Если хочешь, я заплачу за чистку.
— А, ладно, — гадалка устало махнула рукой. — Свинец все равно не стирается. Кстати, зачем ты ее взял?
— Я только хотел попросить почитать… Это Артур Брук. Я думал… Я…
И в это мгновение Тил открыл глаза. Все сразу умолкли.
— Телли! — травник склонился к нему. — Как ты?
— Рик… — хрипло сказал тот. Сглотнул слюну и посмотрел на травника. — Где Рик?
— Наверное, в корчме. Ты что-нибудь помнишь?
— Не знаю… — Телли медленно встал. — Нет… Не помню. Но у меня такое чувство, что мне срочно нужно найти Рика. Это очень важно. Не знаю, почему.
— Я знаю, — сказал Жуга. — Пойдем. Я объясню по дороге.
— Все, хватит! Я сейчас с ума сойду…
Жуга вскочил из-за стола и нервно зашагал по комнате. Попавшаяся ему под ноги табуретка с грохотом улетела в угол.
Золтан осторожно поставил на стол свою кружку. Нахмурился:
— Эй, возьми себя в руки! Я не хочу второй раз тратиться на ремонт.
— Чушь какая, — травник остановился и сжал кулаки. — Чтоб он провалился, этот Олле, со своими шутками!
— Скажи спасибо, что он сказал хотя бы это.
— А что толку, Золтан, что толку? «Часы покажут нос и глаз…» — как это понимать? Как часы могут это показать? Ну, нос еще туда-сюда: быть может, это значит, что часы меня обманут, но глаз… Странно. Необычно. Зачем?
— Не придавай этому такого значения. Такие предсказания всегда звучат туманно и становятся понятны, лишь когда сбываются.
— Тогда какой мне прок от них?
— Да никакого, если будешь бегать и орать!
Жуга покосился на Золтана, опустил глаза. Прошелся пятерней по волосам.
— Извини. Я просто устал. Ты прав — нет смысла так беситься, я подумаю об этом позже… Ты узнал, где Арнольд?
— Еще нет. Из города он вряд ли выходил — уж слишком он заметен. Он где-то очень хорошо залег, должно быть, у своих друзей, иначе мои люди давно бы его сыскали.
— Н-да… Вилли, может, ты чего надумал?
Вильям, сидевший на другом конце стола, покачал головой:
— Не знаю… «Чужой корабль» — это может быть корабль Яльмара, если только ты уговоришь его куда-то плыть. «Попутчик», «Молоко»… Не знаю.
— Драконов ключ… — Золтан сцепил пальцы. — Может, это тот источник возле Лиссбурга?
Сидевший у камина Телли поднял голову:
— Это значит — мы должны вернуться?
— Чушь, — нахмурился Жуга. — Он не кипит, это просто спокойный родник. Тут что-то другое.
— А лекарство? Может, это что-то из твоих запасов?
— Да я сто лекарств с собой таскаю! — взорвался травник.
— Жуга-а, — Золтан предостерегающе поднял палец. — Мы же договорились.
— А? Да, да, извини, — он снова сел за стол. — Как Рик, Телли?
Тил отвел свой взгляд. В глазах его блестели слезы.
— Он засыпает, Жуга. Он засыпает.
Как бы подтверждая его слова, дракончик широко зевнул и завозился, поудобнее устраивая голову как кошка — на передних лапах. Лежал он в странной позе — задние ноги были вытянуты параллельно длинному хвосту. Сложенные крылья покоились на спине.
— Видишь…
Жуга промолчал.
Они очень спешили, возвращаясь от гадалки, но спешка оказалась ни к чему — дракошка мирно спал под временным присмотром Орге и Агаты, и вовсе не собирался исчезать. Тил толком ничего не помнил из того, что говорил Гертруде. Собственные его слова оказались для него полнейшим откровением. Он молчал почти всю дорогу, и лишь когда увидел Рика на прежнем месте, вздохнул с облегчением.
Дварагов тоже впечатлила история Телли.
— Так значит, лаиквэнни, — хмыкнул Орге, скребя в затылке. — Вот видишь, Эльдон, зря ты бушевал — с зелеными вы никогда не воевали.
— Это уж точно, — согласился тот. — А вше равно не по шебе.
Браги задумчиво глотнул из кружки.
— Значит, говоришь, что если Рик не полетит до холодов, — сказал он, — то он вообще не сможет полететь?
— А может, так оно и лучше? — встрял в разговор Эльдон. — Летучий дракон — одно шплошное бешпокойштво.
— Думай, чего говоришь! — рявкнул Орге. — Без него мальчишке не вернуться!
— Што верно, то верно… А может, ему прошто надо шкомандовать: «Лети»? А, Тил?
Телли помотал головой:
— Он не обучен такой команде, он еще маленький… Да я ее и не помню.
— Плохо дело, — Золтан побарабанил пальцами по столу. — Может, все-таки, вы трое вспомните, как научить летать дракона?
— Иждеваешьща?
— И в мыслях не было… Н-да… — он повернулся к травнику. — Придется, все-таки, тебе опять сходить к Гертруде. Вам есть, о чем поговорить. И прихвати доску, может, она чего посоветует.
— А ты что, не пойдешь?
— У меня дела, — он встал. — Возьми с собой, вон, Вильяма. Заодно и книгу отдадите. Ты ведь уже прочитал ее?
— Да, — бард кивнул. — А стихи Олле я уже переписал…
— Черт с ними! — Жуга треснул кулаком по столу. — Я их и так уже навек запомнил.
— Жуга-а…
— Ладно, ладно. Все. Молчу.
— И правильно. Идите-ка лучше разомнитесь, пока не стемнело.
Сказавши так, он встал и вышел. Тил и травник, переглянувшись, без слов взяли дубинки и последовали за ним на двор, оставив за спиной камин и душную корчму. Дул сильный ветер, луна вышла из-за туч. Небо над городом медленно темнело. Воздух был чист и прозрачен.
— Холодно, — поежился мальчишка.
— Сейчас согреемся. Давай. Ты первый.
Два посоха скрестились раз, другой. Тил принял удар, повернулся вкруг себя, ударил сам, и посох травника, крутясь, взлетел в темнеющее небо. Упал и застучал, катясь по стынущей земле. Тил замер. Отступил назад.
Воцарилась тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, затем травник медленно поднял голову.
— Как ты это сделал?!
— Ноябрь кончается, — Вильям плотней закутался в свой плащ. — До декабря остались считанные дни. Если что с часами и случится, то уже скоро… Ты слышишь? А, Жуга?
— Да.
Сыпал снег. Сырой промозглый ветер продувал насквозь. На улицах города было тихо и безлюдно. Вильям и травник шли через канал. Камни старого моста обледенели и скользили под ногами. Жуга остановился и поправил капюшон. Вильям остановился тоже, облокотился на замшелый камень парапета, плюнул вниз и задумчиво проследил, как плевок снесло под мост — шел прилив. Рябило. Вода в холодных пятнах масла качала на волнах объедки, мусор и пустую винную бутылку. Силуэты домов, отражаясь в воде, сливались там в неровную зубчатую стену. На барже, пришвартованной у каменного берега канала, дымила труба, горьковатый угольный дымок стелился над водой. Вильям в очередной раз подивился хитрости местных жителей: многие здесь так и жили на воде — в Цурбаагене было четыре больших канала и с десяток маленьких, а с обитателей барж налог на землю не взимался.
Со стороны порта, несомая приливом, выгребала лодка.
Травник молчал. Ему все еще было немного не по себе от пустоты под рубахой — свой меч он теперь оставлял в корчме. «По городу с мечом не ходят — это раз, — сказал ему Золтан. — Ты не рыцарь и не дворянин — это два. И потом, Герта не любит, когда к ней ходят с оружием. Так что не стоит лишний раз гусей дразнить.»
Жуга предпочел не спорить.
К мосту подбежала девушка. Помедлила, завидев двух прохожих, и поспешила перейти, держась другого парапета. Летящим шагом скрылась в снежной пелене. Вильям посмотрел ей вслед и вздохнул. Повертел в руках сверток с книгой. Взгляд его серых глаз был непривычно задумчив и рассеян.
— Как думаешь, она нас ждет?
— Кто ждет? Гертруда?
— Да.
— Не знаю. А чего?
— Да неудобно как-то. Грязные, немытые… Смотреть противно.
Травник усмехнулся про себя, представив их двоих со стороны: Вильям в своем полукафтанье с покушеньями на моду и какой-то хмурый рыжий тип, до глаз закутавшийся в плащ. И руки торчат из куцых рукавов едва ли не по локоть. Ни дать, ни взять — заказчик и убийца обговаривают цену.
Вильяма, похоже, одолевали те же мысли.
— Приодеться толком даже не смогли, — ворчал он сквозь холод и ветер, — а еще в гости к даме собрались… Ты, вот, к примеру, что на себя нацепил? — он дернул травника за полу рыжего плаща.
— Отстань.
— Ну что это такое по-твоему? А?
— Шуба. Лисья.
— Все бы тебе хихикать…
— Не бойся, в обморок не упадет. Сама вообще в халате гостей привечает.
— Побрился бы хоть!
— Завтра.
— Дремучий ты человек, Жуга, — вздохнул Вильям. — Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина — существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, — он призадумался. — Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у нее, я давненько не видал…
— Чего-то мне про книги верится с трудом, — хмыкнул травник. — Ты не влюбился часом, а?
— Да ну тебя! — отмахнулся бард. — У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же…
— Любовь — очень сильная штука, — задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. — Она поглощает тебя всего без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд… Я ненавижу это чувство.
— Дурак ты.
— А я знаю. Ладно. Я замерз, пойдем.
Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз, и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.
На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше — красное с зеленым платье, волосы уложены в подобие прически, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.
— А, это вы…
— День добрый, — поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.
— Сегодня нас только двое. Тил… Видишь ли, Гертруда…
— Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придет. Входите.
На лестнице Вильям обернулся.
— Видал? — он кивнул Герте вслед. — Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты…
— Все равно, — пожал плечами травник. — Серое ей не идет.
В приемной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжелую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький — с кулак, при том еще какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.
— Я думал, ты не пользуешься шаром.
— Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.
— Ну, не то, чтобы у меня, скорее — у них со мной… Хрупкие они какие-то, — он поднял взгляд. — А что ж сегодня-то?
— Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.
Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.
— Я посмотрела свои записи и книги, — начала она. — Это касется вашего друга с зонтиками.
— Олле? — вскинулся Вильям. — Что с ним?
— Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силен, чтобы он ушел навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.
Жуга и бард переглянулись.
— Я ничего не понял, — сказал травник.
— Я тоже, — поддакнул ему Вильям. — Попроще можно?
— Можно. Представьте иголку и холст. Холст — это как бы мир, а иголка — ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?
— Вполне, — кивнул Жуга. — А нитка за иголкой тянется?
— Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило — только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры…
— Его можно вернуть?
— Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад — парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушел в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по веревке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и все прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.
— Странно, — проговорил задумчиво Вильям. — Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с веревкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про крошку Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто еще не спит…»
— Наверное, это тоже был он, — Гертруда заглянула в пергамент. — Еще упоминается какой-то человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны — притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия…
— Он канатоходец.
— А, тогда понятно. Жаль я не знаю, что с ним случилось.
— Может быть, это поможет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
— А, ладно, — гадалка устало махнула рукой. — Свинец все равно не стирается. Кстати, зачем ты ее взял?
— Я только хотел попросить почитать… Это Артур Брук. Я думал… Я…
И в это мгновение Тил открыл глаза. Все сразу умолкли.
— Телли! — травник склонился к нему. — Как ты?
— Рик… — хрипло сказал тот. Сглотнул слюну и посмотрел на травника. — Где Рик?
— Наверное, в корчме. Ты что-нибудь помнишь?
— Не знаю… — Телли медленно встал. — Нет… Не помню. Но у меня такое чувство, что мне срочно нужно найти Рика. Это очень важно. Не знаю, почему.
— Я знаю, — сказал Жуга. — Пойдем. Я объясню по дороге.
— Все, хватит! Я сейчас с ума сойду…
Жуга вскочил из-за стола и нервно зашагал по комнате. Попавшаяся ему под ноги табуретка с грохотом улетела в угол.
Золтан осторожно поставил на стол свою кружку. Нахмурился:
— Эй, возьми себя в руки! Я не хочу второй раз тратиться на ремонт.
— Чушь какая, — травник остановился и сжал кулаки. — Чтоб он провалился, этот Олле, со своими шутками!
— Скажи спасибо, что он сказал хотя бы это.
— А что толку, Золтан, что толку? «Часы покажут нос и глаз…» — как это понимать? Как часы могут это показать? Ну, нос еще туда-сюда: быть может, это значит, что часы меня обманут, но глаз… Странно. Необычно. Зачем?
— Не придавай этому такого значения. Такие предсказания всегда звучат туманно и становятся понятны, лишь когда сбываются.
— Тогда какой мне прок от них?
— Да никакого, если будешь бегать и орать!
Жуга покосился на Золтана, опустил глаза. Прошелся пятерней по волосам.
— Извини. Я просто устал. Ты прав — нет смысла так беситься, я подумаю об этом позже… Ты узнал, где Арнольд?
— Еще нет. Из города он вряд ли выходил — уж слишком он заметен. Он где-то очень хорошо залег, должно быть, у своих друзей, иначе мои люди давно бы его сыскали.
— Н-да… Вилли, может, ты чего надумал?
Вильям, сидевший на другом конце стола, покачал головой:
— Не знаю… «Чужой корабль» — это может быть корабль Яльмара, если только ты уговоришь его куда-то плыть. «Попутчик», «Молоко»… Не знаю.
— Драконов ключ… — Золтан сцепил пальцы. — Может, это тот источник возле Лиссбурга?
Сидевший у камина Телли поднял голову:
— Это значит — мы должны вернуться?
— Чушь, — нахмурился Жуга. — Он не кипит, это просто спокойный родник. Тут что-то другое.
— А лекарство? Может, это что-то из твоих запасов?
— Да я сто лекарств с собой таскаю! — взорвался травник.
— Жуга-а, — Золтан предостерегающе поднял палец. — Мы же договорились.
— А? Да, да, извини, — он снова сел за стол. — Как Рик, Телли?
Тил отвел свой взгляд. В глазах его блестели слезы.
— Он засыпает, Жуга. Он засыпает.
Как бы подтверждая его слова, дракончик широко зевнул и завозился, поудобнее устраивая голову как кошка — на передних лапах. Лежал он в странной позе — задние ноги были вытянуты параллельно длинному хвосту. Сложенные крылья покоились на спине.
— Видишь…
Жуга промолчал.
Они очень спешили, возвращаясь от гадалки, но спешка оказалась ни к чему — дракошка мирно спал под временным присмотром Орге и Агаты, и вовсе не собирался исчезать. Тил толком ничего не помнил из того, что говорил Гертруде. Собственные его слова оказались для него полнейшим откровением. Он молчал почти всю дорогу, и лишь когда увидел Рика на прежнем месте, вздохнул с облегчением.
Дварагов тоже впечатлила история Телли.
— Так значит, лаиквэнни, — хмыкнул Орге, скребя в затылке. — Вот видишь, Эльдон, зря ты бушевал — с зелеными вы никогда не воевали.
— Это уж точно, — согласился тот. — А вше равно не по шебе.
Браги задумчиво глотнул из кружки.
— Значит, говоришь, что если Рик не полетит до холодов, — сказал он, — то он вообще не сможет полететь?
— А может, так оно и лучше? — встрял в разговор Эльдон. — Летучий дракон — одно шплошное бешпокойштво.
— Думай, чего говоришь! — рявкнул Орге. — Без него мальчишке не вернуться!
— Што верно, то верно… А может, ему прошто надо шкомандовать: «Лети»? А, Тил?
Телли помотал головой:
— Он не обучен такой команде, он еще маленький… Да я ее и не помню.
— Плохо дело, — Золтан побарабанил пальцами по столу. — Может, все-таки, вы трое вспомните, как научить летать дракона?
— Иждеваешьща?
— И в мыслях не было… Н-да… — он повернулся к травнику. — Придется, все-таки, тебе опять сходить к Гертруде. Вам есть, о чем поговорить. И прихвати доску, может, она чего посоветует.
— А ты что, не пойдешь?
— У меня дела, — он встал. — Возьми с собой, вон, Вильяма. Заодно и книгу отдадите. Ты ведь уже прочитал ее?
— Да, — бард кивнул. — А стихи Олле я уже переписал…
— Черт с ними! — Жуга треснул кулаком по столу. — Я их и так уже навек запомнил.
— Жуга-а…
— Ладно, ладно. Все. Молчу.
— И правильно. Идите-ка лучше разомнитесь, пока не стемнело.
Сказавши так, он встал и вышел. Тил и травник, переглянувшись, без слов взяли дубинки и последовали за ним на двор, оставив за спиной камин и душную корчму. Дул сильный ветер, луна вышла из-за туч. Небо над городом медленно темнело. Воздух был чист и прозрачен.
— Холодно, — поежился мальчишка.
— Сейчас согреемся. Давай. Ты первый.
Два посоха скрестились раз, другой. Тил принял удар, повернулся вкруг себя, ударил сам, и посох травника, крутясь, взлетел в темнеющее небо. Упал и застучал, катясь по стынущей земле. Тил замер. Отступил назад.
Воцарилась тишина. Некоторое время они стояли неподвижно, затем травник медленно поднял голову.
— Как ты это сделал?!
— Ноябрь кончается, — Вильям плотней закутался в свой плащ. — До декабря остались считанные дни. Если что с часами и случится, то уже скоро… Ты слышишь? А, Жуга?
— Да.
Сыпал снег. Сырой промозглый ветер продувал насквозь. На улицах города было тихо и безлюдно. Вильям и травник шли через канал. Камни старого моста обледенели и скользили под ногами. Жуга остановился и поправил капюшон. Вильям остановился тоже, облокотился на замшелый камень парапета, плюнул вниз и задумчиво проследил, как плевок снесло под мост — шел прилив. Рябило. Вода в холодных пятнах масла качала на волнах объедки, мусор и пустую винную бутылку. Силуэты домов, отражаясь в воде, сливались там в неровную зубчатую стену. На барже, пришвартованной у каменного берега канала, дымила труба, горьковатый угольный дымок стелился над водой. Вильям в очередной раз подивился хитрости местных жителей: многие здесь так и жили на воде — в Цурбаагене было четыре больших канала и с десяток маленьких, а с обитателей барж налог на землю не взимался.
Со стороны порта, несомая приливом, выгребала лодка.
Травник молчал. Ему все еще было немного не по себе от пустоты под рубахой — свой меч он теперь оставлял в корчме. «По городу с мечом не ходят — это раз, — сказал ему Золтан. — Ты не рыцарь и не дворянин — это два. И потом, Герта не любит, когда к ней ходят с оружием. Так что не стоит лишний раз гусей дразнить.»
Жуга предпочел не спорить.
К мосту подбежала девушка. Помедлила, завидев двух прохожих, и поспешила перейти, держась другого парапета. Летящим шагом скрылась в снежной пелене. Вильям посмотрел ей вслед и вздохнул. Повертел в руках сверток с книгой. Взгляд его серых глаз был непривычно задумчив и рассеян.
— Как думаешь, она нас ждет?
— Кто ждет? Гертруда?
— Да.
— Не знаю. А чего?
— Да неудобно как-то. Грязные, немытые… Смотреть противно.
Травник усмехнулся про себя, представив их двоих со стороны: Вильям в своем полукафтанье с покушеньями на моду и какой-то хмурый рыжий тип, до глаз закутавшийся в плащ. И руки торчат из куцых рукавов едва ли не по локоть. Ни дать, ни взять — заказчик и убийца обговаривают цену.
Вильяма, похоже, одолевали те же мысли.
— Приодеться толком даже не смогли, — ворчал он сквозь холод и ветер, — а еще в гости к даме собрались… Ты, вот, к примеру, что на себя нацепил? — он дернул травника за полу рыжего плаща.
— Отстань.
— Ну что это такое по-твоему? А?
— Шуба. Лисья.
— Все бы тебе хихикать…
— Не бойся, в обморок не упадет. Сама вообще в халате гостей привечает.
— Побрился бы хоть!
— Завтра.
— Дремучий ты человек, Жуга, — вздохнул Вильям. — Ни такту в тебе, ни обхождения. Женщина — существо тонкое, деликатное, к ней особый подход нужен. Образованную женщину по нынешним временам нечасто встретишь, — он призадумался. — Обычно женщины глупы и безрассудны, но иногда способны на поступки благородства удивительного, вот как Гертруда с этой книгой. А такого книжного собранья, как у нее, я давненько не видал…
— Чего-то мне про книги верится с трудом, — хмыкнул травник. — Ты не влюбился часом, а?
— Да ну тебя! — отмахнулся бард. — У всех вас одно на уме. Ладно бы ты чего смыслил в любви, так нет, а туда же…
— Любовь — очень сильная штука, — задумчиво сказал Жуга, глядя вдаль. — Она поглощает тебя всего без остатка, заставляет делать всякие глупости, отравляет, как яд… Я ненавижу это чувство.
— Дурак ты.
— А я знаю. Ладно. Я замерз, пойдем.
Они прошли вдоль берега квартала два, свернули несколько раз, и после недолгих поисков остановились у знакомой калитки.
На сей раз им открыли сразу. Сегодня Герта, не в пример себе вчерашней, выглядела лучше — красное с зеленым платье, волосы уложены в подобие прически, на губах кармин. Разорванную нитку жемчуга сменила тонкая цепочка с медальоном.
— А, это вы…
— День добрый, — поздоровался Жуга. Вильям стащил с головы берет и не без галантности раскланялся. Гадалка кивнула в ответ.
— Сегодня нас только двое. Тил… Видишь ли, Гертруда…
— Я знаю. Золтан мне сказал, что Телли не придет. Входите.
На лестнице Вильям обернулся.
— Видал? — он кивнул Герте вслед. — Это, по-твоему, тоже халат? Эх, ты…
— Все равно, — пожал плечами травник. — Серое ей не идет.
В приемной комнате опять было натоплено, но в меру. Прислуги Герта не держала никакой и всю работу, даже самую тяжелую, по дому делала сама. Стол был завален книгами, пергаментными свитками и стружками от перьев, похожими на срезанные ногти. На краешке стола, к удивлению травника, примостился хрустальный шар. Был он совсем маленький — с кулак, при том еще какого-то зеленоватого оттенка, непохожий на другие.
— Я думал, ты не пользуешься шаром.
— Я убрала его вчера. Золтан предупредил, что у тебя с ними проблемы.
— Ну, не то, чтобы у меня, скорее — у них со мной… Хрупкие они какие-то, — он поднял взгляд. — А что ж сегодня-то?
— Да так, проверить надо кое-что. Садитесь.
Она подвинула себе стул, перебрала бумаги на столе и вытащила один листок.
— Я посмотрела свои записи и книги, — начала она. — Это касется вашего друга с зонтиками.
— Олле? — вскинулся Вильям. — Что с ним?
— Это трудно объяснить. Что-то выбросило его из нашей реальности, но удар был недостаточно силен, чтобы он ушел навсегда. Он слишком привязан к этому миру и постоянно возвращается. Но плоскость колебаний так растянута во времени, а инерция так велика, что Олле пробивает ткань нашего мира и снова уходит. И так раз за разом.
Жуга и бард переглянулись.
— Я ничего не понял, — сказал травник.
— Я тоже, — поддакнул ему Вильям. — Попроще можно?
— Можно. Представьте иголку и холст. Холст — это как бы мир, а иголка — ваш Олле. Игла проходит через ткань, выходит с другой стороны, потом обратно… Теперь понятно?
— Вполне, — кивнул Жуга. — А нитка за иголкой тянется?
— Я не думаю, что он что-то «сшивает»; он, скорее, не игла, а шило — только дырки делает. Сны людей для него как маяк. А может, эти сны и есть уже готовые дыры…
— Его можно вернуть?
— Не знаю. Слишком мало данных. Возможно, эти колебания затухают. А вообще, судя по вашим рассказам, он там вполне освоился. Похожий случай был лет сто, сто пятьдесят тому назад — парнишку звали Рип ван Винкль. Он ушел в лес и там пропал. А после кто-то, очень похожий на него, стал являться детям перед сном. С мешком влезал через трубу по веревке и сыпал им в глаза песок, чтобы заснули. Потом он объявился, спустя почти сто лет, ничуть не постарев, и все прекратилось. Хотя песочного человечка поминают до сих пор.
— Странно, — проговорил задумчиво Вильям. — Мне Олле как-то раз рассказывал стишок про человека с веревкой и мешком, который исчез в лесу. А у меня на родине поют колыбельную про крошку Вилли Винки: «Крошка Вилли Винки ходит и глядит, кто не снял ботинки, кто еще не спит…»
— Наверное, это тоже был он, — Гертруда заглянула в пергамент. — Еще упоминается какой-то человек, который капал в глаза спящих сладким молоком, но это было так давно, что даже нет ссылки на время. Вообще такие случаи редки. Во-первых, нужен очень мощный первоначальный импульс, чтоб покинуть этот мир мгновенно и живым, а во-вторых, сны — притягательная штука, но не каждый человек способен в них существовать. Для этого нужен особый склад ума, такое, знаете ли, чувство равновесия…
— Он канатоходец.
— А, тогда понятно. Жаль я не знаю, что с ним случилось.
— Может быть, это поможет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90