Кто-то должен с ним остаться. Здесь остаться. Если Ключ недалеко, вернемся через пару дней, а там… — он помолчал и после паузы закончил: — Там видно будет.
Травник, подобрал ноги под себя и уставился в огонь.
— Черт… — пробормотал он, нервно обгрызая ногти. — Вилка… Снова вилка…
— О чем ты?
— Ни о чем, — он встал. — Так. Нам придется разделиться. Кто-то должен здесь остаться, чтобы присмотреть за Орге. Остальные… — он поколебался. — Рик и Телли пусть идут до Гейзера. Арне покажет дорогу. Яльмар, пойдешь с ними?
— Пойду, — кивнул варяг. — А…
— Есть смысл послать кого-нибудь в усадьбу к Сакнусу, — сказал Вильям. — Пусть помощь приведет. А то у нас жратвы осталось — кот наплакал.
Друзья переглянулись.
— Дельная мысль, — одобрил Яльмар. — Раз так, то, может, ты и сходишь?
К такому повороту дела Вильям, похоже, был не готов.
— Да я бы… собственно бы… э-ээ… — мучительно замялся он, почувствовал, что влип и смолк, так и не найдя разумных аргументов чтоб остаться.
— Вот и отлично, — истолковав сомненья барда как согласие, удовлетворенно кивнул варяг. — Дорогу помнишь?
— Что я, маленький? — обиделся тот. — Найду как-нибудь…
— Но, но! — нахмурился Яльмар. — Ты нос-то очень не задирай, поосторожнее иди. Одного посылаем, если что случится, помочь будет некому. Как доберешься, скажешь Сигурду, так мол, и так — Орге ранен, пусть пришлет пару человек на подмогу… Арне, ты в самом деле думаешь, что потеплеет?
— Должно потеплеть, — кивнул фермерский мальчишка. — Ветер уже стих. Дня три погода будет солнечной, а дальше… Дальше — не ручаюсь.
Яльмар оглядел остальных прежде чем задать последний, уже ненужный вопрос.
— Кто остается?
— Я, — сказал Жуга.
— И я, — сказал, вставая, Хансен.
Все переглянулись и промолчали.
— Добро, — сказал наконец Яльмар, усаживаясь и подбрасывая дров в очаг. — Дождемся, пока солнце взойдет, и делаем, как задумали.
— Почему не сейчас? — спросил бард.
— Обледенело все, — снисходительно ответил тот. — Сломаешь ногу в темноте — куда потом идти? Поесть, опять же, не помешает на дорогу… Да и потом, поспешность… она только при ловле блох хороша.
И словно в доказательство своих последних слов, варяг поймал на себе блоху и с громким щелчком раскусил ее зубами.
Уходили медленно. Одну из лошадей двараг увел с собой, вторую после недолгого совещания отдали Вильяму. Все трое шли пешком. Брели вдоль берега, с опаскою ступая по камням. Не оборачивались, чтоб не видеть тех, кто оставался, чтоб не брать с собою чужую, лишнюю удачу, но и не оставить ненароком часть своей. Дракошка плелся позади, виляя задом: он сегодня не успел как следует согреться, ход его был неуклюж. Жуга рассеянно смотрел им вслед. Казалось почему-то, что хорошая погода установилась ненадолго — он чувствовал, как медленно зудит и ноет незаживший шрам на голове. Кровь стучала за глазами. Несмотря на яркое солнце, было холодно.
Хансен обернулся.
— Как думаешь, они скоро вернутся?
Жуга пожал плечами. Помолчал, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Снедало что-то темное, как будто душу словно рыбу подцепили на крючок и медленно вываживают к проруби, где нет воды, а только воздух, который высушит жабры и заморозит кровь…
— Я чувствую его, — сказал он вдруг неожиданно для себя самого. Хансен снова обернулся, пристально взглянул на травника. Бессловесный взгляд, как у собаки — лишь тревога и вопрос в глазах.
— М?
— Он здесь, — Жуга провел языком по губам, ощутил горьковатую свежесть морозного утра и вдохнул прерывисто и глубоко. — Я чувствую его. Он где-то здесь.
Он посмотрел наверх. Луна и солнце спорили на небе. Странный край…
— Ты думаешь… что это он? Тот, другой?
— Не знаю, — дернулось плечо. — Не знаю. Просто чувствую.
— Что именно?
— Горят огни. Тени в глазах… и вой — где-то глубоко, глубоко внутри… подо мной… как будто плавится душа. Иначе он не может. Это как… — на мгновение Жуга задумался, подыскивая подходящее сравнение, и закончил:
— Это — как весь мир в одном глазу.
— Что он чувствует?
— Страх.
— А еще?
— Ему больно.
— А еще?
Травник поднял взгляд.
— Он ждет.
Шаг.
Еще шаг.
Размеренность движения на позволяла мыслям течь свободно, подчиняясь ритму перехода. Море было тихим и спокойным, в небесах светило солнце, но не высоко. На снег ложились тени. Лед и битый сланец покрывали берега. Кое-где проглядывала жухлая трава и мшистые зеленые кочки. С ребристых козырьков подтаявших прибрежных снежников сочились медленные капельки воды. Подошвы меховых сапог скользили: шаг, снова шаг, черное поле — белое поле. Недавний шторм прогрыз неровные проплешины земли в сплошном покрове снега, казалось, вся Исландия вдруг стала как одна гигантская игральная доска.
И сверху на доске — четыре маленьких фигурки: высокая мужская, две ребячьи и еще одна — четвероногая, большая, золотистая.
Дракошка замыкал процессию, вертя хвостом и с любопытством поглядывая по сторонам; его когти, уже порядком затвердевшие, с хрустом крошили застывшую глину. Когда варяг оборачивался, Рик дружелюбно лез ему под руку ласкаться, что совершенно не подходило к его свирепой зубастой морде. Всякий раз от этого проявления дружелюбия Яльмару становилось не по себе; он мужественно трепал дракона за загривок и невольно прибавлял шагу. Гладкая шкура дракона была холодна.
Варяг не любил ходить пешком. Не то чтобы он уставал или страдал от жары, просто — не любил. Пусть даже Арне оказался прав, и погода в самом деле исправилась. Над головой синело небо с редкими мазками облаков. День еще только перевалил за середину, однако горизонт на западе уже светился розовым — зимою солнце здесь не поднималось высоко. Яльмар, однако, так и не решился снять свою меховую куртку: ветер, хоть и теплый, пробирал насквозь. К тому же опыт подсказывал, что куртка на плечах — это одежда, а куртка за плечами — это совсем другое, это уже поклажа. А поклажи и без этого хватало. Глаза заливал пот. Пеший ход разогревал, мешок с припасами тянул к земле. Впрочем, как философски размышлял варяг, лучше париться, чем мерзнуть.
День клонился к вечеру, а Тил и Арне шли и шли вперед. И в общем, были правы — устраивать привал перед закатом не имело никакого смысла. Чуть-чуть тревожила варяга тишина. Конечно, было не до разговоров, но Тил, казалось, не хотел ни о чем говорить, да и Арне, несмотря на свою жадную до новых знаний душу, тоже отличался прямо-таки нездоровой замкнутостью. Так они и шли в молчании, остановившись только днем на полчаса перекусить лепешками и вяленой бараниной. Полоски чуть солоноватого подвяленного мяса (мировецкая закуска под темное пивко) всухую вызывали только раздражение и вязли на зубах. Кусок не лез в горло. В животе у викинга урчало, Яльмар то и дело ловил себя на мысли, что ждет не дождется полновесного, нормального привала с ночевой, обедом и костром.
В очередной раз повернули за какую-то скалу. Арне остановился в основании глубокой балки, огляделся, подошел к огромной, засыпанной снегом коряге, которую волны когда-то выбросили на берег, и пнул ее ногой. Плюнул на снег. Повернулся.
— Здесь остановимся, — он сбросил мешок и расправил плечи.
— Так не темно ж еще, — сказал Яльмар. — Дорогу ж видно.
— Лучше места не найти, — спокойно возразил ему тот. — Дров много, и от ветра есть где укрыться. Домов тут все равно нет.
Больше возражать варяг не стал, молча вытащил из-за плеча топор и принялся рубить корягу на дрова.
Темнота упала быстро. Сумерки сменились ночью так, словно задули светильник, на небе высыпали звезды. Запылал костер. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке — надо было в чем-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскаленном плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких, с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.
Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфенка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно — копыто, перепонки между пальцами или вообще — шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, разве чуть поуже, нежели у других. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд его черных глаз и торопливо отвел взгляд.
Молчание действовало на варяга уже как-то совсем нехорошо — Яльмар нервничал. Хотелось встать и отойти, побыть с собой наедине, подумать. Это было странно. Теперь варяг, пожалуй, понимал, зачем Жуга все время уходил от шумных сборищ. «Один и Фрея, — подумал он, — я становлюсь таким же, как он… Думаю наверное много. Скоро тоже вот с ума свихнусь». Он встал, стараясь не глядеть в глаза двоим мальчишкам, глухо буркнул в бороду: «Пройдусь», скорее, для себя, чем для них, и медленно направился вдоль берега — подумать, справить малую нужду, да и вообще побыть наедине. Дракошка поднял голову, меланхолично провожая его взглядом, медленно зевнул и снова положил ее на скрещенные лапы. Крылья Рика острыми и кожистыми складками торчали в стороны.
Осторожно, стараясь не наступать на скользкие камни, Яльмар перебрался через низкий длинный холм и здесь, в ложбине совершил свои нужды. Морские волны плескались возле самых ног, пологий берег был покрыт сплошной ледовой коркой. Варяг немного отошел назад, набрал пригоршню снега и растер лицо. Стряхнул с ладоней стаявшую влагу, и после долго стоял у самой кромки воды, глядя на уснувший океан. Горбушка матовой луны купалась в сизых облаках.
— Яльмар.
Тот вздрогнул и обернулся.
Эльфийские шаги были неслышны и легки, немудрено, что викинг не услышал Телли, прежде чем тот не подошел к нему вплотную.
— Чего тебе? — немного раздраженно и потому — громче обычного спросил норвег и закашлялся.
Мальчишка медлил с ответом, ожидая, пока кашель смолкнет. Его тонкие белые волосы резко выделялись в темноте. Неверный, серебристый свет луны подчеркивал кошачьи скулы, мелким отблеском кружил в его глазах. Варяг моргнул. Взгляд эльфа завораживал и вместе с тем пугал; невозможно было определить, узки зрачки в его глазах, расширены, или же их там нет вообще.
— Ты зря меня боишься, — сказал Телли. — Я тебе не враг.
— Я? Боюсь? — расхохотался тот. — С чего ты взял?
Сердце его, однако, стучало.
— Страх в глубине тебя, — меж тем ответил Тил. — Он ищет любую причину, чтоб вырваться. Сейчас его причина — я. Ты сам так хочешь. А я не хочу, чтобы со мной был тот, кто мне не доверяет.
— А почему это я должен тебе доверять? — опять немного резко возразил варяг. — Ты втянул всех нас в эту дурацкую историю, ты и твой дракон. Это по твоей милости мы сейчас идем неизвестно куда! Скажешь, я не прав?
— Нет. Не скажу.
Вновь воцарилась тишина.
Общаясь с Телли, Яльмар чувствовал себя довольно странно. Словами он не смог бы объяснить, в чем заключалась эта странность, но сравнения, которые порою шли ему на ум, невольно заставляли холодеть и гнали по спине мурашки. Как будто ты нанес врагу удар, а у того из раны хлещет вовсе даже и не кровь, а самая обычная вода. Или не вода, а скажем… скажем, пиво. Или ничего не льется вовсе. А враг при том не дергается, не хрипит, не бьется в смертных корчах, а спокойно улыбается и снова поднимает меч, как тролль или берсерк. Да, как берсерк, в экстазе боя позабывший, что такое боль и смерть, и с пеной на губах смеющийся в лицо врагу… Впрочем, где-то в глубине души Яльмар чувствовал, что Тил из тех противников, для которых меч — не самая страшная угроза.
Внезапно Яльмар понял что эльфенок прав. Он никогда не понимал берсерков, божественное бешенство все время обходило его стороной. Страшила непонятность, неизвестность, невозможность объяснить. «Дайте мне цель, — всегда говорил он себе, — и уж я до нее доберусь». А что же делать, если есть одно движение без цели, ожиданье без конца, игра, в которой непонятно, за кого играть и как?
И не играть уже нельзя…
— Мне кажется, ты понимаешь, — словно бы прочтя его мысли, вдруг заговорил Телли, — Тебя пугает не опасность, и не я. Тебя пугает неизвестность.
— Почему он тебе помогает? — спросил варяг. Голос его хрипел.
Тил убрал с глаз прядь волос. Взглянул варягу в глаза.
— А почему помогаешь мне ты?
— Я?
— Ты, ты. Ведь я же не тянул тебя, ты сам вызвался идти со мной.
Яльмар не нашелся, что на это ответить. Остервенело поскреб в бороде. Тил невозмутимо уселся на камень, подобрал ноги под себя. Яльмар только сейчас заметил, что мальчишка бос, и теперь не мог оторвать взгляда от его ступней. Было холодно. По-настоящему холодно.
— Ну, я не знаю… — нерешительно промямлил он, кляня себя за эту нерешительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90
Травник, подобрал ноги под себя и уставился в огонь.
— Черт… — пробормотал он, нервно обгрызая ногти. — Вилка… Снова вилка…
— О чем ты?
— Ни о чем, — он встал. — Так. Нам придется разделиться. Кто-то должен здесь остаться, чтобы присмотреть за Орге. Остальные… — он поколебался. — Рик и Телли пусть идут до Гейзера. Арне покажет дорогу. Яльмар, пойдешь с ними?
— Пойду, — кивнул варяг. — А…
— Есть смысл послать кого-нибудь в усадьбу к Сакнусу, — сказал Вильям. — Пусть помощь приведет. А то у нас жратвы осталось — кот наплакал.
Друзья переглянулись.
— Дельная мысль, — одобрил Яльмар. — Раз так, то, может, ты и сходишь?
К такому повороту дела Вильям, похоже, был не готов.
— Да я бы… собственно бы… э-ээ… — мучительно замялся он, почувствовал, что влип и смолк, так и не найдя разумных аргументов чтоб остаться.
— Вот и отлично, — истолковав сомненья барда как согласие, удовлетворенно кивнул варяг. — Дорогу помнишь?
— Что я, маленький? — обиделся тот. — Найду как-нибудь…
— Но, но! — нахмурился Яльмар. — Ты нос-то очень не задирай, поосторожнее иди. Одного посылаем, если что случится, помочь будет некому. Как доберешься, скажешь Сигурду, так мол, и так — Орге ранен, пусть пришлет пару человек на подмогу… Арне, ты в самом деле думаешь, что потеплеет?
— Должно потеплеть, — кивнул фермерский мальчишка. — Ветер уже стих. Дня три погода будет солнечной, а дальше… Дальше — не ручаюсь.
Яльмар оглядел остальных прежде чем задать последний, уже ненужный вопрос.
— Кто остается?
— Я, — сказал Жуга.
— И я, — сказал, вставая, Хансен.
Все переглянулись и промолчали.
— Добро, — сказал наконец Яльмар, усаживаясь и подбрасывая дров в очаг. — Дождемся, пока солнце взойдет, и делаем, как задумали.
— Почему не сейчас? — спросил бард.
— Обледенело все, — снисходительно ответил тот. — Сломаешь ногу в темноте — куда потом идти? Поесть, опять же, не помешает на дорогу… Да и потом, поспешность… она только при ловле блох хороша.
И словно в доказательство своих последних слов, варяг поймал на себе блоху и с громким щелчком раскусил ее зубами.
Уходили медленно. Одну из лошадей двараг увел с собой, вторую после недолгого совещания отдали Вильяму. Все трое шли пешком. Брели вдоль берега, с опаскою ступая по камням. Не оборачивались, чтоб не видеть тех, кто оставался, чтоб не брать с собою чужую, лишнюю удачу, но и не оставить ненароком часть своей. Дракошка плелся позади, виляя задом: он сегодня не успел как следует согреться, ход его был неуклюж. Жуга рассеянно смотрел им вслед. Казалось почему-то, что хорошая погода установилась ненадолго — он чувствовал, как медленно зудит и ноет незаживший шрам на голове. Кровь стучала за глазами. Несмотря на яркое солнце, было холодно.
Хансен обернулся.
— Как думаешь, они скоро вернутся?
Жуга пожал плечами. Помолчал, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Снедало что-то темное, как будто душу словно рыбу подцепили на крючок и медленно вываживают к проруби, где нет воды, а только воздух, который высушит жабры и заморозит кровь…
— Я чувствую его, — сказал он вдруг неожиданно для себя самого. Хансен снова обернулся, пристально взглянул на травника. Бессловесный взгляд, как у собаки — лишь тревога и вопрос в глазах.
— М?
— Он здесь, — Жуга провел языком по губам, ощутил горьковатую свежесть морозного утра и вдохнул прерывисто и глубоко. — Я чувствую его. Он где-то здесь.
Он посмотрел наверх. Луна и солнце спорили на небе. Странный край…
— Ты думаешь… что это он? Тот, другой?
— Не знаю, — дернулось плечо. — Не знаю. Просто чувствую.
— Что именно?
— Горят огни. Тени в глазах… и вой — где-то глубоко, глубоко внутри… подо мной… как будто плавится душа. Иначе он не может. Это как… — на мгновение Жуга задумался, подыскивая подходящее сравнение, и закончил:
— Это — как весь мир в одном глазу.
— Что он чувствует?
— Страх.
— А еще?
— Ему больно.
— А еще?
Травник поднял взгляд.
— Он ждет.
Шаг.
Еще шаг.
Размеренность движения на позволяла мыслям течь свободно, подчиняясь ритму перехода. Море было тихим и спокойным, в небесах светило солнце, но не высоко. На снег ложились тени. Лед и битый сланец покрывали берега. Кое-где проглядывала жухлая трава и мшистые зеленые кочки. С ребристых козырьков подтаявших прибрежных снежников сочились медленные капельки воды. Подошвы меховых сапог скользили: шаг, снова шаг, черное поле — белое поле. Недавний шторм прогрыз неровные проплешины земли в сплошном покрове снега, казалось, вся Исландия вдруг стала как одна гигантская игральная доска.
И сверху на доске — четыре маленьких фигурки: высокая мужская, две ребячьи и еще одна — четвероногая, большая, золотистая.
Дракошка замыкал процессию, вертя хвостом и с любопытством поглядывая по сторонам; его когти, уже порядком затвердевшие, с хрустом крошили застывшую глину. Когда варяг оборачивался, Рик дружелюбно лез ему под руку ласкаться, что совершенно не подходило к его свирепой зубастой морде. Всякий раз от этого проявления дружелюбия Яльмару становилось не по себе; он мужественно трепал дракона за загривок и невольно прибавлял шагу. Гладкая шкура дракона была холодна.
Варяг не любил ходить пешком. Не то чтобы он уставал или страдал от жары, просто — не любил. Пусть даже Арне оказался прав, и погода в самом деле исправилась. Над головой синело небо с редкими мазками облаков. День еще только перевалил за середину, однако горизонт на западе уже светился розовым — зимою солнце здесь не поднималось высоко. Яльмар, однако, так и не решился снять свою меховую куртку: ветер, хоть и теплый, пробирал насквозь. К тому же опыт подсказывал, что куртка на плечах — это одежда, а куртка за плечами — это совсем другое, это уже поклажа. А поклажи и без этого хватало. Глаза заливал пот. Пеший ход разогревал, мешок с припасами тянул к земле. Впрочем, как философски размышлял варяг, лучше париться, чем мерзнуть.
День клонился к вечеру, а Тил и Арне шли и шли вперед. И в общем, были правы — устраивать привал перед закатом не имело никакого смысла. Чуть-чуть тревожила варяга тишина. Конечно, было не до разговоров, но Тил, казалось, не хотел ни о чем говорить, да и Арне, несмотря на свою жадную до новых знаний душу, тоже отличался прямо-таки нездоровой замкнутостью. Так они и шли в молчании, остановившись только днем на полчаса перекусить лепешками и вяленой бараниной. Полоски чуть солоноватого подвяленного мяса (мировецкая закуска под темное пивко) всухую вызывали только раздражение и вязли на зубах. Кусок не лез в горло. В животе у викинга урчало, Яльмар то и дело ловил себя на мысли, что ждет не дождется полновесного, нормального привала с ночевой, обедом и костром.
В очередной раз повернули за какую-то скалу. Арне остановился в основании глубокой балки, огляделся, подошел к огромной, засыпанной снегом коряге, которую волны когда-то выбросили на берег, и пнул ее ногой. Плюнул на снег. Повернулся.
— Здесь остановимся, — он сбросил мешок и расправил плечи.
— Так не темно ж еще, — сказал Яльмар. — Дорогу ж видно.
— Лучше места не найти, — спокойно возразил ему тот. — Дров много, и от ветра есть где укрыться. Домов тут все равно нет.
Больше возражать варяг не стал, молча вытащил из-за плеча топор и принялся рубить корягу на дрова.
Темнота упала быстро. Сумерки сменились ночью так, словно задули светильник, на небе высыпали звезды. Запылал костер. Единственный на всю компанию котелок оставили в землянке — надо было в чем-то готовить отвар для раненого гнома. Арне размочил в кожаном ведре полоски мяса и теперь поджаривал их на раскаленном плоском камне. Камень уже дважды треснул. Дрова дымили, парились, стреляли искрами. Из дырочек, проточенных в колоде червячками и личинками, толчками пузырилась пена. После нескольких, с трудом проглоченных кусков аппетит у всех троих пропал. Распаковали спальные меха. Яльмар разомлел от близости огня и теперь лениво наблюдал за тем, как Тил снимает башмаки.
Яльмар никогда не видел, что за ноги у эльфенка: предложенные Сакнусом меховые сапоги тот отказался взять. Яльмар ожидал увидеть что угодно — копыто, перепонки между пальцами или вообще — шесть пальцев на ноге, но ноги у мальчишки оказались самые обычные, быть может, разве чуть поуже, нежели у других. Норвег задумчиво поднял голову, натолкнулся на пристальный взгляд его черных глаз и торопливо отвел взгляд.
Молчание действовало на варяга уже как-то совсем нехорошо — Яльмар нервничал. Хотелось встать и отойти, побыть с собой наедине, подумать. Это было странно. Теперь варяг, пожалуй, понимал, зачем Жуга все время уходил от шумных сборищ. «Один и Фрея, — подумал он, — я становлюсь таким же, как он… Думаю наверное много. Скоро тоже вот с ума свихнусь». Он встал, стараясь не глядеть в глаза двоим мальчишкам, глухо буркнул в бороду: «Пройдусь», скорее, для себя, чем для них, и медленно направился вдоль берега — подумать, справить малую нужду, да и вообще побыть наедине. Дракошка поднял голову, меланхолично провожая его взглядом, медленно зевнул и снова положил ее на скрещенные лапы. Крылья Рика острыми и кожистыми складками торчали в стороны.
Осторожно, стараясь не наступать на скользкие камни, Яльмар перебрался через низкий длинный холм и здесь, в ложбине совершил свои нужды. Морские волны плескались возле самых ног, пологий берег был покрыт сплошной ледовой коркой. Варяг немного отошел назад, набрал пригоршню снега и растер лицо. Стряхнул с ладоней стаявшую влагу, и после долго стоял у самой кромки воды, глядя на уснувший океан. Горбушка матовой луны купалась в сизых облаках.
— Яльмар.
Тот вздрогнул и обернулся.
Эльфийские шаги были неслышны и легки, немудрено, что викинг не услышал Телли, прежде чем тот не подошел к нему вплотную.
— Чего тебе? — немного раздраженно и потому — громче обычного спросил норвег и закашлялся.
Мальчишка медлил с ответом, ожидая, пока кашель смолкнет. Его тонкие белые волосы резко выделялись в темноте. Неверный, серебристый свет луны подчеркивал кошачьи скулы, мелким отблеском кружил в его глазах. Варяг моргнул. Взгляд эльфа завораживал и вместе с тем пугал; невозможно было определить, узки зрачки в его глазах, расширены, или же их там нет вообще.
— Ты зря меня боишься, — сказал Телли. — Я тебе не враг.
— Я? Боюсь? — расхохотался тот. — С чего ты взял?
Сердце его, однако, стучало.
— Страх в глубине тебя, — меж тем ответил Тил. — Он ищет любую причину, чтоб вырваться. Сейчас его причина — я. Ты сам так хочешь. А я не хочу, чтобы со мной был тот, кто мне не доверяет.
— А почему это я должен тебе доверять? — опять немного резко возразил варяг. — Ты втянул всех нас в эту дурацкую историю, ты и твой дракон. Это по твоей милости мы сейчас идем неизвестно куда! Скажешь, я не прав?
— Нет. Не скажу.
Вновь воцарилась тишина.
Общаясь с Телли, Яльмар чувствовал себя довольно странно. Словами он не смог бы объяснить, в чем заключалась эта странность, но сравнения, которые порою шли ему на ум, невольно заставляли холодеть и гнали по спине мурашки. Как будто ты нанес врагу удар, а у того из раны хлещет вовсе даже и не кровь, а самая обычная вода. Или не вода, а скажем… скажем, пиво. Или ничего не льется вовсе. А враг при том не дергается, не хрипит, не бьется в смертных корчах, а спокойно улыбается и снова поднимает меч, как тролль или берсерк. Да, как берсерк, в экстазе боя позабывший, что такое боль и смерть, и с пеной на губах смеющийся в лицо врагу… Впрочем, где-то в глубине души Яльмар чувствовал, что Тил из тех противников, для которых меч — не самая страшная угроза.
Внезапно Яльмар понял что эльфенок прав. Он никогда не понимал берсерков, божественное бешенство все время обходило его стороной. Страшила непонятность, неизвестность, невозможность объяснить. «Дайте мне цель, — всегда говорил он себе, — и уж я до нее доберусь». А что же делать, если есть одно движение без цели, ожиданье без конца, игра, в которой непонятно, за кого играть и как?
И не играть уже нельзя…
— Мне кажется, ты понимаешь, — словно бы прочтя его мысли, вдруг заговорил Телли, — Тебя пугает не опасность, и не я. Тебя пугает неизвестность.
— Почему он тебе помогает? — спросил варяг. Голос его хрипел.
Тил убрал с глаз прядь волос. Взглянул варягу в глаза.
— А почему помогаешь мне ты?
— Я?
— Ты, ты. Ведь я же не тянул тебя, ты сам вызвался идти со мной.
Яльмар не нашелся, что на это ответить. Остервенело поскреб в бороде. Тил невозмутимо уселся на камень, подобрал ноги под себя. Яльмар только сейчас заметил, что мальчишка бос, и теперь не мог оторвать взгляда от его ступней. Было холодно. По-настоящему холодно.
— Ну, я не знаю… — нерешительно промямлил он, кляня себя за эту нерешительность.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90