А где Сули?
— Сули погиб.
— Это печально, — сказал маленький исалани. — У него было доброе сердце, и когда-нибудь он стал бы хорошим человеком. Надеюсь, так и будет, когда он вновь пустится в странствование по Колесу Жизни. Это твой брат? — спросил он, указывая на Эрланда.
— Да, — ответил Боуррик. — Что ты с ними сделал?
— Знаешь, я вошел в комнату, и все вдруг так переполошились. Некоторые были не очень рады меня видеть, и я, устав от забав, всех оглушил. Я решил, что вы придете сюда рано или поздно. Видишь — я оказался прав.
Напряжение отпустило Боуррика и Гуду, и они рассмеялись.
— Да, ты был прав.
Они хохотали и хохотали, и маленький человечек веселился вместе с ними.
— Как же ты это сделал? — спросил Боуррик сквозь смех.
— Это такой фокус, — пожал плечами Накор.
— А теперь что? — все еще смеясь, спросил Боуррик.
— Хочешь апельсин? — спросил Накор, запуская руку в свой мешок.
— Никогда не думал, что скажу тебе… — произнес Эрланд, — но знаешь, я очень по тебе скучал.
Боуррик кивнул.
— И я. Так что же мы теперь будем делать?
Джеймс стряхивал остатки оцепенения, а Гамина все еще не могла прийти в себя. Гуда караулил оживающих стражников и был готов разрубить пополам каждого, кто сделает неосторожное движение; те, видя это, сидели тихо.
Эрланд очнулся первым — это потому, что он самый молодой, пояснил Накор. Братья рассказали друг другу, что знали.
— Может быть, если бы мы обратились к императрице… начал Джеймс.
— Как? — спросил Боуррик.
— Гамина, — ответил Эрланд. — Она умеет передавать мысли, разве ты забыл?
Боуррик кивнул и нахмурился.
— Я мог бы мысленно позвать на помощь, как только попал во дворец, и она бы услышала.
— А почему ты не позвал? — спросил Джеймс. Гамина начала подниматься.
— Я об этом не подумал, — беспомощно улыбнулся Боуррик.
— А как ты спрятался от нее, когда она тебя сегодня обнаружила? — спросил Джеймс.
Боуррик указал на Накора.
— Он почувствовал и как-то закрыл меня от ее мыслей.
— Ты чародей? — спросил Джеймс.
Накор ответил гримасой отвращения.
— Нет. Я исалани. Чародеи — серьезные люди. Они сидят в пещерах и делают всякие ужасные и важные вещи. Я же просто знаю несколько фокусов, чтобы повеселить людей. Вот и все.
— Посмотрев на солдат и нашего толстого друга, — заметил Джеймс, — можно понять, что твои шутки хоть и не злые, но не всегда веселые.
— Ну спасибо, — широко улыбнулся Накор. — Я хорошо умею делать то, что делаю, и мне кажется, что это очень смешно.
Гамина увидела Боуррика.
— Ты жив! — воскликнула она.
— Кажется да, — смеясь, ответил ей Боуррик.
Гамина обняла его и спросила:
— Почему же я не могла найти тебя в пустыне?
Боуррик нахмурился.
— Ах да, конечно. Это все из-за плаща, который на мне был. Работорговцы приняли меня за чародея и надели наручники, которые не дают чародеям воспользоваться их силой.
— Ба! — воскликнул Накор. — Этого бы не случилось, если бы чародеи всегда знали, что они делают.
— Как же мы попадем отсюда к императрице? — задумчиво произнес Джеймс.
— Это легко, — сказал Накор. — Идите за мной. И ребят этих тоже прихватите.
Гуда разоружил солдат и втащил в комнату бесчувственного Торена Зи. Ниром предупредил:
— Как только мы увидим отряд стражи, вас арестуют. Люди Авари занимают все крыло дворца.
— Посмотрим, — ухмыльнулся Накор.
Когда они дошли до зала, где стояли десятки стражников, Накор полез в свой мешок и что-то из него вытащил. Боуррик и Гуда уже привыкли к волшебному мешку, но все остальные были потрясены. Исалани поднял руку, и оказалось, что у него на руке сидит красно-золотой сокол, королевская птица Кеша, священный символ императорской власти. Эта птица считалась почти исчезнувшей — у императорских егерей остались только три самки. Сокол закричал и захлопал крыльями, но остался сидеть на запястье идущего по залу Накора.
Солдаты, мимо которых они проходили, разевали рты при виде чудесной птицы.
— Пожалуйста, пойдемте с нами, — говорил Накор каждому солдату, мимо которого они проходили. — Мы идем к императрице.
— Что это? — вопросил мастер церемоний.
Боуррик и Эрланд вышли вперед.
— Принцы Островов Боуррик и Эрланд требуют немедленной аудиенции у ее величества, — сказал Эрланд. — Речь пойдет об измене.
***
Вся Галерея лордов и мастеров была собрана для внеочередного заседания, когда в зал вступила необычная процессия под предводительством Накора, державшего на руке золотого сокола. Они достигли помоста, и императрица Лакеа поднялась со своего трона.
— Что это за безумие? — Она бросила гневный взгляд на стоящих перед ней людей и заметила Боуррика рядом с Эрландом. — Ты, если я не ошибаюсь, считался погибшим…
— Ваше величество, эти преступники… — попытался заговорить Ниром. Гуда положил клинок своего меча на плечо толстого придворного.
— Невежливо говорить, когда тебя не спрашивают, — сказал он ему и обратился к императрице:
— Прости, мать. Продолжай, если желаешь.
Лакеа, кажется, поняла, что сейчас прояснятся многие тайны и решила не обижаться.
— Благодарю тебя, — сухо сказала она. — Начнем с тебя, человечек, — обратилась она к Накору. — Ты знаешь, что владеть королевским соколом запрещено под страхом смертной казни?
— Да, императрица, — ухмыльнулся Накор. — Но я не владею этой птицей. Я просто помог ей добраться до вашей августейшей особы. Я привез вам подарок на день рождения. — Не спрашивая позволения, веселый исалани поднялся на помост и подошел к трону. Два телохранителя-измали попытались загородить ему дорогу, но он обошел и их, и трон. Позади трона находился пустой символ солнца. Исалани посадил на него сокола, и тот захлопал крыльями.
— Исалани, только самец может восседать на солнце императоров, — сделала ему замечание Лакеа.
— Накор знает это, императрица. Это мальчик. Он станет отцом многих славных соколят. Я поймал его прошлой весной в горах к западу от Тао-Цзи. Там есть еще несколько соколов. Императорские соколятники могут поймать их. Семья будет восстановлена.
Императрица не улыбалась с того момента, как узнала о смерти дочери. Сейчас на ее лице появилась слабая улыбка. Что-то тронуло ее в словах маленького человека — она поняла, что он говорил не только о редких птицах, но и об императорской семье.
— Это неоценимый дар.
Прежде чем сойти в зал, Накор остановился у трона и склонился к императрице.
— С вашей стороны было бы очень мудро, если бы вы поверили мальчикам-близнецам, потому что вон те двое, — он указал на Нирома и Торена Зи, — очень плохие люди.
Императрица посмотрела в зал.
— Принц Эрланд, почему бы вам не начать свой рассказ?
Эрланд и Боуррик, завладев вниманием зала, повествовали о своих наблюдениях и о том, что им удалось выяснить за время пребывания в Кеше. Они говорили без помех в течение четверти часа. Эрланд, закончив рассказывать о событиях, предваривших их появление в зале, сказал:
— Лорд Ниром в ответе за смерть Сойаны. Локлир — хороший фехтовальщик, но он не мог сломать принцессе шею. Вот убийца, — заявил принц, указывая на Нирома. — Он и есть господин Огонь!
— Господин мой Ниром… — начала императрица вставая, но в это время от двери раздался крик:
— Мама!
Вбежал принц Авари, а с ним офицеры в черных доспехах, а также лорды Рави и Джака.
— Что за ужасные вести о Сойане? — спросил принц, встав перед троном и поклонившись.
Императрица внимательно посмотрела в лицо сына.
— Мы как раз и пытаемся это выяснить. Побудь с нами. Это касается и твоего будущего. Я хотела спросить, — обращаясь снова к Нирому, продолжала она, — что вы можете ответить на эти обвинения?
— Мать Всех Нас… — начал толстый придворный.
— Оставь, — перебила его императрица, — мне этот титул нравится еще меньше остальных. Особенно теперь.
— Великая правительница, смилуйся. Я думал, что действую на благо Империи, и хотел привести к трону твоего сына. Но никому не хотел я причинить зла. Покушения на принца Боуррика — не более, чем уловка. Мы хотели, чтобы люди Сойаны обратили взоры на север, поэтому сочинили ложные донесения о том, что островитяне собираются напасть на Кеш. Но убийство твоей дочери — не моих рук дело! Это Авари хотел устранить соперницу.
Принц Авари встрепенулся и уже наполовину выхватил меч из ножен, но лорд Джака положил руку ему на плечо.
— Где же здесь правда? — произнесла императрица, оглядывая зал. — Ваши доводы очень убедительны, — сказала она близнецам, — но где доказательства?
Она взглянула на Гамину.
— Ты говорить, что можешь читать мысли?
Гамина кивнула, но Ниром запротестовал:
— Она жена чужестранца! Она солжет, чтобы угодить мужу, а он служит Островам!
Гамина хотела ответить, но императрица перебила ее:
— Сомневаюсь, что ты будешь лгать. Но не верю, что те, кто выслушает тебя, — она обвела рукой зал, — поверят тебе так же, как и я.
В зал вбежал капитан в форме Внутреннего легиона и зашептал что-то на ухо мастеру церемоний. Он, в свою очередь, сделал жест, испрашивающий позволения подойти к императрице.
Императрица выслушала мастера церемоний и откинулась на спинку кресла.
— Ну вот. Поступили донесения, что два отряда дворцовой стражи забаррикадировались в одном из крыльев дворца, не подчинившись приказу сложить оружие, а по всему городу передвигаются вооруженные люди. Мы стоим перед лицом вооруженного восстания, — продолжала императрица поднимаясь. — Кеш — мирный город, и тот, кто первым извлечет оружие, кто бы он ни был — простолюдин или высокородный, подлежит смерти. Это ясно? — Вопрос был обращен к лорду Рави. — Снова я сталкиваюсь с предательством и изменой, — продолжала императрица садясь. — Но не могу узнать правду.
Накор многозначительно откашлялся.
— Да? — произнесла Лакеа. — Что ты хочешь сказать?
— Императрица, у исалани есть старинное средство узнавать правду.
— Я была бы рада познакомиться с ним.
— Приведи толстого лорда и поставь его перед помостом, — сказал, усмехаясь, Накор Гуде. Воин так и сделал; Накор положил на пол свой мешок и начал там копаться. — Вот! — наконец воскликнул он и что-то вытащил.
Все вокруг невольно сделали шаг назад — в руках у него оказалась кобра удивительной красоты и небывалых размеров. Змея толщиной с мужскую руку имела длину в шесть футов. Спинные чешуйки отливали темным золотом, а внутренняя часть капюшона и живот по цвету напоминали темный изумруд. Глаза, похожие на огненный опал с золотыми искрами, разглядывали толпу. Изо рта поминутно выскакивал кроваво-красный язычок. Змея, открыв рот, угрожающе зашипела, обнажив два ужасных, клыка. Накор положил ее на пол перед Ниромом, и придворный, отскочив, упал на первую ступеньку помоста.
— Это — Змея Правды из Ша-Шу. Солгать перед ней — значит обрести смерть,
— сказал Накор. Он весело подмигнул Нирому и прибавил:
— Это очень больно.
Змея подползла к Нирому и подняла голову. Ее глаза оказались вровень с глазами тучного вельможи. Широкий капюшон раздулся, и его золотая поверхность засияла.
— Змея не укусит тебя, пока ты говоришь правду, — сказал Накор. — Одно лживое слово — и ты умрешь. Я тебя не пугаю. Это неизбежно.
Ниром едва мог пошевелиться — он был загипнотизирован покачивающейся перед ним змеей. Когда она оказалась в футе от него, он выкрикнул:
— Хватит! Я все скажу! Это я все придумал! Члены Галереи начали тихо переговариваться.
— Как участвовал Авари? — спросила императрица.
— Авари! — Ниром повернулся к императрице. — Этот надутый павлин! Он думал, я для него стараюсь! Я хотел обвинить Авари в смерти Сойаны или хотя бы навести на него подозрения, чтобы никто не поддержал его претензии на трон.
— Значит, ты бы посадил на мое место Шарану, — сказала императрица. — Зачем?
— Потому что Рави и его союзники никогда бы не приняли другую императрицу. А лорд Джака и другие чистокровные не потерпели бы нечистокровного соправителя.
— Да, — кивнула императрица. — Выдать Шарану замуж за одного из возможных наследников. После моей, смерти сделать ее мужа императором, — она вздохнула. — А кто это может быть, как не великий миротворец лорд Ниром? Единственный член Галереи, не имеющий врагов. Единственный, кто может говорить и от лица чистокровных, и от лица всех остальных.
Императрица закрыла лицо руками, и на миг всем показалось, что она плачет. Когда она отвела ладони, глаза ее покраснели, но следа слез не было видно.
— Как мы дошли до того, что заговоры устраиваются не ради блага Империи, а в личных интересах? Господин мой Рави, получилось бы задуманное?
Мастер Братства Наездников поклонился.
— Госпожа, боюсь, предатель прав. До сего вечера мы подозревали, что ваш сын принц виновен в смерти Сойаны. Мы бы никогда не приняли Шарану как императрицу, но и не позволили бы править нами тому, кто пролил кровь императоров. Мы бы выбрали Нирома.
Императрицу, казалось, оставили силы.
— Все катится в пропасть!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47