А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

- повторил он без издевки. - Я слышал это слово. А почему вы считаете себя более гуманными, чем мы? Мы не можем изменить биологических законов. Любой вид старается захватить и расширить свою экологическую нишу. И мы по-своему гуманны, потому что разумны. Мы никого не уничтожаем. Вы же не исчезнете. Вы просто не родитесь. Вас нет, не было и не будет.
– Моей жены не будет?
– Она - лишь плод вашего воображения.
– И дети?
– И дети.
– Что же мне делать?
– Полагаю, что лучше всего вам остаться здесь. Пока размножатся наши травы и кустарники, пока изменится воздух и вода, у вас будет время, несколько лет, чтобы пожить в свое удовольствие. Если, конечно, вам нравится ходить с дубиной и кушать лягушек.
Он издевался надо мной!
Только этой откровенной издевкой можно объяснить мой поступок.
Не отдавая себе отчета в том, что делаю, я вскочил на ноги.
– Не суетитесь, - сказал пришелец. - Я вас сильнее.
– Но я защищаю судьбу планеты!
– Защищайте. А я пока займусь распылением семян. - Он поднялся и взял мешок с семенами.
– Я вас убью! Честно предупреждаю.
– Вряд ли, - ответил пришелец. - Судя по всему, вы недостаточно агрессивны. Вы из тех, кто выходит на шумные демонстрации и думает, что демонстрации что-то меняют. Но зато вам приятно, вы как бы пережили сексуальный климакс и теперь можно спать.
– Я убью вас, - сообщил я. - Затем я отправлюсь в будущее, соберу сознательных людей, мы вернемся сюда и оторвем вам головы.
– Не получится. Встанут новые борцы. Мое место займут товарищи по борьбе.
Я лихорадочно думал, чем его убить.
Он был прав - я не склонен к насилию. Шансов победить пришельцев у меня ничтожно мало. Но разве это основание, чтобы отказываться от борьбы?
Я вспомнил, что у меня через плечо висит фотокамера, почему-то вышедшая из строя. Тем более ее не жалко.
Камера была тяжелая, с металлическими уголками.
Я поднял ее и замахнулся.
Сеятель отбежал в сторону.
– Ну-ну, - сказал он, - попрошу без шуток. Вы ведь не умеете убивать, так что с непривычки можете натворить черт знает чего.
Я был неумолим. Мною владело отчаяние. Я должен был убить разумное существо, против чего восставала вся моя натура. Я погнался за ним.
Он бросил мешок, чтобы легче убегать от меня. Я наступил на мягкую округлость мешка и даже наподдал его ногой. Потом помчался следом. Самое странное, что мы на бегу продолжали говорить.
– Вы у нас были? - кричал я. - Вы нас видели? За что вы нас убиваете? Мы, может быть, лучше вас!
– Я у вас не был! - кричал он в ответ. - И не буду. Вас не существует. Вы - исторический нонсенс. Эта планета будет принадлежать моим братьям!
– Постыдитесь! - кричал я, размахивая фотокамерой. - Мы существуем. Ищите себе пустую планету!
– Вы украли у меня мешок! - кричал он. - Эти семена мы собирали по всей планете. У нас экологический кризис.
Я почти догнал его, но тут он, забежав за скалу, скрылся. Когда я последовал за ним, то увидел, как закрывается люк в небольшом летающем блюдце. Я колотил камерой по борту его корабля, но без результата. Потом он взлетел.
Тогда я побежал обратно. Я хотел найти мешок с семенами и сжечь его. А потом нестись в будущее, в мое время, чтобы поднять всех на ноги, чтобы привести сюда с собой моих друзей и уничтожать этих пришельцев всех, до последнего, как вредных насекомых.
Но сколько их? Вроде бы он говорил что-то о бригаде сеятелей? А кто поверит мне?
Я шел по степи, в которой были разбросаны камни и старался вспомнить, где же тот пригорок, на котором пришелец оставил смертельный мешок?
Но камни были одинаковыми, пригорки схожими, трава одинаково сгибалась под настойчивыми порывами ветра.
В конце концов я утомился настолько, что мечтал лишь об одном: скорее вернуться домой, отдохнуть, прийти в себя и тогда уж приняться за борьбу против такого странного и безжалостного нашествия.
К счастью, место временного прыжка было отмечено воткнутым в траву шестом с белой тряпкой. Рядом с шестом было углубление, обложенное белыми голышами. Это и есть Пункт времени.
Я вступил в центр круга и совершил необходимые действия для начала переброски.
В глазах у меня потемнело.
Я понесся через века и тысячелетия к себе домой.
Вот и мой год.
Я вышел из круга.
Я должен был оказаться в небольшом парке, который окружает мою загородную резиденцию.
Но это был не мой парк!
Я стоял на опушке леса, представлявшего собой нелепую коллекцию странных сине-зеленых растений многометровой высоты с иглами вместо листьев, между ними носились странные насекомые с прозрачными крыльями и длинными тельцами. Воздух пряно и зловеще пахнул чужими и ядовитыми ароматами, он буквально источал сладковатый запах смерти.
Если бы я не был уверен в силе своего здравого смысла, если бы я не помнил, к сожалению, разговора с сеятелем-пришельцем, я бы решил, что сошел с ума. Сейчас же я не мог утешить себя забвением или даже сумасшествием.
Безумие, спасительное безумие не было мне даровано небесами!
Но надо что-то делать.
Я пошел по краю леса, отмахиваясь от насекомых. Вместо моего дома появился берег реки, на том берегу высились строения совершенно чуждой для меня архитектуры.
По берегу в мою сторону направлялись два живых существа, происхождение которых не вызывало никаких сомнений в том, что это и есть соотечественники моего недавнего оппонента.
Они победили!
Я трагически опоздал.
Жуткий, жестокий эксперимент, поставленный несколько сотен или миллионов лет назад, удался.
Мой славный мир погиб.
Его не существует.
Нет моей жены, нет моих детей, моих друзей и моей библиотеки!
Два существа подошли ближе.
Одеты они были иначе, чем тот давешний пришелец, но те же жестокие глаза, те же странные кисти конечностей.
Мне от них не убежать. Да и стоит ли бежать?
Я не стал убегать. Куда убежишь в чужом мире?
Один из них был пониже ростом и весьма толст, другой - худой, с густой неопрятной растительностью на голове. Словно множество тонких червячков расплодились над его лбом.
При виде меня эти существа заговорили между собой. Их ротовые отверстия, окруженные отвратительного вида алыми полосками кожи, активно шевелились, но ни единого слова я не разобрал.
Ноги мои подкосились, и я устало рухнул на траву.
Мой путь завершен.
Ну почему я не догнал и не задушил того пришельца? Впрочем, сколько их там было? Сколько надо душить? Десять, сто?
– Что же будем делать? - спросил Корнелий Удалов, опуская на траву корзинку с опятами. - Судя по внешнему виду - инопланетный пришелец. От своих отбился, оголодал. Помрет, пожалуй.
– Не дай Бог, Корнелий, - воскликнул Саша Грубин. - Разве можно так говорить о гостях из космоса?
Он склонился к пришельцу, маленькому, худенькому - соломинкой перешибешь, в длинных трусах и свободной рубахе, и произнес:
– Товарищ... господин хороший, мы вам постараемся помочь. Следуйте за нами.
– Нет, не понимает, - сказал Удалов. - Давай я ему медленно скажу, на космолингве, не зря ее учил. Дорогой наш брат по разуму, вы находитесь на Земле, в Вологодской области, в городе Великий Гусляр. Вы среди друзей. Мы вас вылечим и отправим обратно.
– Наверное была катастрофа, - сказал Грубин. - И он выпал из своей тарелочки. Это бывает. Не жилец...
– Плохо одному в чужом мире, - согласился Удалов. - Надо будет его к Льву Христофоровичу вести. Пускай сделает ему анализы и накормит. А то еще отравим невзначай.
– Ты прав, Саша, - согласился Удалов. - Отдых ему требуется и диетическое питание. А пока он у нас приходит в себя, мы ему покажем наш город, а если нужно, то и в Москву свозим. Ему наверное интересно.
Они подошли к пришельцу и склонились над ним.
Они подошли ко мне вплотную.
Они подхватили меня под локти и потащили в плен.
Вернее всего, у них есть приказание уничтожить без следа любого истинного хозяина этой планеты, прежде чем он разоблачит.
Но мне все равно.
Я последний.
Я покорно иду к своей гибели...
Плоды внушения
Лето прошло, а сыграть в домино все не могли собраться. Меняются времена, меняются люди. Раньше, как вечер наступит, со двора слышен гром - мастера долбят по столу костяшками. А теперь, кто уехал, кто занят, кто разлюбил эту рыцарскую игру.
В октябре, вечер выдался мягким, теплым, почти летним, старик Ложкин вынес во двор заслуженную коробку, рассыпал по влажной от утреннего дождя столешнице черные костяшки. И стал ждать.
Сначала появился Корнелий Удалов. С женой повздорил. Потом выглянул из своего окошка Саша Грубин, увидел людей, подошел, сел на скамью, смахнув прилипший желтый лист. Последним появился профессор Минц, Лев Христофорович.
– Трудный день, - сказал он. - Газеты читал, а еще и работать нужно.
Все согласились, что трудный день.
– И времена трудные, - сказал Ложкин.
– Да, трудные, - сказал Минц. - Не успеваешь прессу читать. Центральные газеты, областные газеты, городская пресса...
– Шумим, - сказал Ложкин. - Шумим.
Старик был в оппозиции. Грустно ему было смотреть на активность молодого поколения.
Удалов размешал костяшки, тщательно, как в старые времена. Но никто не спешил забрать свои.
– Тебе бы Пупыкина вернуть, - сказал Грубин Ложкину. - Чтобы был порядок и спокойствие.
– Молчи, кооператор, - ответил с презрением Ложкин.
Ложкину было противно считать, сколько Грубин заработал за последний месяц, делая мелодичные дверные звонки для жителей Великого Гусляра. Звонки исполняли любую мелодию, а в случае нужды говорили ласковым голосом, что хозяина нет дома. Звонки пользовались спросом. А когда Ложкин сказал, что такой звонок ему не по карману, то Грубин сделал ему в подарок звонок с негромким колокольным перезвоном, в котором угадывался «Марш энтузиастов». Подарок Ложкина возмутил, потому что укрепил в мысли, что Саша Грубин бесстыдно обогатился, раз может позволить делать такие подарки.
– При Пупыкине, - сказал Ложкин. - Мы тоже немалого добились. Переходящих знамен завоевали штук шестьдесят. Мне звание почетного гражданина дали, семь юбилейных значков... Организованно жили. Солидно. А вот я недавно пришел к Белосельскому с жалобой на Гаврилова, а у Белосельского дверь в кабинет раскрыта. Заходи любой. Так можно и без авторитета остаться.
С Ложкиным спорить не стали.
– Ну, начнем? - спросил Удалов.
– Движение вперед, - сказал Минц, не делая попыток забрать костяшки. - Вот главный закон природы. Новые люди, новая инициатива. Смотрите, сколько перемен вокруг!
– Что же получается, движение ради движения? - спросил Удалов.
– Любое движение, - ответил Минц, подразумевает перемены. А нам нужнее всего перемены.
– Да здравствуют перемены! - воскликнул Грубин.
Наступила пауза. Слышно было, как в соседнем дворе заскрипела калитка. Захлопала крыльями ворона, опускаясь на крышу.
– Нет, - сказал Удалов. - Любые перемены - это опасно. Некоторые так думают, что изобрел, отрапортовал, выдвинулся, а какой ценой - неважно, Есть такая тенденция.
– Есть, - сразу согласился Ложкин. - Устал я от этого.
– Значит ты против прогресса? - спросил Грубин.
– Я за прогресс, но без лишнего изобретательства. Хотите историю расскажу?
– Только не выдумывай, - предупредил Грубин.
– Чистая правда, - сказал Удалов.
И он поведал соседям историю, что приключилась с ним на одной планете во время последнего космического путешествия. Название планеты он не запомнил, да и неважно это - сколько их разбросано по просторам Галактики! И на каждой свои проблемы, свои трудности. Имен действующих лиц и их должностей Удалову также узнать не довелось. Поэтому тамошние к-армины он называл городами, а вкушера Криссловиа именовал просто начальником. Это мы с вами знаем, что вкушер Криссловиа - плакорисс к-армины Пр. А Удалов не знал. Зато он был свидетелем тех событий и излагал их правдиво.
– Попал я туда проездом, - начал Удалов. - Остановился в гостинице. Вечером делать было нечего, включил телевизор. Круглый такой, в воздухе висит, как раз над кроватью. Передавали про ихнего врача-психолога. Женщине делали операцию, а он внушил ей, что никакого наркоза ей не надо. Такая у него была сила внушения.
– Это я тоже видел, - сказал Ложкин. - У нас передавали.
– Погоди, не перебивай, - сказал Удалов. - Сидит, значит, этот психолог в своем кабинете, вокруг телевизионная аппаратура. И говорит той женщине: расслабься, сейчас в тебя ножик войдет, как в хлеб с маслом, а ты ничего не почувствуешь. Она улыбается, закрывает глаза и подтверждает: ничего не чувствую, только режут меня как хлеб с маслом. А врачи тем временем кромсают ее своими скальпелями. Вырезали все, что надо, а психолог по телевизору приказывает: открой глаза и признайся, хорошо ли тебе? Ой, хорошо! говорит та женщина. И психолог ей объявляет: все, теперь десять дней ты ничего чувствовать не будешь, а потом все заживет.
– Гипноз, - сказал Минц.
– Ясное дело, что гипноз, - согласился Грубин.
– По нашему телевизору он тоже про хлеб с маслом говорил. Неужели такое совпадение?
– А они такие слова во всех Галактиках говорят, - догадался Грубин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов