– Сутки… может быть, два дня.
– Слишком долго! – отрезал тот с неожиданным гневом, пробудившим в Элофе ответное раздражение.
– Это не моя вина, черт побери! – хрипло выкрикнул он и выпрямился, сжимая кулаки и с вызовом глядя на худое, жесткое лицо.
Как ни странно, на этот раз капитан поддержал его:
– Оставь его в покое. Альму понадобилась бы целая неделя, а нам с тобой еще больше, если бы мы вообще справились. Хочешь ударить, так пусть это будет крепкий удар! У нас еще есть время настигнуть их.
Худощавый воин мало-помалу расслабился, и Элоф внезапно осознал, что все это время он был напряжен и чем-то сильно обеспокоен. Морщины на его лбу разгладились, и неожиданно он приобрел облик юноши немногим старше самого Элофа – лет двадцати пяти, не более.
– Я согласен, – сказал он. – Нужно быть благодарным уже за то, что имеешь. Тогда за работу!
– После того, как я поем, с вашего разрешения, – возразил Элоф. – И немного посплю; мне понадобится отдых, чтобы показать лучшее, на что я способен. Да, и я хотел бы получить обратно свой меч, если позволите. Как бы то ни было, я мало что могу сделать до постройки горна.
Капитан недовольно заворчал, но воин внезапно рассмеялся.
– Хорошо, я готов поручиться за твои добрые намерения. Ты поешь и отдохнешь, пока мы будем работать, – прими это как плату за наше грубое обращение. Что же касается меча… – Он наклонился, поднял меч с песка и восхищенно взвесил клинок в руке. – Превосходный меч, и должен признаться, меня разбирает зависть. Мне он мог бы принести гораздо больше пользы, чем тебе.
Элоф нахмурился.
– Но тем лучше я понимаю твое беспокойство. Я собирался сказать, что ты сможешь забрать свой меч после окончания работы, но, похоже, без него тебе не будет покоя. Вот, возьми!
Он передал меч формальным жестом, рукоятью вперед через руку, согнутую в локте. Элоф принял клинок и поклонился с такой же сухой формальностью.
– Ты великодушен, и я постараюсь оправдать твое доверие. Сделаю, что могу, в самый короткий срок.
Воин кивнул:
– Пусть твоя работа будет подобна твоему красноречию. Меня зовут Керморван, и я старший в этой лихой команде, после капитана Эрмахала. Могу я узнать твое имя?
– Элоф, кузнец с Соленых Болот. Гильдии и звания не имею.
– Уверен, что это к лучшему, – беспечно ответил Керморван. – Итак, Элоф, тебе нужно подкрепиться и отдохнуть… Мэйли, принеси ему все необходимое! Все остальные – за работу. Ищите большие камни, по возможности плоские, и несите их сюда.
Наполнив желудок и лежа у костра под грубым одеялом, Элоф размышлял о случившемся. Сначала он попал в опасную переделку, но, похоже, не ошибся, настояв на своем в разговоре с Керморваном, который явно имел влияние на команду корабля: это привело к желаемому результату. Или нет? С легким потрясением Элоф осознал, что великодушие и учтивость мечника были рассчитанным ходом, перевернувшим всю ситуацию с ног на голову. Теперь он оказался обязан этим людям, а не наоборот. Какое-то время он злился на себя, но потом глубоко вздохнул. Словом можно связать только человека чести, а это означало, что Керморван считает его таковым. То был своего рода комплимент, хотя и весьма сомнительный, поскольку он не имел представления, кто такие эти головорезы и что они собираются делать со своим ужасным боевым тараном. Но он просто не мог беспокоиться об этом теперь. Все его тело налилось свинцом неимоверной усталости. Мягкий песок, служивший ему ложем, поплыл куда-то вдаль, и он провалился в глубокий сон без сновидений.
К его удивлению, наутро Керморван ждал возле сложенного за ночь горна, постукивая на пробу по стоявшей рядом маленькой наковальне. Звон болезненным эхом отдавался в голове Элофа: он проспал не более двух-трех часов после бессонной ночи… или многих ночей? После встречи с таинственным всадником он готов был поверить чему угодно. Но Керморван горел желанием приступить к работе, для чего сначала нужно было отделить от носа корабля массу искореженного железа. Возвышаясь на импровизированном насесте с молотом и клещами, Элоф трудился над этой задачей, когда его рука скользнула по стержню, на ощупь напоминавшему дерево, а не металл. Нагнувшись поглубже, он обнаружил тяжелую стрелу для баллисты, застрявшую в балках корпуса, которую пришлось раскачивать и вытаскивать большими клещами. Когда стрела появилась на свет, Элоф невольно охнул от удивления: он слишком хорошо помнил черно-белые руны, покрывавшие поверхность древка.
Керморван поднял голову от своей работы и сурово кивнул:
– Да, кузнец, это наши враги. Если я не ошибаюсь, и твои тоже. Мы сражаемся с эквешцами, поэтому нам дорог каждый час.
Вдвоем они освободили тяжелый таран и потащили его по песку к кузнечному горну.
– Мы предполагаем, что большая флотилия должна проплыть на север вдоль этого побережья до завтрашнего вечера, – продолжал Керморван, немного, задыхаясь. – Моему сердцу не будет покоя, если они пройдут безнаказанно!
Элоф отрывисто кивнул и повернулся, чтобы раздуть огонь в горне.
– Тогда вам действительно понадобится спешка. И… все остальное, что я смогу вложить в работу.
То были памятные ему слова, отрывки песнопений, имевшие отношение к точности и пробивной силе наконечников холодного оружия, в основном стрел и копий. Если некоторые из них удастся переиначить, приспособив для тарана…
Элофа пронзила внезапная мысль. Он снова повернулся к Керморвану.
– Ты сказал «на север»? Когда эквешцы будут возвращаться домой? Но почему вы не напали на них с самого начала, когда они плыли на юг и еще не пресытились грабежами и убийствами? – Он увидел выражение на лице Керморвана и осекся. – Ах да. Теперь понятно.
– Только так они и станут сражаться, – угрюмо произнес Керморван. – Лишь в том случае, если у врага будет добро, которым можно поживиться. В конце концов, эти люди – корсары, и я не могу изменить их нрав за короткое время. Кроме того, они малочисленны, и им приходится плавать под прикрытием прибрежных туманов, нанося эквешцам комариные укусы. Здесь один корабль, там другой… Но по крайней мере они будут сражаться! Ни у кого другого я не встретил подобного желания.
Элоф застыл от ужаса: истинный смысл услышанного лишь теперь начал доходить до него.
– Ты хочешь сказать, что эквешцы совершают глубокие рейды в Южные Земли и никто не в силах противостоять им?
– Нет, после того, что случилось с теми, кто попробовал сопротивляться. С каждым годом эквешцы наглели все больше, продвигаясь вниз по побережью от ваших земель к Кербрайну, который вы называете Садернеем, и, наконец, крупный флот начал терзать наши северные порты. Начальник пограничной стражи, могущественный лорд и полновластный правитель в своих владениях, устал ждать, пока синдики соберутся и начнут действовать. Он собрал собственную армию, не дожидаясь помощи от города. Рекрутов было едва ли не в десять раз больше, чем эквешских рейдеров, – достаточно, чтобы задавить противника одним лишь числом войск. Но они были перебиты чуть ли не поголовно, а потом эквешцы учинили ужасную резню среди раненых. С тех пор никто не осмеливается выступать против рейдеров.
– Но… но мы всегда считали сотранцев такими богатыми, такими могущественными! Вы живете за высокими стенами, содержите сильное войско…
Керморван пожал плечами.
– У нас есть армии, но нет воинов, есть капитаны, но нет лидеров. Мы слишком долго жили в довольстве и покое, что само по себе неплохо, но в итоге мы оказались не в состоянии сохранить мир. Единственное правительство, которое мы имеем теперь, это Синдикат – кучка разжиревших торговцев, не способных решить ни одной мелочи, не прозаседав целый день в городском совете. Начальник пограничной стражи, занимавшийся умиротворением наших северных границ, имел больше военного опыта, но лишь за счет мелких стычек с бандитами в Спорных Землях да с корсарами… вроде нас. А синдики прячутся за городскими стенами и находят в своих кошельках все новые доводы в пользу бездействия, надеясь, что на их веку гром не грянет! – Керморван глубоко вздохнул. – А поскольку они не могут излить свое негодование на истинных виновников положения, то выплескивают его на любого, кто… э, не будем об этом! Должно произойти хоть какое-то событие, пусть незначительное, но способное убедить эквешских варваров, что они не завоюют Южные Земли с такой же легкостью, как это случилось с Норденеем.
– Мой народ не пресмыкался перед эквешцами! – резко возразил Элоф, налегая на треснувший зубец тяжелыми клещами и сам удивляясь, как легко он мог простить бедных жителей Эшенби. – Они сражались!
– Да, конечно, – согласился Керморван. – Но лишь когда у них не осталось другого выхода. Мои сородичи, несомненно, поступят так же, когда враг постучится в их ворота. Но тогда будет уже слишком поздно. Как и на севере, эквешцы вторгнутся в раздробленную страну и не встретят организованного сопротивления. Если они смогли уничтожить войско начальника пограничной стражи, не понеся при этом ощутимых потерь, то ни одна область или город, даже сам Кербрайн не сможет выстоять против них в одиночку.
Элоф кивнул, вспомнив сытую умиротворенность жителей Хэртби, в то время как руины Эшенби, расположенного лишь в нескольких днях пути вдоль побережья, еще дымились. Интересно, выстоял ли Хэртби или тоже обратился в груду развалин?
– Ты прав, – вслух сказал он. – Именно раздробленность погубила нас.
К его удивлению, Керморван покачал головой.
– Твой народ нельзя винить в случившемся. Он никогда не был единым, да ему и не предоставилось такой возможности. Первые северные поселенцы вполне осознанно предпочли независимость сильной центральной власти. И я бы не сказал, что они были совершенно неправы.
Элоф украдкой взглянул на высокого воина. По-своему Керморван тоже был человеком знания, а не обычным рубакой.
– Похоже, ты знаешь северную историю лучше меня. Раньше я считал, что мой мастер дал мне глубокие познания, и это так, но в очень узкой области. Расскажи мне что-нибудь о нашей истории, пока я буду работать.
– Пока мы будем работать! – с улыбкой возразил Керморван.
Поначалу он действительно старался, как мог. Его жилистая, неутомимая сила была большим подспорьем при разборке поврежденного тарана. Но потом Керморван мог лишь стоять рядом и наблюдать, как Элоф орудует молотом или зубилом, да изредка помогать кузнецу возле грубых мехов. Тогда он в самом деле рассказал много историй, как на северном, так и на южном наречии, поскольку одинаково хорошо владел обоими.
Воин рассказывал о стране Керайс, уже давно превратившейся в легенду, – о том, как был предсказан первый приход Великого Льда, и о многих деяниях двух родственных народов, которые отправились в плавание по бескрайним просторам океана и поселились на восточных окраинах огромной земли, названной ими Бресайхалом в надежде, что их дети будут навсегда избавлены от ледяной угрозы.
– Но этому не суждено было случиться, – печально продолжал Керморван, и глубокий рокот северного наречия звучал в его голосе так же ясно, как и у любого уроженца Норденея. – Когда, после нескольких поколений привольной жизни, Лед снова надвинулся на них, в государстве произошел раскол. Столицей его был великий город, известный на вашем языке как Странгенбург, Город-у-Вод – сердце и разум страны, по сравнению с которым даже первые укрепленные поселения на восточном побережье казались обычными аванпостами. Люди всей душой любили это место, высокое и прекрасное, отражавшее утраченное великолепие Керайса. Но многие, из страха перед Великим Льдом, захотели покинуть обжитые земли и уйти на юг или на запад, несмотря на опасности, подстерегавшие в лесах и в горах. Однако они не знали, сколько времени займет путь и приведет ли он к землям, пригодным для обитания. В конце концов дело дошло до разрыва между двумя народами: большинство одних предпочло уйти, большинство других – остаться. Те, кто остался, первоначально обитали в более северных регионах Керайса и, возможно, лучше переносили усиливавшийся холод. Их правители происходили от смешанных браков между южанами и северянами; они тоже остались и пытались убедить или принудить своих подданных последовать их примеру. Но многие все равно ушли.
Керморван ненадолго замолчал, пока Элоф произносил слова древнего песнопения над одним из крючьев «железной бороды»:
Сталь светозарная, дух соколиный,
Острое жало, внимай моей песне!
Стань лучом солнца в облачной выси,
К цели лети, бей без промашки!
– Некоторые называли их храбрецами за готовность отправиться в столь опасное путешествие, – продолжал воин, с трудом оторвавшись от созерцания языков пламени, пляшущих в горне. – Другие утверждали, что своим уходом они лишь исполняют волю Льда, и называли их трусами и глупцами, устремившимися навстречу неведомым ужасам вместо того, чтобы помочь сохранить земли, добытые предками и возделанные тяжким трудом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60