— Предводительница кентавров повернулась к Бидж и произнесла официальным тоном: — Доктор, мы постарались обработать рану Хемеры, как ты нас учила.
Кентавры переглянулись; в этом-то и была причина их нервозности. Грудь Хемеры была туго перебинтована, из-под повязки выглядывали белые стерильные салфетки; чтобы предотвратить шок, человеческий торс девушки Полита закутала в одеяло.
— Хорошая работа, — похвалила Бидж, осторожно снимая повязку. — Кто?..
— Я, — ответила Хрисея, опасливо глянув на Политу. Кассандра с возмущением отвернулась.
— А потом Хрисея сказала мне, и мы привезли Хемеру к доктору Воган для… — Полита споткнулась на непривычном слове, которое она слышала на занятиях по первой помощи, — для выяснения прогноза.
— Все правильно. — Бидж вернулась в коттедж, натянула хирургические перчатки и белый халат (скорее, правда, как символ ее профессии), взяла поднос с инструментами и снова подошла к Хемере. Веко у нее начало дергаться.
Бидж опустилась рядом с волокушей на колени и принялась выслушивать стетоскопом легкие Хемеры. К ее облегчению, ни хрипов, ни свиста она не услышала. Она сняла стерильные салфетки, выбрала с подноса с инструментами изогнутый гемостат и стала осторожно прощупывать рану. Хемера, несмотря на все свои усилия, не смогла не поморщиться.
— Стенка грудной клетки не рассечена насквозь.
— Что это значит? — Полита, сложив руки на груди, смотрела на Бидж озабоченно, но сурово.
— Это означает, что большой опасности возникновения нагноения нет и что сравнительно легкого хирургического вмешательства будет достаточно. Я могу зашить рану под наркозом, через несколько дней Хемера сможет ходить, а дней через десять — и носить грузы.
Полита спросила, ничем не выдавая своих чувств:
— А что будет в течение ближайшей недели? Бидж напряглась.
— Через пять дней она будет в состоянии делать дальние переходы — при условии, что это не потребует чрезвычайного напряжения вроде преодоления горных круч. Через три дня она будет в силах ходить и пастись самостоятельно. Через два дня она будет в полном сознании. — Бидж неохотно добавила: — Первый день она будет в полубессознательном состоянии и еще один день будет нуждаться в особом уходе.
Полита кивнула; ее глаза были полны сострадания и печали.
— Я так и думала. — Хемера судорожно втянула воздух, и это заставило ее поморщиться от боли. Полита низко склонилась к девушке-кентавру и стала гладить ее волосы. Хемера, дрожа и стараясь не застонать, прижалась щекой к ее руке.
Полита отняла руку:
— У тебя есть лекарство, доктор. Убей ее сейчас. В мертвой тишине Бидж решительно ответила:
— Я этого не сделаю.
— Доктор Воган, у нас нет выбора. Мы завтра уходим на юг. — Хемера поправится через пять дней.
— Пять дней ждать мы не можем. Чтобы прокормиться, мы должны уйти на юг. Ты должна убить ее, Бидж, или это придется сделать мне; было бы жестоко просто оставить ее умирать. — Полита рассуждала со всей доступной ей убедительностью. — Это тяжело, Бидж, но таковы наши обычаи. Мы все вместе отправляемся на юг…
— Мне нет до этого дела.
Полита подняла брови: голос Бидж прозвучал слишком громко.
— Это не твой выбор, доктор. Хемера принадлежит к моему народу…
— Она также моя пациентка.
— Разве ветеринары никогда не убивают своих пациентов по требованию клиента? Разве ты этого не делала? Бидж решительно помотала головой:
— Только не с разумными видами. Применительно к мыслящему существу — никогда. — Она вспомнила о Хорвате и поняла, что лжет.
— Мне приходилось обрекать мыслящие существа на смерть, — спокойно ответила Полита. — Я выбираю тех, кто должен умереть. Это обязанность Каррона, Бидж. То, что я делаю это, важно для моего народа…
— Ты хочешь кого-то убить? — Бидж загородила собой Хемеру. — Убей меня. Убей прямо сейчас. Лягни меня в голову, я умру от кровоизлияния в мозг. Убей меня, потом Хемеру.
Все кентавры, включая Хрисею, не сводили с Политы глаз. Бидж продолжала:
— Я могу спасти ее, Полита. Пожалуйста, поверь: это так. Просто избавиться от нее, как это делают люди со своими домашними любимцами…
— Она не домашний любимец, Бидж, и я никогда не смогла бы» избавиться от нее «. Мое решение продиктовано не ленью или равнодушием, ты же знаешь это.
— Хорошо, я знаю это. Считай ее умершей; оставь ее умирать здесь. — Бидж тяжело дышала. — Если она полностью не выздоровеет, я убью ее сама.
— Ты обещаешь?
— Да, я обещаю.
— И это будет безболезненно?
— Да. Только до этого не дойдет. — Бидж снова поймала себя на том, что говорит слишком громко, но ничего с собой не могла поделать. — Я ее прооперирую, она поправится и потом догонит вас. Если я ошибаюсь, я убью ее, обещаю. — Бидж сделала глубокий вдох. — Если я нарушу свое обещание, вернись и затопчи меня до смерти.
Полита долго молча смотрела на нее, потом обернулась к остальным и сказала:
— Мы уходим на юг — без Хемеры. Если она нас не догонит, я ненадолго вернусь. Спасибо всем вам за то добро, которое вы сделали Хемере. — Она медленно потрусила с холма, и остальные двинулись следом; последней шла, часто оборачиваясь, Хрисея. Только Кассандра задержалась около волокуши с Хемерой.
— Почему нам приходится все время бороться друг с другом? — пробормотала Бидж.
— Потому что перемены даются нам трудно, и Полита только учится приспосабливаться к ним.
— Недостаточно быстро. Она ведь хотела позволить Хемере умереть.
Кассандра опустила руку на плечо Бидж, и та оказалась пригвождена к месту.
— Послушай. Я скажу, что думаю. — Она взглянула вслед удаляющейся Полите и лукаво улыбнулась. — Хоть мои слова и не всегда нравятся. Полита оплакивает своего Несиоса, и это хорошо, потому что так и должно быть. Он любил ее, как никто из нашего народа никогда не любил, и это тоже хорошо, потому что она того заслуживает. Полита думает, что Несиос был самым лучшим вождем, какой только когда-нибудь был у кентавров, — и это плохо, потому что это не так. Лучшим вождем является она сама.
Благодаря ей и тебе мы научились заботиться о своем здоровье и лечить мелкие болячки. Мы теперь уже не с такой готовностью убиваем друг друга; мы становимся мудрее благодаря опыту остающихся в живых старых кентавров. — Кассандра посмотрела на Хрисею, которая все оглядывалась назад. — Не все из нас еще это понимают, но это так. Политу наш народ будет помнить всегда.
Бидж высвободилась из-под ее руки:
— Так что: стоит ей разгневаться, я должна поднимать руки кверху?
— Нет. — Кассандра наклонилась и заглянула в лицо Бидж. — Когда она отдаст приказ и потом передумает, прислушавшись к твоим доводам, просто следует отдать должное ее величию.
Бидж резко повернулась и ушла в дом. захлопнув за собой дверь. Лори с непременной сигаретой подняла глаза от книги.
— С тобой все в порядке?
— Теперь я понимаю, почему лошадей пристреливают.
— Бидж, да ты же плачешь!..
— Открой дверь и принимайся мыться перед операцией. Лори умолкла и начала мыться.
Операция была бы нетрудной для хирурга, будь пациентом человек, и для ветеринара, если бы лечить приходилось лошадь.
Хемера лежала на боку на самом большом одеяле, какое только нашлось у Бидж; одеяло пришлось расстелить прямо на снегу у порога дома. Бидж лежала рядом с Хемерой в позе автомеханика, отсоединяющего карбюратор, бетадином и спиртом дезинфицируя кожу вокруг раны.
Лори вынесла из коттеджа анестезиологический аппарат и воткнула опору прямо в землю.
— Всегда обожала делать все на живую нитку. До чего же здорово: современная хирургия в походных условиях… Еще немного, и мы начнем метать в пациентов скальпели через всю лужайку…
Хемера бросила на нее боязливый взгляд; как у испуганной лошади, ее глаза выкатились, стали видны белки. Она явно была в шоке, но прекрасно понимала все, что слышала. Лори похлопала ее по руке.
— Не трусь. Мы свое дело знаем, Бидж прекрасный хирург, так что с тобой все будет в порядке. — Она ввела катетер в вену, бормоча себе под нос: — Господи, до чего же я ненавижу работать с пациентами, которые умеют разговаривать.
Обложить операционное поле простынями было трудно, но возможно. Бидж закрепила простыню на шее Хемеры и предупредила ту, чтобы она не шевелилась. Хемера еле заметно кивнула и замерла в полной неподвижности.
Бидж принялась очищать саму рану, дождалась, пока Хемера уснет, и спросила Лори:
— Что ты ей ввела?
Лори отрегулировала подачу лекарства.
— Суритал. Черт побери, это же барбитурат: раз он годится и для людей, и для лошадей, должен годиться для кентавров. — А как ты определила дозу?
— Чтобы получить нужный аффект, можно сложить то, что нужно человеку, и то, что нужно лошади, верно? А вообще лучше не спрашивай. — Бидж взглянула на капельницу, увидела, как непрерывная струйка течет через катетер, и решила, что действительно вопросов лучше не задавать.
Через несколько секунд Бидж ущипнула Хемеру за руку; реакции не последовало.
— Она отключилась? — спросила Лори.
— По-видимому. Так или иначе, я начинаю: не хочется держать ее под наркозом долго.
Дальше начались совершенно рутинные действия, говорила себе Бидж. Если бы не размер раны, если бы не то, что оперировала она человеческое тело, если бы не приходилось делать все, лежа на боку…
Она начала с самых нижних слоев мышц. Лори, стоя на коленях рядом с подносом с инструментами, заглядывала через ее плечо.
— Ну и мускулы у этой деточки!
— Все кентавры очень сильные. Ты только посмотри, каким мощным должно быть человеческое тело, чтобы соответствовать лошадиному. Мне придется использовать очень толстую нить.
Лори подала ей хирургическую иглу с нитью номер два:
— Боже мой, такое впечатление, что ты шьешь бечевкой.
— Швы не должны разойтись. Ей ведь через десять дней придется носить тяжести. — Бидж делала большие стежки, каждый раз закрепляя нить. Дойдя до конца раны, приходившегося как раз над сердцем, она вздохнула: — На три сантиметра глубже, и она была бы мертва.
Потом Бидж перешла к подкожному слою, теперь уже используя более тонкую нить.
— Так вот как выглядят мышцы человека? — проворчала Лори. — У животных точно такие же.
— Ткани есть ткани, — ответила Бидж, быстро зашивая непрерывным швом клетчатку.
Лори удивленно моргнула, когда Бидж дошла до конца раны.
— Вот это скорость! Как тебе удалось научиться так быстро шить?
— Слишком много практики. — У Бидж устали руки, которые приходилось все время поднимать вверх, но останавливаться ей не хотелось. — Ну вот, теперь осталась только кожа.
Лори смотрела на рану, нахмурившись.
— У нее, бедняги, останутся жуткие шрамы.
— Ах, какая жалость, подумать только! — рявкнула Бидж через плечо. — Меня больше волнует, чтобы рана не разошлась, так что лучше пусть уж Хемера переживет крестообразные стежки. Такова проза жизни.
— Хорошо, хорошо… — Лори бросила на Бидж странный взгляд, но больше ничего не сказала.
Лори была права: стежки оставят на коже шрамы. Но по крайней мере рана заживет. Бидж завязала последний узел, сняла простыни, проложенные вокруг операционного поля, и, спотыкаясь, ушла в дом смывать с себя кровь.
Через несколько минут в дверь заглянула Лори:
— Она уже частично пришла в себя. Похоже, я чуть не ошиблась с дозой. — Она ухмыльнулась. — Врач, излечи кентавра. Ты вовремя управилась. — Она закурила. — Выходит, я теперь могу давать наркоз людям? То-то я разбогатею!
Бидж сидела на кровати; ее бил озноб, и она не могла заставить себя не дрожать.
— Почему бы и нет?
— Правильно. — Лори бросила быстрый взгляд через плечо на Хемеру, вошла в комнату и достала рюкзак Бидж. — Укладывайся. Ты теперь мой пациент, и я предписываю тебе отдых.
— Не могу. — Бидж все еще продолжала дрожать. — Ты только взгляни вокруг: тут же все нужно приводить в порядок, да и подменить меня некому… — Она вдруг начала плакать.
Лори покачала головой:
— Я тебя уже видела в таком состоянии — после смерти матери.
Мать Бидж, тоже больная хореей Хантингтона, покончила с собой, оставив Бидж записку. Только тогда впервые Бидж узнала о том, чем была больна ее мать, и о своих собственных шансах унаследовать болезнь.
— Ты тогда страдала от бессонницы, — продолжала Лори. — Как у тебя с этим сейчас?
Бидж, ощущая одновременно и напряжение, и изнеможение, ничего не ответила.
Из двери раздался мягкий голос:
— Позволено будет и мне вставить словечко? — Грифон устало опустился на снег, задыхаясь после подъема на холм. Лори немедленно принялась его отчитывать:
— Тебе не следовало приходить!
— Я беспокоился о тебе. — Грифон снова повернулся к Бидж. — Я знаю, как серьезно ты относишься к своим обязанностям, это очень похвально. Однако ты уже не можешь держать себя в руках, скоро ты начнешь делать и профессиональные ошибки, так что проку от тебя станет немного. — Он перевел взгляд на собственные когти и, помолчав, продолжал: — Поэтому, хоть я и не медик, позволю себе дать совет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62
Кентавры переглянулись; в этом-то и была причина их нервозности. Грудь Хемеры была туго перебинтована, из-под повязки выглядывали белые стерильные салфетки; чтобы предотвратить шок, человеческий торс девушки Полита закутала в одеяло.
— Хорошая работа, — похвалила Бидж, осторожно снимая повязку. — Кто?..
— Я, — ответила Хрисея, опасливо глянув на Политу. Кассандра с возмущением отвернулась.
— А потом Хрисея сказала мне, и мы привезли Хемеру к доктору Воган для… — Полита споткнулась на непривычном слове, которое она слышала на занятиях по первой помощи, — для выяснения прогноза.
— Все правильно. — Бидж вернулась в коттедж, натянула хирургические перчатки и белый халат (скорее, правда, как символ ее профессии), взяла поднос с инструментами и снова подошла к Хемере. Веко у нее начало дергаться.
Бидж опустилась рядом с волокушей на колени и принялась выслушивать стетоскопом легкие Хемеры. К ее облегчению, ни хрипов, ни свиста она не услышала. Она сняла стерильные салфетки, выбрала с подноса с инструментами изогнутый гемостат и стала осторожно прощупывать рану. Хемера, несмотря на все свои усилия, не смогла не поморщиться.
— Стенка грудной клетки не рассечена насквозь.
— Что это значит? — Полита, сложив руки на груди, смотрела на Бидж озабоченно, но сурово.
— Это означает, что большой опасности возникновения нагноения нет и что сравнительно легкого хирургического вмешательства будет достаточно. Я могу зашить рану под наркозом, через несколько дней Хемера сможет ходить, а дней через десять — и носить грузы.
Полита спросила, ничем не выдавая своих чувств:
— А что будет в течение ближайшей недели? Бидж напряглась.
— Через пять дней она будет в состоянии делать дальние переходы — при условии, что это не потребует чрезвычайного напряжения вроде преодоления горных круч. Через три дня она будет в силах ходить и пастись самостоятельно. Через два дня она будет в полном сознании. — Бидж неохотно добавила: — Первый день она будет в полубессознательном состоянии и еще один день будет нуждаться в особом уходе.
Полита кивнула; ее глаза были полны сострадания и печали.
— Я так и думала. — Хемера судорожно втянула воздух, и это заставило ее поморщиться от боли. Полита низко склонилась к девушке-кентавру и стала гладить ее волосы. Хемера, дрожа и стараясь не застонать, прижалась щекой к ее руке.
Полита отняла руку:
— У тебя есть лекарство, доктор. Убей ее сейчас. В мертвой тишине Бидж решительно ответила:
— Я этого не сделаю.
— Доктор Воган, у нас нет выбора. Мы завтра уходим на юг. — Хемера поправится через пять дней.
— Пять дней ждать мы не можем. Чтобы прокормиться, мы должны уйти на юг. Ты должна убить ее, Бидж, или это придется сделать мне; было бы жестоко просто оставить ее умирать. — Полита рассуждала со всей доступной ей убедительностью. — Это тяжело, Бидж, но таковы наши обычаи. Мы все вместе отправляемся на юг…
— Мне нет до этого дела.
Полита подняла брови: голос Бидж прозвучал слишком громко.
— Это не твой выбор, доктор. Хемера принадлежит к моему народу…
— Она также моя пациентка.
— Разве ветеринары никогда не убивают своих пациентов по требованию клиента? Разве ты этого не делала? Бидж решительно помотала головой:
— Только не с разумными видами. Применительно к мыслящему существу — никогда. — Она вспомнила о Хорвате и поняла, что лжет.
— Мне приходилось обрекать мыслящие существа на смерть, — спокойно ответила Полита. — Я выбираю тех, кто должен умереть. Это обязанность Каррона, Бидж. То, что я делаю это, важно для моего народа…
— Ты хочешь кого-то убить? — Бидж загородила собой Хемеру. — Убей меня. Убей прямо сейчас. Лягни меня в голову, я умру от кровоизлияния в мозг. Убей меня, потом Хемеру.
Все кентавры, включая Хрисею, не сводили с Политы глаз. Бидж продолжала:
— Я могу спасти ее, Полита. Пожалуйста, поверь: это так. Просто избавиться от нее, как это делают люди со своими домашними любимцами…
— Она не домашний любимец, Бидж, и я никогда не смогла бы» избавиться от нее «. Мое решение продиктовано не ленью или равнодушием, ты же знаешь это.
— Хорошо, я знаю это. Считай ее умершей; оставь ее умирать здесь. — Бидж тяжело дышала. — Если она полностью не выздоровеет, я убью ее сама.
— Ты обещаешь?
— Да, я обещаю.
— И это будет безболезненно?
— Да. Только до этого не дойдет. — Бидж снова поймала себя на том, что говорит слишком громко, но ничего с собой не могла поделать. — Я ее прооперирую, она поправится и потом догонит вас. Если я ошибаюсь, я убью ее, обещаю. — Бидж сделала глубокий вдох. — Если я нарушу свое обещание, вернись и затопчи меня до смерти.
Полита долго молча смотрела на нее, потом обернулась к остальным и сказала:
— Мы уходим на юг — без Хемеры. Если она нас не догонит, я ненадолго вернусь. Спасибо всем вам за то добро, которое вы сделали Хемере. — Она медленно потрусила с холма, и остальные двинулись следом; последней шла, часто оборачиваясь, Хрисея. Только Кассандра задержалась около волокуши с Хемерой.
— Почему нам приходится все время бороться друг с другом? — пробормотала Бидж.
— Потому что перемены даются нам трудно, и Полита только учится приспосабливаться к ним.
— Недостаточно быстро. Она ведь хотела позволить Хемере умереть.
Кассандра опустила руку на плечо Бидж, и та оказалась пригвождена к месту.
— Послушай. Я скажу, что думаю. — Она взглянула вслед удаляющейся Полите и лукаво улыбнулась. — Хоть мои слова и не всегда нравятся. Полита оплакивает своего Несиоса, и это хорошо, потому что так и должно быть. Он любил ее, как никто из нашего народа никогда не любил, и это тоже хорошо, потому что она того заслуживает. Полита думает, что Несиос был самым лучшим вождем, какой только когда-нибудь был у кентавров, — и это плохо, потому что это не так. Лучшим вождем является она сама.
Благодаря ей и тебе мы научились заботиться о своем здоровье и лечить мелкие болячки. Мы теперь уже не с такой готовностью убиваем друг друга; мы становимся мудрее благодаря опыту остающихся в живых старых кентавров. — Кассандра посмотрела на Хрисею, которая все оглядывалась назад. — Не все из нас еще это понимают, но это так. Политу наш народ будет помнить всегда.
Бидж высвободилась из-под ее руки:
— Так что: стоит ей разгневаться, я должна поднимать руки кверху?
— Нет. — Кассандра наклонилась и заглянула в лицо Бидж. — Когда она отдаст приказ и потом передумает, прислушавшись к твоим доводам, просто следует отдать должное ее величию.
Бидж резко повернулась и ушла в дом. захлопнув за собой дверь. Лори с непременной сигаретой подняла глаза от книги.
— С тобой все в порядке?
— Теперь я понимаю, почему лошадей пристреливают.
— Бидж, да ты же плачешь!..
— Открой дверь и принимайся мыться перед операцией. Лори умолкла и начала мыться.
Операция была бы нетрудной для хирурга, будь пациентом человек, и для ветеринара, если бы лечить приходилось лошадь.
Хемера лежала на боку на самом большом одеяле, какое только нашлось у Бидж; одеяло пришлось расстелить прямо на снегу у порога дома. Бидж лежала рядом с Хемерой в позе автомеханика, отсоединяющего карбюратор, бетадином и спиртом дезинфицируя кожу вокруг раны.
Лори вынесла из коттеджа анестезиологический аппарат и воткнула опору прямо в землю.
— Всегда обожала делать все на живую нитку. До чего же здорово: современная хирургия в походных условиях… Еще немного, и мы начнем метать в пациентов скальпели через всю лужайку…
Хемера бросила на нее боязливый взгляд; как у испуганной лошади, ее глаза выкатились, стали видны белки. Она явно была в шоке, но прекрасно понимала все, что слышала. Лори похлопала ее по руке.
— Не трусь. Мы свое дело знаем, Бидж прекрасный хирург, так что с тобой все будет в порядке. — Она ввела катетер в вену, бормоча себе под нос: — Господи, до чего же я ненавижу работать с пациентами, которые умеют разговаривать.
Обложить операционное поле простынями было трудно, но возможно. Бидж закрепила простыню на шее Хемеры и предупредила ту, чтобы она не шевелилась. Хемера еле заметно кивнула и замерла в полной неподвижности.
Бидж принялась очищать саму рану, дождалась, пока Хемера уснет, и спросила Лори:
— Что ты ей ввела?
Лори отрегулировала подачу лекарства.
— Суритал. Черт побери, это же барбитурат: раз он годится и для людей, и для лошадей, должен годиться для кентавров. — А как ты определила дозу?
— Чтобы получить нужный аффект, можно сложить то, что нужно человеку, и то, что нужно лошади, верно? А вообще лучше не спрашивай. — Бидж взглянула на капельницу, увидела, как непрерывная струйка течет через катетер, и решила, что действительно вопросов лучше не задавать.
Через несколько секунд Бидж ущипнула Хемеру за руку; реакции не последовало.
— Она отключилась? — спросила Лори.
— По-видимому. Так или иначе, я начинаю: не хочется держать ее под наркозом долго.
Дальше начались совершенно рутинные действия, говорила себе Бидж. Если бы не размер раны, если бы не то, что оперировала она человеческое тело, если бы не приходилось делать все, лежа на боку…
Она начала с самых нижних слоев мышц. Лори, стоя на коленях рядом с подносом с инструментами, заглядывала через ее плечо.
— Ну и мускулы у этой деточки!
— Все кентавры очень сильные. Ты только посмотри, каким мощным должно быть человеческое тело, чтобы соответствовать лошадиному. Мне придется использовать очень толстую нить.
Лори подала ей хирургическую иглу с нитью номер два:
— Боже мой, такое впечатление, что ты шьешь бечевкой.
— Швы не должны разойтись. Ей ведь через десять дней придется носить тяжести. — Бидж делала большие стежки, каждый раз закрепляя нить. Дойдя до конца раны, приходившегося как раз над сердцем, она вздохнула: — На три сантиметра глубже, и она была бы мертва.
Потом Бидж перешла к подкожному слою, теперь уже используя более тонкую нить.
— Так вот как выглядят мышцы человека? — проворчала Лори. — У животных точно такие же.
— Ткани есть ткани, — ответила Бидж, быстро зашивая непрерывным швом клетчатку.
Лори удивленно моргнула, когда Бидж дошла до конца раны.
— Вот это скорость! Как тебе удалось научиться так быстро шить?
— Слишком много практики. — У Бидж устали руки, которые приходилось все время поднимать вверх, но останавливаться ей не хотелось. — Ну вот, теперь осталась только кожа.
Лори смотрела на рану, нахмурившись.
— У нее, бедняги, останутся жуткие шрамы.
— Ах, какая жалость, подумать только! — рявкнула Бидж через плечо. — Меня больше волнует, чтобы рана не разошлась, так что лучше пусть уж Хемера переживет крестообразные стежки. Такова проза жизни.
— Хорошо, хорошо… — Лори бросила на Бидж странный взгляд, но больше ничего не сказала.
Лори была права: стежки оставят на коже шрамы. Но по крайней мере рана заживет. Бидж завязала последний узел, сняла простыни, проложенные вокруг операционного поля, и, спотыкаясь, ушла в дом смывать с себя кровь.
Через несколько минут в дверь заглянула Лори:
— Она уже частично пришла в себя. Похоже, я чуть не ошиблась с дозой. — Она ухмыльнулась. — Врач, излечи кентавра. Ты вовремя управилась. — Она закурила. — Выходит, я теперь могу давать наркоз людям? То-то я разбогатею!
Бидж сидела на кровати; ее бил озноб, и она не могла заставить себя не дрожать.
— Почему бы и нет?
— Правильно. — Лори бросила быстрый взгляд через плечо на Хемеру, вошла в комнату и достала рюкзак Бидж. — Укладывайся. Ты теперь мой пациент, и я предписываю тебе отдых.
— Не могу. — Бидж все еще продолжала дрожать. — Ты только взгляни вокруг: тут же все нужно приводить в порядок, да и подменить меня некому… — Она вдруг начала плакать.
Лори покачала головой:
— Я тебя уже видела в таком состоянии — после смерти матери.
Мать Бидж, тоже больная хореей Хантингтона, покончила с собой, оставив Бидж записку. Только тогда впервые Бидж узнала о том, чем была больна ее мать, и о своих собственных шансах унаследовать болезнь.
— Ты тогда страдала от бессонницы, — продолжала Лори. — Как у тебя с этим сейчас?
Бидж, ощущая одновременно и напряжение, и изнеможение, ничего не ответила.
Из двери раздался мягкий голос:
— Позволено будет и мне вставить словечко? — Грифон устало опустился на снег, задыхаясь после подъема на холм. Лори немедленно принялась его отчитывать:
— Тебе не следовало приходить!
— Я беспокоился о тебе. — Грифон снова повернулся к Бидж. — Я знаю, как серьезно ты относишься к своим обязанностям, это очень похвально. Однако ты уже не можешь держать себя в руках, скоро ты начнешь делать и профессиональные ошибки, так что проку от тебя станет немного. — Он перевел взгляд на собственные когти и, помолчав, продолжал: — Поэтому, хоть я и не медик, позволю себе дать совет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62