Парень смотрел на него, не отрывая глаз.
— Послушай, — сказал я, — я понимаю, ты проголодался, но всему же есть предел! Давай я тебе гамбургер раздобуду, что ли.
Парень покачал головой и грязными руками развернул булочку.
— Вот, — медленно произнес он. — Вот то, что обещал нам Арлекин. Наш следующий контакт в Праге.
— Сосиска, что ли?
— Да нет, дубина! Вот.
Он вытянул из-под сосиски клочок картона, слегка помятый и замаранный кетчупом.
— Арлекин был продавцом хот-догов, — продолжал он. — Это было его прикрытие. А теперь он погиб за родину, и отомстить за него — часть нашей миссии. Но для начала — вот тот волшебник, которого нам нужно отыскать.
И он показал мне картонку. На ней было накарябано всего четыре слова:
КАВКА ЗОЛОТАЯ УЛИЦА, 13
28
К великому моему облегчению, происшествие на Староместской площади мальчишку кое-чему научило. Он больше не пытался строить из себя беспечного английского туриста. Вместо этого он весь тот мрачный, неуютный вечер предоставил мне водить его по лабиринту ветхих пражских закоулков осторожно, крадучись, как то и подобает шпионам, находящимся на вражеской территории. Мы пробирались на север крайне терпеливо. Встреч с патрулями, которые разошлись во все стороны от площади, мы избегали, окутывая себя Сокрытием или, по возможности, прячась в заброшенных зданиях, пока солдатня не протопает мимо. Нам помогали сумерки и то, что нас почти не выслеживали с помощью магии. Несколько фолиотов скакали по крышам, рассылая магические Импульсы, но их я легко отражал, не будучи замеченным. А кроме фолиотов, не было никого: ни спущенных с цепи полуафритов, ни самого завалящего джинна. Пражские власти полагались в основном на своих ненаблюдательных людей-солдат, и я этим воспользовался сполна. Не прошло и часа с тех пор, как мы пустились в бегство, а мы уже пересекли Влтаву верхом на грузовике с овощами и теперь пешком пробирались через сады к подножию замка.
Во дни величия империи невысокий холм, на котором стоял замок, каждый день, едва стемнеет, озарялся тысячей фонариков. Фонарики меняли цвет, а порой и расположение, в соответствии с прихотями императора, озаряя многоцветным сиянием деревья и дома, цепляющиеся за склоны холма. Теперь все фонарики были перебиты и приржавели к своим столбам. Не считая нескольких бледно-оранжевых пятен на месте окон, Замковая гора лежала перед нами темная, окутанная ночью.
Наконец мы вышли к подножию крутой мощеной лестницы. Высоко наверху находилась Золотая улица — я различал ее огни, мерцающие на фоне звезд, на самом краю холодного черного массивного холма. У подножия лестницы была невысокая стенка, и за ней — помойка. Я оставил Натаниэля там, а сам обернулся летучей мышью и полетел на разведку.
Восточная лестница не особенно изменилась с того далекого дня, когда смерть моего хозяина освободила меня от службы. Надеяться, что и сегодня откуда-нибудь нежданно-негаданно выскочит африт и утащит моего нынешнего хозяина, не приходилось. Поблизости не было ни души, если не считать трех жирных сов, прячущихся в темных аллеях по обе стороны от нашего пути. Я проверил и перепроверил: они были совами даже на седьмом плане.
Вдали, за рекой, все еще продолжалась охота. Я слышал свистки солдат, исполненные унылой безнадежности, и этот звук наполнил меня возбуждением. Почему? Да потому, что Бартимеус слишком шустр для них, вот почему; потому что джинн, которого они разыскивали, давно уже порхал над двумястами пятьюдесятью шестью ступенями, ведущими на Замковую гору. И потому, что где-то впереди, в ночной тиши, таился источник возмущения, которое я ощущал на каждом из планов — странная, не похожая ни на что магическая активность. История начинала становиться интересной.
Летучая мышь прошелестела над обрушенным остовом старинной Черной башни — когда-то здесь располагалась элитная гвардия, а теперь башня служила домом десятку спящих воронов. А за башней находилась цель моего путешествия. Улочка, узкая и непритязательная, вдоль которой выстроился ряд скромных домиков — высокие, закопченные трубы, маленькие окошки, потрескавшаяся штукатурка фасадов и обыкновенные деревянные двери, выходящие прямиком на мостовую. Там всегда было так, даже в годы расцвета. Золотая улица жила по своим правилам.
Крыши, и всегда-то просевшие, теперь уже вообще не подлежали ремонту: сплошные покосившиеся балки и выпавшие плитки черепицы. Я устроился на торчащем наружу стропиле крайнего дома и оглядел улицу. Во дни Рудольфа, величайшего из императоров, на Золотой улице кипела бурная магическая деятельность, целью которой было, ни много ни мало, создание философского камня. В каждом доме обитало по алхимику, и на какое-то время крошечные домики наполнились жизнью. И даже после того, как поиски были прекращены, Золотая улица по-прежнему оставалась домом для иностранных волшебников, работающих на чехов. Правительство хотело, чтобы они жили поближе к замку, где за ними было бы проще приглядывать. И так оно и шло до той самой кровавой ночи, когда город заняли войска Глэдстоуна.
Теперь никаких иностранных волшебников здесь не было. Здания казались меньше, чем мне помнилось, и теснились друг к другу, точно чайки на мысу. Я чуял старую магию, все еще сочащуюся из камней, но нового почти не было. Если не считать… Слабая дрожь на всех планах сделалась сильнее, ее источник находился куда ближе. Летучая мышь осторожно огляделась по сторонам. Что ей было видно? Собака, усердно роющая землю под старой стеной. Освещенное окно, окаймленное прозрачными занавесками, и в окне — старик, сгорбившийся у очага. Освещенная фонарем девушка, осторожно шагающая по булыжной мостовой в туфлях на высоком каблуке, — очевидно, она направлялась в замок. Пустые окна, запертые ставни, дыры в крышах, обвалившиеся трубы. Мусор, разносимый ветром. Ничего не скажешь, жизнерадостная картинка!
И дом номер тринадцать, в середине улицы, такая же чумазая и мрачная халупа, как и все соседние дома, но на шестом плане окруженная светящимися зелеными силовыми узами. Там кто-то был, и этот кто-то не желал, чтобы его тревожили.
Мышь пролетела над улицей взад-вперед, старательно огибая узы в том месте, где они выпирали вверх. Остальная часть Золотой улицы была темна и пустынна, полностью поглощенная мелкими вечерними делишками. Я проворно спланировал назад, к подножию холма, чтобы сообщить об увиденном своему хозяину.
— Нашел то место, — сказал я. — Там стоит кое-какая защита, но, думаю, мы прорвемся. Пошли скорей, пока никого нету.
Я знаю, я уже говорил об этом, но скажу еще раз: люди абсолютно безнадежны, когда нужно куда-то быстро перемещаться! У парня ушло столько времени, чтобы подняться на эти вшивые двести пятьдесят шесть ступенек, он так кряхтел, пыхтел и отдувался, и лицо у него сделалось такого изумительного цвета — никогда еще не видел ничего подобного.
— Надо было с собой пакетик захватить или еще что-нибудь, чтобы прикрыться, — сказал я ему. — Твоя физиономия так горит, что, наверно, с того берега Влтавы видать. Горка-то плевая!
— А к-какая… какая там защита?
Его мысли были всецело поглощены делом.
— Хлипкие узы, — сказал я. — Не проблема. Ты хоть каким-нибудь спортом занимаешься?
— Нет. Нет времени. Слишком занят.
— А-а, ну да! Ты теперь слишком важная персона. Я и забыл.
Минут десять спустя мы добрались-таки до разрушенной башни, и я снова сделался Птолемеем. В этом обличье я провел Натаниэля туда, где находится пологий спуск на улицу. Там мой хозяин привалился к стене, чтобы отдышаться, и мы принялись вместе созерцать развалюхи Золотой улицы.
— Жалкое зрелище, — заметил я.
— Ага. Им следовало бы… снести это все… и построить заново.
— Да нет, я про тебя.
— К-который дом?
— Номер тринадцатый? Вон тот, справа, третий от нас. Белый оштукатуренный фасад. Давай заканчивай помирать, и посмотрим, что тут можно сделать.
Мы осторожно прошли по улице, прячась в тени стен, и остановились в нескольких метрах от нужного дома. Мой хозяин был за то, чтобы подойти прямиком к двери. Я поднял руку.
— Постой тут. Узы начинаются прямо перед тобой. Еще полшага — и ты приведешь их в действие.
Он замер на месте.
— Думаешь, ты сумеешь проникнуть внутрь?
— Я не думаю, мальчик. Я — знаю. Я проделывал такие штуки еще в те времена, когда Вавилон был скромным овечьим выгоном. Отойди в сторонку, смотри и учись.
Я подошел к сеточке хрупких светящихся нитей, преграждавшей нам путь, нагнулся к ней, выбрал дырочку побольше и осторожно подул в нее. Расчет оказался верен: облачко Послушного Дыхания проскользнуло сквозь дырочку и зависло в ней, не проходя внутрь и не оттягиваясь назад. Оно было слишком легким, чтобы потревожить сигнальные нити. Остальное было проще пареной репы. Я принялся мало-помалу раздувать облачко. Расширяясь, оно раздвигало нити уз.
Через несколько минут в сети невысоко над землей образовалась большая круглая дыра. Я придал Дыханию форму обруча и непринужденно шагнул сквозь него.
— Вот, — сказал я. — Твоя очередь.
Парень нахмурился:
— А что делать-то надо? Я ничего не вижу.
Я тяжело вздохнул и изменил Дыхание таким образом, чтобы оно стало видимым на втором плане.
— Ну что, теперь доволен? спросил я. — Просто аккуратно пройди сквозь этот обруч.
Он повиновался, но, похоже, особого впечатления на него это не произвело.
— Подумаешь, — сказал он. — Может, ты вообще все это выдумал, откуда я знаю.
— А что я, виноват, что люди такие слепые? — огрызнулся я. — И тем не менее ты все равно полагаешься на мои способности. В твоем распоряжении — опыт пяти тысячелетий, а ты бы хоть спасибо сказал! Отлично. Если не веришь, что тут есть узы, так я с удовольствием приведу их в действие, чтобы ты мог убедиться. Сейчас увидишь, как выскочит волшебник Кавка.
— Нет-нет! — Ишь как зачастил. — Верю я тебе, верю!
— Точно?
Я протянул палец к светящимся нитям.
— Да! Только уймись. Ну, а теперь влезем в окно и застанем его врасплох.
— Пожалуйста. Только после вас.
Он с мрачной решимостью устремился вперед, прямиком на линии вторых уз, которых я не заметил.
Из дома донесся громкий сигнал тревоги, состоящий, казалось, из доброго десятка колоколов и звонков. Весь этот шум длился несколько секунд. Натаниэль уставился на меня. Я — на Натаниэля. Но не успели мы что-либо предпринять, как шум прекратился, и за дверью послышался грохот отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, наружу вылетел высокий человек в ермолке, с безумными глазами, и громко завопил:
— Я же вам говорил! — орал он. — Еще слишком рано! Он будет готов только на рассвете! Не будете ли вы так любезны оставить меня в п… Ох!
Он только теперь заметил нас.
— Что за черт?
— Почти угадали, — откликнулся я. — Впрочем, это как посмотреть.
Я бросился вперед и прижал его к земле. Мгновение — и его руки были аккуратно стянуты поясом от халата. Это чтобы предотвратить какие-нибудь поспешные жесты, с помощью которых он мог бы призвать к себе на выручку кого-то лишнего. Рот ему мы заткнули куском Натаниэлевой рубашки, на случай, если ему вздумается выкрикнуть заклинание. Управившись с этим, я поставил его на ноги и запихнул обратно в дом — и все это прежде, чем мой хозяин успел хотя бы разинуть рот, чтобы вымолвить приказ. Вот как проворен может быть джинн, когда в том есть нужда!
— Видал? — гордо сказал я. — И даже без особого насилия!
Мой хозяин растерянно заморгал.
— Ты мне рубашку испортил! — заявил он. — Ты разорвал ее напополам!
— Беда какая! — сказал я. — Ладно, закрой дверь. Потолковать можно и внутри.
Закрыв за собой дверь, мы получили возможность оглядеться. Состояние дома мистера Кавки проще всего описать выражением «рабочий беспорядок». Весь пол и все имеющиеся в доме предметы мебели были завалены книгами и страницами разрозненных рукописей. Местами они образовывали замысловатый культурный слой толщиной в несколько дюймов. Все это, в свою очередь, было затянуто тонкой корочкой пыли, ручек и перьев и усеяно многочисленными темными и вонючими пятнами, судя по всему — останками волшебниковых трапез месячной и большей давности. Под всеми этими наслоениями были погребены большой письменный стол, кресло, кожаный диван и, в углу, примитивная прямоугольная раковина с единственным краном. В раковине каким-то образом очутились несколько заблудившихся пергаментов.
Судя по всему, данный этаж домика был целиком занят этой единственной комнатой. Окно в противоположной от входа стене выходило на склон холма и смотрело в ночь: в нем виднелись тусклые далекие огоньки расположенного внизу города. Приставная лестница вела к дыре в потолке — там, по всей видимости, находилась спальня. Однако такое впечатление, что в последнее время волшебник там не бывал: при пристальном взгляде обнаружилось, что под глазами у него набухли серые мешки, а щеки пожелтели от усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72
— Послушай, — сказал я, — я понимаю, ты проголодался, но всему же есть предел! Давай я тебе гамбургер раздобуду, что ли.
Парень покачал головой и грязными руками развернул булочку.
— Вот, — медленно произнес он. — Вот то, что обещал нам Арлекин. Наш следующий контакт в Праге.
— Сосиска, что ли?
— Да нет, дубина! Вот.
Он вытянул из-под сосиски клочок картона, слегка помятый и замаранный кетчупом.
— Арлекин был продавцом хот-догов, — продолжал он. — Это было его прикрытие. А теперь он погиб за родину, и отомстить за него — часть нашей миссии. Но для начала — вот тот волшебник, которого нам нужно отыскать.
И он показал мне картонку. На ней было накарябано всего четыре слова:
КАВКА ЗОЛОТАЯ УЛИЦА, 13
28
К великому моему облегчению, происшествие на Староместской площади мальчишку кое-чему научило. Он больше не пытался строить из себя беспечного английского туриста. Вместо этого он весь тот мрачный, неуютный вечер предоставил мне водить его по лабиринту ветхих пражских закоулков осторожно, крадучись, как то и подобает шпионам, находящимся на вражеской территории. Мы пробирались на север крайне терпеливо. Встреч с патрулями, которые разошлись во все стороны от площади, мы избегали, окутывая себя Сокрытием или, по возможности, прячась в заброшенных зданиях, пока солдатня не протопает мимо. Нам помогали сумерки и то, что нас почти не выслеживали с помощью магии. Несколько фолиотов скакали по крышам, рассылая магические Импульсы, но их я легко отражал, не будучи замеченным. А кроме фолиотов, не было никого: ни спущенных с цепи полуафритов, ни самого завалящего джинна. Пражские власти полагались в основном на своих ненаблюдательных людей-солдат, и я этим воспользовался сполна. Не прошло и часа с тех пор, как мы пустились в бегство, а мы уже пересекли Влтаву верхом на грузовике с овощами и теперь пешком пробирались через сады к подножию замка.
Во дни величия империи невысокий холм, на котором стоял замок, каждый день, едва стемнеет, озарялся тысячей фонариков. Фонарики меняли цвет, а порой и расположение, в соответствии с прихотями императора, озаряя многоцветным сиянием деревья и дома, цепляющиеся за склоны холма. Теперь все фонарики были перебиты и приржавели к своим столбам. Не считая нескольких бледно-оранжевых пятен на месте окон, Замковая гора лежала перед нами темная, окутанная ночью.
Наконец мы вышли к подножию крутой мощеной лестницы. Высоко наверху находилась Золотая улица — я различал ее огни, мерцающие на фоне звезд, на самом краю холодного черного массивного холма. У подножия лестницы была невысокая стенка, и за ней — помойка. Я оставил Натаниэля там, а сам обернулся летучей мышью и полетел на разведку.
Восточная лестница не особенно изменилась с того далекого дня, когда смерть моего хозяина освободила меня от службы. Надеяться, что и сегодня откуда-нибудь нежданно-негаданно выскочит африт и утащит моего нынешнего хозяина, не приходилось. Поблизости не было ни души, если не считать трех жирных сов, прячущихся в темных аллеях по обе стороны от нашего пути. Я проверил и перепроверил: они были совами даже на седьмом плане.
Вдали, за рекой, все еще продолжалась охота. Я слышал свистки солдат, исполненные унылой безнадежности, и этот звук наполнил меня возбуждением. Почему? Да потому, что Бартимеус слишком шустр для них, вот почему; потому что джинн, которого они разыскивали, давно уже порхал над двумястами пятьюдесятью шестью ступенями, ведущими на Замковую гору. И потому, что где-то впереди, в ночной тиши, таился источник возмущения, которое я ощущал на каждом из планов — странная, не похожая ни на что магическая активность. История начинала становиться интересной.
Летучая мышь прошелестела над обрушенным остовом старинной Черной башни — когда-то здесь располагалась элитная гвардия, а теперь башня служила домом десятку спящих воронов. А за башней находилась цель моего путешествия. Улочка, узкая и непритязательная, вдоль которой выстроился ряд скромных домиков — высокие, закопченные трубы, маленькие окошки, потрескавшаяся штукатурка фасадов и обыкновенные деревянные двери, выходящие прямиком на мостовую. Там всегда было так, даже в годы расцвета. Золотая улица жила по своим правилам.
Крыши, и всегда-то просевшие, теперь уже вообще не подлежали ремонту: сплошные покосившиеся балки и выпавшие плитки черепицы. Я устроился на торчащем наружу стропиле крайнего дома и оглядел улицу. Во дни Рудольфа, величайшего из императоров, на Золотой улице кипела бурная магическая деятельность, целью которой было, ни много ни мало, создание философского камня. В каждом доме обитало по алхимику, и на какое-то время крошечные домики наполнились жизнью. И даже после того, как поиски были прекращены, Золотая улица по-прежнему оставалась домом для иностранных волшебников, работающих на чехов. Правительство хотело, чтобы они жили поближе к замку, где за ними было бы проще приглядывать. И так оно и шло до той самой кровавой ночи, когда город заняли войска Глэдстоуна.
Теперь никаких иностранных волшебников здесь не было. Здания казались меньше, чем мне помнилось, и теснились друг к другу, точно чайки на мысу. Я чуял старую магию, все еще сочащуюся из камней, но нового почти не было. Если не считать… Слабая дрожь на всех планах сделалась сильнее, ее источник находился куда ближе. Летучая мышь осторожно огляделась по сторонам. Что ей было видно? Собака, усердно роющая землю под старой стеной. Освещенное окно, окаймленное прозрачными занавесками, и в окне — старик, сгорбившийся у очага. Освещенная фонарем девушка, осторожно шагающая по булыжной мостовой в туфлях на высоком каблуке, — очевидно, она направлялась в замок. Пустые окна, запертые ставни, дыры в крышах, обвалившиеся трубы. Мусор, разносимый ветром. Ничего не скажешь, жизнерадостная картинка!
И дом номер тринадцать, в середине улицы, такая же чумазая и мрачная халупа, как и все соседние дома, но на шестом плане окруженная светящимися зелеными силовыми узами. Там кто-то был, и этот кто-то не желал, чтобы его тревожили.
Мышь пролетела над улицей взад-вперед, старательно огибая узы в том месте, где они выпирали вверх. Остальная часть Золотой улицы была темна и пустынна, полностью поглощенная мелкими вечерними делишками. Я проворно спланировал назад, к подножию холма, чтобы сообщить об увиденном своему хозяину.
— Нашел то место, — сказал я. — Там стоит кое-какая защита, но, думаю, мы прорвемся. Пошли скорей, пока никого нету.
Я знаю, я уже говорил об этом, но скажу еще раз: люди абсолютно безнадежны, когда нужно куда-то быстро перемещаться! У парня ушло столько времени, чтобы подняться на эти вшивые двести пятьдесят шесть ступенек, он так кряхтел, пыхтел и отдувался, и лицо у него сделалось такого изумительного цвета — никогда еще не видел ничего подобного.
— Надо было с собой пакетик захватить или еще что-нибудь, чтобы прикрыться, — сказал я ему. — Твоя физиономия так горит, что, наверно, с того берега Влтавы видать. Горка-то плевая!
— А к-какая… какая там защита?
Его мысли были всецело поглощены делом.
— Хлипкие узы, — сказал я. — Не проблема. Ты хоть каким-нибудь спортом занимаешься?
— Нет. Нет времени. Слишком занят.
— А-а, ну да! Ты теперь слишком важная персона. Я и забыл.
Минут десять спустя мы добрались-таки до разрушенной башни, и я снова сделался Птолемеем. В этом обличье я провел Натаниэля туда, где находится пологий спуск на улицу. Там мой хозяин привалился к стене, чтобы отдышаться, и мы принялись вместе созерцать развалюхи Золотой улицы.
— Жалкое зрелище, — заметил я.
— Ага. Им следовало бы… снести это все… и построить заново.
— Да нет, я про тебя.
— К-который дом?
— Номер тринадцатый? Вон тот, справа, третий от нас. Белый оштукатуренный фасад. Давай заканчивай помирать, и посмотрим, что тут можно сделать.
Мы осторожно прошли по улице, прячась в тени стен, и остановились в нескольких метрах от нужного дома. Мой хозяин был за то, чтобы подойти прямиком к двери. Я поднял руку.
— Постой тут. Узы начинаются прямо перед тобой. Еще полшага — и ты приведешь их в действие.
Он замер на месте.
— Думаешь, ты сумеешь проникнуть внутрь?
— Я не думаю, мальчик. Я — знаю. Я проделывал такие штуки еще в те времена, когда Вавилон был скромным овечьим выгоном. Отойди в сторонку, смотри и учись.
Я подошел к сеточке хрупких светящихся нитей, преграждавшей нам путь, нагнулся к ней, выбрал дырочку побольше и осторожно подул в нее. Расчет оказался верен: облачко Послушного Дыхания проскользнуло сквозь дырочку и зависло в ней, не проходя внутрь и не оттягиваясь назад. Оно было слишком легким, чтобы потревожить сигнальные нити. Остальное было проще пареной репы. Я принялся мало-помалу раздувать облачко. Расширяясь, оно раздвигало нити уз.
Через несколько минут в сети невысоко над землей образовалась большая круглая дыра. Я придал Дыханию форму обруча и непринужденно шагнул сквозь него.
— Вот, — сказал я. — Твоя очередь.
Парень нахмурился:
— А что делать-то надо? Я ничего не вижу.
Я тяжело вздохнул и изменил Дыхание таким образом, чтобы оно стало видимым на втором плане.
— Ну что, теперь доволен? спросил я. — Просто аккуратно пройди сквозь этот обруч.
Он повиновался, но, похоже, особого впечатления на него это не произвело.
— Подумаешь, — сказал он. — Может, ты вообще все это выдумал, откуда я знаю.
— А что я, виноват, что люди такие слепые? — огрызнулся я. — И тем не менее ты все равно полагаешься на мои способности. В твоем распоряжении — опыт пяти тысячелетий, а ты бы хоть спасибо сказал! Отлично. Если не веришь, что тут есть узы, так я с удовольствием приведу их в действие, чтобы ты мог убедиться. Сейчас увидишь, как выскочит волшебник Кавка.
— Нет-нет! — Ишь как зачастил. — Верю я тебе, верю!
— Точно?
Я протянул палец к светящимся нитям.
— Да! Только уймись. Ну, а теперь влезем в окно и застанем его врасплох.
— Пожалуйста. Только после вас.
Он с мрачной решимостью устремился вперед, прямиком на линии вторых уз, которых я не заметил.
Из дома донесся громкий сигнал тревоги, состоящий, казалось, из доброго десятка колоколов и звонков. Весь этот шум длился несколько секунд. Натаниэль уставился на меня. Я — на Натаниэля. Но не успели мы что-либо предпринять, как шум прекратился, и за дверью послышался грохот отодвигаемого засова. Дверь распахнулась, наружу вылетел высокий человек в ермолке, с безумными глазами, и громко завопил:
— Я же вам говорил! — орал он. — Еще слишком рано! Он будет готов только на рассвете! Не будете ли вы так любезны оставить меня в п… Ох!
Он только теперь заметил нас.
— Что за черт?
— Почти угадали, — откликнулся я. — Впрочем, это как посмотреть.
Я бросился вперед и прижал его к земле. Мгновение — и его руки были аккуратно стянуты поясом от халата. Это чтобы предотвратить какие-нибудь поспешные жесты, с помощью которых он мог бы призвать к себе на выручку кого-то лишнего. Рот ему мы заткнули куском Натаниэлевой рубашки, на случай, если ему вздумается выкрикнуть заклинание. Управившись с этим, я поставил его на ноги и запихнул обратно в дом — и все это прежде, чем мой хозяин успел хотя бы разинуть рот, чтобы вымолвить приказ. Вот как проворен может быть джинн, когда в том есть нужда!
— Видал? — гордо сказал я. — И даже без особого насилия!
Мой хозяин растерянно заморгал.
— Ты мне рубашку испортил! — заявил он. — Ты разорвал ее напополам!
— Беда какая! — сказал я. — Ладно, закрой дверь. Потолковать можно и внутри.
Закрыв за собой дверь, мы получили возможность оглядеться. Состояние дома мистера Кавки проще всего описать выражением «рабочий беспорядок». Весь пол и все имеющиеся в доме предметы мебели были завалены книгами и страницами разрозненных рукописей. Местами они образовывали замысловатый культурный слой толщиной в несколько дюймов. Все это, в свою очередь, было затянуто тонкой корочкой пыли, ручек и перьев и усеяно многочисленными темными и вонючими пятнами, судя по всему — останками волшебниковых трапез месячной и большей давности. Под всеми этими наслоениями были погребены большой письменный стол, кресло, кожаный диван и, в углу, примитивная прямоугольная раковина с единственным краном. В раковине каким-то образом очутились несколько заблудившихся пергаментов.
Судя по всему, данный этаж домика был целиком занят этой единственной комнатой. Окно в противоположной от входа стене выходило на склон холма и смотрело в ночь: в нем виднелись тусклые далекие огоньки расположенного внизу города. Приставная лестница вела к дыре в потолке — там, по всей видимости, находилась спальня. Однако такое впечатление, что в последнее время волшебник там не бывал: при пристальном взгляде обнаружилось, что под глазами у него набухли серые мешки, а щеки пожелтели от усталости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72