но на голове был фригийский убор, как флаг трепетавший на утреннем ветру.
— Таранис, Таранис! — услышал Грациллоний от рассеявшихся исанцев. Он считал иначе, и прежде, чем осознал, король потерялся в видении, все что он мог, это вести вперед на врага своих людей. Какая разница кому и о чем говорило видение, раз они окрепли и собрались с силами!
Фигура исчезла. Франки были разгромлены. Воя от ужаса, они рушили ряды, бежали, а загнанные в угол, не могли двинуться с места и гибли от мечей настигавших их исанцев. Кто-то — не Федерих, тот лежал подле своего брата открыв рот и изумленно глядя в небо, пока чайки и вороны низко кружили, — кто-то снова и снова затрубил в рог, он собрал всех выживших горожан воедино, в строй, на родину, в сторону Редонской дороги.
Разместив раненых, исанцы с ликованием кинулись в погоню. Они не искали новых столкновений, а довольствовались тем, что стрелами и пращой подгоняли врагов с флангов. Несколько франков добрались до озисмийской границы. Лишь там они могли спастись, рассеявшись в лесах по двое, по трос или по одному, и таким образом добраться до своих родных и вдов соратников за территорией Редона.
Глава восьмая

I
В палате Совета в базилике, перед выстроенными солдатами, под изображением Троицы, стоял на возвышении облаченный в мантию Грациллоний, Ключ он достал, и тот ясно был виден у него на груди над символом Колеса, по правую руку стоял Админий, держа Молот; и сказал король суффетам:
— Я созвал это собрание не для того, чтобы изменить закон, как того хотели некоторые из вас. Моя позиция проста. Позвольте вам ее изложить. Мы напали на франков, потому что они были захватчиками, пришли, осквернив клятву, данную четыре с половиной столетия назад Бреннилис и Цезарем, Исом и Римом. Варвары, они испачкали воду, что течет из Нимфеума, приостановили движение на нашем основном пути и вскоре наверняка дали бы себе волю. За королем сплотились истинные сыны Иса, чтобы вышвырнуть их, и им это удалось, причем с меньшими потерями, чем следовало ожидать.
Да кажется, претендент, которого я повстречал в Лесу, пал в битве от руки неизвестного. Что из этого? Он умер за свои злодеяния. Если бы он выжил и как честный человек пришел обратно, я, конечно же, сам сразился бы с ним. Если хоть один из оставшихся в живых франков желает возмездия, пусть приедет и ударит в Щит; до битвы мы будем полностью поддерживать свой закон.
Народ аплодирует. Хоть ему это стоило ран и потерь, он все же знает, от чего освободился. Неужели вы скажете им, господа мои, чтобы они покорились? Я предостерегаю вас не делать этого.
Мы предприняли отчаянную попытку. Тем не менее она обернулась победой, необыкновенной победой. Это говорит о том, что вместе с нами сражались боги Иса, и они вполне удовлетворены. Вы слышали, большинство участвовавших в битве видели светящегося воина — я сам видел — знак небесный, от которого пришел в смятение враг и расстроились его ряды. Я, простой солдат, хоть и являюсь верховным жрецом Тараниса, но не пытаюсь сказать об этом ничего более. И все ж, поразмыслите.
Хватит разговоров. Отложим в сторону споры и продолжим решать самые что ни на есть насущные проблемы, готовясь к испытаниям, что ждут нас еще впереди.
— Вы называете нарушение обычаев военным маневром? — закричал Ханнон Балтизи, Капитан Лера. — Если б вы новели людей в атаку после участия во втором поединке, то да, я бы согласился, — но вы с пренебрежением отнеслись к священному закону. И вы смеете говорить, будто боги снизойдут к вашим доводам о военной необходимости? Они куда строже, Граллон. Терпение их велико, но ему есть предел.
Для ответа поднялась Ланарвилис, говорящая сегодня от имени восьмерых галликен, которые могли бы здесь присутствовать.
— Мы, галликены, вопрошали богов, — тихо сказала она. — Нам кажется, наш король выбрал то, что с его точки зрения смертного, было бы меньшим злом, О, куда меньшим злом. Так чаще должны поступать хорошие люди. Если бы боги разозлились, то устроили бы так, чтобы он потерпел поражение на мысе Ванис. Да, они могли бы сделать так, чтобы его убил его претендент. Вместо этого король стоит перед нами победителем.
Как можно скорее будет устроен праздник благодарения, такой большой, какого Ис доселе не видел. Будут обряды очищения и гекатомбы. Тогда боги, конечно же, простят все те грехи, которые вынужден был совершить Ис для их и своего спасения. Так заявляет храм Белисамы.
— Не просто умилостивить Лера, — сказал Ханион.
— Оратор Тараниса поддерживает короля и Девятерых, — заявил Сорен Картаги.
— И я, заодно, — добавил Боматин Кузури, советник от военного флота.
— И я, — присоединился Осрах Танити, представитель рыбаков, — и осмелюсь заявить, что мы двое кое-что знаем о помыслах Лера.
Ханион мог бы спорить и дальше, но преклонные лета взяли свое.
— Да будет так — пробормотал он, и откинулся на спинку стула. По скамьям пронесся вздох одобрения.
— У нас проблемы не закончились, — напомнил Адрувал Тури, Властелин Моря. — Сумели бы появиться франки в тот самый момент, когда наши силы где-то в другом месте, если бы не молчаливое потворство со стороны Рима? Что еще римляне попробуют предпринять? — взгляд его не был недружелюбным, но смотрел он прямо на префекта. Грациллоний вздохнул.
— Пока я сам мало знаю, — ответил он всем им. — Я выясню все, что смогу. — Он удержался, чтобы не упомянуть, как мог бы быть полезен Корстин, черпавший информацию через Мартина. — Вероятно, кое-кто из официальных лиц обманулись сами, и более высокое руководство призовет их к ответу за это. Между тем в ближайшем будущем больше ничто не будет нам угрожать, а скоро должны вернуться наш флот и войска. Что мне необходимо от Совета — согласие с тем, что я… что мы на верном пути.
Король одобрения добился. Едва ли исход оказался бы другим, особенно учитывая настроение простого народа. Собрание было формальностью, хотя и необходимой.
Вслед за одобрением Грациллоний должен был позволить — как тяжело это звучало для его ушей! — советникам быть независимыми впредь в их сферах деятельности. Когда Грациллоний проходил мимо королев, от их группы отделилась Форсквилис и взяла его за руку.
— Что? — спросил он в изумлении.
— Пойдем ко мне, — низким голосом пригласила она.
— Но еще рано, у меня много дел, и — Тамбилис?
— Вчера у нее началась менструация, раньше обычного. Она будет одной из тех, кто завтра возобновит Бдение, тоже вне очереди. Поскольку мы сочли это еще одним предзнаменованием.
Он почувствовал, как приятна ему забота женщин. Грациллоний не придавал этому значения, но в ходе последних событий ему теперь приходилось воздерживаться по нескольку дней и ночей, а она была самой страстной из его жен. Форсквилис все поняла. Тонко очерченное лицо окрасил легкий румянец. Он сразу же исчез, в ней преобладала холодная сдержанность, и король осознал, что женщины выбрали ее по какой-то, ему неизвестной причине.
— Нам с тобой надо поговорить, тебе и мне, — сказала она.
До этого не представлялось возможности. Позавчера он вернулся из погони, как раз чтобы успеть произнести благодарственные речи: людям искренние, богам почтительные; в сумерках зажечь Огненный Фонтан, обратиться к неистово веселящейся толпе и воздать всю свою преданность Митре. Потом на него навалился сон. На следующий день его ждал вихрь дел, которые в данной ситуации было невозможно отложить. Галликены тоже были полностью вовлечены в события, проводя службы, помогая пострадавшим, устраивая плакальщиков.
Форсквилис была не самой образованной, мудрой или благочестивой из Девяти; но душа ее ближе всех была к Потустороннему миру и, как шепотом говорили, порой переходила границу. По позвоночнику Грациллония побежал холодок,
— Отлично, — сказал он.
Когда они возникли на ступенях базилики, их накрыло волной криков «ура». Хотя Ис вновь принимался за каждодневную жизнь, народ все еще заполнял Форум, в ожидании появления победителя, их защитника. Грациллоний воодушевился.
От толпы отделилась тощая, длинноногая фигура и прыгнула по направлению к ним. Легионер попытался отмахнуться от назойливого.
— Дайте ему подойти, — приказал король. Руфиний отсалютовал ему и королеве. На галле была туника без рукавов, из-за бинтов, прикрывавших рану на левом предплечье, на которую необходимо было наложить швы. Двигался он как всегда легко, и в зеленых глазах плясало привычное озорство.
— Вы сказали вчера, что у вас есть для меня срочное дело, господин, — напомнил он, — но разговор требует секретности.
— Да. Хорошо, — ответил Грациллоний. — Моя госпожа, можешь минутку подождать вместе с охраной? — Форсквилис медленно кивнула. Он мог заметить, как она нервно передернула плечами.
Он повел Руфиния вверх по ступенькам в угол портика.
— Я хочу, чтобы ты нашел для меня превосходного белого быка, — сказал он на латыни. — Сделай это осторожно. Доставь его в потайное место поблизости — ты будешь знать куда, мой лис, — за восемнадцать дней до сентябрьских календ, и извести меня. Заплати сколько бы ни было нужно. Я тебе возмещу.
Заостренное, покрытое рубцами лицо насторожилось.
— Ну, это займет прилично времени. Но почему именно тогда?
— Это мое дело, — грубо ответил Грациллоний.
— Простите, сэр. Я лезу не в свое дело, но человеку часто приходится задавать неудобные вопросы, чтобы преданно служить своему господину. Тот день будет священным днем Митры в каждом месяце. Я хорошо это знаю. Вы намечаете благодарственное жертвоприношение.
«С чего я решил, что смогу его одурачить?» — подумал Грациллоний.
— Я принес клятву, когда нас вот-вот могли разбить франки. Ты видел, что было дальше, тот восход.
— Я видел нечто весьма странное, — пробормотал Руфиний, — но Ис это пещера со странностями. — Он сдвинул брови, подергал бороду, внезапно сказал: — Вам не удастся затащить некастрированного быка в тайник.
— Знаю. Невзирая на злословие христиан, кровавые жертвоприношения Митре являются редкими и торжественными. Мы — мы, верующие, совершим свой обряд на поле битвы.
— Нет, пожалуйста, я вас умоляю. Это приведет в ярость чересчур многих приверженцев Троицы.
— Я тоже об этом думал. Служитель Митры не крадется поодаль. Но нет необходимости оскорбительно бросаться в глаза. К тому времени, когда все станет известно в городе, обряд будет совершен, он будет в прошлом. Полагаюсь на тебя, чтобы так оно и было. Впоследствии я оправдаюсь перед всеми обвинениями и выиграю.
— Вы выиграете… среди людей. Боги…
— Что, есть боги, которых ты боишься?
Руфиний пожал плечами.
— Конечно же я сделаю, как вы хотите.
На Грациллония нахлынуло чувство признательности. Он прислонился к Молоту на колонне и обнял галла за плечи.
— Я так и знал. Ты верен, как и все мои легионеры. И никогда ты не сослужил мне службы выше этой. Почему ты не поступишь на службу к Господину Света? Ты заслуживаешь чести.
В кошачьих глазах застыли неожиданные, изумительные слезы.
— Это значило бы предать вас.
— Что? Не понимаю.
— Лучше я пойду. — Руфиний выскользнул и поспешил вниз по лестнице, чтобы затеряться в толпе.
Грациллоний вернулся к Форсквилис.
— Ты встревожен, — сказала она.
— Женщин это не должно волновать, — проскрежетал он. Он тут же стал мучиться, не слишком ли был резок с королевой. Однако она молчала, и на ее лице ничего невозможно было прочесть.
У Форсквилис дома он отпустил охрану и сменил мантию на тунику. Был теплый, безоблачный полдень. Его одежда была в домах у всех Девяти. По обыкновению засунув Ключ под одежду, он почувствовал, как тот давит на грудь. После стольких лет он обычно этого не замечал.
Оказалось, что жена тоже надела легкий, простой наряд: льняную рубашку. Босые ноги на тростниковой циновке, которыми были покрыты полы. Это подсказало ему, что королева не желала хлопот с расшнуровыванием сандалий. Желание трепетало в воздухе.
— Ну, — сказал он как можно веселее, — думаю, у тебя что-то готовится, а сначала?..
— Сначала поговорим. — Она отвела его в секреторий. Из-за занавесок на окнах там было темнее. Потому все окружающие предметы казались до жути живыми, женская статуэтка из Тири эпохи архаики, резные кости в виде символов, грозовые кремни, лампа из кошачьего черепа, древние свитки… Они уселись друг против друга. Ее глаза, при полном освещении серые, казались огромными и наполненными темнотой.
— Что это был за призрак во время битвы? — мягко спросила она.
— Что, что, да кто может знать? — запнулся он от испуга. Оправившись, продолжил: — Подобные видения зачастую случались и прежде. Гомер рассказывает, как боги являлись героям, сражавшимся под стенами Трои. Древние римляне видели на озере Регилл скачущих перед ними Кастора и Поллукса. Константин утверждал, что однажды в небе перед ним стоял Крест Иисуса, и в этом знаке он узрел, что станет августом. Мы тоже, когда в первый год моего правления встретили скоттов, убили их всех до последнего, не смотря на то что там показалась громадная старуха.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60