бараниной, говядиной и даже рыбой.
Хрис попросил помочь ему построить печь. Вскоре он уже командовал теми, кто вызвался ему помогать, и они слушались его — сначала с радостью, потом с терпением и наконец обреченно.
Хрис требовал лучшего мяса, более свежей петрушки, более пахучего розмарина. С рассвета он был уже на ногах, проверяя качество бараньих и телячьих туш и бросая на Кружку, Мелину и Б'ку недовольные взгляды.
Бидж узнала о трениях, когда однажды Кружка отвел ее в сторонку и поинтересовался: «Когда-то у этого Хриса была жена. Скажи мне, как она покончила счеты с жизнью?»
Бидж ему посочувствовала. Хрис никогда не работал в ресторане, который бы ему не принадлежал и где он не был бы абсолютным владыкой. Кружка же был — формально — хозяином гостиницы; основной его функцией было военное командование, и впервые в жизни его обошли с фланга.
Бидж подошла к кухонному столу и поздоровалась с Хрисом и Б'ку. Б'ку, пигмей, бежавший из Африки и попавший на Перекресток, ответил ей улыбкой и снова повернулся, чтобы помочь Хрису; в тот же момент улыбка сменилась воинственной гримасой.
Старый грек, одетый в рубашку и мешковатые штаны, которые, возможно, были совсем новыми к концу второй мировой войны, протянул девушке руки и широко улыбнулся:
— Бидж! Как дела у доктора?
— Прекрасно, Хрис. — Такой краткий ответ явно его не удовлетворил, и Бидж добавила: — Просто замечательно.
Теперь старик стал серьезным.
— Как там мой Стан, мой Константин? В порядке?
— У него все хорошо. — Бидж порылась в кармане. — Я привезла от него письмо.
Хрис выхватил послание, еле пробурчав «спасибо». Б'ку закатил глаза и отошел в сторонку, чтобы Хрис мог читать письмо, не прерывая работы.
Они жарили на вертикальном вертеле, который Хрис заставил Кружку установить, барашка. Вертел медленно поворачивался при помощи ременной передачи, соединенной с вращаемым водой колесом. Хрис, не отрываясь от письма, отрезал длинным острым ножом полоски уже зажарившегося мяса, складывая их в плошку с жиром.
Б'ку считал, что должен сопровождать своих (или не совсем своих — все-таки они принадлежали Стефану) овец от рождения до сковородки; теперь он помогал Хрису: поднявшись на цыпочки, начал нарезать мясо уже снятой с вертела и перенесенной на стол туши.
Хрис тут же выхватил у него нож и стал показывать, как это нужно делать — прижав палец к лезвию ножа и согнув остальные, чтобы их не поранить. Б'ку, в свою очередь, сердито выхватил у него нож, но все же стал резать мясо так, как велел ему Хрис.
Над огнем в огромном котле булькало какое-то варево. Б'ку, нахмурившись, посмотрел на котел, покачал головой и что-то сказал Хрису на своем языке, состоящем преимущественно из щелчков и странных гортанных звуков. Убрав письмо в карман, Хрис выразительным жестом показал на развешанные над очагом пучки трав — укропа, розмарина, мяты. Очевидно, они спорили на эту тему уже не в первый раз.
Б'ку затряс головой и демонстративно отошел от котла.
Хрис швырнул на стол половник и закричал на Б'ку:
— Вразо!
Б'ку, упрямо насупившись, не двинулся с места.
— Что такое «вразо»? — шепотом спросила Бидж у Мелины.
— Это значит «я киплю». Он варит суп.
— Разве это также не означает «я сержусь»? Б'ку бросил в ответ единственное слово. Мелина, пожав плечами, перевела, прежде чем Бидж успела задать вопрос:
— А это значит «гиена». Это оскорбление. — Девушки повернулись к Кружке, который устало прокомментировал:
— Он часто это говорит.
Б'ку сорвал с себя передник и выбежал в заднюю дверь. Хрис что-то кричал ему вслед, размахивая руками и показывая на очаг и на Мелину. Девушка-фавн вздохнула, но с улыбкой подошла к нему.
Через несколько минут, нарезая мясо, она запела мелодичным чистым голосом песню, которой ее научил Хрис и в которой говорилось о тоске по родине:
— Ах, милая патрида, когда я вновь увижу тебя? Старый грек постепенно успокоился, поцеловал Мелину в щеку и начал подпевать.
Бидж переключила внимание на Стефана и его учителей. Фавн, обливаясь потом, был похож на бойца, которого атакуют с двух сторон. Он что-то торопливо писал в тетради, а грифон и Кружка дотошно расспрашивали его о предмете, вызывающем у него затруднения.
— Понимаешь ли ты, — спрашивал грифон, — чего хочет от тебя эта твоя преподавательница, кладезь премудрости?
Стефан жалобно покачал головой.
— Тогда ты должен познакомиться с ней получше. — Грифон говорил мягко, но взгляд его был непреклонен. — Если ты закончишь университет, ты станешь первым в истории Перекрестка дипломированным ветеринаром. — Он поднял когтистую лапу, указывая на Бидж. — Каковы бы ни были заслуги доктора Воган, ты только представь себе, что это будет значить для нас.
Стефан кивнул:
— Я и сам очень этого хочу. Но моя первоочередная задача — сдать реферат на научную тему.
— Это не должно быть проблемой. — Кружка, непревзойденный тактик, хоть почти нигде и не учившийся, широким жестом отмел горести Стефана. — Представь себе, что это сражение. — Кружка бессознательно принял боевую стойку. — Чтобы добиться успеха, нужно узнать слабые места противника и использовать их, верно?
— Мне кажется, — робко вставила Бидж, — цель занятий — узнать новое. — Грифон и Кружка оба так на нее посмотрели, что она поспешно умолкла.
Кружка скрестил руки на груди.
— Так вот: эта преподавательница — что она любит? Стефан наморщил лоб и наконец пробормотал:
— Почти на каждом занятии она говорит, что теперь никто больше не знает историю.
— Значит, она сторонница традиций, — кивнул грифон. — Это грозный противник.
— Но теперь мы нащупали ее слабость, не так ли? — Кружка ткнул в грифона пальцем. — Нужно найти историческую тему, о которой она слышала, но мало что знает, хорошенько позаниматься в библиотеке и показать ей, что об этом ты знаешь больше, чем она.
— Она хочет, чтобы я написал хорошую исследовательскую работу, — резонно заметил Стефан.
— Исследовательская работа, — назидательно произнес грифон, — это сконцентрированная и должным образом организованная история.
Стефан выглядел озадаченным.
— Но все на свете — история: Пожалуйста, объясните мне, как историю можно организовать?
— Этого никто не знает, но все уверены в такой возможности, — сухо ответил грифон. — Твоя преподавательница — консерватор или либерал?
— Для Виргинии? Пожалуй, либерал. Она не любит говорить о королях и президентах.
— Очень здравый подход, он многому тебя научит. Напиши эссе, в котором рассматривалась бы роль в истории какого-нибудь из меньшинств. — Какого-нибудь из меньшинств? Небольшой группы людей? — Стефан был искренне изумлен. — Но ведь историю пишут те, кто находится у власти. Какой же урок можно извлечь из истории меньшинств?
— Такой подход даст тебе широкую перспективу. Меньшинства только тем и занимаются, что приходят в себя от уроков истории.
— Приходят в себя от уроков истории… — задумчиво повторил Кружка и покачал головой. — Это никому не удается. — Он умолк и углубился в собственные мысли. Кружка был единственным из своей семьи, кто выжил во время восстания против немцев в Варшавском гетто в конце второй мировой войны. Никого из тех, кого он знал в детстве, не осталось в живых.
Чтобы прервать неловкое молчание, Бидж сказала:
— Моргана — меньшинство, и она играет важную роль в истории Перекрестка.
— Моргана не меньшинство, — поправил ее грифон. — Она — индивид. Меньшинства обладают групповыми характеристиками. У Морганы рыжие волосы, тонкие пальцы, длинные ноги и более страстная любовь к пролитой крови, чем у любой пиявки.
— Она также очень несчастна и очень разгневанна, — пробормотал Кружка. — Она всегда пребывает в ярости и всегда упрекает себя за это, но не в силах остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Бидж не торопясь поднималась к «Кружкам» по дороге, полностью просматриваемой из гостиницы. На склоне холма, у входа в здание, стоял ее грузовик, который там оставил Стефан. Перед глазами Бидж промелькнуло видение другого грузовика — ветеринарной амбулатории из Западно-Виргинского университета, — пылающего перед домом. Бидж похлопала собственный фургон по бамперу и подошла к двери.
Хотя та — первая — гостиница сгорела дотла, вход с виду не изменился: такая же усеянная коваными болтами массивная дверь и узкий холл за нею, простреливаемый из бойниц, выходящих в центральный зал. План был позаимствован у строителей японских крепостей. Сейчас наружная дверь была закрыта — верный знак того, что закрыта и сама гостиница. Бидж тянула за ручку до тех пор, пока дверь со скрипом медленно не распахнулась.
Сразу за дверью находилась жердочка для попугая, а у противоположной стены — поднос с печеньем. Попугая на жердочке не оказалось.
Из-за двери, ведущей в зал, раздался спокойный голос, говоривший с польским акцентом:
— Эта мерзкая птица отправилась куда-то по своим мерзким делам. Будь благодарна судьбе за это и входи.
Бидж толкнула внутреннюю дверь. Она тоже была массивная, и открыть ее можно было только двумя руками. Будь Бидж вооружена, это поставило бы ее в невыгодное положение.
Воздух в зале был густо приправлен запахами чеснока, лука и розмарина. Из дальнего конца, от очага, в котором вращались вертела, Бидж кивнул пожилой стройный остроглазый человек. Стоящий рядом с ним огромный покрытый шрамами зверь с телом льва и крыльями, головой и передними лапами орла изящно и почтительно поклонился девушке. Между этими двумя сидел, окруженный со всех сторон раскрытыми книгами, Стефан. Он помахал Бидж рукой, и на лице его появилось выражение, какое бывает у человека, увидевшего восход солнца.
Девушка-фавн, обнаженная до пояса, но опоясанная аккуратным передником, подбежала к Бидж.
— Привет, Мелина, — поздоровалась с ней Бидж, целуя девушку в щеку. После нескольких недель сомнений Бидж все-таки сказала ей, что не любит, когда ее целуют в губы, даже если это сестринский христианский поцелуй.
Между маленькими круглыми грудями Мелины висел прекрасной работы бронзовый коптский крест — подарок, присланный Анни из Чада. Мелина никогда не снимала крест; это был единственный христианский символ, встреченный Бидж на Перекрестке.
Бидж обвела взглядом знакомые лица — и жителей Перекрестка, и чужеземцев: невероятно старого жителя Средиземноморья и африканского пигмея; Хрис и Б'ку что-то готовили у очага и пререкались, как обычно. Бидж подумала, что это самая странная поварская команда в мире. Никто из них не заговорил с Бидж — Хрис и Б'ку яростно смотрели друг на друга, явно не желая друг другу в чем-то уступать. Бидж притворилась, что ничего не заметила, и весело обратилась к Кружке:
— Как поживает новый эль? Кружка нахмурился:
— Кто знает? Мне не разрешается пробовать.
— Как это?
Кружка сделал сердитый жест в сторону Хриса:
— Его Святейшество Патриарх Греческой православной церкви говорит, что эль должен бродить на две недели дольше, чем было тут у нас принято. Он говорит, что потому-то эль и горчил первую неделю.
— Но почему ты просто не откроешь бочку? Кружка устало вздохнул:
— Не знаю. Когда ты лечишь кусачее животное, разве ты станешь гладить его?
Бидж поморщилась. Хрис, иммигрант-грек из Кендрика, был ее величайшим триумфом и самой большой ошибкой. Раньше он вместе с сыном владел рестораном в Кендрике. Старый и больной, страдая от болезни Альцгеймера, Хрис, по совету Бидж, переселился сюда — формально чтобы помочь с готовкой, пока гостиницу восстанавливали после пожара. Главной же целью Бидж было восстановление его здоровья и умственных способностей под влиянием Перекрестка. Хрис на протяжении всей своей жизни управлял ресторанами; если и была надежда на его выздоровление, то она заключалась только в знакомой работе, пока его организм избавляется от дегенеративных последствий болезни Альцгеймера.
Когда Хрис прибыл сюда, здесь еще высились обугленные руины, окруженные штабелями свежесрубленных бревен. Вокруг расположились добровольцы, помогавшие в строительстве и жившие в палатках. Среди строителей были фавны и кентавры; устрашающее существо с телом льва и головой орла, вежливо представившееся ему как грифон, выздоравливало здесь после ужасных ран, одновременно помогая руководить строительством. В течение недели испуганный Хрис молча сторонился всей этой компании.
Через неделю он начал готовить на очаге под открытым небом. Приготовленные им блюда были простыми, но необыкновенно вкусными, щедро сдобренными луком и дикой петрушкой. Кружка был в восторге и охотно снабжал грека душистыми травами, бараниной, говядиной и даже рыбой.
Хрис попросил помочь ему построить печь. Вскоре он уже командовал теми, кто вызвался ему помогать, и они слушались его — сначала с радостью, потом с терпением и наконец обреченно.
Хрис требовал лучшего мяса, более свежей петрушки, более пахучего розмарина. С рассвета он был уже на ногах, проверяя качество бараньих и телячьих туш и бросая на Кружку, Мелину и Б'ку недовольные взгляды.
Бидж узнала о трениях, когда однажды Кружка отвел ее в сторонку и поинтересовался: «Когда-то у этого Хриса была жена. Скажи мне, как она покончила счеты с жизнью?»
Бидж ему посочувствовала. Хрис никогда не работал в ресторане, который бы ему не принадлежал и где он не был бы абсолютным владыкой. Кружка же был — формально — хозяином гостиницы; основной его функцией было военное командование, и впервые в жизни его обошли с фланга.
Бидж подошла к кухонному столу и поздоровалась с Хрисом и Б'ку. Б'ку, пигмей, бежавший из Африки и попавший на Перекресток, ответил ей улыбкой и снова повернулся, чтобы помочь Хрису; в тот же момент улыбка сменилась воинственной гримасой.
Старый грек, одетый в рубашку и мешковатые штаны, которые, возможно, были совсем новыми к концу второй мировой войны, протянул девушке руки и широко улыбнулся:
— Бидж! Как дела у доктора?
— Прекрасно, Хрис. — Такой краткий ответ явно его не удовлетворил, и Бидж добавила: — Просто замечательно.
Теперь старик стал серьезным.
— Как там мой Стан, мой Константин? В порядке?
— У него все хорошо. — Бидж порылась в кармане. — Я привезла от него письмо.
Хрис выхватил послание, еле пробурчав «спасибо». Б'ку закатил глаза и отошел в сторонку, чтобы Хрис мог читать письмо, не прерывая работы.
Они жарили на вертикальном вертеле, который Хрис заставил Кружку установить, барашка. Вертел медленно поворачивался при помощи ременной передачи, соединенной с вращаемым водой колесом. Хрис, не отрываясь от письма, отрезал длинным острым ножом полоски уже зажарившегося мяса, складывая их в плошку с жиром.
Б'ку считал, что должен сопровождать своих (или не совсем своих — все-таки они принадлежали Стефану) овец от рождения до сковородки; теперь он помогал Хрису: поднявшись на цыпочки, начал нарезать мясо уже снятой с вертела и перенесенной на стол туши.
Хрис тут же выхватил у него нож и стал показывать, как это нужно делать — прижав палец к лезвию ножа и согнув остальные, чтобы их не поранить. Б'ку, в свою очередь, сердито выхватил у него нож, но все же стал резать мясо так, как велел ему Хрис.
Над огнем в огромном котле булькало какое-то варево. Б'ку, нахмурившись, посмотрел на котел, покачал головой и что-то сказал Хрису на своем языке, состоящем преимущественно из щелчков и странных гортанных звуков. Убрав письмо в карман, Хрис выразительным жестом показал на развешанные над очагом пучки трав — укропа, розмарина, мяты. Очевидно, они спорили на эту тему уже не в первый раз.
Б'ку затряс головой и демонстративно отошел от котла.
Хрис швырнул на стол половник и закричал на Б'ку:
— Вразо!
Б'ку, упрямо насупившись, не двинулся с места.
— Что такое «вразо»? — шепотом спросила Бидж у Мелины.
— Это значит «я киплю». Он варит суп.
— Разве это также не означает «я сержусь»? Б'ку бросил в ответ единственное слово. Мелина, пожав плечами, перевела, прежде чем Бидж успела задать вопрос:
— А это значит «гиена». Это оскорбление. — Девушки повернулись к Кружке, который устало прокомментировал:
— Он часто это говорит.
Б'ку сорвал с себя передник и выбежал в заднюю дверь. Хрис что-то кричал ему вслед, размахивая руками и показывая на очаг и на Мелину. Девушка-фавн вздохнула, но с улыбкой подошла к нему.
Через несколько минут, нарезая мясо, она запела мелодичным чистым голосом песню, которой ее научил Хрис и в которой говорилось о тоске по родине:
— Ах, милая патрида, когда я вновь увижу тебя? Старый грек постепенно успокоился, поцеловал Мелину в щеку и начал подпевать.
Бидж переключила внимание на Стефана и его учителей. Фавн, обливаясь потом, был похож на бойца, которого атакуют с двух сторон. Он что-то торопливо писал в тетради, а грифон и Кружка дотошно расспрашивали его о предмете, вызывающем у него затруднения.
— Понимаешь ли ты, — спрашивал грифон, — чего хочет от тебя эта твоя преподавательница, кладезь премудрости?
Стефан жалобно покачал головой.
— Тогда ты должен познакомиться с ней получше. — Грифон говорил мягко, но взгляд его был непреклонен. — Если ты закончишь университет, ты станешь первым в истории Перекрестка дипломированным ветеринаром. — Он поднял когтистую лапу, указывая на Бидж. — Каковы бы ни были заслуги доктора Воган, ты только представь себе, что это будет значить для нас.
Стефан кивнул:
— Я и сам очень этого хочу. Но моя первоочередная задача — сдать реферат на научную тему.
— Это не должно быть проблемой. — Кружка, непревзойденный тактик, хоть почти нигде и не учившийся, широким жестом отмел горести Стефана. — Представь себе, что это сражение. — Кружка бессознательно принял боевую стойку. — Чтобы добиться успеха, нужно узнать слабые места противника и использовать их, верно?
— Мне кажется, — робко вставила Бидж, — цель занятий — узнать новое. — Грифон и Кружка оба так на нее посмотрели, что она поспешно умолкла.
Кружка скрестил руки на груди.
— Так вот: эта преподавательница — что она любит? Стефан наморщил лоб и наконец пробормотал:
— Почти на каждом занятии она говорит, что теперь никто больше не знает историю.
— Значит, она сторонница традиций, — кивнул грифон. — Это грозный противник.
— Но теперь мы нащупали ее слабость, не так ли? — Кружка ткнул в грифона пальцем. — Нужно найти историческую тему, о которой она слышала, но мало что знает, хорошенько позаниматься в библиотеке и показать ей, что об этом ты знаешь больше, чем она.
— Она хочет, чтобы я написал хорошую исследовательскую работу, — резонно заметил Стефан.
— Исследовательская работа, — назидательно произнес грифон, — это сконцентрированная и должным образом организованная история.
Стефан выглядел озадаченным.
— Но все на свете — история: Пожалуйста, объясните мне, как историю можно организовать?
— Этого никто не знает, но все уверены в такой возможности, — сухо ответил грифон. — Твоя преподавательница — консерватор или либерал?
— Для Виргинии? Пожалуй, либерал. Она не любит говорить о королях и президентах.
— Очень здравый подход, он многому тебя научит. Напиши эссе, в котором рассматривалась бы роль в истории какого-нибудь из меньшинств. — Какого-нибудь из меньшинств? Небольшой группы людей? — Стефан был искренне изумлен. — Но ведь историю пишут те, кто находится у власти. Какой же урок можно извлечь из истории меньшинств?
— Такой подход даст тебе широкую перспективу. Меньшинства только тем и занимаются, что приходят в себя от уроков истории.
— Приходят в себя от уроков истории… — задумчиво повторил Кружка и покачал головой. — Это никому не удается. — Он умолк и углубился в собственные мысли. Кружка был единственным из своей семьи, кто выжил во время восстания против немцев в Варшавском гетто в конце второй мировой войны. Никого из тех, кого он знал в детстве, не осталось в живых.
Чтобы прервать неловкое молчание, Бидж сказала:
— Моргана — меньшинство, и она играет важную роль в истории Перекрестка.
— Моргана не меньшинство, — поправил ее грифон. — Она — индивид. Меньшинства обладают групповыми характеристиками. У Морганы рыжие волосы, тонкие пальцы, длинные ноги и более страстная любовь к пролитой крови, чем у любой пиявки.
— Она также очень несчастна и очень разгневанна, — пробормотал Кружка. — Она всегда пребывает в ярости и всегда упрекает себя за это, но не в силах остановиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62