Свод над головой ровно закруглялся, видно было, что его выкладывал искусный каменщик.
— Это не похоже на катакомбы первых христиан, — проговорила Маша, невольно понизив голос.
— Безусловно, — бодро отозвался Старыгин. — Значит, где-то недалеко должен быть выход.
Бодрость в его голосе показалась Маше ненатуральной. Кроме того, она помнила, как глубоко под землю они спустились, и сомневалась в близости выхода. Однако не стала спорить со своим спутником и двинулась вслед за ним.
Свет фонаря выхватывал из темноты уходящие вдаль стены подземной галереи. Шаги путников гулко отдавались в пустом коридоре. Вдруг откуда-то издалека донесся еще какой-то неясный звук.
— Тс-с! — Маша прижала палец к губам и остановилась. — Вы слышали?
Из темноты доносилось приглушенное расстоянием пение многих голосов.
— Там люди! — радостно проговорил Старыгин. — Я же говорил, что мы приближаемся к выходу! Пойдемте скорее!
Маша схватила своего спутника за плечо и прошептала:
— Вы когда-нибудь слышали, что под катакомбами святой Присциллы есть еще какие-то, более глубокие подземелья?
— Нет, — Старыгин тоже понизил голос.
— Значит, те, кто там поет, тщательно скрывают тайну своего убежища и вряд ли обрадуются нашему появлению. Кроме того, вспомните, как нас заманили в каменный мешок! Так что давайте-ка не будем раньше времени привлекать к себе внимание!
Старыгин недовольно кивнул, признав ее правоту.
Дальше они двинулись крадучись, приглушив свет фонаря и освещая только пол у себя под ногами.
Впрочем, скоро в коридоре стало светлее.
Впереди путников на стенах замелькали тусклые отблески пламени. Они двинулись еще осторожнее и через несколько минут увидели в стене проем в форме полукруглой арки, из которого исходил колеблющийся багровый свет.
Подкравшись к этой арке, они осторожно заглянули в нее.
То, что они увидели, было пугающим и грандиозным.
Перед ними было огромное помещение вроде внутреннего пространства собора, освещенное укрепленными на стенах многочисленными факелами. Их дымный, мрачный свет отбрасывал на каменные стены подземного собора пугающие, фантастические тени. Внутри освещенного пространства находилось множество людей. Все они были одеты в длинные черные плащи с капюшонами, закрывающими лица. И все они пели.
Их хор был слаженным и звучным, но то, что они пели, вызвало у Маши невольную дрожь.
Отчасти эта мелодия напоминала католический хорал, но в ней было что-то бесконечно древнее и страшное. Чувствовалось, что эта мелодия возникла гораздо раньше всякой музыки и сложил ее не человек. Возможно, что-то было в ней от воя волков, окружающих свою добычу, или от завывания ветра в снастях обреченного парусника. Наверное, такие звуки раздаются по ночам над бескрайними болотами, над которыми носятся только бледные холодные огни, над болотами, в которых нет ничего живого. Вместе с тем было в этой музыке что-то величественное и мощное, что-то бесконечно притягательное, какая-то древняя гармония. Маша шагнула к арке, ей внезапно захотелось присоединиться к этим людям, хотелось влить свой голос в их хор…
Случайно скосив глаза, она увидела Старыгина. Его лицо было совершенно бескровным, глаза уставились туда, в этот освещенный факелами зал, и он тоже медленно шел к арке…
К счастью, пение внезапно оборвалось.
Маша сбросила с себя наваждение, прижалась к стене и подтащила к себе Старыгина. Тот удивленно крутил головой и хлопал глазами, как будто только что проснулся, точнее — очнулся от тяжелого кошмара.
— Что это было? — прошептал он, удивленно глядя на Машу. — Мне казалось, что я один из них.., что я бегу за кем-то по безлюдной равнине…
— Не знаю, что это было, — прошептала Маша, — но оно еще не кончилось, и нам нужно быть очень осторожными!
Тем временем в зале произошло какое-то движение.
На площадку в дальнем конце, перед возвышением, которое в обычном храме назвали бы алтарем, вышел человек. Как и все остальные, он был одет в черный плащ с капюшоном, но его отличали уверенные, властные движения.
Остановившись перед алтарем, он высоко поднял руки. В зале тотчас наступила полная тишина.
— Братья! — воскликнул он гулким, звучным голосом, отчетливо разносившимся под сводами подземного собора. — Приближается великий момент! Скоро, очень скоро мы объединим в этих стенах три священных начала, три священных элемента! Скоро на этом алтаре сольются воедино Образ, Кровь и Ключ!
Тогда раскроются врата могущества, и для каждого из нас не будет ничего невозможного! Безграничная власть, бесконечная сила и бескрайняя свобода!
Ему ответил радостный гул присутствующих.
Переждав, пока снова наступит тишина, он продолжил, но теперь не по-английски, а на незнакомом Маше языке. Речь его стала ритмичной и напевной, как стихи или молитва. Маша повернулась к Старыгину и вопросительно взглянула на него.
— Это латынь, — прошептал реставратор, вслушиваясь в слова черного человека. — Что-то вроде молитвы, но вывернутой наизнанку, извращенной и страшной.
— Черная месса! — догадалась девушка.
— Не совсем, но что-то подобное.
Скоро молитва закончилась, и собравшиеся снова запели. На этот раз Маша и Старыгин были подготовлены, и странная песня не произвела на них такого неодолимого гипнотического впечатления. Да и закончилась она гораздо быстрее.
Люди в черных плащах выслушали краткое напутствие своего предводителя и по одному удалились через арку в дальнем конце зала.
В подземном храме остались только двое сам «священник» и еще один человек, молча стоявший перед ним.
— Что скажешь, Азраил? — спросил священник. Каждое его слово было отчетливо слышно благодаря удивительной акустике храма и полной тишине, царящей в подземелье.
Тот, кого он назвал Азраилом, откинул капюшон. Маша вздрогнула, узнав того человека, который был на присланной Мишкой Ливанским фотографии, того человека, который сидел в такси в аэропорту, человека, который преследовал их со Старыгиным. Узкое, худое лицо, похожее на профиль со стертой старинной монеты. Разные глаза, странным блеском горящие в дымном свете факелов.
— Повелитель, она в наших руках! — проговорил он глухим, хриплым голосом. — Она и ее спутник попали в капкан и ждут, когда исполнится ваша воля!
— Ты уверен, что это она? — проговорил «священник». Его лицо по-прежнему было скрыто капюшоном.
— Без сомнения! Она рождена под знаком числа света. Четырежды семь, я это проверил.
Она рождена в царском доме, в ее жилах течет священная кровь…
— Хорошо! — кивнул безликий. — Отправляйся за ней. Мужчину убей, а ее приведи в крипту под храмом. У нас будут два священных элемента из трех… Что ж, будем готовить Церемонию, а там поглядим, возможно, судьба сама пойдет нам навстречу!
— Слушаюсь, Повелитель! — проговорил Азраил, сложив руки на груди и поклонившись.
Через минуту подземная церковь опустела.
Маша и Старыгин крадучись пересекли ее и вошли в ту дверь, через которую незадолго до того ушли участники черного богослужения.
— Они говорили о вас, — прошептал Старыгин. — Вы для чего-то им нужны! То, что вы родились под знаком четырех семерок.., и еще что-то про царскую кровь… Вот тут непонятно…
— Вам не показался знакомым голос этого «первосвященника»? — перебила Маша своего спутника.
— А ведь правда… — Старыгин остановился. Где-то я его точно слышал… Правда, в этом склепе такая акустика, что все голоса искажаются до неузнаваемости…
— Ладно, может быть, потом вспомним! А пока не будем задерживаться. Помните, что они сказали? Мужчину убить! Так что не будем давать им такой возможности!
О том, что собираются сделать с ней самой, Маша предпочитала не думать.
* * *
За дверью, в которую вошли Маша и ее спутник, оказался довольно широкий коридор, освещенный такими же факелами, как зал подземного собора. Впереди еще слышались шаги и голоса удаляющихся людей, поэтому приходилось двигаться медленно и осторожно.
Коридор сделал поворот, и, выглянув из-за угла, Маша едва на налетела на двоих людей в плащах, которые о чем-то негромко разговаривали. Девушка отскочила назад, едва не сбив с ног Старыгина. Однако ее заметили, и за поворотом уже слышались приближающиеся шаги.
Дмитрий Алексеевич схватил девушку за локоть и потянул ее к темному проему, видневшемуся в стене коридора. Они нырнули в этот проход, едва успев скрыться от преследователей, и, не удержавшись на ногах, свалились на пол.
Пол в этом коридоре оказался скользким и покатым, и спутники заскользили по нему в темноту, съезжая, как с детской горки. Коридор, точнее, труба, по которой они ехали, несколько раз меняла направление.
— Куда мы едем? — крикнула Маша, хватаясь за Старыгина, как утопающий за соломинку. — Теперь уж наверняка прямо в преисподнюю!
Дмитрий ничего не успел ей ответить, потому что подземный полет внезапно закончился, в глаза им хлынул яркий солнечный свет, и они оказались на покрытом травой склоне холма.
К счастью вокруг никого не было. Они кубарем скатились по холму и зашагали по тропинке, которая перешла сначала в дорогу, а потом — в улицу.
— Знать бы, где мы очутились, — с тоской проговорил Старыгин через некоторое время, — и как отсюда выбраться. Подозрительный райончик, даже такси не видно.
— Куда, интересно, вы собираетесь ехать на такси? — холодно спросила Маша.
— Ну.., в папский дом конечно! Нужно же отдохнуть и привести себя в порядок! И вообще, я есть хочу! — буркнул Старыгин.
Маша без слов потянула его в первую же попавшуюся дверь, над которой была нарисована аппетитная круглая пицца.
Хозяин долго со вкусом перечислял весь свой ассортимент, пока Маша не прервала его, невежливо ткнув пальцем в первое попавшееся название.
Пицца обладала одним достоинством: она была огромной. Вкуса же Маша не разобрала, потому что по невезению выбрала пиццу с чилийским красным перцем.
— Что вы морщитесь? — недовольно спросила она.
— Я не ем острого… — буркнул Старыгин.
Наверху, при дневном свете, все страхи подземелья исчезли, и в Маше поднималось глухое раздражение на этого растяпу и рохлю. Он может только в кабинете сидеть и копаться со своими красками и химикалиями. Или еще расшифровывать разные надписи.
— Ешьте, что дают! — рявкнула она. — Дома перед женой будете капризничать!
— У меня нет жены, — неожиданно спокойно ответил Старыгин и послушно принялся есть пиццу.
От такой быстрой победы Маша еще больше рассердилась. Может быть, этот тип и умный, думала она, краем глаза посматривая на Старыгина, но в экстремальной ситуации он совершенно бесполезен. Сейчас явно растерян и понятия не имеет, что делать.
— Что вы на меня коситесь, как норовистая лошадь, перед тем как укусить? — Старыгин бросил вилку и уставился на Машу гневными глазами. — Я-то чем виноват?
— Да? — агрессивно ответила она. —А кто втравил меня в эту историю? Кто прочитал на картине эти несчастные четыре семерки? Если бы не они, я бы сейчас спокойно спала дома, вместо того чтобы сидеть здесь в грязной одежде и без крыши над головой!
— И есть эту отвратительную пиццу! — поддакнул Старыгин.
Маша надулась и замолчала.
— Вы сами влезли во все это, — сказал Старыгин, выпив залпом полстакана минеральной воды. — Вы являетесь ко мне в дом, вы не гнушаетесь ничем, даже обманом! Вам, журналистам, непременно нужно все разнюхать, все разузнать и сразу же все выболтать, вывалить на страницы газет и проорать по телевидению. Ради информации вы готовы родного отца продать!
— Мой отец тут совершенно ни при чем, процедила Маша, прикидывая, как будет смотреться Старыгин, если она опрокинет ему на голову остатки пиццы.
— И ваш дед тоже? — саркастически осведомился Дмитрий Алексеевич, не подозревая, в какой опасности находится в данный момент. Это не он подарил вам пентагондодекаэдр, не он говорил что-то о четырех семерках, не он оставил вам дневник? Маша, отчего вы все время чего-то не договариваете? Отчего не доверяете мне?
— Это мой дед! Мой, понимаете? Я хочу сама разобраться с его наследием!
— А это моя судьба! Это меня подозревают в краже мирового шедевра из Эрмитажа! Это мне нет ходу назад в Россию, если я не найду Мадонну Литта! Я знаю, что она здесь! Ведь мы видели ее голографическое изображение!
— А вот кстати, — Маша отставила пустую тарелку, — все не было времени вас расспросить.
Вы уверены, что это не вас видел охранник В Эрмитаже в полвторого ночи? И вы не прятались за лошадью в рыцарском зале?
— Совершенно точно уверен, что не был за этой лошадью с того самого вечера, когда спрятался там мальчишкой, — ответил Старыгин. Я той ночью спал дома.
— Но подтвердить это может только кот Василий…
— В общем, да, — грустно согласился Старыгин. — Ну что, надо отсюда выбираться. Позвоню Антонио, он что-нибудь придумает… Что опять не так?
— В папский дом я не поеду, — твердо ответила Маша. — И на виллу вашего приятеля тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
— Это не похоже на катакомбы первых христиан, — проговорила Маша, невольно понизив голос.
— Безусловно, — бодро отозвался Старыгин. — Значит, где-то недалеко должен быть выход.
Бодрость в его голосе показалась Маше ненатуральной. Кроме того, она помнила, как глубоко под землю они спустились, и сомневалась в близости выхода. Однако не стала спорить со своим спутником и двинулась вслед за ним.
Свет фонаря выхватывал из темноты уходящие вдаль стены подземной галереи. Шаги путников гулко отдавались в пустом коридоре. Вдруг откуда-то издалека донесся еще какой-то неясный звук.
— Тс-с! — Маша прижала палец к губам и остановилась. — Вы слышали?
Из темноты доносилось приглушенное расстоянием пение многих голосов.
— Там люди! — радостно проговорил Старыгин. — Я же говорил, что мы приближаемся к выходу! Пойдемте скорее!
Маша схватила своего спутника за плечо и прошептала:
— Вы когда-нибудь слышали, что под катакомбами святой Присциллы есть еще какие-то, более глубокие подземелья?
— Нет, — Старыгин тоже понизил голос.
— Значит, те, кто там поет, тщательно скрывают тайну своего убежища и вряд ли обрадуются нашему появлению. Кроме того, вспомните, как нас заманили в каменный мешок! Так что давайте-ка не будем раньше времени привлекать к себе внимание!
Старыгин недовольно кивнул, признав ее правоту.
Дальше они двинулись крадучись, приглушив свет фонаря и освещая только пол у себя под ногами.
Впрочем, скоро в коридоре стало светлее.
Впереди путников на стенах замелькали тусклые отблески пламени. Они двинулись еще осторожнее и через несколько минут увидели в стене проем в форме полукруглой арки, из которого исходил колеблющийся багровый свет.
Подкравшись к этой арке, они осторожно заглянули в нее.
То, что они увидели, было пугающим и грандиозным.
Перед ними было огромное помещение вроде внутреннего пространства собора, освещенное укрепленными на стенах многочисленными факелами. Их дымный, мрачный свет отбрасывал на каменные стены подземного собора пугающие, фантастические тени. Внутри освещенного пространства находилось множество людей. Все они были одеты в длинные черные плащи с капюшонами, закрывающими лица. И все они пели.
Их хор был слаженным и звучным, но то, что они пели, вызвало у Маши невольную дрожь.
Отчасти эта мелодия напоминала католический хорал, но в ней было что-то бесконечно древнее и страшное. Чувствовалось, что эта мелодия возникла гораздо раньше всякой музыки и сложил ее не человек. Возможно, что-то было в ней от воя волков, окружающих свою добычу, или от завывания ветра в снастях обреченного парусника. Наверное, такие звуки раздаются по ночам над бескрайними болотами, над которыми носятся только бледные холодные огни, над болотами, в которых нет ничего живого. Вместе с тем было в этой музыке что-то величественное и мощное, что-то бесконечно притягательное, какая-то древняя гармония. Маша шагнула к арке, ей внезапно захотелось присоединиться к этим людям, хотелось влить свой голос в их хор…
Случайно скосив глаза, она увидела Старыгина. Его лицо было совершенно бескровным, глаза уставились туда, в этот освещенный факелами зал, и он тоже медленно шел к арке…
К счастью, пение внезапно оборвалось.
Маша сбросила с себя наваждение, прижалась к стене и подтащила к себе Старыгина. Тот удивленно крутил головой и хлопал глазами, как будто только что проснулся, точнее — очнулся от тяжелого кошмара.
— Что это было? — прошептал он, удивленно глядя на Машу. — Мне казалось, что я один из них.., что я бегу за кем-то по безлюдной равнине…
— Не знаю, что это было, — прошептала Маша, — но оно еще не кончилось, и нам нужно быть очень осторожными!
Тем временем в зале произошло какое-то движение.
На площадку в дальнем конце, перед возвышением, которое в обычном храме назвали бы алтарем, вышел человек. Как и все остальные, он был одет в черный плащ с капюшоном, но его отличали уверенные, властные движения.
Остановившись перед алтарем, он высоко поднял руки. В зале тотчас наступила полная тишина.
— Братья! — воскликнул он гулким, звучным голосом, отчетливо разносившимся под сводами подземного собора. — Приближается великий момент! Скоро, очень скоро мы объединим в этих стенах три священных начала, три священных элемента! Скоро на этом алтаре сольются воедино Образ, Кровь и Ключ!
Тогда раскроются врата могущества, и для каждого из нас не будет ничего невозможного! Безграничная власть, бесконечная сила и бескрайняя свобода!
Ему ответил радостный гул присутствующих.
Переждав, пока снова наступит тишина, он продолжил, но теперь не по-английски, а на незнакомом Маше языке. Речь его стала ритмичной и напевной, как стихи или молитва. Маша повернулась к Старыгину и вопросительно взглянула на него.
— Это латынь, — прошептал реставратор, вслушиваясь в слова черного человека. — Что-то вроде молитвы, но вывернутой наизнанку, извращенной и страшной.
— Черная месса! — догадалась девушка.
— Не совсем, но что-то подобное.
Скоро молитва закончилась, и собравшиеся снова запели. На этот раз Маша и Старыгин были подготовлены, и странная песня не произвела на них такого неодолимого гипнотического впечатления. Да и закончилась она гораздо быстрее.
Люди в черных плащах выслушали краткое напутствие своего предводителя и по одному удалились через арку в дальнем конце зала.
В подземном храме остались только двое сам «священник» и еще один человек, молча стоявший перед ним.
— Что скажешь, Азраил? — спросил священник. Каждое его слово было отчетливо слышно благодаря удивительной акустике храма и полной тишине, царящей в подземелье.
Тот, кого он назвал Азраилом, откинул капюшон. Маша вздрогнула, узнав того человека, который был на присланной Мишкой Ливанским фотографии, того человека, который сидел в такси в аэропорту, человека, который преследовал их со Старыгиным. Узкое, худое лицо, похожее на профиль со стертой старинной монеты. Разные глаза, странным блеском горящие в дымном свете факелов.
— Повелитель, она в наших руках! — проговорил он глухим, хриплым голосом. — Она и ее спутник попали в капкан и ждут, когда исполнится ваша воля!
— Ты уверен, что это она? — проговорил «священник». Его лицо по-прежнему было скрыто капюшоном.
— Без сомнения! Она рождена под знаком числа света. Четырежды семь, я это проверил.
Она рождена в царском доме, в ее жилах течет священная кровь…
— Хорошо! — кивнул безликий. — Отправляйся за ней. Мужчину убей, а ее приведи в крипту под храмом. У нас будут два священных элемента из трех… Что ж, будем готовить Церемонию, а там поглядим, возможно, судьба сама пойдет нам навстречу!
— Слушаюсь, Повелитель! — проговорил Азраил, сложив руки на груди и поклонившись.
Через минуту подземная церковь опустела.
Маша и Старыгин крадучись пересекли ее и вошли в ту дверь, через которую незадолго до того ушли участники черного богослужения.
— Они говорили о вас, — прошептал Старыгин. — Вы для чего-то им нужны! То, что вы родились под знаком четырех семерок.., и еще что-то про царскую кровь… Вот тут непонятно…
— Вам не показался знакомым голос этого «первосвященника»? — перебила Маша своего спутника.
— А ведь правда… — Старыгин остановился. Где-то я его точно слышал… Правда, в этом склепе такая акустика, что все голоса искажаются до неузнаваемости…
— Ладно, может быть, потом вспомним! А пока не будем задерживаться. Помните, что они сказали? Мужчину убить! Так что не будем давать им такой возможности!
О том, что собираются сделать с ней самой, Маша предпочитала не думать.
* * *
За дверью, в которую вошли Маша и ее спутник, оказался довольно широкий коридор, освещенный такими же факелами, как зал подземного собора. Впереди еще слышались шаги и голоса удаляющихся людей, поэтому приходилось двигаться медленно и осторожно.
Коридор сделал поворот, и, выглянув из-за угла, Маша едва на налетела на двоих людей в плащах, которые о чем-то негромко разговаривали. Девушка отскочила назад, едва не сбив с ног Старыгина. Однако ее заметили, и за поворотом уже слышались приближающиеся шаги.
Дмитрий Алексеевич схватил девушку за локоть и потянул ее к темному проему, видневшемуся в стене коридора. Они нырнули в этот проход, едва успев скрыться от преследователей, и, не удержавшись на ногах, свалились на пол.
Пол в этом коридоре оказался скользким и покатым, и спутники заскользили по нему в темноту, съезжая, как с детской горки. Коридор, точнее, труба, по которой они ехали, несколько раз меняла направление.
— Куда мы едем? — крикнула Маша, хватаясь за Старыгина, как утопающий за соломинку. — Теперь уж наверняка прямо в преисподнюю!
Дмитрий ничего не успел ей ответить, потому что подземный полет внезапно закончился, в глаза им хлынул яркий солнечный свет, и они оказались на покрытом травой склоне холма.
К счастью вокруг никого не было. Они кубарем скатились по холму и зашагали по тропинке, которая перешла сначала в дорогу, а потом — в улицу.
— Знать бы, где мы очутились, — с тоской проговорил Старыгин через некоторое время, — и как отсюда выбраться. Подозрительный райончик, даже такси не видно.
— Куда, интересно, вы собираетесь ехать на такси? — холодно спросила Маша.
— Ну.., в папский дом конечно! Нужно же отдохнуть и привести себя в порядок! И вообще, я есть хочу! — буркнул Старыгин.
Маша без слов потянула его в первую же попавшуюся дверь, над которой была нарисована аппетитная круглая пицца.
Хозяин долго со вкусом перечислял весь свой ассортимент, пока Маша не прервала его, невежливо ткнув пальцем в первое попавшееся название.
Пицца обладала одним достоинством: она была огромной. Вкуса же Маша не разобрала, потому что по невезению выбрала пиццу с чилийским красным перцем.
— Что вы морщитесь? — недовольно спросила она.
— Я не ем острого… — буркнул Старыгин.
Наверху, при дневном свете, все страхи подземелья исчезли, и в Маше поднималось глухое раздражение на этого растяпу и рохлю. Он может только в кабинете сидеть и копаться со своими красками и химикалиями. Или еще расшифровывать разные надписи.
— Ешьте, что дают! — рявкнула она. — Дома перед женой будете капризничать!
— У меня нет жены, — неожиданно спокойно ответил Старыгин и послушно принялся есть пиццу.
От такой быстрой победы Маша еще больше рассердилась. Может быть, этот тип и умный, думала она, краем глаза посматривая на Старыгина, но в экстремальной ситуации он совершенно бесполезен. Сейчас явно растерян и понятия не имеет, что делать.
— Что вы на меня коситесь, как норовистая лошадь, перед тем как укусить? — Старыгин бросил вилку и уставился на Машу гневными глазами. — Я-то чем виноват?
— Да? — агрессивно ответила она. —А кто втравил меня в эту историю? Кто прочитал на картине эти несчастные четыре семерки? Если бы не они, я бы сейчас спокойно спала дома, вместо того чтобы сидеть здесь в грязной одежде и без крыши над головой!
— И есть эту отвратительную пиццу! — поддакнул Старыгин.
Маша надулась и замолчала.
— Вы сами влезли во все это, — сказал Старыгин, выпив залпом полстакана минеральной воды. — Вы являетесь ко мне в дом, вы не гнушаетесь ничем, даже обманом! Вам, журналистам, непременно нужно все разнюхать, все разузнать и сразу же все выболтать, вывалить на страницы газет и проорать по телевидению. Ради информации вы готовы родного отца продать!
— Мой отец тут совершенно ни при чем, процедила Маша, прикидывая, как будет смотреться Старыгин, если она опрокинет ему на голову остатки пиццы.
— И ваш дед тоже? — саркастически осведомился Дмитрий Алексеевич, не подозревая, в какой опасности находится в данный момент. Это не он подарил вам пентагондодекаэдр, не он говорил что-то о четырех семерках, не он оставил вам дневник? Маша, отчего вы все время чего-то не договариваете? Отчего не доверяете мне?
— Это мой дед! Мой, понимаете? Я хочу сама разобраться с его наследием!
— А это моя судьба! Это меня подозревают в краже мирового шедевра из Эрмитажа! Это мне нет ходу назад в Россию, если я не найду Мадонну Литта! Я знаю, что она здесь! Ведь мы видели ее голографическое изображение!
— А вот кстати, — Маша отставила пустую тарелку, — все не было времени вас расспросить.
Вы уверены, что это не вас видел охранник В Эрмитаже в полвторого ночи? И вы не прятались за лошадью в рыцарском зале?
— Совершенно точно уверен, что не был за этой лошадью с того самого вечера, когда спрятался там мальчишкой, — ответил Старыгин. Я той ночью спал дома.
— Но подтвердить это может только кот Василий…
— В общем, да, — грустно согласился Старыгин. — Ну что, надо отсюда выбираться. Позвоню Антонио, он что-нибудь придумает… Что опять не так?
— В папский дом я не поеду, — твердо ответила Маша. — И на виллу вашего приятеля тоже.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39