Не мое дело судить, кто был прав, а кто нет, но думаю, я бы остался.
Как выяснилось впоследствии, много мужества было проявлено с обеих сторон, ибо те, кто ушел, перевалили через горы в теплые Южные Земли лишь после многих тягот и страданий, и добрая половина их сгинула в пути. Есть много историй о высоком героизме и великом самопожертвовании во время похода и при основании нового царства.
На востоке тоже были свои герои. Там, согласно преданиям, жил легендарный Вайда и много других могучих витязей. Они крепили рубежи и хранили страну в течение еще двух поколений, хотя с каждым годом становилось все холоднее, и Великий Лед со всем сонмом своих демонов подступал к северным границам. Но настало время, когда Лед выбросил на юг исполинское копье; глетчеры подступили к самому прекрасному Городу-у-Вод, сокрушили его гордые стены и погребли многих под обломками. Там он и лежит по сей день. Тогда те, кто выжил, в гневе и отчаянии отвернулись от своих правителей, убедивших их остаться. Некоторые подались в небольшие города на востоке, но большинство направилось по стопам своих сородичей – на запад и юг. И снова многие бесследно сгинули. Те, кому удалось пройти, заплатили еще более ужасную цену, чем их предшественники, ибо были малочисленнее и хуже подготовлены к долгому пути. Снова наступили времена для героев, но, увы, герои были не в чести, когда рождалось новое царство Кербрайн. Горькие слова и имена, которыми их когда-то называли, не утратили своей силы: ведь еще были живы некоторые из тех, кто видел крушение и гибель Странгенбурга. Поэтому наряду с героизмом творились великие злодейства, и было много предательства и жестокости с обеих сторон. В итоге новоприбывшие переселились в северные области между горами и морем, куда не дошли первопоселенцы, предпочитавшие более теплый климат. Там, с течением времени, они встретились и смешались с такими же изгнанниками – бронзовокожими людьми, пришедшими с далекого запада через океан и Великий Лед. Таково происхождение твоего северного народа. Их поселения были широко разбросаны по местности, ибо северяне всегда жили на окраинах – сначала в Керайсе, а потом в Восточных Землях. Но без центральной власти и города, где находится ее средоточие, они были слабыми и разобщенными. Хотя вражда между севером и югом уже давно остыла и наши народы на протяжении многих веков поддерживают торговые, а в чем-то и дружеские отношения, северные города не в состоянии объединиться друг с другом, а тем более с нами, для защиты от общего врага. Привычка к независимости стала слишком сильна.
Элоф кивнул с серьезным видом, наблюдая, как концы сварного шва начинают светиться в пламени горна.
– Я вспоминаю городок, где жил в детстве. Связи с внешним миром ограничивались делами гильдий да редкими визитами торговцев, а слово старшины было единственным законом. Они и помыслить не могли о подчинении какой-то верховной власти.
– Да. Такое отношение к власти укреплялось и смуглыми пришельцами с дальнего запада: они бежали от кровавого подъема эквешского царства и больше всего на свете боялись создать нечто подобное. То были мирные фермеры и рыбаки, не интересовавшиеся ничем, кроме своей земли, моря да смены времен года. Им тоже пришлось заплатить многими жизнями за обретение мира в новых землях. В те годы северные поселенцы стали осознавать, сколь они малочисленны и слабы по сравнению с югом, которого они боялись. Неудивительно, что западные племена встретили у них самый теплый прием. Сегодня это славный народ, крепкий и трудолюбивый, но прежняя замкнутость осталась, а это опасно в те времена, когда Великий Лед готов обрушить свою мощь на всех людей.
Элоф отложил свой молот и вопросительно посмотрел на воина.
– Мой мастер тоже говорил о Великом Льде как о живом существе, – сказал он.
Глаза Керморвана расширились от удивления.
– Но так оно и есть! Разве он больше ничего не говорил? – Кузнец покачал головой. – Тогда дорожка, по которой он вел тебя, была не только узкой, но вдобавок и кривой. Узнай же то, что знает каждый ребенок в наших краях! За Льдом действительно стоит разумная воля, и ее намерения враждебны. Оно, или они – ибо говорят, что их может быть несколько, – ненавидит всех живых существ. Не знаю почему, но это так. Больше всего оно ненавидит нас, людей, и то слабое подобие порядка, которое нам удалось создать. Оно может какое-то время пользоваться людьми в своих целях, но стремится низвести нас до уровня животных, дабы уничтожить без всякого труда. Поэтому в первую очередь его злоба направлена на жителей Кербрайна, который находится дальше всего от его рубежей и самим своим существованием опровергает его всевластие. Великий Лед сам по себе оружие – медленное, но необоримое в своем продвижении. Разве я не рассказывал тебе, как он внезапно устремился на юг и покрыл великий город? Здесь он пока что не зашел так далеко, хотя уже испытывает на прочность подножия гор к северу от вашей земли.
– Я знаю, – отозвался Элоф. Он вынул из огня раскаленные куски металла и принялся сковывать их вместе частыми, легкими ударами. – Я сам слышал это.
– Ты слышал… – Керморван покачал головой, на мгновение лишившись дара речи. – Но как ты осмелился подойти так близко? Ведь Лед не пустует, он населен призраками, чудовищными животными и другими внушающими ужас существами, для которых у меня нет имени. Злая воля удерживает их вместе; они населяют Лед, словно огромный корабль, и служат его авангардом в вылазках на юг, распространяя смерть и ужас. Они появляются везде, где возрастает его мощь, иногда даже приходят на болота вместе с талыми водами. Как ты осмелился?
Некоторое время Элоф молчал. Занесенный молот застыл в его руке, но не падал на наковальню. Он вспоминал, как впервые увидел на небе холодное сияние, как мастер-кузнец говорил о его будущем походе к сердцу Великого Льда, о новых знаниях, о том, что все его существо будет перековано и воссоздано заново…
…на Наковальне Льда.
Молот дрогнул в руке Элофа. Удары посыпались с такой силой и скоростью, что искры фонтаном полетели с маленькой наковальни, и куски раскаленной стали, казалось, сами начали сливаться воедино. Подняв голову, кузнец встретился с пристальным взглядом Керморвана.
– Я заблудился, – коротко ответил он и больше ничего не добавил.
Керморван пожал плечами.
– Все мы блуждаем в этом мире с завязанными глазами. Как бы то ни было, я готов благословить те блуждания, что вывели тебя к нашему кораблю.
Он вопросительно взглянул на Элофа, словно собираясь спросить о чем-то напрямик. Кузнец поспешно отвернулся, погрузил откованный металл в бадью с водой для охлаждения и порадовался тому, что облака горячего пара скрыли выражение его лица. Было слишком много вопросов, на которые он пока не хотел отвечать даже самому себе, а тем более – этому странному человеку, тщательно оберегавшему собственные секреты.
Керморван как будто прочел мысли Элофа и одобрил их.
– Но я отвлекаю тебя от дела пустыми разговорами. – Он вгляделся в сереющий туман. – Приближается рассвет. Сколько еще времени нам понадобится?
– Семь часов, может быть, восемь. И думаю, еще час на установку тарана. Нужно укрепить форштевень.
– Будем надеяться, что успеем, – проворчал Керморван. – Эти твои песнопения и символы, которые ты чертишь… они действительно на что-то пригодны?
Элоф улыбнулся, выбрав еще две полоски металла и сунув их в огонь.
– Посмотрим. Это не замедляет мою работу. В любом случае попробовать стоит, хотя они могут оказаться не такими действенными на предмете, который уже был в употреблении. Видишь ли, я сомневаюсь не в силе своего искусства, а в себе самом.
Керморван задумчиво поскреб подбородок, покрытый жесткой щетиной.
– Тогда я думаю, тебе не стоит беспокоиться.
Элоф пожал плечами и повернулся к горну.
– Увидим через несколько часов.
– А что потом, кузнец?
– Ты поплывешь сражаться с эквешцами.
– А ты?
– Я? Вернусь домой. – Элоф вынул одну полоску металла и начал выправлять ее на наковальне. – Хотя если бы ты мог высадить меня на берег в нескольких лигах к югу отсюда, это сделало бы мой путь короче и безопаснее.
Он замолчал, не зная, как продолжать. Керморван, казалось, не заметил его замешательства.
– Мы не можем отвлекаться до тех пор, пока не дадим бой. А потом нам некоторое время придется скрываться: эквешский флот может остановиться и начать поиски, либо они оставят несколько кораблей для охоты на нас. Поэтому мы сможем помочь тебе лишь в том случае, если ты сейчас поплывешь с нами.
Керморван подался вперед, и красноватый свет горна заплясал в его серых глазах.
– Почему бы и нет, Элоф? Игра и так будет неравной – нас пятьдесят человек, против, быть может, сотни эквешцев на боевой галере. Такой воин, как ты, мог бы уравнять шансы.
– Я не воин! – фыркнул Элоф.
– Ты силен даже для кузнеца, и у тебя отменная реакция. Ты умеешь обращаться с мечом и ненавидишь эквешцев, это ясно. Присоединяйся к нам!
– Верно! – громыхнул капитан, вышедший к ним из тумана. – Он одолел меня в схватке, а этим мало кто может похвастаться – верно, Керморван? Кстати говоря, кузнец, не сделаешь ли ты мне новые кольца для древка алебарды, если улучишь свободную минуту?
Элоф рассмеялся.
– Можешь не сомневаться – причем такие, которые будет не так-то просто разрубить. Что до остального… посмотрим. А теперь, кто-нибудь, помогите мне за мехами, иначе мы никогда не выправим этот таран!
Когда он закончил работу, солнце уже перевалило за полуденную отметку и туман истончился до выморочной дымки в неподвижном, слегка дрожащем воздухе. Они установили заново откованный таран и заклепали его тяжелыми болтами. Капитан сразу же отдал приказ о погрузке снаряжения и подготовке к отплытию. Но Керморван, казалось, был не в силах оторваться от грозного корабельного оружия: он сидел на корточках и ласково поглаживал блестящую поверхность металла.
– Беру назад свои слова, – тихо произнес он. – Ты сделал его гораздо крепче и острее, чем раньше. И я вижу какое-то странное мерцание изнутри…
Элоф, в изнеможении растянувшийся на теплом песке, не сразу осознал смысл услышанного. Он резко выпрямился и встал. Его так и подмывало посмотреть, но он не осмеливался испытать свою удачу. Что видел Керморван? Может быть, в крови воина тоже есть частица истинного дара?
– Словно рыбки, играющие в пруду, – зачарованно продолжал Керморван. – Или ты заковал туда солнечные зайчики, как говорится в предании о древних кузнецах дьюргаров… Но я теряю время. Теперь у нас появилась надежда!
Повернувшись, он приказал подготовить катки и канаты. Элоф с опаской протянул руку и прикоснулся к теплому металлу. Его взгляд скользнул по поверхности и погрузился глубже, в самую сердцевину. Под зеленоватой стальной проволокой действительно переливался свет – то сильнее, то слабее, пульсируя, словно кровь в венах. Работа, пусть даже грубая, ожила под его руками.
Охваченный внезапным предчувствием, он выхватил свой меч, лежавший под плащом на песке, и пристально вгляделся в самодельную рукоять. Перед его взором поплыли облака, хотя небо над головой было чистым. Они клубились, меняли форму и ускользали, текучие, как вольные мысли. Пробуждение надежд, которые он так долго глушил в себе, было почти мучительным, подобно движению онемевшей конечности. Но даже боль доставляла радость. Элоф мог бы заподозрить истину с тех пор, как прикоснулся к неуклюжим старым инструментам и ощутил пустоту в них; выполняя работу для Хьорана, он не заметил даже этого. Для восприятия силы тоже нужна сила.
Издав звенящий крик чистой радости, Элоф высоко подбросил меч, поймал клинок на лету и крепко сжал прохладную, поблескивающую рукоять. В ней таилось некое свойство, хотя он пока не знал, в чем оно заключается. Дар вернулся к нему, и его долгое исцеление завершилось.
– Воинственность, достойная восхищения! – рассмеялся Керморван, наблюдавший за ним. – Ну, сир кузнец, что ты решил? Отправишься в бой вместе с нами или будешь гнить в своей кузнице, если вообще когда-нибудь найдешь ее?
Элоф вертикально вонзил черный клинок в песок, и тот остался стоять, как некое зловещее растение. Как странно, что он сумел заковать в рукоять какое-то свойство, даже не догадываясь о его цели! Но с другой стороны, что он знал о собственном предназначении? Что выбрать сейчас – отправиться назад, на болота, и жить там, как раньше? Придорожная кузница когда-то казалась ему единственно верным местом для жилья, укрытием не столько от мастера-кузнеца, сколько от собственных переживаний, от горечи, разъедавшей душу. Одинокая жизнь пошла на пользу не только ему одному: многие путешественники обрели безопасность, которой они были бы лишены без его помощи, и в этом он тоже нашел исцеление. Теперь, несмотря на всю свою чуждость и неприветливость, топи казались Элофу едва ли не тихой гаванью, где он мог вести неприхотливую жизнь, забыв о своих страхах и заботах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60