— Что они такого худого сделали, отчего содержатся как животные в клетке?
— Ничего, — вздохнул Лейдхенн, — если не считать того, что совершил их вождь, а он — сын верховного короля. Он возглавил ужасный налет. Ниалл мстит всей его стране, а вдобавок требует еще и этого наказания. Он знает, что мне это не кажется правильным. Он поистине своевольный и злопамятный человек.
Руфиний почувствовал, как вверх по спине его пробрала дрожь. Он мало знал о вражде между Лагини и их соседями Кондахтом и Мидой, — в первую очередь с Мидой, основатели которой мечом вырезали большую часть их территории.
— Расскажите мне больше, пожалуйста, — попросил он.
Лейдхенн объяснил ему вкратце, потому что они стояли в холоде под дождем. В конце Руфиний спросил:
— А было бы возможно подойти поговорить с этим — Эохайдом, как вы произносите его имя?
— Зачем тебе? — спросил удивленный Лейдхенн. Руфиний пожал плечами.
— О, — беззаботно сказал он, — ведь вы знаете, что мне поручено собирать для моего господина любую информацию, какую только смогу. — Он рассмеялся. — Кто поручится, что однажды этот Эохайд не окажется посредником при заключении истинного мира с Ниаллом?
— В этот день свинья полетит, — фыркнул Лейдхенн. Он поразмыслил. — Что ж, я не вижу никакого вреда в вашем любопытстве. Подойдите.
Заложники остановились и вместе со своими охранниками наблюдали, как приближались два человека. Сердце Руфиния учащенно забилось. Тот, на кого указал Лейдхенн, Эохайд, был прекрасен. Его испачканное лицо искажали пятна, так же как худоба и грязь пленения, но под ними могло быть телосложение Аполлона, прямой нос, лепные губы, глубоко посаженные глаза, голубизна которых сияла еще ярче на фоне молочно белого лица и темных-претемных волос. Он куда лучше своих товарищей следил за своим телом, и, несомненно, находясь взаперти, истязал себя разного рода гимнастикой; по костям по-кошачьи двигались мускулы. Руфиний почувствовал, что его угрюмость не от отчаяния, а от вызова.
Лейдхенн обратился к охране. Они не могли отказать поэту. Руфиний подошел к Эохайду.
— Приветствую тебя, сын короля, — осмелился он. Дыхание пленника со свистом вырвалось между зубов.
— Кто ты такой, чтобы окликать меня? — в голосе звучала хрипота.
Руфиний представился, помня о присутствующих.
— Боюсь, что у меня нет за вас выкупа или чего-либо в этом роде, — добавил он. — Но раз я посол, то, возможно, мог бы передать от вас весть и принести ее обратно, если пожелаете.
Остальные лагини стояли рядом, как усталые быки. Эохайд прорычал:
— О чем нам разговаривать с Ниаллом или вон с тем человеком, сын которого обезобразил меня сатирой, и теперь мне никогда не стать королем?
— Что ж, возможно, вы вновь обретете свободу, — ответил Руфиний. — Разве вам этого не хочется?
Эохайд сгорбился.
— С чего это они вдруг меня отпустят?
— Может, для того, чтобы ты сам передал послание. В Галлии и Британии мы сильно пострадали от саксов. Неужели их длинные корабли никогда не достигнут берегов Эриу? Может, это лучше, чем кельты? — Руфиний протянул руку, чтобы похлопать Эохайда по плечу. Через прореху в одежде его рука почувствовала тело. Несмотря на погоду, оно было теплым — не лихорадочным, но горячим. Руфиний сжал плечо. — Подумай над этим, — сказал он. — Если мне позволят, я и впредь буду с тобой беседовать.
Он повернулся и отошел, остро чувствуя бросаемые вслед пристальные взгляды. Лейдхенн сбоку него пробормотал:
— В твоей речи было слишком много мудрости. Никто ее не поймет.
Руфиний едва его слушал. У него кружилась голова. Никакого плана у него не было. Он действовал в порыве. Но быть может, быть может, ему удается выловить в этих журчащих водах подарок для Грациллония. И в любом случае, клянусь Венерой, нет — Белисамой, — грех обращаться грубо с человеком такой красоты!
Следующие несколько дней он разыскивал Эохайда всякий раз, когда выводили лагини. Замкнутость заложника вскоре оттаяла. Теперь он был трогательно благодарен за новости, сплетни, советы, шутки — чтобы ни сказал Руфиний. Сидящие вместе с ним соплеменники выходили из апатии, и надсмотрщикам тоже нравилось слушать. Все расстроились, когда Руфиний попросил разрешения отводить Эохайда пошептаться в сторонку, поскольку хотел порасспросить о том, что делается в Дун Аллини, понимая, что Эохайд не станет отвечать в присутствии врагов. Предводитель охраны в любом случае давал свое согласие. Глупостью это не считалось. Кроме религиозного уважения, которое он испытывал к послу и оламу, он не видел необходимости вводить ограничения.
Руфиний о серьезных секретах и не помышлял. Он попросту закладывал фундамент для того, чего ему, возможно, никогда не суждено было построить. И конечно, так у него был повод положить руку на плечо юноше, почувствовать его худое, но мускулистое тело. Пульс его трепетал.
Во время своего пребывания он старался поддерживать знакомства с попадающимися ему на пути господами из Миды. Все они были преданы своему королю, и ясное дело, пока он жив, миру с Исом не бывать.
Враг моего врага — мой враг, снова и снова думал Руфиний. Он пытался представить, как Ниалл может угрожать городу или любому другому месту в Арморике, пока будет стоять оплот, что поднимет Грациллоний на море и на суше. Ему это не удалось. И тем не менее Ниалл, несомненно, был бедствием Британии, родины Грациллония. Если его нельзя убрать, то следующей лучшей услугой для цивилизации будет сделать так, чтобы он был занят на своем острове. Сегодня он торжествует (в той мере как, говорят, может торжествовать варвар) на севере Ибернии; он в ладах с Западом и Югом; что там осталось, чтобы ему противостоять, как не Восток, королевство Лагини?
«Вздор, — мысленно вздыхал Руфиний в своей одинокой постели. — Ты отлично знаешь, что ситуация куда запутаннее. Его младшие сыновья, конечно, отправятся совершать собственные завоевания, а вот как поступит старик? Они атакуют другие земли уладов, и, вероятно, часть Кондахта. Забот у него будет достаточно… К тому же если к его бедам прибавятся лагини, главный заложник среди них — Эохайд. Все остальные тоже знатные, но не слишком много весят. Хотя вновь обретший свободу Эохайд — Эохайд, молодой жеребец, которому дали волю, благословенный Эпоной — хоу! — усмехнулся он. Кем он себя считает? Софоклом, или как там зовут того драматурга, о котором рассказывала Бодилис?
На следующий день Лейдхенн заявил, что больше не может задерживаться и должен вернуться домой, позаботиться о делах. Исанцам и самим следовало бы поспешить назад к своим кораблям на побережье Муму, если они хотят благополучно перебраться через море. Жаль, что миротворческая миссия провалилась, но ее провал был обеспечен с самого начала, по крайней мере им будет о чем рассказать.
Этой ночью Руфинию приснилось, как в присутствии улыбающегося Грациллония они с Эохайдом занимаются любовью. Он проснулся в темноте и лежал наедине со своими яростными мыслями, пока не засерел рассвет. Потом он задремал, а когда шум, доносившийся из зала, разбудил его снова, то он уже представлял, что ему нужно предпринять. Он мог ошибиться, но не в выборе, и какая бы ни ждала его опасность, в голове у него звучали трубы.
Лейдхенну он сказал:
— День плохой и дождливый, нечего делать, кроме как сидеть у огня. Если завтра погода улучшится, я бы в последний раз прокатился по этим величественным лесам, где обитают существа, нигде мной доселе невиданные. Вы позволите? А на следующий день мы можем отправляться.
— Я бы не назвал сегодняшний день плохим, только сыро немного. Но нам и в самом деле следует оказать хозяевам должное внимание. Поступайте, как хотите, дорогой мой.
После обеда Руфиний заявил, что, несмотря на дождь, хочет прогуляться, поскольку в доме ему тесно. В это время пока он кружил вокруг форта, охрана вывела заложников. Руфиний поздоровался с ними и отвел Эохайда сторону, как и раньше.
Узник вернулся весь дрожа, с пышущим жаром застывшим лицом.
— Что случилось? — закричали его друзья. Начальник стражи потребовал объяснений:
— Что он тебе сказал? Руфиний улыбнулся.
— Я сообщил ему о выкупе, который, вероятно, согласится заплатить мой господин, король Иса, как первый шаг к тому, чтобы объединиться с вашими народами против саксов, — важно и вежливо ответил он. — Теперь вы понимаете, почему я не могу оставаться здесь далее.
— Выкуп не понадобится, — сказал начальник. — Сама Красная Медб не отклонит Ниалла от цели.
— Есть боги более добрые, — ответил им Руфиний и зашел обратно в форт.
Ночью он едва спал и проснулся с дрожью.
Когда он отклонил предложение составить ему компанию во время поездки, никто не стал настаивать. Оламу время от времени необходимо побыть одному и побеседовать со своими музами. Никому не показалось странным и то, что у него на бедре был меч. Послу мог повстречаться дикий зверь, потерявший разум странник или разбойник, которому не было известно, кто перед ним. Карпре попросил его вернуться до наступления темноты, к прощальному ужину. Руфиний согласился, вскочил на коня и поскакал, весело раскачиваясь.
Вернулся же он на самом деле рано, во второй половине дня, когда выводили лагини. Он подъехал к ним.
— Я отправляюсь завтра утром, — объявил он, хотя это было всем известно. — Эохайд, друг, пройдись со мной недалеко, чтобы свободно поведать о том, что у тебя на сердце.
Этот день был тоже холодным и туманным. Охрана, немного подрагивая под теплой одеждой, лениво наблюдала, как заключенный в своих лохмотьях на протяжении нескольких ярдов следовал за великолепно одетым всадником. Эти фигуры уже стали скучными и неинтересными. Чего было бояться? Полуголодный Эохайд не сумел бы его победить; невооруженный, он не сможет бороться, если его схватят…
Он схватил Руфиния за лодыжку и стащил его. Посол свалился на траву. Эохайд вытащил меч Руфиния из ножен, схватил коня за гриву и запрыгнул ему на спину.
— Взять его! — заорал начальник. — Бресслан, Тадербах, смотри за остальными!
Нацелив копье, он бросился вперед. Брошенное копье полетело в Эохайда еще в тот момент, когда тот взбирался. Промах. Со спины коня, крепко держась коленями, Эохайд взмахнул похищенным клинком. Лезвие оттолкнуло в сторону нацеленное копье, и начальник пригнул голову к коленям, из располосованной щеки текла кровь.
Звука копыт больше не было слышно. Беглец потерялся среди деревьев и тумана. Прежде чем соберется погоня, он будет далеко. С гончими или без, найти хитрого лесного жителя было невозможно.
Люди помогли Руфинию подняться и отвели его в зал. В дверях его встретил Лейдхенн. Новости летели впереди. На лице поэта застыла неумолимость.
— Ну, — прорычал он, — что вы можете сказать в свое оправдание?
— Он з-застиг меня в-врасплох, — заикался Руфиний. — П-простите.
Лейдхенн перевел дух.
— Я об этом еще пожалею. Но вы у Карпре в гостях и находитесь под моей защитой, которую я вам предоставил, не подумав. А теперь, человек из Иса, вот тебе мой совет: созови своих спутников, укладывай вещи и немедленно убирайся. Не жди Карпре, чтобы попрощаться, а благодари своих богов, какие там у тебя есть, что он куда-то отбыл. Ради собственной чести я сделаю все возможное, чтобы его как-то смягчить. Но убирайся, слышишь?
— Вы полагаете, что я замышлял…
— Я не скажу ни слова кроме того, что чем скорее ты окажешься за пределами Миды, тем лучше, и больше никогда здесь не показывайся.
— Как пожелает мой господин. — Под маской кротости Руфиний ликовал.
IV
Эохайд знал, где находится дом Лейдхенна. О таком знаменитом человеке все было широко известно. Чего беглец не знал, так зачем он это делает.
Это не был кратчайший путь до Койкет Лагини, хотя и не настолько уж длиннее. Естественно, ему придется увертываться, если вождь пустит за ним своих охотников. Был ли хорошо продуман след, что он за собой оставлял?
Его изумление было не слишком велико, чувства притупились. Из-за спешки, а потом и страха он утратил способность по-настоящему думать. Беглец потерял счет дням и ночам, но голод перестал его изводить. Жажда иногда мучила, поскольку он и думать не осмеливался о поиске ручья или родника, а должен был ждать, когда наткнется на воду. Голова от недосыпа была пустой; Эохайд останавливался отдохнуть лишь для того, чтобы не загнать коня, а там, где прятался, припадал к земле, точно заяц, учуявший лису. Когда он пытался вздремнуть, это было непросто из-за холода. Он был почти раздет. Вначале он волей-неволей прижимал к себе меч локтем, чтобы он не бился о бок во время скачки и не превратил его в месиво. Край резал и резал. Сделав первую остановку, он оторвал кусок туники, чтобы придумать примитивное подобие ножен и обернуть лезвие. Вместе с ним путь держали ветер, дождь, роса, и лишь они были гостями на его стоянках без костра.
Так был освобожден Эохайд, сын короля.
И вот наконец-то, на некотором расстоянии от укромного лесочка, он заметил дом Лейдхенна, а по ту сторону от него Руиртех, а за ним свою родину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60