Сам я не претендую на нечто большее, чем обычная
доля свойственной человеку храбрости.
Примерно к этому времени демобилизовалась Джинни. Она сразу же
навестила меня. Наш союз был полностью восстановлен. Правда, она не
согласилась на мое повторное предложение. "Пока нет, дорогой Стив. Нам
обоим сперва нужно увидеть, что мы представляем собой в мирной жизни".
Через несколько дней у нас неожиданно состоялся очень серьезный
разговор. Джинни вытянула на поверхность мои подлинные мечтания - покорить
огонь и воздух, создать антигравитационные чары, достаточно сильные, чтобы
можно было достичь иных планет. Если честно, мне всегда хотелось стать
инженером. Но уже на первом году обучения деньги кончились, и кое-кто,
видевший меня в любительских спектаклях, решил, что я талантливый парень,
и... В общем, одно цеплялось за другое. Подобно большинству людей, я плыл
по течению.
Джинни не походила на остальных. Однако, и ей пришлось сейчас
призадуматься. Она получила приглашение вернуться в колдовское агентство.
Но сомнительно, чтобы ей действительно хотелось работать для большой
организации. Независимое консультативное агентство, где она сама себе
будет хозяйкой - разве оно не даст ей свободу рук и возможность
разрабатывать собственные идеи? Ей нужно было расширить свои позиции в
чародействе, и очевидный путь к этому - получение степени доктора
философии.
Деньги, накопившиеся за время нашей армейской службы, позволяли нам
вернуться к учебе.
Окончательно все решилось, когда (после некоторой переписки)
университет Трисмегиста предложил ей должность преподавателя. Ведь у нее
уже была получена в Конго степень магистра гуманитарных наук. Одновременно
с преподаванием Джинни могла продолжать учебу. Я бахнул заявление на
инженерный факультет трисмегистовского университета и был принят.
Несколько недель спустя Стивен Матучек и "Метро-Голдвин-Майер", вежливо
рыдая, распрощались. А затем упомянутый Матучек вместе с Вирджинией
Грейлок ступили на борт суперковра, отбывающего на средний запад.
Сперва все шло хорошо, как по маслу. Мы подыскали недорогие, но
вполне приличные комнаты, поблизости друг от друга. Занятия были
интересными, свободное время мы проводили вместе. Главным образом, мы
часами гуляли. Ее нежелание раннего замужества слабело такими темпами, что
я видел, что к рождеству она согласится. Как раз кончится весна и мы
сможем сыграть свадьбу.
Но затем мы получили удар. Прямо в солнечное сплетение. Мы знали, что
большую часть преподавательского состава подмял под себя президент, Бент
Мальзиус. Это было напыщенное ничтожество, главным достижением которого
было то, что опекуны университета сделались его подпевалами. Все, что
Мальзиус предлагал, находило, как правило, поддержку. Но до сих пор
принятые решения не затрагивали работников, находящихся на более низком
уровне. По крайней мере, не слишком затрагивали. Но за год до нашего
поступления Мальзиус предписал, чтобы весь академический персонал, без
малейшего исключения, принес магическую клятву повиновения правилам
университета до тех пор, пока контракт считается в силе. Несколько человек
наотрез отказались. Вообще говоря, правила были обычные. Жалование
хорошее. Новые обязательства предписания были нацелены на то, чтобы как-то
преодолеть мятежные, психопатические и откровенно нигилистические
настроения, в последнее время пугающе распространившиеся не только среди
студентов, но и среди профессорско-преподавательского состава. Джинни
подписала.
Прошло что-то около двух недель, когда кто-то заметил, что мы все
время гуляем вместе, и насплетничал. Джинни вызвали в кабинет президента.
Он продемонстрировал ей правила. Напечатанная мелким шрифтом фраза,
которую ей и в голову не пришло прочесть.
Студентам и работникам университета, включая преподавателей, не
разрешается встречаться во внеучебное время.
В этот вечер при встрече настроение у нас было мрачное.
Естественно на следующий день, я, разметав клерков и секретарей,
прорвался в кабинет Мальзиуса. Бесполезно. Он не собирался ради нас менять
свои правила. Правило било наповал, поскольку клятва не допускала никаких
исключений. Не разрешались встречи и со студентами иных учебных заведений,
так что мой перевод в другой университет ничего бы не дал.
Единственное решение - пока не истечет срок контракта Джинни, я
выпадаю из ее поля зрения. А она проявляет железную волю и не интересуется
мною. Но потерять целый год? Да кто я - волк или мышь? По этому поводу мы
с ней немедленно, прямо на людях поцапались. А когда можешь встречаться
лишь случайно, либо на официальных мероприятиях, выясняется, что не так-то
просто кончить дело миром и поцелуями.
О, конечно, мы по-прежнему оставались добрыми друзьями. Виделись
иногда в курилке, на некоторых лекциях... настоящая "сладкая жизнь". А тем
временем, как она отметила с ледяной логикой, мы оставались людьми (я-то
знал, что эта логика - способ самозащиты, но ничего поделать не мог).
Время от времени она появлялась в обществе с каким-нибудь холостым
сослуживцем. И я ухаживал за какой-нибудь случайной девушкой.
Вот так у нас к ноябрю и обстояли дела.

9
Небо было заполнено метлами. Полиция теряла голову, пытаясь
справиться с движением. Игры выпускников университета всегда вызывали
большой наплыв публики и взрывы высоких чувств. Я этих чувств не разделял.
Я поставил свой памятный, еще довоенный "Шеви" за огромным, в 200
драконьих сил "Линкольном" (рукоятка небесно-голубого цвета,
полиэтиленовые прутья плюс радио). Радио тут же принялось издеваться надо
мной, но я получил свободное место на вешалке первым. Сунув ключ в карман,
я слез с метлы и принялся мрачно слоняться в толпе.
На все время игр бюро погоды оказало нам любезность. Воздух был
прохладен, свеж и звонок. Над темными зданиями университетского городка
большой желтой тыквой поднималась полная луна. Мне подумалось, что там, за
городом, поля и леса среднего запада, там махнет мокрой землей и струится
туман. И волчья составляющая моей натуры захотела бежать отсюда, и
оказаться там, и гоняться за кроликами. Но по-настоящему тренированный
оборотень может контролировать свои рефлексы, и поляризованный свет
вызывает у него не более, чем приятную нервную почесуху.
Что касается меня, импульс скоро угас в унылых раздумьях. Джинни,
любимая! Если бы она оказалась сейчас рядом! Вот она поднято идет
навстречу ветру, на длинных волосах рыжий узор изморози... Да только
единственная моя спутница - нелегальная фляга в заднем кармане. Какого
дьявола я вообще явился на эти игры?
Миновав дом союза "там каф самет", я обнаружил, что нахожусь уже на
территории университетского городка. Трисмегистовский университет был
основан, когда уже родилась современная наука, и сей факт был отражен в
его планировке. Самые большие здания принадлежали факультету языкознания,
потому что экзотические языки необходимы при создании более мощных, чем
обычные, заклинаний (вот почему сюда приезжает так много студентов из
Африки, Азии - чтобы изучить американский сдвиг). Но есть здесь и два
здания английского языка - искусствоведческий колледж и колледж
инженерного стихосложения. Поблизости - здания торбантропологического
факультета, где всегда демонстрируются интересные выставки, посвященные
иностранной технике. В этом месяце - техника эскимосов, в честь приезда
шамана антекоков, доктора Айингалака. В стороне - заботливо окруженный
оградой факультет зоологии забор потому, что там помещены длинноногие и
длиннорукие бестии - они вряд ли могут быть названы приятными соседями.
Медицинский факультет обзавелся великолепным новым исследовательским
центром - дар фонда Рокфеллера. Из этого центра уже вышли такие
изумительные изобретения, как поляроидные фильтрующие линзы, которые дают
возможность тем, кто поражен дурным глазом, вести нормальный образ жизни.
И это только начало!
Юридический факультет казался безлюдным. Работают юристы всегда в
ином мире.
Я пересек бульвар, миновал маленькое мрачное здание корпуса
физических наук. И пришел как вовремя, чтобы меня приветствовал доктор
Грисволд. Он медленно спускался вниз по ступенькам - маленький, высохший
человечек с козлиной бородкой и веселыми голубыми глазами. В блеске этих
глаз, в глубине их, таилось смешанное с болью недоумение. Он походил на
ребенка, который никак не может до конца понять, почему никто, кроме него,
не интересуется игрушками.
- А, мистер Матучек, - сказал он. - Пришли поприсутствовать при игре?
Я кивнул (не особенно любезно). Но мы шли вместе, и мне пришлось быть
вежливым. Не для того, что бы подлизаться на всякий случай. Он вел у меня
занятия по физике и химии, но это - как раз пустяки. Мне просто не
хотелось обижать этого милого и одинокого старого чудака.
- Я тоже, - продолжил он. - Насколько я понимаю, организаторы что-то
задумали. Впервые будет нечто захватывающее.
- Вот как?
Он дернул головой и по-птичьи посмотрел на меня.
- Если у вас какие-нибудь затруднения, мистер Матучек... Если в моих
силах помочь вам... Знайте, что я сделаю все, что в моих силах.
- Все прекрасно, - соврал я. - Во всяком случае, благодарю вас, сэр.
- Человеку зрелого возраста нелегко вернуться к учебе. Да еще когда
его окружают хихикающие юнцы, - сказал он. - Я не забываю, как вы помогли
мне в этом... м-м... нехорошем... э... инциденте в прошлом месяце.
Поверьте, я вам очень благодарен.
- О, пустяки, черт возьми. Я здесь для того, чтобы получить
образование.
Мне не хотелось перекладывать груз забот на его плечи. У него был
достаточный запас своих собственных.
Грисволд вздохнул. Очевидно, он чувствовал мою отчужденность.
- Я часто ощущаю себя таким беспомощным, - сказал он.
- Что вы, сэр, - ответил я со старательной искренностью. - Как бы
стала в Мидгарде <Мидгард - земля, отведенная для жизни человечества>,
ну... скажем алхимия практической наукой, не оставайся она с начала и до
конца на ядерной физике? Ведь в противном случае алхимик мог бы неожиданно
для себя получить смертоносный радиоактивный изотоп. Или вещество, которое
уничтожило бы половину округа.
- Разумеется, разумеется. Вы прекрасно все понимаете. Вы все знаете о
нашем мире... Во всяком случае, больше, чем я... Но студенты... Ладно,
думаю, что это естественно. Им хочется, чтобы я сказал несколько слов,
сделал несколько пассов и получил то, чего они хотят. Именно таким
образом. Не докучая себе ни изучением санскритской грамматики, ни
периодической таблицы. Они не понимают, что никогда нельзя получить что-то
из ничего.
- Поймут. Они повзрослеют.
- Даже администрация... В этом университете просто не принимают во
внимание потребности физической науки. Как раз сейчас в калифорнийском
университете установлен философский камень на биллион вольт. А здесь... -
Грисволд пожал плечами. - Извините меня. Жалость к себе вызывает только
презрение.
Мы вышли к стадиону. Я отдал свой билет, но отказался от очков
ночного видения. У меня сохранилось колдовское зрение, полученное во время
базисного обучения. Мое место оказалось на тридцатом ряду между
студенточкой с мордочкой первокурсницы и уже надравшемся старшекурсником.
Мимо проплыл одушевленный лоток и я купил горячих сосисок и взял напрокат
хрустальный шар. Но шар мне был нужен не для того, чтобы в деталях видеть
игру. Я пробормотал над ним, заглянул внутрь и увидел Джинни.
Она сидела напротив меня, на пятидесятом ряду. На коленях у нее
покоился черный Свартальф. Вызывающие красные волосы Вирджинии выделялись
ярким пятном на бесцветном фоне окружающей ее толпы. Это колдовство, эта
ее особая черная магия была чем-то более древним и более сильным, чем
искусство, но и в нем была искушена Джинни. Ее отделяло от меня поле, в
руках у меня был всего лишь дешевый стеклянный прибор, и все же сердце мое
екнуло. В эту ночь с ней был доктор Алам Аберкромби, ассистент-профессор
сравнительной магии, гладкий красивый блондин, светский лев. Он крутился
вокруг Джинни изо всех сил. И я исходил дымом. Думаю, что Свартальф ставил
свои моральные качества не выше, чем Аберкромби.
У меня были все намерения хранить Джинни верность, но... Узкая
улочка, ты ставишь на стоянку метлу, и к тебе прижимается хорошенькая
девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42