Так, по некоторым сведениям, его люди устранили Конрада де Монферрата.
Горный Старец уделял большое внимание психологической подготовке своих людей.
Кроме наркотиков применял различные виды гипноза и медитации, в результате его посланцы превращались в зомби, в живых роботов, послушно выполняющих волю своего хозяина. Убийцы-асассины не знали страха, они готовы были умереть за своего предводителя, и поэтому все, от простолюдина до монарха, страшились их, никто не чувствовал себя в безопасности. Власть Горного Старца за короткое время распространилась на огромную территорию, и даже султан Мелик-шах вынужден был заключить с асассинами договор. Старец прожил в крепости Аламут тридцать четыре года, не выпуская из рук бразды правления своей невидимой империей, которая распалась только после его смерти.
— Еще раз хочу напомнить вам, — проговорила Маша, когда Антонио замолчал и наступила тишина, нарушаемая только журчанием воды и стрекотом цикад, — то, о чем вы рассказали, происходило в двенадцатом веке, далеко на Востоке, а мы с вами живем в цивилизованном мире, в Европе, в двадцать первом столетии…
— В свою очередь хочу напомнить вам, Мария, что в двадцать первом веке были события одиннадцатого сентября и многие другие, перед которыми деяния асассинов бледнеют и кажутся детскими шалостями! В руках наследников Горного Старца не только яд и кинжал, но гораздо более страшное оружие, а в мире по-прежнему полно людей, готовых на смерть ради какой-нибудь бредовой идеи!
Знаете ли вы о тайном ордене «Золотая заря», созданном в Англии в конце девятнадцатого века и поддерживавшем тесные связи с немецкими розенкрейцерами, членами «Общества Туле» и «Аненербе», в число которых входили Альфред Розенберг, Рудольф Гесс и Адольф Гитлер?
— Все, все, прекрати! — Старыгин замахал на итальянца руками. — Ты совершенно запугал и запутал Машу! Если не возражаешь, мы хотели бы отдохнуть, завтра нам предстоит тяжелый день!
— Конечно, — Антонио смутился. — Простите меня, я слишком увлекся. Меня оправдывает только то, что тема тайных обществ всю жизнь чрезвычайно занимала меня. Не буду больше утомлять вас, надеюсь увидеться с вами завтра.
Антонио простился с друзьями и вызвал от администратора дома такси.
Маша поднялась вместе со Старыгиным на второй этаж, пожелала ему спокойной ночи и вошла в свою комнату.
В первый момент она почти ничего не видела в темноте, однако ей почудилось какое-то движение. Нашарив рукой выключатель, она включила свет и вскрикнула. Посреди комнаты стоял худой, высокий человек в облегающем черном костюме и черной трикотажной шапочке с прорезями для глаз, натянутой на лицо. Он рылся в Машиной сумочке, что-то раздраженно бормоча.
— Дмитрий! — закричала Маша, отступив к двери. — На помощь!
Человек в маске издал злобное шипение, как готовая к броску кобра, и повернулся к Маше.
Ей показалось, что через прорези маски на нее уставились два разноцветных глаза. В ту же секунду дверь распахнулась, на пороге появился Старыгин.
— Что случилось… — проговорил он и тут же увидел ночного гостя.
Черный человек выругался по-итальянски, прыгнул к окну и перемахнул через подоконник. Старыгин бросился следом за ним, пересек комнату и выглянул в окно. За окном был только ночной сад, благоухающий и прекрасный. Никаких следов таинственного гостя.
Можно было бы подумать, что его посещение привиделось Маше и Дмитрию Алексеевичу, если бы не разбросанное по кровати содержимое Машиной сумочки.
Дверь комнаты, негромко скрипнув, открылась, и в дверном проеме появилась безмолвная женщина в черном, одна из тех, кто распоряжался хозяйством и жизнью папского дома.
— Что случилось? — осведомилась она наконец на хорошем английском языке. — Кажется, кто-то кричал?
— В моей комнате был человек, — проговорила Маша, взяв себя в руки. — Он убежал через окно.
— Это невозможно, — строго ответила сестра. — В нашем доме такого никогда не бывало.
— Однако он был… — попыталась настаивать Маша.
Старыгин взял ее за руку и сделал знак глазами.
— Возможно, мне показалось.,. — сникла Маша.
— Вероятно, — кивнула черная сестра. — В вашей комнате мужчина. Это тоже не в правилах нашего дома.
Она развернулась и покинула комнату, бесшумно, как привидение.
— Не стоит привлекать к себе излишнее внимание, — проговорил Старыгин.
— Мне кажется, мы уже привлекли к себе внимание. — Маша кивнула на свою распотрошенную сумочку. — Причем именно излишнее…
— У вас что-нибудь пропало? — озабоченно спросил Дмитрий Алексеевич.
— Если вы имеете в виду Пентагон.., ну, ту штуку, которую подарил мне дед, то я не оставляла ее в номере, она у меня под одеждой. А в остальном… — девушка перебрала свои немногочисленные вещи и пожала плечами. — Деньги все целы, моя косметика его вряд ли интересовала., паспорт тоже на месте, только он явно его листал. Может быть, это был представитель пограничной службы? — Маша усмехнулась. — Он проверял, есть ли у меня шенгенская виза? Ой! Она вспомнила, что в сумочке находился дневник деда — небольшая потрепанная тетрадка.
— Что? — нахмурился Старыгин. — Что еще пропало?
— Н-ничего… — Маша с запозданием сообразила, что перед уходом на ужин запихнула тетрадку в укромное место. Душ в ее номере был оборудован нарочито просто, стены облицованы не кафелем, а обычными пластиковыми плитками. Одна из таких плиток отстала, и Маша запихнула туда тетрадку.
— Мне плохо! — Она метнулась в ванную.
К счастью, тетрадка была там, никуда не делась.
Радуясь, что она такая умная и предусмотрительная, Маша решила с ней больше не расставаться и запихнула под ремень джинсов. Выйдя в комнату, она улыбнулась своему спутнику как можно беззаботнее.
— Зря вы так легкомысленно относитесь к этому происшествию. — Старыгин поморщился, как от зубной боли. — То, что он интересовался вашим паспортом, очень мне не нравится!
— А в чем дело? — спросила Маша.
— Впрочем, не буду вас нервировать. Возможно, это только мои домыслы. Советую вам все-таки отдохнуть. Вряд ли ночной гость осмелится вернуться. Но если что — я в соседней комнате, и стены здесь достаточно тонкие, так что зовите! Да, вот еще что…
Тут в коридоре раздалось неодобрительное покашливание, очевидно, им давали понять, что их дальнейшее присутствие в одной комнате крайне неприлично.
— Спокойной ночи! — Маше хотелось остаться одной, но не тут-то было. Старыгин неожиданно сильной рукой схватил ее за плечи и вытолкал в коридор, потом открыл стеклянную дверь и вывел на просторную террасу.
Из сада снизу доносились изумительные ароматы, тихонько журчал фонтан, слышалось шуршание листьев, потрескивание и шорох.
— Как хорошо! — невольно прошептала Маша. — Что может быть лучше южной ночи?
— Не морочьте мне голову! — последовал холодный ответ. — Отвечайте, откуда вы знаете этого человека?
— Но я его совсем не знаю… — отбивалась Маша.
— Вы не могли видеть его в Эрмитаже. Вы пришли туда гораздо позже, когда все уже случилось. Вряд ли он разгуливал на виду у всех и расспрашивал служителей, после того как сам же подменил картину.
Под давлением грубой силы, Маша призналась, что снимок странного человека прислал ей Мишка Ливанский. Снимок он сделал накануне вечером. Рассказала и про таинственное темное облако, надвигающееся на картину.
— Моего приятеля убили. И кажется, именно за этот снимок. Но сегодня Мишкин снимок помог мне разглядеть в таксисте опасного убийцу.
— Почему вы мне ничего не сказали? Что вы еще скрываете, Маша?
Настал момент рассказать про дневник. Но тогда Старыгин захочет тотчас же с ним ознакомиться. А Маше хотелось самой пролистать его первой. Все же это дневник ее деда.
— Зачем мне что-то от вас скрывать? — прошептала Маша. — Ведь мы же вместе… Куда я от вас денусь здесь, в чужом городе…
Она провела пальцами по колючей щеке, а когда он схватил ее за плечи и притянул к себе, сообразила, что сейчас он почувствует тетрадку за поясом ее джинсов. В самый последний момент Маша сумела выскользнуть из его объятий.
— У меня к вам огромная просьба, — сказала она вполголоса, — завтра побрейтесь как можно тщательнее! Вам не идет седая щетина…
Она ускользнула, а Старыгин обалдело покрутил головой, посетовал на чертовы женские штучки и пошел спать.
* * *
Вечерний разговор с Антонио не прошел даром, и всю ночь Маше снились то страшные люди-леопарды, разрывающие зубами свою жертву, то асассины с пустыми безжизненными глазами…
Однако утро было прекрасным, в саду громко пели птицы, и все ночные кошмары отступили без следа.
Позавтракав в трапезной — ветчина, козий сыр, крестьянский хлеб и крепкий кофе, — Маша и Старыгин вышли на улицу. Неподалеку от крыльца лежали две огромные белоснежные собаки — одна из них та самая, которая минувшим вечером приходила знакомиться с Машей. При виде девушки овчарка подняла голову и несколько раз дружелюбно хлопнула по траве хвостом.
— Точно такие же собаки изображены на многих картинах эпохи Возрождения, — вполголоса проговорил Старыгин. — Итальянские пастушеские собаки — одна из самых старых пород в Европе!
— Ну что? — Маша повернулась, подставив лицо утреннему солнцу. — Какие у нас планы на сегодня?
— Госпожа катакомб, — коротко ответил Дмитрий Алексеевич. — Антонио обещал проводить нас…
Однако именно в этот момент пришло SMS-сообщение от Антонио Сорди. Он извинялся и сообщал, что очень занят и не сможет сопровождать своих русских друзей.
— Ничего страшного, — проговорил Старыгин. — Возьмем такси и поедем сами.
Администратор папского дома, которого они попросили вызвать такси, вежливо поинтересовался, куда гости собираются ехать.
Услышав, что их целью являются катакомбы святой Присциллы, он уважительно кивнул и пробормотал:
— Большая святыня, большая святыня! Только я не уверен, попадете ли вы туда…
Живой темноглазый таксист всю дорогу то громко расхваливал красоты Рима, то распевал отрывки из оперных арий. На этот раз Маша увидела почти все знаменитые римские достопримечательности — за окном машины промелькнули Колизей, развалины Римского Форума, помпезный памятник Виктору Эммануилу, громада Пантеона. Потом показались мутные желтоватые воды Тибра, на другом его берегу, за мостом, возвышался замок Святого Ангела. Видимо, таксист ехал далеко не самым прямым путем, чтобы несколько увеличить стоимость поездки, но Маша не была к нему в претензии.
— Виа Салариа! — воскликнул наконец итальянец. — Синьора ди Катакомба!
Старыгин поблагодарил водителя и дал ему щедрые чаевые. Он прошел несколько шагов.., и остановился перед табличкой, извещавшей на трех языках, что катакомбы святой Присциллы временно закрыты для посетителей.
Около этой таблички дремал на складном табурете служитель в форменной фуражке и куртке с галунами, расстегнутой на внушительном животе.
— Кажется, мы зря ехали, — проговорила Маша, догоняя своего спутника.
— Не думаю, — усмехнулся Старыгин. — Это ведь Италия, здесь народ хитроумен и предприимчив. Очень часто они закрывают какую-нибудь дверь только для того, чтобы можно было открывать ее за дополнительную плату.
Он обратился к дремлющему служителю, но тот, видимо, спал чересчур крепко и не расслышал докучливого туриста.
Тут рядом с посетителями возник таксист, который только что доставил их на Виа Салариа.
— Проблемы, синьоры? — радостно воскликнул он. — Там, где есть Луиджи, — там нет проблем! Этот человек, — Луиджи ткнул пальцем в дремлющего привратника, — этот человек мой двоюродный брат! Нет, — таксист пошевелил губами, — не двоюродный, троюродный!
Он сложил ладони рупором и крикнул прямо в ухо спящему:
— Микеле!
Маша не сомневалась, что от такого вопля служитель свалится со своего табурета, но тот только неохотно приоткрыл один глаз и вопросительно уставился на таксиста. Тот разразился длинной, удивительно музыкальной итальянской фразой, на которую служитель катакомбы ответил коротко и внушительно.
Таксист повернулся к Старыгину и проговорил таким тоном, как будто сообщал ему о безвременной кончине близкого родственника:
— Микеле хочет сто евро! Но вы не волнуйтесь, синьор, я его знаю, его можно уговорить!
И снова зазвучала звучная итальянская речь.
Таксист отходил и возвращался, воздевал глаза к небу и опускал к земле, через каждое слово поминал Мадонну, целый список святых и, насколько можно было понять, всех родственников несговорчивого Микеле…
Наконец он отер пот, глубоко вздохнул и радостно сообщил клиентам, дожидающимся исхода переговоров:
— Все в порядке, синьоры! Микеле согласен на пятьдесят евро! Ну и, конечно, мне причитается пятьдесят за такие труды!
Старыгин усмехнулся и отдал деньги. Микеле встал с табурета и загремел ключами.
— Зато вы увидите Синьора ди Катакомба как, как никто другой! — кричал им вслед довольный таксист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Горный Старец уделял большое внимание психологической подготовке своих людей.
Кроме наркотиков применял различные виды гипноза и медитации, в результате его посланцы превращались в зомби, в живых роботов, послушно выполняющих волю своего хозяина. Убийцы-асассины не знали страха, они готовы были умереть за своего предводителя, и поэтому все, от простолюдина до монарха, страшились их, никто не чувствовал себя в безопасности. Власть Горного Старца за короткое время распространилась на огромную территорию, и даже султан Мелик-шах вынужден был заключить с асассинами договор. Старец прожил в крепости Аламут тридцать четыре года, не выпуская из рук бразды правления своей невидимой империей, которая распалась только после его смерти.
— Еще раз хочу напомнить вам, — проговорила Маша, когда Антонио замолчал и наступила тишина, нарушаемая только журчанием воды и стрекотом цикад, — то, о чем вы рассказали, происходило в двенадцатом веке, далеко на Востоке, а мы с вами живем в цивилизованном мире, в Европе, в двадцать первом столетии…
— В свою очередь хочу напомнить вам, Мария, что в двадцать первом веке были события одиннадцатого сентября и многие другие, перед которыми деяния асассинов бледнеют и кажутся детскими шалостями! В руках наследников Горного Старца не только яд и кинжал, но гораздо более страшное оружие, а в мире по-прежнему полно людей, готовых на смерть ради какой-нибудь бредовой идеи!
Знаете ли вы о тайном ордене «Золотая заря», созданном в Англии в конце девятнадцатого века и поддерживавшем тесные связи с немецкими розенкрейцерами, членами «Общества Туле» и «Аненербе», в число которых входили Альфред Розенберг, Рудольф Гесс и Адольф Гитлер?
— Все, все, прекрати! — Старыгин замахал на итальянца руками. — Ты совершенно запугал и запутал Машу! Если не возражаешь, мы хотели бы отдохнуть, завтра нам предстоит тяжелый день!
— Конечно, — Антонио смутился. — Простите меня, я слишком увлекся. Меня оправдывает только то, что тема тайных обществ всю жизнь чрезвычайно занимала меня. Не буду больше утомлять вас, надеюсь увидеться с вами завтра.
Антонио простился с друзьями и вызвал от администратора дома такси.
Маша поднялась вместе со Старыгиным на второй этаж, пожелала ему спокойной ночи и вошла в свою комнату.
В первый момент она почти ничего не видела в темноте, однако ей почудилось какое-то движение. Нашарив рукой выключатель, она включила свет и вскрикнула. Посреди комнаты стоял худой, высокий человек в облегающем черном костюме и черной трикотажной шапочке с прорезями для глаз, натянутой на лицо. Он рылся в Машиной сумочке, что-то раздраженно бормоча.
— Дмитрий! — закричала Маша, отступив к двери. — На помощь!
Человек в маске издал злобное шипение, как готовая к броску кобра, и повернулся к Маше.
Ей показалось, что через прорези маски на нее уставились два разноцветных глаза. В ту же секунду дверь распахнулась, на пороге появился Старыгин.
— Что случилось… — проговорил он и тут же увидел ночного гостя.
Черный человек выругался по-итальянски, прыгнул к окну и перемахнул через подоконник. Старыгин бросился следом за ним, пересек комнату и выглянул в окно. За окном был только ночной сад, благоухающий и прекрасный. Никаких следов таинственного гостя.
Можно было бы подумать, что его посещение привиделось Маше и Дмитрию Алексеевичу, если бы не разбросанное по кровати содержимое Машиной сумочки.
Дверь комнаты, негромко скрипнув, открылась, и в дверном проеме появилась безмолвная женщина в черном, одна из тех, кто распоряжался хозяйством и жизнью папского дома.
— Что случилось? — осведомилась она наконец на хорошем английском языке. — Кажется, кто-то кричал?
— В моей комнате был человек, — проговорила Маша, взяв себя в руки. — Он убежал через окно.
— Это невозможно, — строго ответила сестра. — В нашем доме такого никогда не бывало.
— Однако он был… — попыталась настаивать Маша.
Старыгин взял ее за руку и сделал знак глазами.
— Возможно, мне показалось.,. — сникла Маша.
— Вероятно, — кивнула черная сестра. — В вашей комнате мужчина. Это тоже не в правилах нашего дома.
Она развернулась и покинула комнату, бесшумно, как привидение.
— Не стоит привлекать к себе излишнее внимание, — проговорил Старыгин.
— Мне кажется, мы уже привлекли к себе внимание. — Маша кивнула на свою распотрошенную сумочку. — Причем именно излишнее…
— У вас что-нибудь пропало? — озабоченно спросил Дмитрий Алексеевич.
— Если вы имеете в виду Пентагон.., ну, ту штуку, которую подарил мне дед, то я не оставляла ее в номере, она у меня под одеждой. А в остальном… — девушка перебрала свои немногочисленные вещи и пожала плечами. — Деньги все целы, моя косметика его вряд ли интересовала., паспорт тоже на месте, только он явно его листал. Может быть, это был представитель пограничной службы? — Маша усмехнулась. — Он проверял, есть ли у меня шенгенская виза? Ой! Она вспомнила, что в сумочке находился дневник деда — небольшая потрепанная тетрадка.
— Что? — нахмурился Старыгин. — Что еще пропало?
— Н-ничего… — Маша с запозданием сообразила, что перед уходом на ужин запихнула тетрадку в укромное место. Душ в ее номере был оборудован нарочито просто, стены облицованы не кафелем, а обычными пластиковыми плитками. Одна из таких плиток отстала, и Маша запихнула туда тетрадку.
— Мне плохо! — Она метнулась в ванную.
К счастью, тетрадка была там, никуда не делась.
Радуясь, что она такая умная и предусмотрительная, Маша решила с ней больше не расставаться и запихнула под ремень джинсов. Выйдя в комнату, она улыбнулась своему спутнику как можно беззаботнее.
— Зря вы так легкомысленно относитесь к этому происшествию. — Старыгин поморщился, как от зубной боли. — То, что он интересовался вашим паспортом, очень мне не нравится!
— А в чем дело? — спросила Маша.
— Впрочем, не буду вас нервировать. Возможно, это только мои домыслы. Советую вам все-таки отдохнуть. Вряд ли ночной гость осмелится вернуться. Но если что — я в соседней комнате, и стены здесь достаточно тонкие, так что зовите! Да, вот еще что…
Тут в коридоре раздалось неодобрительное покашливание, очевидно, им давали понять, что их дальнейшее присутствие в одной комнате крайне неприлично.
— Спокойной ночи! — Маше хотелось остаться одной, но не тут-то было. Старыгин неожиданно сильной рукой схватил ее за плечи и вытолкал в коридор, потом открыл стеклянную дверь и вывел на просторную террасу.
Из сада снизу доносились изумительные ароматы, тихонько журчал фонтан, слышалось шуршание листьев, потрескивание и шорох.
— Как хорошо! — невольно прошептала Маша. — Что может быть лучше южной ночи?
— Не морочьте мне голову! — последовал холодный ответ. — Отвечайте, откуда вы знаете этого человека?
— Но я его совсем не знаю… — отбивалась Маша.
— Вы не могли видеть его в Эрмитаже. Вы пришли туда гораздо позже, когда все уже случилось. Вряд ли он разгуливал на виду у всех и расспрашивал служителей, после того как сам же подменил картину.
Под давлением грубой силы, Маша призналась, что снимок странного человека прислал ей Мишка Ливанский. Снимок он сделал накануне вечером. Рассказала и про таинственное темное облако, надвигающееся на картину.
— Моего приятеля убили. И кажется, именно за этот снимок. Но сегодня Мишкин снимок помог мне разглядеть в таксисте опасного убийцу.
— Почему вы мне ничего не сказали? Что вы еще скрываете, Маша?
Настал момент рассказать про дневник. Но тогда Старыгин захочет тотчас же с ним ознакомиться. А Маше хотелось самой пролистать его первой. Все же это дневник ее деда.
— Зачем мне что-то от вас скрывать? — прошептала Маша. — Ведь мы же вместе… Куда я от вас денусь здесь, в чужом городе…
Она провела пальцами по колючей щеке, а когда он схватил ее за плечи и притянул к себе, сообразила, что сейчас он почувствует тетрадку за поясом ее джинсов. В самый последний момент Маша сумела выскользнуть из его объятий.
— У меня к вам огромная просьба, — сказала она вполголоса, — завтра побрейтесь как можно тщательнее! Вам не идет седая щетина…
Она ускользнула, а Старыгин обалдело покрутил головой, посетовал на чертовы женские штучки и пошел спать.
* * *
Вечерний разговор с Антонио не прошел даром, и всю ночь Маше снились то страшные люди-леопарды, разрывающие зубами свою жертву, то асассины с пустыми безжизненными глазами…
Однако утро было прекрасным, в саду громко пели птицы, и все ночные кошмары отступили без следа.
Позавтракав в трапезной — ветчина, козий сыр, крестьянский хлеб и крепкий кофе, — Маша и Старыгин вышли на улицу. Неподалеку от крыльца лежали две огромные белоснежные собаки — одна из них та самая, которая минувшим вечером приходила знакомиться с Машей. При виде девушки овчарка подняла голову и несколько раз дружелюбно хлопнула по траве хвостом.
— Точно такие же собаки изображены на многих картинах эпохи Возрождения, — вполголоса проговорил Старыгин. — Итальянские пастушеские собаки — одна из самых старых пород в Европе!
— Ну что? — Маша повернулась, подставив лицо утреннему солнцу. — Какие у нас планы на сегодня?
— Госпожа катакомб, — коротко ответил Дмитрий Алексеевич. — Антонио обещал проводить нас…
Однако именно в этот момент пришло SMS-сообщение от Антонио Сорди. Он извинялся и сообщал, что очень занят и не сможет сопровождать своих русских друзей.
— Ничего страшного, — проговорил Старыгин. — Возьмем такси и поедем сами.
Администратор папского дома, которого они попросили вызвать такси, вежливо поинтересовался, куда гости собираются ехать.
Услышав, что их целью являются катакомбы святой Присциллы, он уважительно кивнул и пробормотал:
— Большая святыня, большая святыня! Только я не уверен, попадете ли вы туда…
Живой темноглазый таксист всю дорогу то громко расхваливал красоты Рима, то распевал отрывки из оперных арий. На этот раз Маша увидела почти все знаменитые римские достопримечательности — за окном машины промелькнули Колизей, развалины Римского Форума, помпезный памятник Виктору Эммануилу, громада Пантеона. Потом показались мутные желтоватые воды Тибра, на другом его берегу, за мостом, возвышался замок Святого Ангела. Видимо, таксист ехал далеко не самым прямым путем, чтобы несколько увеличить стоимость поездки, но Маша не была к нему в претензии.
— Виа Салариа! — воскликнул наконец итальянец. — Синьора ди Катакомба!
Старыгин поблагодарил водителя и дал ему щедрые чаевые. Он прошел несколько шагов.., и остановился перед табличкой, извещавшей на трех языках, что катакомбы святой Присциллы временно закрыты для посетителей.
Около этой таблички дремал на складном табурете служитель в форменной фуражке и куртке с галунами, расстегнутой на внушительном животе.
— Кажется, мы зря ехали, — проговорила Маша, догоняя своего спутника.
— Не думаю, — усмехнулся Старыгин. — Это ведь Италия, здесь народ хитроумен и предприимчив. Очень часто они закрывают какую-нибудь дверь только для того, чтобы можно было открывать ее за дополнительную плату.
Он обратился к дремлющему служителю, но тот, видимо, спал чересчур крепко и не расслышал докучливого туриста.
Тут рядом с посетителями возник таксист, который только что доставил их на Виа Салариа.
— Проблемы, синьоры? — радостно воскликнул он. — Там, где есть Луиджи, — там нет проблем! Этот человек, — Луиджи ткнул пальцем в дремлющего привратника, — этот человек мой двоюродный брат! Нет, — таксист пошевелил губами, — не двоюродный, троюродный!
Он сложил ладони рупором и крикнул прямо в ухо спящему:
— Микеле!
Маша не сомневалась, что от такого вопля служитель свалится со своего табурета, но тот только неохотно приоткрыл один глаз и вопросительно уставился на таксиста. Тот разразился длинной, удивительно музыкальной итальянской фразой, на которую служитель катакомбы ответил коротко и внушительно.
Таксист повернулся к Старыгину и проговорил таким тоном, как будто сообщал ему о безвременной кончине близкого родственника:
— Микеле хочет сто евро! Но вы не волнуйтесь, синьор, я его знаю, его можно уговорить!
И снова зазвучала звучная итальянская речь.
Таксист отходил и возвращался, воздевал глаза к небу и опускал к земле, через каждое слово поминал Мадонну, целый список святых и, насколько можно было понять, всех родственников несговорчивого Микеле…
Наконец он отер пот, глубоко вздохнул и радостно сообщил клиентам, дожидающимся исхода переговоров:
— Все в порядке, синьоры! Микеле согласен на пятьдесят евро! Ну и, конечно, мне причитается пятьдесят за такие труды!
Старыгин усмехнулся и отдал деньги. Микеле встал с табурета и загремел ключами.
— Зато вы увидите Синьора ди Катакомба как, как никто другой! — кричал им вслед довольный таксист.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39