— Думаю, можешь пойти поспать, — сказала Бодилис в завершении работы.
— А вы, моя госпожа? — осведомилась служанка.
— Я понаблюдаю некоторое время. — Бодилис ночевала в соседней палате, оставляя дверь между ними приоткрытой. — Мне нужно кое о чем подумать до прихода слепой Богини.
Она уселась на стул и достала одну из тех книг, что держала сбоку на столе. Королева сказала правду. Надо было обдумать некоторые волнующие вопросы после того, что сейчас произошло. Но сначала ей хотелось поудобнее устроиться. Книга была покрыта слоем трехсотлетней пыли; не важно; ее неумолимое спокойствие по-прежнему действовало.
Все вещи служат и подчиняются законам вселенной: земля, море, солнце, звезды и растения, и животные на земле. Наше тело тоже подчинено этому порядку, больное и здоровое, молодое и старое, и претерпевая другие установленные изменения. Поэтому разумно то, что зависит от нас самих. Поскольку Вселенная могущественная и высшая, она совещается с лучшими из нас, направляя нас вместе с целым. И дальше, противоречие, помимо своей нерациональности, ничего не создаст кроме напрасной борьбы, приводит нас к боли и сожалению.
— Бодилис.
Она уже почти ничего не слышала, но часть ее все-таки оставалась бдительной. Королева отложила книгу и подошла к кровати. Фенналис при виде ее улыбнулась.
— Как ты? — спросила Бодилис.
— Чувствую покой, — прошептала Фенналис.
— О, чудесно. Это сделала Дахут.
— Я помню ее сквозь сон, но тогда все было так спутано. Теперь мир ясен. Ясен как священный пруд. — Слова постепенно исчезали.
— Я могу тебе что-нибудь принести? Воды, молока, супу, хлеба?
Фенналис слабо покачала головой.
— Спасибо, нет. — Собралась с силами, прежде чем смогла сказать: — Мне хотелось бы… ты помнишь рассказ про… девочку, птичку и про менгиры? Моя мать рассказывала мне ее, когда я была маленькой…
Бодилис кивнула.
— Сказку венета, да? Хочешь снова ее услышать?
— Этот мир… славный…
Бодилис поднесла свой стул к кровати и снова уселась.
— Ну, — начала она, — давным давно жила-была девочка, и жила она возле Места Старых, где стояли высокие кромлехи, да нависали дольмены, да менгиры выстроились сотнями, и рядам их не было конца и края. Так давно это было, что на месте огромной бухты там была сухая земля. Густые леса росли на ней. Это было уединенное место для житья, уединеннее нельзя было бы отыскать, потому что была она единственным ребенком у своего отца, жена которого умерла, а сам он был лесожегом, и его хижина стояла в лесах сама по себе. Девочка старалась изо всех сил следить за домом. Поскольку из друзей у нее были лишь ветра, маргаритки, солнечные зайчики, что порхают по лесной земле, когда ветер колышет ветви, да бабочки, танцующие с ними. Она часто мечтала о друзьях и очень хотела пойти к Месту Старых. Отец ей никогда не позволял. Когда она просила, он говорил, что оно обитаемо. Но она мечтала о народе эльфов неземной красоты, еще более грациозных, чем бабочки, посреди серых камней.
Однажды, когда отец ушел на работу, девочка пошла с кувшином на родник, бивший неподалеку от их хижины. Она не прошла и три раза по три шага, как услышала писк. Она посмотрела, и там на земле увидела птенчика, выпавшего из гнезда, такого крошечного, тощего и печального. Он вскоре неминуемо погибнет, если до этого его не обнаружат лиса или барсук. Девочка пожалела птичку. Она ее подняла. Оглядевшись, увидела высоко над головой гнездо…
Бодилис замолкла, потому что Фенналис закрыла глаза и дышала ровно.
— Ты еще не спишь? — тихо спросила Бодилис. Ответа не последовало. Спустя минуту-две Бодилис была уверена, что женщина заснула.
На нее навалилась усталость. Она зевнула, сощурилась, решила, что тоже может найти немного забвения. Взяла из подставки свечу осветить себе путь.
Королева проснулась. Через окно неправдоподобно ясный струился лунный свет, образуя на полу лужицу. Свеча совсем оплыла. Должно быть, прошли часы, больше, чем она хотела. Вздохнув, она поднялась и зашаркала взглянуть, как там ее пациентка.
Когда она туда вошла, Фенналис открыла глаза. Бодилис заметила, что зрачки расширены. Запахло потом. Дыхание участилось.
Миг Бодилис стояла не шевелясь.
— Ты ждала меня? — пробормотала она. Она присела на край кровати, склонилась над лицом Фенналис. То молилась, то вполголоса напевала, пока не утихла предсмертная борьба.
Наконец смогла встать, чтобы закрыть глаза, соединить челюсти, поцеловать в бровь. Потом на ощупь подошла к окну и долго стояла, всматриваясь в безжалостный белый лунный свет.
VI
Сон ускользнул и от Дахут. В конце концов она куда-то поплыла.
Она стояла в Заброшенном Замке, Гаргалвене, на внешнем краю. За громадными курганами — разрушенными домами, вставали гребни, — обвалившиеся стены. В провалах лежала густая тьма, но вдоль вершин на траве и камнях мерцал иней. Под девушкой почти отвесно падал утес. С наступающей волной гудел и рычал прибой. На черных волнах сиял свет от склонявшейся к западу луны, вспыхивая белым там, где волны разбивались о скалы. Из-за него звезды в той стороне тускнели, но над холмами их было множество: Возничий, Близнецы, вечно девственные Плеяды, Телец с налитыми кровью глазами. Бродил ветер, неся первый укус осени. Одежда Дахут колыхалась. Она не замечала ни ветра, ни холода. Так она взывала ко времени вне времени.
Через нее прошло пламя, прямо над расселиной меж грудями. Она закричала:
— А-а-а. Сейчас, сейчас.
Негнущимися пальцами она расшнуровала платье и откинула одежду в сторону. Заведя голову назад, она смогла разглядеть, что произошло. Под луной серп казался не красным, а черным. Она повернулась, подняла руки и закричала луне:
— Белисама, я готова! Боги, все Боги, благодарю вас! Я Твоя, Белисама, а Ты моя, мы Едины!
Ветер разостлал ее крик по всему морю. Она содрала с себя одежду. Обнаженная, безудержно крича, она танцевала под звездами, перед Богами Иса.
Глава девятая

I
— О-о-о, — стонала Тамбилис. — О, любимый, любимый, любимый! — С первым бледным светом восхода Грациллоний видел под собой ее искаженное лицо, расширенные ноздри, вытянутый, но пылающий красотой рот.
Он ни на миг не забывал о ласках Форсквилис, они были ураганом, но бедра Тамбилис стремились встретиться с его бедрами, ее груди и бока нащупывал он свободной рукой, пока не закричал громко и не перевернул мир вместе с ней.
Потом они лежали бок о бок, а она изумленно улыбалась из облака распущенных волос. Ее тело смутно светилось во тьме, по-прежнему наполнявшей большую часть комнаты. Его сердце медленно замедляло удары до привычного ритма.
Слева от него Форсквилис поднялась на локте. Локоны ее упали, создавая для него новую тьму и благоухание, когда она наклонила голову и поцеловала его. Ее язык трепетал и дразнил, прежде чем она проворковала:
— Я следующая.
— Сжальтесь, — хихикнул он. — Дайте мне отдохнуть.
— Тебе понадобится меньше времени, чем ты думаешь, — пообещала Форсквилис, — но ты немного успокойся.
Она припала к нему. Руки, губы, возбужденные соски. Он лег на спину и наслаждался ее действиями. Не в первый раз он приводил на Красное Ложе больше одной королевы. В самом деле, последние несколько месяцев он один был в Дозоре, за исключением мужчин, с которыми решал дела и тренировался, в такой же беспокойный год, как и этот. Но теперь у него были свои победы. Конечно, впереди было сложное время; но он был уверен, что справится. Дайте ему отпраздновать. Еще дайте подтвердить Ису, что король и галликены не отдалились друг от друга. Одна только Виндилис — но Грациллоний полагал, она чрезвычайно рада любой отговорке прекратить отношения, которые оба считали неприятной обязанностью. В любом случае, в свете последних событий она должна была бы питать к нему более дружелюбные чувства, чем прежде. Улягутся страхи Ланарвилис и Иннилис, когда ничего ужасного не произойдет. Что до остальных галликен…
Форсквилис расставила бедра и терла его орган о свои мягкие волосы. В медленно усиливающемся свете он видел, как она смотрит на него продолговатыми глазами, а язык играет над зубами. В нем разгоралось желание. Он потянулся к жене, ища ее. Тамбилис, немного оправившаяся и контролирующая свои движения, перевернулась на живот и растянулась поперек кровати, наблюдая с большим интересом. Меж сестрами не существовало ревности.
Грациллоний окреп удивительно быстро, даже для короля Иса. Форсквилис зарычала, приподнялась, снова задвигалась вперед-назад, он вошел в нее. Она изгибалась. Потом скакала. Тамбилис скользнула через него, легла поперек, чтобы держаться близко, в то время как он подбрасывал вторую женщину. Руки Форсквилис искали и ее.
В конце они счастливо отдыхали, перепутавшись и давая солнцу выйти на небеса. Ему стало интересно, настолько ли сладок для них запах его пота, как их — для него. Было приятно ощущать холодок, когда он высыхал, как мытье в лесном ручье. Что ж, скоро он опять будет волен скитаться по лесам, далеко в Озисмии, ездить верхом, охотиться или просто наслаждаться миром. Тем миром, которому Корентин рассказывает байки. Как бы Корентин оценил эту сцену! Грешный, проклятый Ис. Грациллоний улыбнулся немного печально. Он обожал этого старика. И благодарен ему за совет и помощь в течение лет. Сильный человек Корентин, и мудрый, и обладает Прикосновением к своим собственным силам; но этого ему никогда не понять…
— Когда мы приступим снова? — спросила Тамбилис из-за его правого плеча.
— Сдержитесь! — засмеялся Грациллоний. — Сбавим же наконец темп.
Форсквилис подняла голову от его левого плеча.
— Да, — сказала она, — можем начать принимать посетителей, настойчивых сановников, рано приехавших из города. Их застанет врасплох, как наши животы гремят от голода перед ними.
Они направились в соседнюю, выложенную кафелем комнату. Погруженная ванна была наполнена, но еще не нагрета. Как дети они резвились рядом в бодрящем холоде. Вытерев друг друга насухо, король и его жены оделись и вышли в зал. Слуги были уже на ногах, стараясь не шуметь, пока не увидели, что хозяин проснулся. Во тьме, скрывающей висящие над головой стяги, резьба на колоннах казалась зловеще живой.
— Мы быстро перекусим, — сказал Грациллоний управляющему. А королевам: Дорогие мои, потерпите немного. — Это не было необходимым. У них были свои дела, у него свои.
Он вышел из дома. Роса мерцала на флагах Священного Места, на листьях Выборного Дуба, бронзовом Мече. В Лесу щебетало несколько птиц. Он пошел по Церемониальной дороге, откуда открывался не заслоняемый вид на холмы. Вдали на лугу курились туманные вымпелы. Небо было несказанно чистое. Ис светился как-то не совсем по-настоящему — слишком красивый?
Грациллоний повернулся на восток. В глаза ослепляюще попало солнце. Он поднял руки.
— Здравствуй, Непобедимый Митра, Спаситель, Воин, Господин…
Произнося молитву, в тишине он начал различать звук приближающихся шагов, легких, принадлежащих одному человеку, вероятно, женщине. Внезапно они превратились в бег, топот, полет. Она искала короля ради справедливости из-за какого-то оскорбления? Она должна была подождать, пока он здесь закончит. Он не должен был думать о ней, прославляя Бога.
— Отец! О, отец!
Она схватила его за правую руку и потянула вниз. В ошеломлении он обернулся. Дахут бросилась на него. Обняв за шею, поцеловала рот в рот.
Он пошатнулся.
— Что, что?
Она отступила, трепеща и прыгая перед ним. Рубашка промокла от росы, испачканная в грязи, кружились спутанные локоны, щеки пылали, а и глазах были лучи.
— Отец, отец, — воспевала она. — Я это она! Я не могла дольше ждать, ты должен был узнать это первым от меня, отец, любимый!
На мгновение Грациллоний оцепенел от ужаса. Словно его проткнули насквозь мечом. Человек выпучил бы глаза, ничего не понимая. Прежде чем он поймет, ему потребуется сделать несколько ударов сердца, стоящих ему потери крови.
— Смотри! — Дахут отступила на большее расстояние и изо всех сил дернула под горлом платье. Шнуровка не была скреплена. Одеяние отделилось. Сначала он увидел ее обнаженные груди, твердые, с розовый кончиками, тонкий голубой узор по белому. Они были точно такие же, какими он помнил груди ее матери. Меж ними тлел такой же красный серп.
Какое бы ни было выражение на его лице, оно немного отрезвило Дахут. Она прикрыла одеяние и произнесла осторожно и неуверенно,
— О, жаль, что Фенналис умерла, но в то же время и не жаль, ведь она так страдала, а теперь она свободна. Боги выбрали. Да будут благословенны Их имена.
Ее снова переполнила радость. Она схватила его за обе руки.
— Ты будешь моим королем, ты, ты! Как я и мечтала, и надеялась, и молила — мне не придется тебя терять. Ису не придется. Нет, мы вместе создадим новую эпоху!
Внутри него затвердел лед или расплавленный металл, что именно, не имело значения.
— Дахут, — он услышал как произносит слово за словом унылым голосом, — дочь Дахилис, я люблю тебя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60