— В тебе огонь, — сказал негромко пикт, — и ты угадываешь имя. Я тебе верю. Я не стал бы нападать. Ее ранили. Я дал себя найти, чтоб не нашли двоих.
Жуга встал и вытащил кинжал. Заметив его движение, Сигурд нахмурился и положил ладонь на рукоять топора.
— Эй, ты что собираешься делать?
Травник наклонился к пленнику и молча разрезал на нем веревки.
— Уходи, — сказал он.
— Ты с ума сошел! — Вильям схватил его за плечо. — Он же приведет своих, нас нашпигуют стрелами!
Морн медленно встал, растирая затекшие запястья. Выпрямился. Сигурд с топором наголо стоял чуть в стороне, готовый пресечь любую его попытку напасть.
— Надеюсь, ты соображаешь, что творишь, — сказал викинг. — Иначе…
Пикт посмотрел на Сигурда.
— Ты зря думаешь, что мы не ценим честность, — сказал он и повернулся к травнику. — Оставь мое оружие на берегу, я вернусь за ним завтра. Пусть звезда освещает ваш путь.
И он растворился в темноте.
Сигурд молча опустился на бревно. Засунул топор за пояс, подбросил дров в костер. Поднял с песка оставленную травником кружку и отхлебнул большой глоток. Покосился на Жугу, затем на Вильяма. Протянул руку к лютне.
— Слышь, рифмач, эта штука у тебя играет? Ты бы спел чего.
— Так люди ж спят.
— А ты негромко, чтоб не разбудить. А то нам еще до утра сидеть.
Бард настороженно покосился в темноту.
— А если подойдет кто? Не услышим.
Сигурд рассмеялся и выплеснул в огонь остатки пива. Пламя зашипело.
— Теперь-то какая разница? Если этот парень нас не обманул, никто не нападет. А если обманул, то заявится такая куча народа… В общем, не хочешь петь, так и скажи, я не из обидчивых.
Вильям насупился и потянул из-за спины свой инструмент. Подстроил колки, прошелся пальцами по струнам, взглянул на травника, на спящего мальчишку-эльфа, на остальных мореходов. Откинул кончики волос за уши, опустил глаза.
— Я спою песню, — сказал он. — Один мой друг когда-то написал ее… Мне кажется, она немного про таких, как мы сейчас.
Он тронул струны.
Мне выдоха хватит на пол-оборота
И две полетевших струны.
На пол-оборота — взглянуть на кого-то
И выйти из этой страны.
И выйти из этого мира на волю,
Туда, где ни пальцев, ни струн,
Ни черного поля, ни белого поля,
Ни жадных мерцающих лун.
Кто скажет, зачем поднялась эта песня,
За кем улетела струна?
Нет песни чудесней, и знаешь — чудесней
Всего, что она не нужна.
Пустая работа до смертного пота
Тяни эту ноту, пока
Осталось дыханья на пол-оборота.
На пол-оборота колка.
На последних словах лютня неожиданно сменила ритм, а тихий голос барда вдруг окреп и подхватил мелодию, и дальше были уже новые слова:
Погоди, погоди,
хоть немного постой!
Ты меня подожди
на дороге простой.
Гравий или песок,
то ли снег, то ли грязь…
«Подожди меня, Бог», —
говорю я, смирясь.
Мне немного не надо
и много не надо,
Я забыл все учебники
жеста и взгляда.
Я забыл все слова
и стою безъязыкий.
Лишь душа надрывается
в каменном крике.
А дорога на Запад,
все тянет дорога,
К океану жестокой
безрадостной влаги…
Погоди, погоди,
остается немного.
Погоди, так немного
осталось отваги.
Погоди, погоди!
остается немного —
Только бисер молитв
да единственный запах,
Не забытый в дороге.
Дорога, дорога,
Все на Запад дорога,
на Запад, на Запад…
Сигурд и Жуга слушали, не прерывая барда ни движением, ни словом. Несмотря на то, что Вильям пел вполголоса, Тил все-таки проснулся, приподнялся на локте и теперь тоже слушал, глядя в огонь. Бард пел песню за песней, про героев, про друзей, про забытые битвы, про то, как плохо идти одному. Царила тишина, но травник знал, что где-то там, за границей освещенного костром пространства, затаив дыханье, их слушают еще двое, и слушают очень внимательно.
Кровь души сочилась на камни…
Оставшуюся ночь все трое не сомкнули глаз и жгли костры, а наутро двинулись в дальнейший путь. Когда корабль проплывал мимо скалистого утеса, Жуга разглядел на его вершине двух человек. Один из них помахал рукой. Варяги, как они ни были встревожены событиями прошлой ночи, не заметили ничего, и только Тил, перехватив взгляд травника, на мгновенье понимающе прикрыл глаза и чуть заметно ему кивнул.
— Они дружили с нами, — сказал он. — И все еще грустят от того, что мы ушли. Ты видел шрамы на его лице? Это сын вождя.
— Я догадался.
В этот миг взгляд Тила упал на странного вида нож из черного железа с глубоко источенным лезвием, который торчал у травника за поясом.
— Где твой кинжал?
Жуга усмехнулся.
— Считай, что я его потерял.
К исходу седьмого дня после отплытия из Лондона попутный ветер утих, и моряки взялись за весла. Особой спешки, впрочем, не было — здесь проходило теплое течение, и даже если не грести, а только править, кнорр так и так сносило к северу. День выдался необычайно солнечными и ясным. Пригрело. Разбившись на три смены, мореходы неторопливо работали веслами. Корабль постепенно приближался к северной оконечности Британии.
Вильям стоял у борта кнорра, глядя вдаль. Молчал. Похоже было, что в последнее время барда снова посетило вдохновение. Он вытащил на свет свои бумаги и теперь частенько черкал в них пером, примостившись на скамейке возле мачты, где качало меньше всего. Скамейка в результате вся была в чернильных пятнах, моряки ворчали на Вильяма, но все больше в шутку, чем всерьез.
— О чем задумался? — спросил Жуга, подходя ближе.
— Да так, — рассеянно ответил тот, — пришла одна идейка. Стою вот, думаю, не удастся ли пиесу написать. Про остров, старого волшебника и его дочь. И про корабль. И чтобы буря была… Да, буря непременно! — глаза Вильяма широко раскрылись, загораясь вдохновенным огоньком. — И чтобы вызвали ее! Знаешь, забавная такая вещица может выйти — ни драма, ни комедия, а так… И то и это.
— Ты сначала старое закончи, а уж потом за новое берись.
— Тоже верно…
Бард хотел добавить еще что-то, но в этот миг послышался крик Сигурда.
— Хэй, там баскинг! — закричал рослый норвег, вставая и указывая на воду. — Глядите — баскинг!
Моряки вдруг разом побросали весла и метнулись к правому борту. Послышались смешки и шутки.
— Экая громадина!
— Греется, зараза…
— Неженка!
Жуга перегнулся через борт и разглядел в холодной синеве неподвижное продолговатое туловище огромной рыбы, выставившей морду из воды.
— Это что, — спросил он оказавшегося рядом барда, — кит?
— Китовая акула, — отозвался Вильям, из-под ладони глядя на морского великана.
— Дохлая?
— Живая. Спит. Моряки зовут их баскингами. Это по-английски значит, вроде как «греющаяся». Повезло нам — в это время года их нечасто увидишь.
— Точно, — Яльмар посмотрел на барда с уважением. — Они на глубину зимой уходят.
— Зачем?
— А Хег их знает. Тоже спать, наверное. А по лету любят греться этак вот, на солнышке. Знатная зверюга, жалко только — несъедобная. Ну, ладно, посмотрели и будет. Весла на воду, ребята! Подналяжем, эхой! Завтра, если доберемся до пролива, повернем на запад.
Он повернулся к барду.
— Где тебя высадить, рифмач?
Вопрос был более, чем своевременный. Они прошли и Халл, и Сандерленд, заливы Ферт-оф-Форт и Мори-Ферт. Остались позади Монтроз и Абердин и все другие земли скоттов. Британия была не бесконечна; острова Оркнейского архипелага были последним местом, откуда можно было возвратиться в Лондон без особого труда, а дальше к северу — на острова Шетландии Яльмар заходить не собирался. Вильям долго молчал. Взглянул на травника. Потупился.
— Нигде не надо, — наконец проговорил он. — С вами я хочу. Возьмете?
Жуга нахмурился.
— Это еще зачем?
— Вильям, — сурово сказал варяг, — хватит ерунду болтать. Мы здесь не шутки шутим, мы не знаем, чем все кончится.
— Чем бы ни кончилось, — ответил тот, — я должен знать, что будет. А иначе не успокоюсь. Вы ведь все равно потом обратно поплывете. Рано или поздно, но поплывете. А здесь мне какой резон сидеть? Кто по зиме меня в Англию повезет?
Вильям умолк. Однако же ответа не последовало, и бард почувствовал, что должен им еще что-то сказать, как-то выразить в словах свои чувства.
— Я… Ты понимаешь, Лис, за эти месяцы, ну, которые с вами, я больше написал, чем до того за пять лет. Возьмите с собой, лишним не буду. Честное слово!
Яльмар и Жуга переглянулись. Варяг поскреб в затылке, плюнул в воду и рассмеялся, оскалив желтые зубы.
— Ну, умен собака! Как все ловко рассчитал… Что скажешь, Лис?
— Ну, что я могу сказать? — развел руками травник. — Не бросать же его за борт… Придется взять. А вдруг и впрямь чего хорошее напишет, да прославится?
Варяг кивнул:
— Придется. В конце концов, недаром мудрые когда-то говорили:
Знает лишь тот,
кто много
объездил земель,
чем другие живут,
что у них на уме,
что у них на душе.
Он сделал паузу и смерил барда взглядом.
— Ладно, Хег с тобой, пойдешь с нами. Глядишь, и сделаем из тебя настоящего викинга. Садись за весло. Только, чур, потом не стонать!
— Не буду!
Вильям уселся на скамью, сменяя Бранда, сбросил плащ, свернул его подушкой и подложил под себя. Поплевал на ладони и взялся за весло. Жуга расположился рядом. Некоторое время они гребли молча, покуда не втянулись в общий ритм. Весло запело тонким скрипом в шорохе воды, бард задышал ровнее, снова стал глядеть по сторонам. Взгляд его задержался на Кае. Вильям покраснел и отвел глаза.
— Жуга, скажи мне: кто он, этот Кай? Почему он… так?
Травник задержал свое весло и пропустил гребок. Некоторое время молча смотрел, как скатываются капли со сверкающей на солнце лопасти. Вздохнул и вытер пот со лба.
— Трудно сказать, — наконец ответил он. — Он так привык, он… Он другой. Я сам до сих пор никак не разберусь, кто он. И не нам все это исправлять.
— Но я не понимаю… Весь этот маскарад — зачем это ему было нужно?
Жуга пожал плечами.
— Есть многое на свете, друг Вильям, что и не снилось нашим мудрецам. Всего понять нельзя. Вот, взять к примеру: дерево растет. Ты можешь его понять? Не можешь? То-то и оно. Но ведь от этого дерево не перестает для тебя быть деревом! Ты его принимаешь так, как оно есть. Также и здесь. Не пытайся его понять. Просто прими. И пусть он будет.
Он умолк и некоторое время греб в молчании. Кай, казалось, почувствовал, что говорят о нем, и оглянулся. Вильям почувствовал себя неловко. Жуга меж тем заговорил опять.
— Обычно люди не глядят по сторонам. Кто не такой, как мы, кто чем-то отличается, тот как бы уже и не человек. Мы не привыкли думать по-другому. Мы их боимся, потому что не знаем, чего от них можно ждать.
— А чего от них можно ждать? — спросил Вильям, буравя взглядом спину Кая.
Жуга промолчал.
На девятый день ветер неожиданно усилился. На море заштормило. Корабль Яльмара, зажатый в узком горлышке пролива Пентлед-Ферт, оказался между молотом и наковальней. С одной стороны возвышались берега Оркнейских островов, с другой — более пологие, но от этого не менее опасные Британские земли. Здесь были камни, Яльмар предпочел не рисковать и вслед за ветром развернул свой кнорр на северо-восток, в проливы между островов. Свистел ветер, волны с шумом били в скалистые берега. Качало все сильней, повалил снег. Яльмар некоторое время задумчиво смотрел на море, потом повернулся к Жуге.
— Слышь, Лис. Погода портится.
— Я вижу. И что ты предлагаешь? Переждать на берегу?
Яльмар скептически хмыкнул и дернул себя за бороду. Взглянул на небо.
— В такой свежак на берег? Даже не мечтай — только попусту днище расколошматим. Есть у меня другая мысль: если ветер не утихнет, двинем на Стронсей, это севернее, у меня там брат живет. Там заливчик. Отдохнем денек-другой в тепле, а дальше видно будет. Ну, что скажешь? Одобряешь, нет?
— Ну, хорошо, если не надолго… А он нас не прогонит, этакую ораву?
Яльмар в ответ на это только рассмеялся.
Ветер им благоприятствовал. Воспользовавшись этим обстоятельством, мореходы обогнули с востока самый большой из Оркнейских островов и к вечеру бросили якорь у берегов Стронсея. Остров был холмистый, с белыми проплешинами запорошенных снегом лугов и редкими колками леса. Гавань оказалась мелкой, но с пологим дном, удобная для скандинавских кораблей. При появлении корабля на берег высыпали люди, большей частью вооруженные и весьма решительно настроенные, но когда Яльмар сумел докричаться до них сквозь свист ветра, тишина на берегу сменилась радостными криками. Вскоре кнорр объединенными усилиями уже вытащили на берег, мореходы принялись сгружать на землю тюки и ящики, а братья сдавили друг друга в объятиях. Торкель оказался похож на Яльмара — такой же сильный и светловолосый, только был чуть плотнее и шире его в плечах. Оседлая жизнь мало на нем отразилась, разве что живот заметно выпирал вперед.
— Давненько тебя не было, давненько! — гудел он, хлопая Яльмара по спине. — С чем приплыл? Надолго?
— По пути зашли. Мы на запад плывем, в Исландию.
— В Исландию? — тот поднял бровь, потом нахмурился. — Не поздновато ли?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90