взрыв
распространяется в одной плоскости.
- Но это невозможно, - усмехнулся Мирамон. - Взрыв всегда идет во
всех направлениях, на его пути нет непреодолимых препятствий.
- Если в качестве взрывчатки используется пайпразогексанитрат, то это
не так. Это вещество содержит поляризованные атомы углерода, которые
перемещаются только под прямым углом к радиусу гравитационного поля. Вот
об этом-то я и говорю. Вы просто не знаете, что такое ТДХ, ваши познания
исчерпываются динамитом.
Амальфи нахмурился.
- Некоторые наши потери, несомненно, связаны с рейдами бандитов. В
тех случаях нападающие применяли ракеты и обычные бомбы. Там наверняка
действовали ваши друзья из Фабр-Суита и их союзники. Но вот в тех лагерях,
где не осталось никаких следов взрывов...
Амальфи умолк. Об убитых газом не стоило вспоминать. Думать о них
было очень больно. Несомненно, на этой планете кто-то располагал газом,
который обладал одновременно кожно-нарывным воздействием, вызывал рвоту и
непреодолимый кашель. Люди, не выдерживая, срывали маски, которые были
предназначены в основном для защиты от вулканических газов, их рвало;
начиная конвульсивно чихать, они втягивали газ в органы дыхания и
покрывались снаружи и изнутри водянистыми пузырями. Совершенно очевидно,
что это был газ с мультибензольными кольцами - хаукесит. Подобное средство
было весьма популярным во время войн между соперничающими "звездными
империями", тогда по непонятной причине его называли
"полибатрумфлуорином". Каким образом этот газ появился на планете Он?
Ответ на этот вопрос мог быть только один. Странно, но поняв, в чем
дело, Амальфи вздохнул свободнее - словно камень свалился с плеч. Со всех
сторон джунгли вздыхали и покачивались, жужжащие тучи мелкой мошкары
радугой опоясывали наполненные росой раковины гигантских листьев. Джунгли,
обычно спокойные и тихонько нашептывающие свою бесконечную песню, никогда
не казались Амальфи врагом, и сейчас он чувствовал, что интуиция не
подвела его. Настоящий враг, наконец, заявил о себе. Заявил скрытно,
по-воровски, но скрытность его казалась детской наивностью по сравнению с
хитростью умудренных опытом веков джунглей.
- Мирамон, - спокойно сказал Амальфи, - мы попали в весьма
затруднительное положение. Преступный город, о котором я тебе рассказывал,
опередил нас. Бандиты находятся здесь. Видимо, они опустились еще до того,
как мы прилетели сюда, и успели надежно спрятаться. Скорее всего, они сели
ночью в какой-то из запретных областей. Совершенно очевидно, что бандиты
нашли общий язык с Фабр-Суитом.
Мимо, широко раскинув двухметровые крылья, пролетел гигантский
мотылек, на теле которого между блестящих крыльев, впившись присоской чуть
выше нервного центра, висела серо-коричневая куколка. Амальфи пребывал в
том расположении духа, когда человек склонен рассматривать все
происходящее аллегорически. Куколка-паразит напомнила ему, как сильно он
недооценил врага. Бандиты, несомненно, знали секрет этой новой культуры и,
умело пользуясь им, манипулировали своими союзниками. Практичные бродяги
никогда бы не решились при помощи лобовой атаки попытаться подавить
незнакомую цивилизацию. Они всегда стремились по возможности ненавязчиво и
незаметно направлять ее развитие, искусно изменять ход истории, не
причиняя ей вреда и не добавляя ненужных трудностей. Для этого, правда,
бродягам в критические моменты приходилось в какой-то мере уподобляться
тиранам...
Амальфи щелкнул расположенным на поясе переключателем ультрафона.
- Хэзлтон?
- Да, босс, - прозвучал голос управляющего на фоне невнятного
бормотания бурильных установок. - Что случилось?
- Пока еще ничего. У вас есть какие-нибудь неприятности с бандитами?
- Нет. Думаю, что и не будет. У нас тут полно артиллерии.
- Если бы так, - сказал Амальфи. - Бандиты уже здесь, Марк. И это
удивительно.
Последовало короткое молчание, были слышны только приглушенные крики
людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил снова, чеканя каждое
слово.
- Ты хочешь сказать, что, когда мы передавали свое сообщение по
Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен, босс, что наши
потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей теории... не хватает...
элегантности.
Амальфи напряженно усмехнулся.
- Эвристический критицизм, - попытался пошутить он. - Не будь самым
отстающим учеником в классе, Марк, - обдумай-ка все еще раз. До сих пор
они соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность применить
твой старый план в отношении женщин, но, чтобы он сработал, сначала надо
каким-то образом выманить бандитов из укрытия.
- Но как?
- Здесь всем известно, что как только мы выполним задуманное, на
планете произойдут огромные изменения, однако мы - единственные, кто точно
знает, что именно случится. Бандиты наверняка постараются помешать нам
независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или нет. Надо
заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов
вперед.
- Что?! Прости, босс, но это совершенно невозможно.
Амальфи охватил довольно редкий для него приступ гнева.
- Может быть, и так, - прорычал он. - Тем не менее, прошу тебя
распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще, Марк.
Чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю Отцов Города через 1100
часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я думаю, они
зададут тебе жару.
Амальфи с недовольным видом еще раз щелкнул переключателем, прервав
связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор завершился чем-то по-настоящему
окончательным - например, грохотом цимбал. Резко повернувшись, он
обрушился на Мирамона.
- А вы над чем хихикаете?
Онианин, покраснев, проговорил:
- Прошу прощения. Я хотел понять смысл ваших инструкций помощнику.
Надеюсь быть вам полезным. Однако, вы изъясняетесь столь недоступными
терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда
не спорю на политические или религиозные темы. - Мирамон повернулся на
каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.
Амальфи, постепенно остывая, смотрел ему вслед. Так поступать не
следовало. Да, наверно, он стареет. Во время разговора с Хэзлтоном его не
покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него не хватает
сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же, Отцы Города
скоро низложат его и назначат мэром кого-нибудь более надежного и
молодого. Конечно, они выберут не Хэзлтона: им нужен человек, не склонный
к поэтическим ассоциациям и руководствующийся только практическими
соображениями. Тогда Амальфи уже не сможет даже в шутку никому угрожать
расправой со стороны Отцов Города.
Амальфи направился к раскинувшемуся на поверхности планеты городу,
купавшемуся в лучах яркого солнца. Возраст Амальфи уже приближался к
девятистам годам, плюс-минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен как
бык, мозг работал быстро и эффективно, организм исправно поддерживал
гормональный баланс. Ни одно из двадцати восьми чувств Амальфи не
притупилось, его психическая устойчивость и способность разбираться в
окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и разумно,
как и положено человеку, большую часть жизни посвятившему странствиям
среди звезд. Антинекротики позволят ему сохранять отличную форму
неограниченно долго. Это они могут. А вот что действительно неподвластно
никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать свои эмоции.
Эту проблему еще никому не удалось решить.
Чем старше человек, тем скорее он отыскивает выход из сложных
ситуаций - сказывается накопленный жизненный опыт. При этом все менее и
менее склонен он терпеть несообразительность своих коллег. Если человек
мыслит разумно, то и ответы, которые он находит, решая свои проблемы, тоже
разумны. Если его мышление нелогично - принимаемые решения не отличаются
здравомыслием. Но суть не в этом. Самым главным обстоятельством человеку
преклонного возраста начинает казаться быстрота, с которой решение может
быть найдено. В конце концов и трезвомыслящий человек, и идиот в
одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и меньше способными
объяснить, почему одно решение они предпочли другому.
Все это было довольно забавно: до того, как человечеству удалось
отодвинуть смерть практически на неограниченное время, считалось, что
память может превратить долголетие в данайский дар, потому что даже
человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное количество
накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не утруждал себя тем,
чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для этого существовали
Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали
все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только
более крупные элементы - целые процессы, - отбрасывая в ходе эволюции
устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо
открытий. Если же людям были необходимы факты, они обращались к помощи
машин.
В некоторых случаях из памяти людей, чтобы освободить ее для других
знаний, стирали даже процессы, если они на определенной стадии развития
оказывались столь простыми, что появлялась возможность заменить их
надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний.
Амальфи вдруг подумал о том, что в городе вряд ли остался хоть один
человек, способный произвести в уме или на бумаге простейшие
математические действия или определить уровень кислотности какого-то
раствора. Мысль эта никогда не приходила ему в голову, и сейчас своей
новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно, точно так же древний
астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один человек,
умеющий пользоваться счетами.
Нет, память сама по себе тоже не представляла серьезной проблемы. Но
проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии тысячи
лет.
В поле зрения Амальфи появилась нижняя часть переходного отсека,
покрытая комьями налипшей на нее коричневой глины. Он перевел взгляд
наверх. Корпус люка, встроенный прямо в огромный гранитный диск,
являвшийся фундаментом, на котором покоился город, представлял собой
укрепленный выход шахты метро, линия которого проходила через Манхэттен
много веков назад. Сегодня люк использовался очень редко, поскольку
располагался довольно далеко от двух центров управления городом - здания
Эмпайр Стейт Билдинг и Городского Центра. До того места, где Амальфи
собирался взойти на борт города-корабля, если двигаться по периметру,
отсюда было далеко. Чувствуя себя первопроходцем, Амальфи вошел в
переходный отсек. Перед ним открылся длинный коридор, в стенах которого
дребезжало бесконечное эхо каких-то душераздирающих криков. Впечатление
было такое, словно кто-то пытался освежевать живого динозавра или целое их
стадо. К этому невероятному шуму примешивались еще звуки, похожие на
шипение бьющей под давлением воды, да еще кто-то истерически хохотал.
Амальфи взлетел по ступеням лестницы, шум становился все громче. Выбив
своим бычьим плечом дверь, Амальфи бросился туда, откуда доносился рев
скотобойни.
Никогда еще ему не приходилось видеть в городе ничего подобного. Он
оказался внутри большой, заполненной паром, комнаты, стены которой
покрывали уложенные ровными рядами керамические плитки, покрытые
застарелой слизью и грязью. Меньшие по размеру шестиугольные белые плитки
бежали по полу бесконечно повторяющейся мозаикой, напомнившей Амальфи
графическое изображение структурной формулы газа Хаукесита. По комнате
беспорядочно метались обнаженные женщины, которые с криком молотили
кулаками по стенам и катались по мозаичному полу. Тонкая струя воды, то и
дело, попадала на тело какой-нибудь из них, отзываясь новыми сумасшедшими
воплями. С потолка острыми иглами тумана стреляли расположенные рядами
форсунки. Смех, который он расслышал еще в коридоре, зазвучал громче. Мэр,
быстро наклонившись, скинул покрытые грязью башмаки и, цепляясь пальцами
ног за скользкие плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех.
Тяжелый столб воды метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.
- Джон! Ты хочешь принять ванну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
распространяется в одной плоскости.
- Но это невозможно, - усмехнулся Мирамон. - Взрыв всегда идет во
всех направлениях, на его пути нет непреодолимых препятствий.
- Если в качестве взрывчатки используется пайпразогексанитрат, то это
не так. Это вещество содержит поляризованные атомы углерода, которые
перемещаются только под прямым углом к радиусу гравитационного поля. Вот
об этом-то я и говорю. Вы просто не знаете, что такое ТДХ, ваши познания
исчерпываются динамитом.
Амальфи нахмурился.
- Некоторые наши потери, несомненно, связаны с рейдами бандитов. В
тех случаях нападающие применяли ракеты и обычные бомбы. Там наверняка
действовали ваши друзья из Фабр-Суита и их союзники. Но вот в тех лагерях,
где не осталось никаких следов взрывов...
Амальфи умолк. Об убитых газом не стоило вспоминать. Думать о них
было очень больно. Несомненно, на этой планете кто-то располагал газом,
который обладал одновременно кожно-нарывным воздействием, вызывал рвоту и
непреодолимый кашель. Люди, не выдерживая, срывали маски, которые были
предназначены в основном для защиты от вулканических газов, их рвало;
начиная конвульсивно чихать, они втягивали газ в органы дыхания и
покрывались снаружи и изнутри водянистыми пузырями. Совершенно очевидно,
что это был газ с мультибензольными кольцами - хаукесит. Подобное средство
было весьма популярным во время войн между соперничающими "звездными
империями", тогда по непонятной причине его называли
"полибатрумфлуорином". Каким образом этот газ появился на планете Он?
Ответ на этот вопрос мог быть только один. Странно, но поняв, в чем
дело, Амальфи вздохнул свободнее - словно камень свалился с плеч. Со всех
сторон джунгли вздыхали и покачивались, жужжащие тучи мелкой мошкары
радугой опоясывали наполненные росой раковины гигантских листьев. Джунгли,
обычно спокойные и тихонько нашептывающие свою бесконечную песню, никогда
не казались Амальфи врагом, и сейчас он чувствовал, что интуиция не
подвела его. Настоящий враг, наконец, заявил о себе. Заявил скрытно,
по-воровски, но скрытность его казалась детской наивностью по сравнению с
хитростью умудренных опытом веков джунглей.
- Мирамон, - спокойно сказал Амальфи, - мы попали в весьма
затруднительное положение. Преступный город, о котором я тебе рассказывал,
опередил нас. Бандиты находятся здесь. Видимо, они опустились еще до того,
как мы прилетели сюда, и успели надежно спрятаться. Скорее всего, они сели
ночью в какой-то из запретных областей. Совершенно очевидно, что бандиты
нашли общий язык с Фабр-Суитом.
Мимо, широко раскинув двухметровые крылья, пролетел гигантский
мотылек, на теле которого между блестящих крыльев, впившись присоской чуть
выше нервного центра, висела серо-коричневая куколка. Амальфи пребывал в
том расположении духа, когда человек склонен рассматривать все
происходящее аллегорически. Куколка-паразит напомнила ему, как сильно он
недооценил врага. Бандиты, несомненно, знали секрет этой новой культуры и,
умело пользуясь им, манипулировали своими союзниками. Практичные бродяги
никогда бы не решились при помощи лобовой атаки попытаться подавить
незнакомую цивилизацию. Они всегда стремились по возможности ненавязчиво и
незаметно направлять ее развитие, искусно изменять ход истории, не
причиняя ей вреда и не добавляя ненужных трудностей. Для этого, правда,
бродягам в критические моменты приходилось в какой-то мере уподобляться
тиранам...
Амальфи щелкнул расположенным на поясе переключателем ультрафона.
- Хэзлтон?
- Да, босс, - прозвучал голос управляющего на фоне невнятного
бормотания бурильных установок. - Что случилось?
- Пока еще ничего. У вас есть какие-нибудь неприятности с бандитами?
- Нет. Думаю, что и не будет. У нас тут полно артиллерии.
- Если бы так, - сказал Амальфи. - Бандиты уже здесь, Марк. И это
удивительно.
Последовало короткое молчание, были слышны только приглушенные крики
людей из группы Хэзлтона. Управляющий заговорил снова, чеканя каждое
слово.
- Ты хочешь сказать, что, когда мы передавали свое сообщение по
Дираку, бандиты уже находились на планете Он? Не уверен, босс, что наши
потери нельзя объяснить как-нибудь проще. Твоей теории... не хватает...
элегантности.
Амальфи напряженно усмехнулся.
- Эвристический критицизм, - попытался пошутить он. - Не будь самым
отстающим учеником в классе, Марк, - обдумай-ка все еще раз. До сих пор
они соображали куда лучше нас. У нас еще осталась возможность применить
твой старый план в отношении женщин, но, чтобы он сработал, сначала надо
каким-то образом выманить бандитов из укрытия.
- Но как?
- Здесь всем известно, что как только мы выполним задуманное, на
планете произойдут огромные изменения, однако мы - единственные, кто точно
знает, что именно случится. Бандиты наверняка постараются помешать нам
независимо от того, удалось ли им заполучить доктора Битла или нет. Надо
заставить их поторопиться. Я решил перенести День Движения на тысячу часов
вперед.
- Что?! Прости, босс, но это совершенно невозможно.
Амальфи охватил довольно редкий для него приступ гнева.
- Может быть, и так, - прорычал он. - Тем не менее, прошу тебя
распространить эту информацию. Пусть ониане тоже услышат. И еще, Марк.
Чтобы доказать, что я не шучу, я снова включаю Отцов Города через 1100
часов. Если к этому времени ты окажешься не готов к взлету, я думаю, они
зададут тебе жару.
Амальфи с недовольным видом еще раз щелкнул переключателем, прервав
связь. Он бы предпочел, чтобы их разговор завершился чем-то по-настоящему
окончательным - например, грохотом цимбал. Резко повернувшись, он
обрушился на Мирамона.
- А вы над чем хихикаете?
Онианин, покраснев, проговорил:
- Прошу прощения. Я хотел понять смысл ваших инструкций помощнику.
Надеюсь быть вам полезным. Однако, вы изъясняетесь столь недоступными
терминами, что ваша беседа напомнила мне теологический диспут. А я никогда
не спорю на политические или религиозные темы. - Мирамон повернулся на
каблуках и пошел прочь, пробираясь среди деревьев.
Амальфи, постепенно остывая, смотрел ему вслед. Так поступать не
следовало. Да, наверно, он стареет. Во время разговора с Хэзлтоном его не
покидало чувство, что гнев берет верх над его разумом, и у него не хватает
сил справиться с эмоциями. Если дело и дальше пойдет так же, Отцы Города
скоро низложат его и назначат мэром кого-нибудь более надежного и
молодого. Конечно, они выберут не Хэзлтона: им нужен человек, не склонный
к поэтическим ассоциациям и руководствующийся только практическими
соображениями. Тогда Амальфи уже не сможет даже в шутку никому угрожать
расправой со стороны Отцов Города.
Амальфи направился к раскинувшемуся на поверхности планеты городу,
купавшемуся в лучах яркого солнца. Возраст Амальфи уже приближался к
девятистам годам, плюс-минус пятьдесят лет. Физически мэр был силен как
бык, мозг работал быстро и эффективно, организм исправно поддерживал
гормональный баланс. Ни одно из двадцати восьми чувств Амальфи не
притупилось, его психическая устойчивость и способность разбираться в
окружающем мире не вызывали никаких сомнений. Мыслил он трезво и разумно,
как и положено человеку, большую часть жизни посвятившему странствиям
среди звезд. Антинекротики позволят ему сохранять отличную форму
неограниченно долго. Это они могут. А вот что действительно неподвластно
никаким лекарствам, так это способность человека сдерживать свои эмоции.
Эту проблему еще никому не удалось решить.
Чем старше человек, тем скорее он отыскивает выход из сложных
ситуаций - сказывается накопленный жизненный опыт. При этом все менее и
менее склонен он терпеть несообразительность своих коллег. Если человек
мыслит разумно, то и ответы, которые он находит, решая свои проблемы, тоже
разумны. Если его мышление нелогично - принимаемые решения не отличаются
здравомыслием. Но суть не в этом. Самым главным обстоятельством человеку
преклонного возраста начинает казаться быстрота, с которой решение может
быть найдено. В конце концов и трезвомыслящий человек, и идиот в
одинаковой степени становятся диктаторами, все меньше и меньше способными
объяснить, почему одно решение они предпочли другому.
Все это было довольно забавно: до того, как человечеству удалось
отодвинуть смерть практически на неограниченное время, считалось, что
память может превратить долголетие в данайский дар, потому что даже
человеческий мозг не в силах запомнить практически бесконечное количество
накопленных фактов. Однако, теперь никто особенно не утруждал себя тем,
чтобы хранить в памяти отдельные факты и события. Для этого существовали
Отцы Города и специальные машины. Именно они запоминали и классифицировали
все накопленные данные. Сами же люди могли оставлять в своей памяти только
более крупные элементы - целые процессы, - отбрасывая в ходе эволюции
устарелые и заменяя их новыми, когда они возникали в результате каких-либо
открытий. Если же людям были необходимы факты, они обращались к помощи
машин.
В некоторых случаях из памяти людей, чтобы освободить ее для других
знаний, стирали даже процессы, если они на определенной стадии развития
оказывались столь простыми, что появлялась возможность заменить их
надежными машинами. Такая практика именовалась правилом скользящих знаний.
Амальфи вдруг подумал о том, что в городе вряд ли остался хоть один
человек, способный произвести в уме или на бумаге простейшие
математические действия или определить уровень кислотности какого-то
раствора. Мысль эта никогда не приходила ему в голову, и сейчас своей
новизной и неожиданностью даже напугала. Наверно, точно так же древний
астрофизик задумывался о том, есть ли среди его коллег хоть один человек,
умеющий пользоваться счетами.
Нет, память сама по себе тоже не представляла серьезной проблемы. Но
проявлять терпение и выдержку было очень сложно даже по прошествии тысячи
лет.
В поле зрения Амальфи появилась нижняя часть переходного отсека,
покрытая комьями налипшей на нее коричневой глины. Он перевел взгляд
наверх. Корпус люка, встроенный прямо в огромный гранитный диск,
являвшийся фундаментом, на котором покоился город, представлял собой
укрепленный выход шахты метро, линия которого проходила через Манхэттен
много веков назад. Сегодня люк использовался очень редко, поскольку
располагался довольно далеко от двух центров управления городом - здания
Эмпайр Стейт Билдинг и Городского Центра. До того места, где Амальфи
собирался взойти на борт города-корабля, если двигаться по периметру,
отсюда было далеко. Чувствуя себя первопроходцем, Амальфи вошел в
переходный отсек. Перед ним открылся длинный коридор, в стенах которого
дребезжало бесконечное эхо каких-то душераздирающих криков. Впечатление
было такое, словно кто-то пытался освежевать живого динозавра или целое их
стадо. К этому невероятному шуму примешивались еще звуки, похожие на
шипение бьющей под давлением воды, да еще кто-то истерически хохотал.
Амальфи взлетел по ступеням лестницы, шум становился все громче. Выбив
своим бычьим плечом дверь, Амальфи бросился туда, откуда доносился рев
скотобойни.
Никогда еще ему не приходилось видеть в городе ничего подобного. Он
оказался внутри большой, заполненной паром, комнаты, стены которой
покрывали уложенные ровными рядами керамические плитки, покрытые
застарелой слизью и грязью. Меньшие по размеру шестиугольные белые плитки
бежали по полу бесконечно повторяющейся мозаикой, напомнившей Амальфи
графическое изображение структурной формулы газа Хаукесита. По комнате
беспорядочно метались обнаженные женщины, которые с криком молотили
кулаками по стенам и катались по мозаичному полу. Тонкая струя воды, то и
дело, попадала на тело какой-нибудь из них, отзываясь новыми сумасшедшими
воплями. С потолка острыми иглами тумана стреляли расположенные рядами
форсунки. Смех, который он расслышал еще в коридоре, зазвучал громче. Мэр,
быстро наклонившись, скинул покрытые грязью башмаки и, цепляясь пальцами
ног за скользкие плитки, направился в ту сторону, откуда доносился смех.
Тяжелый столб воды метнулся к нему, а затем снова отклонился в сторону.
- Джон! Ты хочешь принять ванну?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45