Фраза, делавшая видимой лестницу, звучала как «Этуис миара кориатуан кирус», что означало: «Твоя бабушка оскорбляет цыплят». Пароль на первой площадке был «Кларин маргил» — «Малина в седле», а дверь на самом верху отпиралась словом «ноденсе» — «почти».
Серегил намеренно придумал эту бессмыслицу, чтобы никто не мог случайно угадать секретные слова. Только последняя команда, открывающая дверь в комнату Серегила, имела смысл: «Боктерса» было названием его родного дома. Серегил пересек комнату, освещая себе дорогу светящимся камнем, и зажег огонь в камине. Когда пламя разгорелось, хозяин изумленно огляделся.
— Клянусь руками Иллиора, уж не навел ли ты здесь порядок, прежде чем отправиться на улицу Колеса?
— Лишь настолько, чтобы можно было безопасно пройти по комнате, — ответил Алек, пробираясь к своей аккуратной узкой постели в углу рядом с очагом. Он не особенно обращал внимание на тот беспорядок, в котором обычно обитал Серегил, но ему действительно не нравилось, если босая нога натыкалась на какой-нибудь острый предмет или на голову падало что-то тяжелое с полки. Повесив рапиру и лук на стену над кроватью. Алек со вздохом облегчения вытянулся на постели.
Серегил опустился на кушетку перед камином.
— Знаешь, мне пришло в голову, что жить здесь тебе не так уж удобно. После того как у тебя была собственная комната, хочу я сказать. Может, стоит подумать о расширении наших покоев? Ведь с каждой стороны есть по пустой комнате.
— Не беспокойся на мой счет. — Алек зевнул и закинул руки за голову. — Меня вполне устраивает то, что есть.
Серегил улыбнулся, глядя на пыльную паутину, колышущуюся над головой.
— Меня тоже, если уж на то пошло.
Удовольствие, которое Серегил и Алек испытывали, вернувшись в гостиницу, оказалось несколько омрачено неожиданным отсутствием работы. Те поручения, которые накопились за время их поездки в Уотермид, касались всяких мелочей, а всю следующую неделю и таких не попадалось.
Впервые за время их знакомства Алек видел Серегила скучающим.
К тому же конец зимы был самым неприятным сезоном в Римини, несмотря на то что дни начали удлиняться. Ледяные дожди сменялись густым туманом, и серая сырость проникала, казалось, повсюду. Алек стал поздно просыпаться, да и днем клевал носом над всем, чем бы ни занимался, убаюкиваемый постоянным стуком дождя. Серегил же, наоборот, становился все более беспокойным.
Вернувшись от Нисандера одним промозглым днем в конце достина, Алек обнаружил, что Серегил трудится над чем-то за письменным столом. Лежащий перед ним пергамент был наполовину покрыт музыкальными набросками, но Серегил, казалось, уже утратил интерес к своему занятию. Опершись подбородком на руку, он мрачно смотрел на сгустившийся за окном туман, словно отвергнутый любовник.
— Ты узнал у Рири, нет ли чего новенького? — спросил он, не поворачивая головы.
— Ничего, — ответил Алек, кладя на стол полученные у волшебника книги.
— Проклятие. Я уже узнавал во всех других местах — тоже ничего. Если люди решат вести себя так и дальше, мы завоем от скуки.
— Не сыграть ли нам в бакши? — предложил Алек. — Следовало бы попрактиковаться в тех уловках, что ты показал мне вчера.
— Может быть, попозже. Я что-то не в настроении. — Виновато пожав плечами, Серегил вернулся к прежнему занятию.
«Как угодно», — подумал Алек. Расчистив себе место у стола в середине комнаты, он принялся изучать справочник по редким животным, который дал ему Нисандер. Текст был слишком труден для него, но юноша упрямо расшифровывал абзац за абзацем, полагаясь на иллюстрации, когда смысл написанного понять не удавалось. За окном клубился холодный туман, в камине потрескивали поленья, рядом стояла чашка чая — можно было неплохо провести время.
Занятие Алека требовало, однако, сосредоточенности, поддерживать которую скоро оказалось невозможно: Серегил встал из-за стола и принялся бродить по комнате. Сначала он занялся было необычным замком, который как-то попал ему в руки, и со скрежетом стал открывать его отмычкой. Через несколько секунд он бросил замок на полку и исчез в своей комнате, где принялся рыться в ящиках, что-то громко говоря то ли себе, то ли верной Руете.
Вскоре он появился с целой охапкой свитков пергамента, сгреб подушки, разбросанные по всей комнате, и устроился на них перед камином. Но читать ему тоже скоро надоело. С громким шуршанием и под недовольное бурчание Серегила часть свитков полетела в огонь, а другие пополнили собой пыльную кучу под кушеткой. Покончив с этим делом, Серегил откинулся на подушки и принялся насвистывать сквозь зубы, отбивая такт ногой.
Даже великолепный бестиарий, полученный от Нисандера, не мог заставить Алека не отвлекаться. Осознав, что он только что прочел одну и ту же фразу по третьему разу, юноша аккуратно закрыл книгу.
— Мы могли бы потренироваться в стрельбе из лука на заднем дворе, — предложил он, стараясь скрыть раздражение. Серегил удивленно поднял на Алека глаза.
— Ох, прости. Я тебе мешаю?
— Ну…
Серегил со вздохом поднялся.
— Сегодня я не гожусь для приличного общества, но надоедать тебе не буду. — С этими словами он снова прошел в свою комнату и через несколько минут появился в своем самом нарядном плаще. Как заметил Алек, вместо мятой туники на Серегиле теперь были камзол и штаны.
— Куда ты отправляешься?
— Думаю, просто немного прогуляюсь, подышу воздухом, — ответил Серегил, стараясь не встречаться с Алеком глазами.
— Подожди минутку, я тоже пойду.
— Нет-нет, ты читай, — поспешно возразил Серегил. — И скажи Триис, чтобы она не ждала меня к ужину. Я могу вернуться поздно.
Дверь за ним закрылась, и Алек остался один в комнатах.
— Ну, по крайней мере на этот раз он не взял с собой свой дорожный мешок, — проворчал Алек, обращаясь к Руете, которая свернулась клубочком на стопке книг. Кошка только моргнула в ответ.
Алек снова открыл книгу, но обнаружил, что не в состоянии больше сосредоточиться.
Махнув на чтение рукой, он заварил себе чаю и, пока тот настаивался, заглянул в комнату Серегила, однако никаких указаний на то, что затеял друг, в хаотическом беспорядке не обнаружил.
«Что на него нашло — убежал как сумасшедший…»
За исключением того своего таинственного путешествия, Серегил со времени празднества Сакора во все посвящал Алека, делил с ним все свои занятия. Однако сейчас он вел себя не так, словно отправлялся на работу.
На столе все еще лежал пергамент. Алек наклонился и обнаружил наброски песни. Слова кое-где были смазаны, целые строчки вычеркнуты или сильно исправлены. То, что в конце концов осталось, выглядело так:
Ах, утешь мое бедное сердце Поцелуем холодным как лед. Обещай, что лишь мне ты отдашься, Лги хотя б эту ночь напролет. Сладок сон, но горько пробужденье, Когда нас разлучает рассвет. Мне метаться в холодной постели, Для других твой любезный привет.
С изумрудом глаза твои схожи, С чистым золотом — кудри твои. Стоят дорого нежные ласки…
Дальше шел еще куплет, вычеркнутый так решительно, что было ясно — автор совсем впал в меланхолию.
Поля листа были заполнены всякими незаконченными рисунками — полумесяц Иллиора, тщательно вырисованный глаз, круги, спирали, стрелки, профиль привлекательного молодого человека. В нижнем левом углу оказался небрежный, но легко узнаваемый портрет Алека, комично хмурящегося над книгой, — должно быть, Серегил увидел его отражение в оконном стекле.
Откладывая лист, Алек заметил знакомый переплет среди сложенных на столе книг. Это был футляр, в котором хранился дневник солдата— ауренфэйе, обнаруженный ими в библиотеке. Юноша считал, что Серегил вернул его вместе с остальными трудами — ведь речи о нем больше никогда не заходило, как и о том упоминании таинственного Пожирателя Смерти.
Алек открыл дневник и начал осторожно перелистывать ветхие страницы. Хотя он не мог прочесть записи, листы казались ему точно такими же, какими он их помнил.
Вернув футляр на место. Алек впервые задумался о том, не вызвано ли беспокойство Серегила, которое он замечал в последние дни, чем-то большим, нежели просто непогода и скука. Если подумать, ведь и в Уотермиде Серегил был беспокоен. В те ночи, когда они спали в одной постели, друг его метался и что-то бормотал во сне. Такого с ним раньше не бывало. Что за секреты мучили Серегила?
— А может быть, он просто страдает по своей зеленоглазой возлюбленной?
— принялся вслух размышлять Алек, с любопытством снова проглядывая написанное на пергаменте. Руета не выразила никакого мнения по данному поводу, и вскоре Алек стал бродить по комнате, придумывая разнообразные невинные вопросы, с помощью которых удалось бы навести Серегила на интересующую его тему, когда тот вернется.
Только когда еще это случится…
Медленно тянущийся ненастный день угнетал Алека; он снова взялся за книгу и читал до тех пор, пока совсем не стемнело. Поднявшись, чтобы зажечь свечу, Алек заметил, что дождь прекратился. За окружающей двор стеной в тумане приветливо горели фонари.
Внезапно комната показалась юноше тесной и душной. Почему, собственно, ему бы и не выйти? Почему эта мысль не возникла раньше? Переодевшись в камзол и плащ, Алек сбежал по лестнице.
Дверь между кухней и кладовой была открыта. Алек заметил Силлу, мирно кормившую грудью Лутаса посреди суматохи приготовлений к ужину и свободной рукой перебиравшую яблоки в корзине. Малыш жадно сосал, вцепившись ручонками в завязки распахнутого ворота, и обнаженная грудь женщины мерно колыхалась.
Приключение с Илинестрой изменило отношение Алека к подобного рода зрелищам. Он виновато покраснел, когда Силла подняла глаза и заметила его через дверь.
— Я думала, ты уже ушел, — окликнула она Алека.
— Э-э… нет. Я только собрался… То есть… Видишь, дождь кончился, вот я и решил прогуляться. — Он неопределенно махнул рукой в сторону двери.
— Не подержишь ты малыша минутку, прежде чем уйти? — спросила Силла, отрывая малыша от соска. — У меня рука отвалится, если не переложить его.
Алек взял ребенка и держал его, пока Силла передвигала корзину и обнажала другую грудь, набухшую от молока. Тонкая струйка брызнула из соска при движении; Алек стоял так близко, что заметил жемчужные капли, упавшие на красную кожуру яблока. Он отвел глаза, почувствовав головокружение. Лутас сонно пискнул и принялся сосать полу плаща Алека.
— Если посмотреть, с какой жадностью он сосет, можно подумать, что бедняжке лишней капельки не перепадает, а ты только посмотри на меня! — весело воскликнула Силла, отбирая у Алека сына и прикладывая его к другой груди. — Да помилует меня Создатель, молока у меня больше, чем у козы моей бабушки!
Не в силах придумать подходящего ответа, Алек поспешно кивнул и повернулся к двери.
— Эй. Алек, вот тебе за труды. — Силла кинула ему яблоко.
Пальцы юноши ощутили влагу на кожуре; Алек торопливо сунул яблоко в карман и выскочил во двор.
Там, подставив лицо прохладному туману, он позволил себе со смесью вины и удовольствия мысленно воссоздать всю сцену. Силла никогда не обращалась с ним иначе как с другом, и до сих пор Алеку в голову не приходило видеть в ней привлекательную женщину Конечно, она по крайней мере лет на шесть старше его, и вряд ли ее отношение к нему изменится.
Поправив перевязь с рапирой и поглубже натянув капюшон плаща, Алек вышел за ворота, не зная еще, куда пойдет. Туман пах дымом и морем. Алек перебросил полу плаща через плечо, наслаждаясь холодным ночным воздухом.
Обойдя стороной Жатвенный рынок, он через улицу Кузнецов вышел на улицу Золотого Шлема и двинулся по ней, любуясь катящимися мимо экипажами. Как только Алек вышел к фонтану Астеллуса, его неожиданно словно осенило.
Напротив светлой, похожей на храм колоннады, за запруженной народом площадью высилась изящная арка, за которой начиналась улица Огней. Алек много раз проходил по ней по дороге в театр или в игорные дома, и Серегил часто шутил, что на обратном пути им стоило бы заглянуть в какой-нибудь притон, но почему-то до дела так и не дошло. Алек и не думал, что когда— нибудь дойдет. До этого вечера.
Цветные фонари — розовые, желтые, зеленые и белые — мягко сияли сквозь туман; каждый цвет говорил о том, какого рода услада ждет гостя. Розовый означал женщин для мужчин, знал Алек, белый — женщин для женщин; желтый также приглашал женщин, но в соответствующих домах их ждали продажные мужчины. Самым загадочным для Алека, однако, оставался зеленый цвет, означавший услуги мужчин для мужчин-гостей. Что еще более усугубляло смущение юноши, у некоторых зданий одновременно горели фонари разных цветов.
«У меня нет никаких причин нервничать», — подумал Алек, входя под арку. В конце концов, одежда его нарядна, в кошельке хватает золота, и благодаря Илинестре он не вовсе уж неопытен. Как неустанно повторяли его друзья, он уже достаточно взрослый для подобных развлечений.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80