Приглашают к себе, я хотел сказать.
— Бывает и такое, — пожал плечами Кафи. — Принцесса же, пользуясь правами рождения, может раздвинуть границы дозволенного, если вы меня понимаете.
— А принцесса Сойана? — спросил Локлир.
— Я все думал, когда ты об этом спросишь, — усмехнулся Джеймс.
— О чем это ты? — прищурилась Гамина.
— Локи известен при дворе тем, что старается познакомиться с каждой красивой женщиной, которую видит, — ответил Джеймс жене.
— Если вы пошлете принцессе письмо с просьбой посетить ее, — сказал Кафи,
— будьте готовы к тому, что ваше письмо окажется одним из многих. Кроме того, сейчас поговаривают о том, что она… проводит много времени с лордом Рави, так что на ваше письмо может просто не обратить внимания.
Локлир попытался устроиться поудобнее на каменной скамье, жесткость которой не смягчалась даже пухлыми подушками.
— Значит, надо придумать, как еще можно с ней встретиться. Если у меня будет возможность поговорить с ней…
Кафи сделал жест, означающий у его народа «все может быть», и произнес:
— Ма-лиш… — что означало то же самое.
Джеймс бросил взгляд на Эрланда, уже погрузившегося в мечты.
— Кафи ничего не говорит про принцессу Сойану. Почему? — обратился Джеймс к Гамине.
— Я не знаю, — ответила она. — Но он испытывает к ней весьма определенные чувства.
— Какие?
— Она представляется ему чрезвычайно опасной.
Глава 14. СДЕЛКА
Боуррик потер подбородок.
— Мне бы хотелось, чтобы люди перестали воспитывать меня кулаками, — проворчал он.
— Это тебе сдача с того, что ты заплатил, — сказал Гуда, стоявший над ним. — Сейчас, когда чуть ли не половина имперской армии гонится за мной, как я смогу разыскать Яноса Сабера? А если и разыщу, все равно он мне не заплатит! И виноват в этом ты, Бешеный!
Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.
— Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.
Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.
— Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо — мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой… Так?
Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить — не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен — не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.
— Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, — сказал Гуда. — Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем — до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.
— Гуда, подожди.
— Что такое? — наемник опустил седло на землю.
Боуррик поманил его в сторонку.
— Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, — тихо сказал он.
— Но ты мне очень нужен.
— Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.
— Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.
— При чем здесь я? — воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.
— Посмотри на мальчика, — ответил Боуррик. — Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани… я не могу сказать, что он надежен. — Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.
Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.
— Ну а мне какое дело?
Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.
— Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.
— Как?
— Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.
— Ты же не просто так это говоришь? — спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.
— Даю тебе слово, — ответил Боуррик.
— Где ты возьмешь столько золота? — спросил Гуда.
Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, — совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.
— Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. — Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным.
— Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, — Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, — две тысячи золотых экю.
Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.
— Звучит хорошо. Бешеный, но обещания шлюхи тоже всегда заманчивы.
— Хорошо, — ответил Боуррик. — Три тысячи.
— Пять тысяч! — не уступал Гуда.
— Ладно, — согласился Боуррик. Он плюнул на ладонь и протянул ее наемнику.
Гуда взглянул на ладонь, предложенную ему по старой традиции купцов; он знал, что должен принять ее или прослыть клятвопреступником. Он неохотно плюнул на свою ладонь и пожал протянутую руку.
— Будь прокляты твои глаза, Бешеный! Если это ложь, клянусь — я намотаю твои кишки на свой меч! Если я должен умереть по собственной глупости, так доставлю себе удовольствие увидеть тебя мертвым за миг до того, как сам предстану перед богиней смерти!
— Если у нас все получится, ты умрешь богатым человеком, Гуда Буле.
Гуда бросился на кучу сырой соломы.
— Хотелось бы мне, чтобы это было так, Бешеный, — сказал он, устраиваясь отдохнуть.
Боуррик оставил наемника и сел рядом с Сули.
— Дальше поедешь? — спросил он.
— Да, — ответил мальчик. — Мне сейчас просто немного больно. У этого зверя спина — как лезвие меча; мне кажется, меня разрубили на две половинки.
— Сначала всегда нелегко, — рассмеялся Боуррик. — Сегодня вечером попробуем поучиться прямо в сарае.
— Это не очень ему поможет, Бешеный, — заметил Гуда. — Нам надо будет избавиться от седел. Мальчику придется ехать без седла.
Накор выразительно закивал.
— Да, правда. Этих лошадей следует продать, и нужно, чтобы никто не догадался, что они из имперских конюшен.
— Продать их? — спросил Гуда. — Зачем?
— Во время юбилея, — ответил Накор, — нам будет легче добраться до города, спустившись по реке Сарн в наемной лодке. Нас будет четверо среди многих. Но на такое путешествие нужны деньги.
Боуррик, вспомнив, сколько денег у него осталось после покупки одежды и снаряжения в Фарафре, понял, что Накор прав. У всех четверых не хватило бы средств, чтобы купить в приличной гостинице обед хотя бы на одного.
— Кто же их купит? — спросил Гуда. — Они клейменые.
— Верно, — согласился исалани. — Но это можно исправить. К сожалению, нельзя изменить седла — они тогда придут в негодность.
Лежавший на соломе Гуда приподнялся на локте.
— Как же ты изменишь клеймо? У тебя что, есть с собой инструмент для клеймения?
— Лучше, — ответил маленький человечек, доставая из мешка маленькую бутылочку, заткнутую пробкой. Порывшись в мешке еще, он вытащил небольшую щетку. — Смотри, — открыв пробку, он намочил щетку раствором, который был в бутылочке. — Другое клеймо оставит грубый шрам, и подделка будет видна. Это же — для художников, — он подошел к ближайшей лошади. — Армия клеймит всех своих животных тавром с изображением рельефной фигуры. — Он начал щеткой намазывать ляжку лошади. Раздался тихий шипящий звук, и шерсть, там где ее касалась щетка, стала чернеть, словно под воздействием огня. — Подержи, пожалуйста, лошадь, — сказал чародей Боуррику. — Это не причинит ей вреда, но горячее вещество может напугать.
Боуррик подошел и взял лошадь под уздцы, а она тем временем начала поводить ушами, словно размышляя, рассердиться на то, что с ней проделывают, или нет.
— Ну вот, — через некоторое время сказал Накор. — Теперь это тавро Джунг Зюта, торговца лошадьми из Шинг-Лая.
Боуррик посмотрел на работу исалани. Тавро действительно изменилось. Выглядело оно совсем как настоящее.
— А кто-нибудь в Кеше знает этого Джунг Зюта?
— Вряд ли, друг мой, потому что его не существует. Кроме того, в Шинг-Лае, небось, тысяча торговцев лошадьми, и кто может похвастаться, что всех их знает?
— Хорошо, — сказал Гуда, — когда вы со всем этим управитесь и будете готовы к отъезду, разбудите меня, ладно? — с этими словами он опять улегся на сырую солому.
Боуррик посмотрел на Накора.
— Когда мы доберемся до реки, наверное, будет лучше, если ты уйдешь от нас.
— Не думаю, — с ухмылкой ответил тот. — Я в любом случае собирался в Кеш
— на юбилее легко можно заработать денег. Люди будут играть в карты, кроме того, я смогу показать кое-какие свои нехитрые трюки. А потом, если мы поедем вместе и Гуда с мальчиком, например, уедут раньше или позже, мы не будем похожи на тех, кого ищут солдаты.
— Возможно, — сказал Боуррик. — Но у них теперь есть очень подробные описания нас троих.
— Но не меня, — усмехнулся исалани. — Ни один солдат не обратил на меня внимания, когда они обыскивали повозку.
Боуррик вспомнил, что, когда имперские солдаты осматривали всех и каждого в караване, Накор куда-то исчез.
— Да, а как ты это сделал?
— Это секрет, — ответил исалани, дружелюбно улыбаясь. — Да это пустяки. Нам вот надо что-то сделать с твоей внешностью, — он понимающе посмотрел на неприкрытую голову Боуррика. — Твои черные волосы становятся подозрительно рыжими на корнях. Так что мы, друг мой, должны придумать для тебя новое обличье.
— У тебя в мешке еще один сюрприз? — удивился Боуррик.
Склонившись над мешком, Накор ухмыльнулся шире обычного.
— Конечно, друг мой.
Боуррик проснулся оттого, что Сули изо всех сил тряс его за плечо. Он тут же сел; снаружи смеркалось. Гуда стоял у двери, вытащив меч. Мгновение спустя Боуррик уже был рядом с ним, взяв свой меч.
— Что такое? — прошептал Боуррик.
Гуда поднял руку, призывая его к молчанию, и прислушался.
— Всадники, — прошептал он в ответ. Он подождал еще немного и убрал меч. Они едут на запад. Этот сарай стоит довольно далеко от дороги, и они, наверное, пропустили его. Но как только они побывают в Джилоге, сразу слетятся сюда как мухи на навоз. Нам лучше уехать.
Боуррик выбрал подходящую для Сули лошадь и подсадил мальчика.
— Держись за ее гриву, если придется скакать быстро, — сказал он, вручая мальчику поводья. — И вытяни ноги как можно дальше, не держись коленями, понял?
Мальчик кивнул, но по его лицу можно было догадаться, что перспектива скакать куда-то на лошади во весь опор ему кажется не менее страшной, чем встреча с имперскими солдатами. Обернувшись, Боуррик увидел, что Накор выходит из сарая с седлами в руках.
— Куда ты их несешь?
— Позади сарая есть старая куча перегноя, — улыбаясь, ответил исалани. — Я так думаю, они не станут в ней ковыряться.
Боуррик рассмеялся; вскоре вечно веселый маленький человечек уже вернулся в сарай и легко взлетел на спину своей лошади — даже его объемистый заплечный мешок, казалось, нисколько ему не мешал. Боуррик уловил запах разлагающегося перегноя.
— Фу, — сказал он. — Если так пахнет вся куча, то ты прав. Туда они нескоро догадаются заглянуть.
— Поехали, — сказал Гуда. — До рассвета надо убраться отсюда подальше.
Наемник распахнул дверь сарая и вскочил на лошадь. Он пустил ее галопом; Боуррик, Сули и Накор выехали следом за ним. Боуррик отбросил опасения о том, что каждый поворот дороги скрывает засаду, и стал раздумывать о другом
— каждый шаг лошади по дороге приближал его к Кешу, к Эрланду и остальным друзьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— Бывает и такое, — пожал плечами Кафи. — Принцесса же, пользуясь правами рождения, может раздвинуть границы дозволенного, если вы меня понимаете.
— А принцесса Сойана? — спросил Локлир.
— Я все думал, когда ты об этом спросишь, — усмехнулся Джеймс.
— О чем это ты? — прищурилась Гамина.
— Локи известен при дворе тем, что старается познакомиться с каждой красивой женщиной, которую видит, — ответил Джеймс жене.
— Если вы пошлете принцессе письмо с просьбой посетить ее, — сказал Кафи,
— будьте готовы к тому, что ваше письмо окажется одним из многих. Кроме того, сейчас поговаривают о том, что она… проводит много времени с лордом Рави, так что на ваше письмо может просто не обратить внимания.
Локлир попытался устроиться поудобнее на каменной скамье, жесткость которой не смягчалась даже пухлыми подушками.
— Значит, надо придумать, как еще можно с ней встретиться. Если у меня будет возможность поговорить с ней…
Кафи сделал жест, означающий у его народа «все может быть», и произнес:
— Ма-лиш… — что означало то же самое.
Джеймс бросил взгляд на Эрланда, уже погрузившегося в мечты.
— Кафи ничего не говорит про принцессу Сойану. Почему? — обратился Джеймс к Гамине.
— Я не знаю, — ответила она. — Но он испытывает к ней весьма определенные чувства.
— Какие?
— Она представляется ему чрезвычайно опасной.
Глава 14. СДЕЛКА
Боуррик потер подбородок.
— Мне бы хотелось, чтобы люди перестали воспитывать меня кулаками, — проворчал он.
— Это тебе сдача с того, что ты заплатил, — сказал Гуда, стоявший над ним. — Сейчас, когда чуть ли не половина имперской армии гонится за мной, как я смогу разыскать Яноса Сабера? А если и разыщу, все равно он мне не заплатит! И виноват в этом ты, Бешеный!
Боуррик не мог не согласиться с ним, хотя, сидя на сырой соломе в заброшенном сарае где-то в самом сердце страны, население которой, кажется, решило прикончить его при первом удобном случае, он решил, что заслужил хотя бы сочувствие.
— Послушай, Гуда, я тебе все возмещу.
Наемный солдат, снимавший седло с одной из украденных ими лошадей, полуобернулся к Боуррику.
— Неужто? И как, во имя неба, ты собираешься это сделать? Наверное, ты хочешь отправить в штаб Абера Букара, лорда армий, вежливое письмо — мол, пожалуйста, добрый лорд, побраните моего друга и отпустите. Он не знал, что меня велено убить на месте поимки, когда взял меня с собой… Так?
Боуррик поднялся и подвигал рукой челюсть, чтобы проверить — не сломана ли она. Она болела и выскакивала из сустава с одной стороны, но явно оставалась целой. Принц оглядел старый сарай. Дом фермера, стоявший поблизости, был сожжен — не то бандитами, не то имперскими воинами, которые, видно, в свое время решили, что хозяин заслуживает именно такого наказания, но, как бы там ни было, у Боуррика и его друзей появилась возможность дать отдых лошадям. У лошадей, принадлежавших хорошей кавалерийской части, в седельных сумках нашлось зерно, и Боуррик решил, что сейчас каждую вполне можно угостить пригоршней-другой. Несчастный Сули тихонько сидел на куче полусгнившей соломы. Накор уже расседлал свою лошадь и теперь вытирал ее самым чистым пучком соломы, который ему удалось найти. За работой он рассеянно напевал какой-то мотивчик без слов, а его улыбка ни на миг не исчезала.
— Когда лошади отдохнут, мы разойдемся с тобой, Бешеный, — сказал Гуда. — Я хочу как-нибудь добраться обратно в Фарафру, а оттуда кораблем — до Малого Кеша. Там имперского гораздо меньше, если ты понимаешь, о чем я. Может быть, мне удастся там зацепиться.
— Гуда, подожди.
— Что такое? — наемник опустил седло на землю.
Боуррик поманил его в сторонку.
— Мне очень жаль, что я втянул тебя в такую передрягу, — тихо сказал он.
— Но ты мне очень нужен.
— Я тебе нужен, Бешеный? Зачем? Тебе скучно умирать одному? Спасибо, лучше я умру через много лет в объятиях какой-нибудь проститутки.
— Я хотел сказать, что не могу без тебя добраться до Кеша.
— При чем здесь я? — воскликнул Гуда, возведя глаза к небу.
— Посмотри на мальчика, — ответил Боуррик. — Он запуган и так устал, что ничего не соображает. Может, он в Дурбине кого и знает, но не больше. А исалани… я не могу сказать, что он надежен. — Боуррик приложил палец к виску и покрутил его туда-сюда.
Гуда поглядел на парочку и принужден был согласиться.
— Ну а мне какое дело?
Боуррик подумал и не мог найти убедительного ответа. Их свели обстоятельства, но дружбы между ними не было. Старый наемник был по-своему хорош, однако Боуррик не мог назвать его другом.
— Послушай, я действительно могу сделать это дело выгодным для тебя.
— Как?
— Доставь меня в Кеш и помоги встретиться с людьми, чтобы я мог прояснить это недоразумение, и я заплачу тебе столько золота, сколько ты не увидишь за всю жизнь службы в караванах.
— Ты же не просто так это говоришь? — спросил Гуда, вприщур разглядывая Боуррика.
— Даю тебе слово, — ответил Боуррик.
— Где ты возьмешь столько золота? — спросил Гуда.
Боуррик подумал, не рассказать ли Гуде все, но решил, что Гуда ему не поверит. Безымянный человек, обвиненный в преступлении, которого он не совершал, это одно, а принц, за которым охотятся убийцы, — совсем другое. Даже понимая, что каждый, кого обнаружат в компании принца, будет убит в ту же минуту, Гуда, по мнению Боуррика, мог поддаться искушению заработать обещанную награду. Опыт Боуррика по общению с наемными солдатами не оставлял сомнений в их верности данному слову.
— Меня обвинили в убийстве жены губернатора Дурбина по политическим соображениям. — Гуда ничего не возразил, поэтому Боуррик решил, что он на правильном пути: политические убийства в Кеше казались делом весьма обычным.
— Есть люди, которые могут мне помочь снять это обвинение, а кроме того, они обладают немалыми средствами, и они вполне могут выделить тебе, — Боуррик прикинул, какая сумма произведет на Гуду благоприятное впечатление, и перевел ее в кешианские деньги, — две тысячи золотых экю.
Гуда посмотрел на Боуррика широко раскрытыми глазами и покачал головой.
— Звучит хорошо. Бешеный, но обещания шлюхи тоже всегда заманчивы.
— Хорошо, — ответил Боуррик. — Три тысячи.
— Пять тысяч! — не уступал Гуда.
— Ладно, — согласился Боуррик. Он плюнул на ладонь и протянул ее наемнику.
Гуда взглянул на ладонь, предложенную ему по старой традиции купцов; он знал, что должен принять ее или прослыть клятвопреступником. Он неохотно плюнул на свою ладонь и пожал протянутую руку.
— Будь прокляты твои глаза, Бешеный! Если это ложь, клянусь — я намотаю твои кишки на свой меч! Если я должен умереть по собственной глупости, так доставлю себе удовольствие увидеть тебя мертвым за миг до того, как сам предстану перед богиней смерти!
— Если у нас все получится, ты умрешь богатым человеком, Гуда Буле.
Гуда бросился на кучу сырой соломы.
— Хотелось бы мне, чтобы это было так, Бешеный, — сказал он, устраиваясь отдохнуть.
Боуррик оставил наемника и сел рядом с Сули.
— Дальше поедешь? — спросил он.
— Да, — ответил мальчик. — Мне сейчас просто немного больно. У этого зверя спина — как лезвие меча; мне кажется, меня разрубили на две половинки.
— Сначала всегда нелегко, — рассмеялся Боуррик. — Сегодня вечером попробуем поучиться прямо в сарае.
— Это не очень ему поможет, Бешеный, — заметил Гуда. — Нам надо будет избавиться от седел. Мальчику придется ехать без седла.
Накор выразительно закивал.
— Да, правда. Этих лошадей следует продать, и нужно, чтобы никто не догадался, что они из имперских конюшен.
— Продать их? — спросил Гуда. — Зачем?
— Во время юбилея, — ответил Накор, — нам будет легче добраться до города, спустившись по реке Сарн в наемной лодке. Нас будет четверо среди многих. Но на такое путешествие нужны деньги.
Боуррик, вспомнив, сколько денег у него осталось после покупки одежды и снаряжения в Фарафре, понял, что Накор прав. У всех четверых не хватило бы средств, чтобы купить в приличной гостинице обед хотя бы на одного.
— Кто же их купит? — спросил Гуда. — Они клейменые.
— Верно, — согласился исалани. — Но это можно исправить. К сожалению, нельзя изменить седла — они тогда придут в негодность.
Лежавший на соломе Гуда приподнялся на локте.
— Как же ты изменишь клеймо? У тебя что, есть с собой инструмент для клеймения?
— Лучше, — ответил маленький человечек, доставая из мешка маленькую бутылочку, заткнутую пробкой. Порывшись в мешке еще, он вытащил небольшую щетку. — Смотри, — открыв пробку, он намочил щетку раствором, который был в бутылочке. — Другое клеймо оставит грубый шрам, и подделка будет видна. Это же — для художников, — он подошел к ближайшей лошади. — Армия клеймит всех своих животных тавром с изображением рельефной фигуры. — Он начал щеткой намазывать ляжку лошади. Раздался тихий шипящий звук, и шерсть, там где ее касалась щетка, стала чернеть, словно под воздействием огня. — Подержи, пожалуйста, лошадь, — сказал чародей Боуррику. — Это не причинит ей вреда, но горячее вещество может напугать.
Боуррик подошел и взял лошадь под уздцы, а она тем временем начала поводить ушами, словно размышляя, рассердиться на то, что с ней проделывают, или нет.
— Ну вот, — через некоторое время сказал Накор. — Теперь это тавро Джунг Зюта, торговца лошадьми из Шинг-Лая.
Боуррик посмотрел на работу исалани. Тавро действительно изменилось. Выглядело оно совсем как настоящее.
— А кто-нибудь в Кеше знает этого Джунг Зюта?
— Вряд ли, друг мой, потому что его не существует. Кроме того, в Шинг-Лае, небось, тысяча торговцев лошадьми, и кто может похвастаться, что всех их знает?
— Хорошо, — сказал Гуда, — когда вы со всем этим управитесь и будете готовы к отъезду, разбудите меня, ладно? — с этими словами он опять улегся на сырую солому.
Боуррик посмотрел на Накора.
— Когда мы доберемся до реки, наверное, будет лучше, если ты уйдешь от нас.
— Не думаю, — с ухмылкой ответил тот. — Я в любом случае собирался в Кеш
— на юбилее легко можно заработать денег. Люди будут играть в карты, кроме того, я смогу показать кое-какие свои нехитрые трюки. А потом, если мы поедем вместе и Гуда с мальчиком, например, уедут раньше или позже, мы не будем похожи на тех, кого ищут солдаты.
— Возможно, — сказал Боуррик. — Но у них теперь есть очень подробные описания нас троих.
— Но не меня, — усмехнулся исалани. — Ни один солдат не обратил на меня внимания, когда они обыскивали повозку.
Боуррик вспомнил, что, когда имперские солдаты осматривали всех и каждого в караване, Накор куда-то исчез.
— Да, а как ты это сделал?
— Это секрет, — ответил исалани, дружелюбно улыбаясь. — Да это пустяки. Нам вот надо что-то сделать с твоей внешностью, — он понимающе посмотрел на неприкрытую голову Боуррика. — Твои черные волосы становятся подозрительно рыжими на корнях. Так что мы, друг мой, должны придумать для тебя новое обличье.
— У тебя в мешке еще один сюрприз? — удивился Боуррик.
Склонившись над мешком, Накор ухмыльнулся шире обычного.
— Конечно, друг мой.
Боуррик проснулся оттого, что Сули изо всех сил тряс его за плечо. Он тут же сел; снаружи смеркалось. Гуда стоял у двери, вытащив меч. Мгновение спустя Боуррик уже был рядом с ним, взяв свой меч.
— Что такое? — прошептал Боуррик.
Гуда поднял руку, призывая его к молчанию, и прислушался.
— Всадники, — прошептал он в ответ. Он подождал еще немного и убрал меч. Они едут на запад. Этот сарай стоит довольно далеко от дороги, и они, наверное, пропустили его. Но как только они побывают в Джилоге, сразу слетятся сюда как мухи на навоз. Нам лучше уехать.
Боуррик выбрал подходящую для Сули лошадь и подсадил мальчика.
— Держись за ее гриву, если придется скакать быстро, — сказал он, вручая мальчику поводья. — И вытяни ноги как можно дальше, не держись коленями, понял?
Мальчик кивнул, но по его лицу можно было догадаться, что перспектива скакать куда-то на лошади во весь опор ему кажется не менее страшной, чем встреча с имперскими солдатами. Обернувшись, Боуррик увидел, что Накор выходит из сарая с седлами в руках.
— Куда ты их несешь?
— Позади сарая есть старая куча перегноя, — улыбаясь, ответил исалани. — Я так думаю, они не станут в ней ковыряться.
Боуррик рассмеялся; вскоре вечно веселый маленький человечек уже вернулся в сарай и легко взлетел на спину своей лошади — даже его объемистый заплечный мешок, казалось, нисколько ему не мешал. Боуррик уловил запах разлагающегося перегноя.
— Фу, — сказал он. — Если так пахнет вся куча, то ты прав. Туда они нескоро догадаются заглянуть.
— Поехали, — сказал Гуда. — До рассвета надо убраться отсюда подальше.
Наемник распахнул дверь сарая и вскочил на лошадь. Он пустил ее галопом; Боуррик, Сули и Накор выехали следом за ним. Боуррик отбросил опасения о том, что каждый поворот дороги скрывает засаду, и стал раздумывать о другом
— каждый шаг лошади по дороге приближал его к Кешу, к Эрланду и остальным друзьям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47