"
- Нельзя ли нагнать ушедшие корабли и силой вернуть их в Новороссийск? - спросил Раскольников.
- Теперь уже, к сожалению, поздно, - ответил Кукель.- Тихменев раньше придет в Севастополь, чем мы успеем настичь его. К тому же всюду большой недокомплект команд. Некому нагонять. На ходу лишь "Керчь" да "Лейтенант Шестаков"…
- Почему? Куда делись люди?
- В последние два дня происходило повальное дезертирство со всех судов. Началось 16-го числа, после того как стало известно о высадке немцев на Тамани и Тихменев приказал флоту готовиться к походу в Севастополь. Он воспользовался тем, что от делегации, посланной нами за день до того в Екатеринодар, не было никаких вестей. Значит, ни о чем не договорились. Тут еще исчезли представитель Москвы Вахрамеев и главный комиссар флота Глебов-Авилов. Выходило, что власти бросили флот на произвол судьбы. И люди стали разбегаться. Бежали те, кто не хотел идти к немцам, но и топить корабли отказывался. А это - три четверти личного состава флота. Что касается судов, оставшихся в Новороссийске: на "Керчи" полный комплект, сто тридцать четыре человека, на "Лейтенанте Шестакове" около пятидесяти человек сборной команды, на остальных судах по пять-шесть человек. А "Фидониси" совсем обезлюдел…
Остались на судах, не вышедших из Новороссийской гавани, только те члены команд, которые были за потопление,- большевики вроде матроса Лепетенко с "Шестакова", председателя судового комитета этого миноносца, или сочувствующие большевикам вроде Кукеля. Кукель и Лепетенко были главными агитаторами за потопление флота. Они и план обдумали, как осуществить уничтожение оставшихся в Новороссийске судов. По этому плану оба их миноносца должны были на буксире вывести суда, не способные двигаться самостоятельно, к месту затопления на внешнем рейде, и помочь командам этих судов приготовиться к затоплению. Приступить к выполнению плана наметили с рассветом, то есть сейчас же, и начать выводить суда на рейд, в первую очередь те, с которых уже сняли вооружение, все ценное.
- Но это ясно в отношении минного отряда кораблей. А вот как быть со "Свободной Россией"? - озабоченно сказал Кукель.
- "Свободную Россию" я беру на себя. А вы - действуйте, как решили, одобрил Раскольников соображения Кукеля, торопясь обратно на катер. - Не будем терять времени.
- Есть!
Подошли к "Свободной России", к ее высокому трапу. Одергивая китель, взбежал Раскольников по трапу на палубу. Караула на палубе не оказалось. Матросы с георгиевскими ленточками, в черных бушлатах, таскали из нутра корабля узлы, чемоданы, складывали у трапа.
Раскольников попросил вызвать командира корабля, и вскоре к нему подошел моложавый моряк с рыжеватыми волосами, в веснушках, в белейшем кителе, белейших, без единой морщинки, прекрасно отутюженных брюках, белых парусиновых туфлях. Раскольников назвал себя. Моряк представился:
- Терентьев, командир корабля. Прошу ко мне.
В толпе матросов, собравшихся поблизости от трапа, услышали имя Раскольникова, угрюмо насторожились. Кто-то выругался. Терентьев, не обращая на толпу внимания, повел гостя за собой.
- Вы прибыли уговаривать нас утопить дредноут? - заговорил Терентьев, сняв фуражку, пригладив безукоризненно причесанные на прямой пробор гладкие волосы. - Уговаривать не надо. Утопим. Команда уже решила. Только вам придется помочь это проделать. Мало людей. И особенно в машинном отделении. Своим ходом идти не можем. Но выступить перед командой вам придется. Объяснить кое-что. И вопросы к вам будут. Настроение людей, полагаю, почувствовали?
- Скажите, почему ушли Тихменев и другие? Ведь на референдуме никто не высказался за поход в Севастополь.
- И я бы ушел, если бы мог. Если бы не разбежалась команда.
- Но почему?
- Ушедшие не захотели быть пешками в двуличной комиссарс кой игре.
- Но ушли сдаваться в плен! Хотя на референдуме за это не голосовали.
- Большинство готово было сражаться с немцами, а не сдаваться. Однако ваши товарищи из Кубано-Черноморской республики не выразили горячего желания поддержать флот. Что нам оставалось?
- Как что? Выполнить приказ центрального правительства!
- Какой из приказов? - насмешливо переспросил Терентьев. - То-то и оно. Какой приказ ни выполни, все ты дурак, будешь поставлен вне закона.
- Почему вне закона? Подлинный приказ один: потопить флот. Его и надо было выполнить. Это же очевидно.
- Это очевидно для вас, комиссаров. А для нас очевидно другое: если бы германское правительство потребовало от советского правительства наказать виновных в уничтожении флота, ваш Ленин не поколебался бы ни секунды выполнить это требование.
- Что за странное предположение. Почему вы думаете, что правительство отступилось бы от вас?
- Вам нельзя доверять. Вы уже это доказали своей деятельностью после захвата власти. Поманили декретами о мире, о земле и рабочем контроле и ни один не выполнили. Вместо мира - Брест, вместо земли - комбеды и продотряды, на заводах комиссары. А дело ни в чем не повинного Щастного? Ваш Ленин…
- Хватит, - не выдержав, поднялся Раскольников. - У нас нет времени. Пойдемте к вашим матросам.
- Как угодно, - согласился Терентьев, нажал на кнопку звонка, приказал явившемуся вестовому сыграть общий сбор.
Поднялись на палубу. Угрюмо слушали матросы Раскольникова, говорившего о безвыходном положении флота.
Он слукавил, заявив, будто Кубано-Черноморская республика не в состоянии снабжать флот, - это лишь выяснялось. Но, в сущности, какое это теперь имело значение? Флот должен быть потоплен. Таков приказ Ленина. Его нужно выполнить.
Терентьев, взявший слово после Раскольникова, предложил еще раз, для верности, проголосовать, все ли за потопление. Больно было смотреть в потерянные глаза матросов, поднимавших руки.
- Пропала "Свободная Россия". Эх, Россия…
Нужно было достать буксир, чтобы отвести линкор на внешний рейд, и Раскольников отправился на берег. На набережной нанял извозчика, приказал ехать к управлению водного транспорта. Безрессорная коляска с грохотом понеслась по булыжной мостовой, немилосердно пыля. Утреннее солнце жгло спину.
Остановились перед двухэтажным деревянным домом. Взбежав по крутой скрипучей, пропахшей мышами, грязной лестнице наверх, Раскольников спросил заведующего. Его провели в комнату, заставленную канцелярскими столами. На стенах висели портреты Маркса, Ленина и Троцкого. Грустный худой человек поднялся из-за стола, самого дальнего от двери. Раскольников потребовал предоставить ему буксирные средства.
- Знаете, товарищ, - развел руками грустный человек,- буксиры есть, людей нет. Команды разбежались.
Он посоветовал сходить в управление торгового флота, там тоже имелись буксирные пароходы. "Если у них не окажется буксира, найдите хотя бы людей, подходящую посудину мы предоставим…"
Раскольников отправился по указанному адресу. Там удалось договориться о буксире. Объяснив, какую работу должен выполнить буксир, с облегчением выбрался на улицу.
Будто камень свалился с души. От него теперь уже ничего не зависело. Побрел по голой и пыльной улице. Пекло было страшное. Увидел харчевню с давно не мытыми стеклами, и вдруг почувствовал, что голоден, со вчерашнего дня ничего не ел.
Толстая сонная хозяйка принесла жидкий суп, кусок жилистого мяса, небрежно поставила на стол горку черного хлеба, в Новороссийске его, оказывается, было сколько угодно.
Когда вернулся в порт, "Керчь" производила маневр на внутреннем рейде. На катере подошел к ней. Бледный, перепачканный углем Кукель, мокрый от жары и усталости, доложил о том, что удалось сделать. Часть эсминцев вывели к месту затопления, заложили подрывные патроны, выводили остальные корабли.
С борта "Керчи" наблюдал, как к "Свободной России" подошла парусно-моторная шхуна, присланная управлением торгового флота. Казавшаяся детской игрушкой по сравнению со стальной громадиной, шхуна взяла эту громадину на буксир и, отчаянно дымя, поволокла на внешний рейд. Вскоре она вернулась с матросами, снятыми с линкора. На краю палубы, картинно отставив ногу, стоял Терентьев в своем элегантном белоснежном костюме. Когда шхуна проходила мимо "Керчи", Терентьев крикнул высоким голосом:
- Старший лейтенант Кукель! Вот вам пустая коробка,- вытянул веснушчатую руку с рыжими волосами в сторону "Свободной России". - Делайте с ней что хотите! Вы… - Он хотел еще что-то крикнуть, но голос задрожал, он махнул рукой и отвернулся.
Высадив моряков, шхуна пошла к покинутому командой "Фидониси", чтобы взять и его на буксир. На пристани, возле которой стоял эсминец, собралась толпа возбужденных горожан. Смуглый мужчина в белой рубашке, вскарабкавшись на фонарный столб, обхватив его ногами, потрясая в воздухе рукой, призывал не допустить уничтожения кораблей. Толпа слушала его сочувственно. И когда шхуна подошла к эсминцу, из толпы полетели камни, пустые бутылки в матросов, пытавшихся зачалить корабль.
Кукель увидел это с проходившей мимо "Керчи", развернул миноносец. Приказал пробить боевую тревогу, орудия навести на толпу.
- Всем на пристани! - крикнул в мегафон. - Немедленно отойти от эсминца! Иначе я открываю огонь. Считаю до трех. Раз…
Толпа схлынула с пристани, шхуна подцепила пустой корабль, потащила из гавани.
Уже с берега наблюдал Раскольников за последним актом драмы. Наблюдал не он один, весь город высыпал к морю. Пристань, набережную, мол сплошь усеяли люди. Около цементного завода стояли на берегу рабочие, взбирались на известковые насыпи, откуда были видны вы веденные из гавани, поставленные на внешнем рейде в ряд беспомощные корабли.
Первым пошел ко дну "Фидониси", взорванный самоходной миной, которую выпустила по нему "Керчь". От взрыва эсминец окутался клубами дыма, когда дым отнесло в сторону, все увидели - передний мостик обрушился, кормовая рубка помята, обе мачты сломаны. Нос корабля приподнялся кверху, и вдруг, будто по ледяной горке, корабль заскользил вниз - и скрылся под водой. Потом один за другим взрывались и, быстро наполняясь водой, шли ко дну остальные эсминцы, тонули под развевавшимися красными флагами, с сигналом, поднятым на мачте: "Погибаю, но не сдаюсь".
Меньше чем за полчаса с эсминцами было покончено. Оставалась "Свободная Россия". С "Керчи" сделали залп по линкору из двух минных аппаратов. Одна мина прошла под килем корабля, другая взорвалась под носовой орудийной башней. Клуб черного дыма, поднявшийся из воды, закрыл серый борт корабля до боевой рубки. Корабль, однако, держался на воде. Еще две мины, поразившие линкор в кормовой части, не изменили положения корабля. На "Керчи" нервничали, кончался запас мин, а бронированная громада не поддавалась. Пятая мина чуть не потопила саму "Керчь", что-то случилось в ее механизме, и она заметалась в воде, меняя направление, то отдаляясь от миноносца, то вдруг направляясь прямо на него. Наконец, неожиданно вынырнув из воды, переломилась надвое и вмиг затонула.
Шестая мина ударила в самую середину линкора. Густой белый дым окутал весь корабль. Дым рассеялся, и стали видны во многих местах огромные пробоины. Корабль, покачиваясь, начал медленно крениться на правый борт. Посыпались, перекатываясь по палубе, паровые катера, шлюпки. Тяжелые круглые башни с двенадцатидюймовыми орудиями, отрываясь от палубы, катились по гладкому настилу, сметая все на своем пути, и обрушивались в море, подымая столбы брызг. Через несколько минут корабль перевернулся, подняв кверху обросший тиной и ракушками темный киль, но еще с полчаса держался на поверхности, будто губка, пропитываясь водой, пока не ухнул в пучину, образовав бурно кипящий водоворот.
Люди на берегу, как на похоронах, обнажили головы. Слышались сдавленные рыдания.
"Керчь" развернулась, дала полный ход и вскоре скрылась за мысом. Она ушла к Туапсе, с тем чтобы там затонуть, так решила команда, благоразумно остерегшаяся проделать это в Новороссийске. Команда "Керчи", с самого начала открыто стоявшая за уничтожение флота, навлекла на себя особый гнев новороссийцев, и всякое могло случиться, окажись она сейчас на берегу без прикрытия своих орудий. Раскольников посоветовал Кукелю и верным ему матросам пробираться из Туапсе к Царицыну, обещав позаботиться об их дальнейшей судьбе.
Прежде чем выехать из Новороссийска, Раскольников проследил за погрузкой катеров-истребителей для Царицына. Сложился дивизион быстроходных катеров, на каждом катере по два 47-миллиметровых орудия и по паре пулеметов, команды укомплектованы.
И еще один морской эшелон формировался в этот день в Новороссийске, эшелон, составленный из моряков с затопленных судов и с судов, ушедших в Севастополь, около тысячи человек. Они направлялись в Нижний Новгород, где должна была быть организована другая, помимо царицынской, речная военная флотилия. Раскольников помог морякам провести выборы командиров команд и начальника эшелона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
- Нельзя ли нагнать ушедшие корабли и силой вернуть их в Новороссийск? - спросил Раскольников.
- Теперь уже, к сожалению, поздно, - ответил Кукель.- Тихменев раньше придет в Севастополь, чем мы успеем настичь его. К тому же всюду большой недокомплект команд. Некому нагонять. На ходу лишь "Керчь" да "Лейтенант Шестаков"…
- Почему? Куда делись люди?
- В последние два дня происходило повальное дезертирство со всех судов. Началось 16-го числа, после того как стало известно о высадке немцев на Тамани и Тихменев приказал флоту готовиться к походу в Севастополь. Он воспользовался тем, что от делегации, посланной нами за день до того в Екатеринодар, не было никаких вестей. Значит, ни о чем не договорились. Тут еще исчезли представитель Москвы Вахрамеев и главный комиссар флота Глебов-Авилов. Выходило, что власти бросили флот на произвол судьбы. И люди стали разбегаться. Бежали те, кто не хотел идти к немцам, но и топить корабли отказывался. А это - три четверти личного состава флота. Что касается судов, оставшихся в Новороссийске: на "Керчи" полный комплект, сто тридцать четыре человека, на "Лейтенанте Шестакове" около пятидесяти человек сборной команды, на остальных судах по пять-шесть человек. А "Фидониси" совсем обезлюдел…
Остались на судах, не вышедших из Новороссийской гавани, только те члены команд, которые были за потопление,- большевики вроде матроса Лепетенко с "Шестакова", председателя судового комитета этого миноносца, или сочувствующие большевикам вроде Кукеля. Кукель и Лепетенко были главными агитаторами за потопление флота. Они и план обдумали, как осуществить уничтожение оставшихся в Новороссийске судов. По этому плану оба их миноносца должны были на буксире вывести суда, не способные двигаться самостоятельно, к месту затопления на внешнем рейде, и помочь командам этих судов приготовиться к затоплению. Приступить к выполнению плана наметили с рассветом, то есть сейчас же, и начать выводить суда на рейд, в первую очередь те, с которых уже сняли вооружение, все ценное.
- Но это ясно в отношении минного отряда кораблей. А вот как быть со "Свободной Россией"? - озабоченно сказал Кукель.
- "Свободную Россию" я беру на себя. А вы - действуйте, как решили, одобрил Раскольников соображения Кукеля, торопясь обратно на катер. - Не будем терять времени.
- Есть!
Подошли к "Свободной России", к ее высокому трапу. Одергивая китель, взбежал Раскольников по трапу на палубу. Караула на палубе не оказалось. Матросы с георгиевскими ленточками, в черных бушлатах, таскали из нутра корабля узлы, чемоданы, складывали у трапа.
Раскольников попросил вызвать командира корабля, и вскоре к нему подошел моложавый моряк с рыжеватыми волосами, в веснушках, в белейшем кителе, белейших, без единой морщинки, прекрасно отутюженных брюках, белых парусиновых туфлях. Раскольников назвал себя. Моряк представился:
- Терентьев, командир корабля. Прошу ко мне.
В толпе матросов, собравшихся поблизости от трапа, услышали имя Раскольникова, угрюмо насторожились. Кто-то выругался. Терентьев, не обращая на толпу внимания, повел гостя за собой.
- Вы прибыли уговаривать нас утопить дредноут? - заговорил Терентьев, сняв фуражку, пригладив безукоризненно причесанные на прямой пробор гладкие волосы. - Уговаривать не надо. Утопим. Команда уже решила. Только вам придется помочь это проделать. Мало людей. И особенно в машинном отделении. Своим ходом идти не можем. Но выступить перед командой вам придется. Объяснить кое-что. И вопросы к вам будут. Настроение людей, полагаю, почувствовали?
- Скажите, почему ушли Тихменев и другие? Ведь на референдуме никто не высказался за поход в Севастополь.
- И я бы ушел, если бы мог. Если бы не разбежалась команда.
- Но почему?
- Ушедшие не захотели быть пешками в двуличной комиссарс кой игре.
- Но ушли сдаваться в плен! Хотя на референдуме за это не голосовали.
- Большинство готово было сражаться с немцами, а не сдаваться. Однако ваши товарищи из Кубано-Черноморской республики не выразили горячего желания поддержать флот. Что нам оставалось?
- Как что? Выполнить приказ центрального правительства!
- Какой из приказов? - насмешливо переспросил Терентьев. - То-то и оно. Какой приказ ни выполни, все ты дурак, будешь поставлен вне закона.
- Почему вне закона? Подлинный приказ один: потопить флот. Его и надо было выполнить. Это же очевидно.
- Это очевидно для вас, комиссаров. А для нас очевидно другое: если бы германское правительство потребовало от советского правительства наказать виновных в уничтожении флота, ваш Ленин не поколебался бы ни секунды выполнить это требование.
- Что за странное предположение. Почему вы думаете, что правительство отступилось бы от вас?
- Вам нельзя доверять. Вы уже это доказали своей деятельностью после захвата власти. Поманили декретами о мире, о земле и рабочем контроле и ни один не выполнили. Вместо мира - Брест, вместо земли - комбеды и продотряды, на заводах комиссары. А дело ни в чем не повинного Щастного? Ваш Ленин…
- Хватит, - не выдержав, поднялся Раскольников. - У нас нет времени. Пойдемте к вашим матросам.
- Как угодно, - согласился Терентьев, нажал на кнопку звонка, приказал явившемуся вестовому сыграть общий сбор.
Поднялись на палубу. Угрюмо слушали матросы Раскольникова, говорившего о безвыходном положении флота.
Он слукавил, заявив, будто Кубано-Черноморская республика не в состоянии снабжать флот, - это лишь выяснялось. Но, в сущности, какое это теперь имело значение? Флот должен быть потоплен. Таков приказ Ленина. Его нужно выполнить.
Терентьев, взявший слово после Раскольникова, предложил еще раз, для верности, проголосовать, все ли за потопление. Больно было смотреть в потерянные глаза матросов, поднимавших руки.
- Пропала "Свободная Россия". Эх, Россия…
Нужно было достать буксир, чтобы отвести линкор на внешний рейд, и Раскольников отправился на берег. На набережной нанял извозчика, приказал ехать к управлению водного транспорта. Безрессорная коляска с грохотом понеслась по булыжной мостовой, немилосердно пыля. Утреннее солнце жгло спину.
Остановились перед двухэтажным деревянным домом. Взбежав по крутой скрипучей, пропахшей мышами, грязной лестнице наверх, Раскольников спросил заведующего. Его провели в комнату, заставленную канцелярскими столами. На стенах висели портреты Маркса, Ленина и Троцкого. Грустный худой человек поднялся из-за стола, самого дальнего от двери. Раскольников потребовал предоставить ему буксирные средства.
- Знаете, товарищ, - развел руками грустный человек,- буксиры есть, людей нет. Команды разбежались.
Он посоветовал сходить в управление торгового флота, там тоже имелись буксирные пароходы. "Если у них не окажется буксира, найдите хотя бы людей, подходящую посудину мы предоставим…"
Раскольников отправился по указанному адресу. Там удалось договориться о буксире. Объяснив, какую работу должен выполнить буксир, с облегчением выбрался на улицу.
Будто камень свалился с души. От него теперь уже ничего не зависело. Побрел по голой и пыльной улице. Пекло было страшное. Увидел харчевню с давно не мытыми стеклами, и вдруг почувствовал, что голоден, со вчерашнего дня ничего не ел.
Толстая сонная хозяйка принесла жидкий суп, кусок жилистого мяса, небрежно поставила на стол горку черного хлеба, в Новороссийске его, оказывается, было сколько угодно.
Когда вернулся в порт, "Керчь" производила маневр на внутреннем рейде. На катере подошел к ней. Бледный, перепачканный углем Кукель, мокрый от жары и усталости, доложил о том, что удалось сделать. Часть эсминцев вывели к месту затопления, заложили подрывные патроны, выводили остальные корабли.
С борта "Керчи" наблюдал, как к "Свободной России" подошла парусно-моторная шхуна, присланная управлением торгового флота. Казавшаяся детской игрушкой по сравнению со стальной громадиной, шхуна взяла эту громадину на буксир и, отчаянно дымя, поволокла на внешний рейд. Вскоре она вернулась с матросами, снятыми с линкора. На краю палубы, картинно отставив ногу, стоял Терентьев в своем элегантном белоснежном костюме. Когда шхуна проходила мимо "Керчи", Терентьев крикнул высоким голосом:
- Старший лейтенант Кукель! Вот вам пустая коробка,- вытянул веснушчатую руку с рыжими волосами в сторону "Свободной России". - Делайте с ней что хотите! Вы… - Он хотел еще что-то крикнуть, но голос задрожал, он махнул рукой и отвернулся.
Высадив моряков, шхуна пошла к покинутому командой "Фидониси", чтобы взять и его на буксир. На пристани, возле которой стоял эсминец, собралась толпа возбужденных горожан. Смуглый мужчина в белой рубашке, вскарабкавшись на фонарный столб, обхватив его ногами, потрясая в воздухе рукой, призывал не допустить уничтожения кораблей. Толпа слушала его сочувственно. И когда шхуна подошла к эсминцу, из толпы полетели камни, пустые бутылки в матросов, пытавшихся зачалить корабль.
Кукель увидел это с проходившей мимо "Керчи", развернул миноносец. Приказал пробить боевую тревогу, орудия навести на толпу.
- Всем на пристани! - крикнул в мегафон. - Немедленно отойти от эсминца! Иначе я открываю огонь. Считаю до трех. Раз…
Толпа схлынула с пристани, шхуна подцепила пустой корабль, потащила из гавани.
Уже с берега наблюдал Раскольников за последним актом драмы. Наблюдал не он один, весь город высыпал к морю. Пристань, набережную, мол сплошь усеяли люди. Около цементного завода стояли на берегу рабочие, взбирались на известковые насыпи, откуда были видны вы веденные из гавани, поставленные на внешнем рейде в ряд беспомощные корабли.
Первым пошел ко дну "Фидониси", взорванный самоходной миной, которую выпустила по нему "Керчь". От взрыва эсминец окутался клубами дыма, когда дым отнесло в сторону, все увидели - передний мостик обрушился, кормовая рубка помята, обе мачты сломаны. Нос корабля приподнялся кверху, и вдруг, будто по ледяной горке, корабль заскользил вниз - и скрылся под водой. Потом один за другим взрывались и, быстро наполняясь водой, шли ко дну остальные эсминцы, тонули под развевавшимися красными флагами, с сигналом, поднятым на мачте: "Погибаю, но не сдаюсь".
Меньше чем за полчаса с эсминцами было покончено. Оставалась "Свободная Россия". С "Керчи" сделали залп по линкору из двух минных аппаратов. Одна мина прошла под килем корабля, другая взорвалась под носовой орудийной башней. Клуб черного дыма, поднявшийся из воды, закрыл серый борт корабля до боевой рубки. Корабль, однако, держался на воде. Еще две мины, поразившие линкор в кормовой части, не изменили положения корабля. На "Керчи" нервничали, кончался запас мин, а бронированная громада не поддавалась. Пятая мина чуть не потопила саму "Керчь", что-то случилось в ее механизме, и она заметалась в воде, меняя направление, то отдаляясь от миноносца, то вдруг направляясь прямо на него. Наконец, неожиданно вынырнув из воды, переломилась надвое и вмиг затонула.
Шестая мина ударила в самую середину линкора. Густой белый дым окутал весь корабль. Дым рассеялся, и стали видны во многих местах огромные пробоины. Корабль, покачиваясь, начал медленно крениться на правый борт. Посыпались, перекатываясь по палубе, паровые катера, шлюпки. Тяжелые круглые башни с двенадцатидюймовыми орудиями, отрываясь от палубы, катились по гладкому настилу, сметая все на своем пути, и обрушивались в море, подымая столбы брызг. Через несколько минут корабль перевернулся, подняв кверху обросший тиной и ракушками темный киль, но еще с полчаса держался на поверхности, будто губка, пропитываясь водой, пока не ухнул в пучину, образовав бурно кипящий водоворот.
Люди на берегу, как на похоронах, обнажили головы. Слышались сдавленные рыдания.
"Керчь" развернулась, дала полный ход и вскоре скрылась за мысом. Она ушла к Туапсе, с тем чтобы там затонуть, так решила команда, благоразумно остерегшаяся проделать это в Новороссийске. Команда "Керчи", с самого начала открыто стоявшая за уничтожение флота, навлекла на себя особый гнев новороссийцев, и всякое могло случиться, окажись она сейчас на берегу без прикрытия своих орудий. Раскольников посоветовал Кукелю и верным ему матросам пробираться из Туапсе к Царицыну, обещав позаботиться об их дальнейшей судьбе.
Прежде чем выехать из Новороссийска, Раскольников проследил за погрузкой катеров-истребителей для Царицына. Сложился дивизион быстроходных катеров, на каждом катере по два 47-миллиметровых орудия и по паре пулеметов, команды укомплектованы.
И еще один морской эшелон формировался в этот день в Новороссийске, эшелон, составленный из моряков с затопленных судов и с судов, ушедших в Севастополь, около тысячи человек. Они направлялись в Нижний Новгород, где должна была быть организована другая, помимо царицынской, речная военная флотилия. Раскольников помог морякам провести выборы командиров команд и начальника эшелона.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57