Она потянулась и потерла глаза.
– Старшина, все в порядке?
Дженис испуганно подскочила от неожиданности.
– Старшина! Это всего лишь я, – Капитан Кирк смотрел на нее немного растерянно.
– Простите, вы меня испугали, я вас не слышала!… – Она вцепилась в
край стола. – Извините, сэр, я… – Она замечталась, у нее не было извинений. – Простите, я виновата…
– Вы работаете так поздно, – должно быть, в файлах полный бардак.
– О, нет, сэр! – Вряд ли она могла сказать ему правду в лицо. К счастью,
она уже знала, как негативно он воспринимает критику. Другие, – опасные, – заставляли вас сказать правду, а затем наказывали за честность.
– Вы достаточно сделали на сегодня. Идите. Приходите снова завтра.
– Я… простите, я еще не закончила, сэр, но, правда, мне нужно только
всего еще несколько минут. Сэр. – Она вернулась к работе, желая, чтобы он не смотрел ей через плечо. Вскоре он отошел. Кожаное кресло скрипнуло и вздохнуло, когда он сел; зашелестели страницы книги, которую он перелистывал в поисках своей страницы.
– Старшина, я не помню, чтобы звал кого-то из клинеров, – вы тут немного прибрались?
Она подняла голову, чувствуя, как бледнеет от страха, затем краснеет от
от стыда. Ее цвет лица просто выкрикивал ее эмоции всему миру, она ненавидела это.
Этого я и боялась, подумала она. Ему не нравится, когда люди трогают его вещи… или, может, он не может что-нибудь найти и думает, что я это украла. Я так и знала, что надо положить все обратно, как оно было.
Но она и не помнила, где что было. Если он заметил разницу, он, должно быть, подумал, что она совала нос в его личные бумаги…
– Извините, сэр, я не думала…
– Старшина, перестаньте извиняться за все подряд!
– Простите, сэр, то есть, да, сэр.
Он нахмурился.
– Я и не думал наводить критику. Это не ваша обязанность – прибирать в моей каюте, это работа клинера, но все равно спасибо.
– Да, сэр. Пожалуйста, сэр.
Она попыталась снова взяться за работу, но он заерзал в своем кресле, кашлянул, зашелестел страницами. Это действовало ей на нервы. Если бы он только оставил ее одну…
– Старшина…
– Я почти закончила, сэр, честное слово!
– Это не аврал, – нет никакой необходимости закончить именно сегодня.
– Нет… нет? – сказала она изумленно. – Сэр?…
– Нет. По-моему, я это уже говорил. Выключите все и отправляйтесь
пораньше ужинать. Дайте отдых глазам. Вообще отдохните. Поплавайте, сыграйте в джай алай или займитесь, чем вам там нравиться заниматься вечером. Закончите все завтра.
– Хорошо, сэр, если вам так угодно. – Он, должно быть, хотел проверить
ее работу, чтобы можно было назначить на ее место кого-то другого, если выяснится, что она устроила в файлах неразбериху. Ей оставалось только надеяться, что он не заметит, что она едва начала составлять распорядок встреч.
Она выключила юнит. Она предпочла бы работу. Плавать она не умела. Ее соседи по каюте играли в джай алай во внутренней лиге, но Дженис пугала опасная игра. На корабле люди обычно начинали чему-то учиться, но, если бы она присоединилась к какому-нибудь кружку, всем бы вскоре захотелось, чтобы она ушла. Что же до раннего ужина, – она предпочитала есть как можно позже, чтобы никого не было поблизости. Она надеялась, что теперь уже знает, как вести себя за столом, но все же она могла снова допустить ошибку. Тогда бы все снова стали смеяться над ней.
Ранний ужин означал долгий одинокий вечер в ее каюте. Если девушка, с которой она делила комнату, будет там с друзьями, они все равно не станут с ней разговаривать. Она уклонялась от ответов на вопросы, так что они думали, что она недотрога и себе на уме. Она поняла, хоть и поздно, что, чтобы отвлечь внимание людей от твоего прошлого, нужно заставлять их рассказывать о своем.
– Старшина, сколько вам лет? – спросил капитан Кирк.
– Что? Сэр?… – ее колени задрожали. Она бросилась к комму,
притворяясь, что забыла что-то закончить с документами. Она лихорадочно думала, – а может, это он, а вовсе не офицер по науке, может читать мысли. Если да, то он знает ее секрет. Она должна перестать молчать и во всем сознаться. Но, если она так сделает, они, конечно, проявят снисхождение и отправят ее назад. Она бы предпочла исправительный лагерь или любую тюрьму. Они ведь даже позволяют зарабатывать там, в лагере? Немножко? Она могла бы прикинуться, что она грубая, и скупая, и не раскаивается, и они бы решили, что она не стоит того, чтобы ее возвращать.
– Сколько вам лет?
– Мне… мне почти двадцать, сэр, я точно не помню, мне всегда надо переводить в стандартные земные.
– Вы не выглядите на двадцать, – сказал он.
Не стоит доверять его улыбке. Она попыталась засмеяться. Смех вышел слабым и фальшивым.
– Мне так все всегда говорят, сэр.
– Рано решили пойти работать в космос, а? Я тоже. Семейная традиция? Или вы сами так решили?
Она старательно пыталась придумать детали, но от страха у нее все вылетело из головы.
– Я сама решила, сэр, – сказала она, надеясь только, что еще никому не рассказала обратного. Прежде, чем он мог задать ей новый вопрос, она сама бросилась в атаку. – А вы, сэр?
Он заговорил о своей семье, своем прошлом, своих родителях и брате, о
своем лучшем друге, который был очень болен и в госпитале. Сначала ее страх оглушил ее. Но уловка сработала, так что она немного успокоилась, и стала его слушать. Он занимался потрясающими вещами и бывал в потрясающих местах, и рассказывал он об этом остроумно и очаровательно.
Вот такие, очаровательные, были даже опаснее, чем бездумные и жестокие.
Он замолчал.
– Я, право, не собирался так много всего рассказывать, старшина. Идите.
Увидимся завтра.
Дженис исчезла.
Как только дверь закрылась за его странной пугливой старшиной, Джим запросил частный канал подпространственной связи с Землей.
Скоро связь станет делом непростым. Фаланга была невозможно длинным щупальцем пространства Федерации, протянувшимся к Звездной базе 13 в самом ее конце. В ней не хватало подпространственных передающих станций. Любой клингонский патруль, который случился бы поблизости, попытался бы заглушить сигналы. Это мог быть последний шанс Джима получить нормальную связь с Землей, до того, как корабль достигнет звездной базы и ее мощных усилителей связи.
Фаланга очень беспокоила Джима, – как само ее существование, так и идея вести туда корабль и команду. Звездная база 13 стояла на страже малоценного пространства Федерации с небольшим населением, охраняла планетарную систему, которая по несчастливой случайности была присоединена к Федерации. Лично Джим считал, что перевозка людей на более гостеприимные планеты и закрытие 13-й стоило бы меньше, чем содержать на базе персонал, доставлять туда необходимые материалы и защищать ее в течение одного года.
Он с нетерпением ждал, когда придет ответ на его звонок.
Что хуже всего, Фаланга заставила олигархию Клингонской Империи впасть в паранойю. И Джим вряд ли мог порицать их за их реакцию. Ему бы тоже вряд ли понравилось, если бы они протянули узкий длинный палец своего пространства в несколько световых лет длиной в пространство Федерации.
Он должен быть очень осторожным, чтобы оставаться в пределах Фаланги. Нарушение границ Клингонской Империи кончилось бы трибуналом и стоило бы ему карьеры. Если бы корабль пережил встречу с патрулями Империи.
Экран комма мигнул. На нем появился геометрический узор консьержа.
– Госпиталь Звездного Флота. Несчастный случай?
– Нет, но это капитан…
– Пожалуйста, подождите.
Образ растворился в пастельных тонах и мягкой музыке.
Джим знал аргументы против закрытия Звездной Базы 13 и эвакуации
людей из системы. Это было бы воспринято как отступление. Но Джим полагал, что консолидация была бы куда менее провокационна, чем вот так скрести нос Империи, особенно если Клингонам были известны шутки, которые провоцировало название «Фаланга», или если они, при своих обычаях, просто подозревали сходный грубый юмор.
– Спасибо, что подождали, – сказал консьерж госпиталя. – Пожалуйста, ваше имя?
– Капитан Джеймс Ти Кирк, звездолет «Энтерпрайз».
– Могу я вам помочь?
– Можно поговорить с коммандером Гари Митчеллом?
– Вы родственник коммандера Митчелла?
– Я его командующий офицер. – Джим сомневался, что слова «лучший друг» подействуют на госпитальную бюрократию.
На экране появилось изображение госпитальной палаты.
– Гари?
Гари Митчелл по-прежнему лежал в регенерационном геле. Его глаза были
закрыты; темные волосы падали на лоб. Если бы он был в сознании и знал об этом, он бы откинул их в сторону, мотнув головой; он бы, верно, сказал, что неплохо бы сделать стрижку; а затем бы засмеялся, а его волосы снова упали бы ему на лоб.
Гари выглядел слабым и больным. Черты лица утончились, глаза запали и были обведены темными кругами. Джим моргнул, – и Гиога вернулась, вернулась боль в сломанных ребрах и поврежденном колене, алая дымка, заволакивавшая глаза, когда кровь из глубокого пореза на лбу стала заливать глаза. Другие существа истекали кровью в тот день: Джим помнил кровь. Она сделала скользкой палубу, она разлетелась пузырями и плыла в воздухе, словно детские надувные шары, – везде, где отказала гравитация. Красная кровь и желтая смешивалась в ярко-оранжевые шары; голубая кровь, густая и ни с чем не смешивавшаяся, извивалась отдельными ручейками, разделяясь на границе алых луж, расползаясь по полу и блестя.
Джим задержал дыхание, и стряхнул воспоминание. Он думал, что он покончил со всем этим.
Веки Гари дрогнули.
– Гари?…
Гари резко дернулся. Он пришел в себя сразу, резко вдохнув и открыв глаза. Джим вспомнил, как это было, – когда он очнулся в регене, закрепленный в нем – мягко, но надежно. В те последние несколько дней, когда действие лекарств начало ослабевать, он пытался двигаться, пытался повернуться или подвинуться во сне, пытался вырваться из крепежа. Это изматывало и бесило его, – свобода была недосягаема.
– Джим?… – Голос Гари был слаб, как и его тело. – Привет, малыш… Мы справились на этот раз?
– Точно, Гари. Благодаря тебе.
– Только чтоб они не решали проблемы снова так же, – сказал Гари. – Пусть найдут другой способ.
– Это мне подходит, – сказал Джим. – Гари, я просто хотел знать, как ты.
– Он не решался сказать Гари, что его выбор первого офицера отклонили. Гари хотел этого назначения так же, как Джим хотел себе в помощники того, кого он знал и кому мог доверять. Плохие новости могли подождать, пока Гари не окрепнет. – Хорошо, что ты вернулся, мой друг, – сказал Джим. – Теперь спи. Я знаю, как это бывает. Засыпай снова.
– Как можно спать, – сказал Гари, – в этой зеленой жиже? – Он попытался
засмеяться.
– Ты сможешь. – Джим чувствовал и боль, и облегчение; он постарался
взять себя в руки.
Веки Гари опустились, но он снова с усилием открыл глаза.
– Только не улетай без меня, малыш. Покинь пространство Федерации без
меня, – и у тебя будет куча неприятностей. – Он боролся со сном, но сон все же одолел его.
– Не бойся, мой друг, – сказал Джим. – Все будет готово, когда ты будешь готов.
Он прервал связь.
Джим упал в кресло в кабинете доктора Маккоя, и закинул ноги на стол, услышав с удовольствием, как каблуки с глухим стуком ударились о столешницу.
– Входи, – сказал Маккой. – Присаживайся. Не стесняйся, устраивайся поудобнее.
– Хорошая новость в том, что Гари очнулся.
– Ну!… Это и в самом деле хорошая новость, Джим.
– Только что с ним говорил. Он все еще страшно слаб, – но с ним все будет в порядке, Боунз.
– Я ни минуты в этом не сомневался, – сказал Маккой. – А плохая новость?
– Плохая новость – я последовал твоему совету…
– И пришел на медосмотр без моего тебя вылавливания по всему кораблю! Аллилуйя, ребята! – Он встал. – Помочь тебе надеть комбинезон?
– Нет-нет, у меня нет времени на осмотр. Я хотел сказать, я последовал твоему совету насчет старшины.
– И?…
– И всякий раз, когда я с ней заговариваю, она пугается. Что-то с ней не в порядке. Она извиняется безостановочно.
– Часто извиняется? – спросил Маккой.
– Да нет же, черт, безостановочно . Всякий раз, когда она что-нибудь говорит, она начинает с «Простите меня».
– Да, выглядит достаточно невротично, это правда.
– Если так, как же она попала в Звездный Флот?
Маккой засмеялся.
– Шутишь, Джим? Если б Звездный Флот забраковывал людей по
причине неврозов, они бы едва наскребли персонала на… может быть, прогулочную яхту. На маленькую прогулочную яхту.
– Но…
– У нас всех неврозы. У меня, у тебя. У всех.
– За исключением, конечно, мистера Спока.
– Спока! Да Спок хуже всех! Он подавляет половину своей наследствен-
ности и большую часть всего остального. Худший невроз вулканцев – это то, что они свято верят, что у них нет неврозов!
– Что ты имеешь в виду, – половину своей наследственности?
– Его человеческую половину, разумеется. Со стороны матери, полагаю.
– А я думал, он вулканец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59