А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Никогда раньше его эти окрестности не раздражали.
Лысому мужчине почему-то неумолимо хотелось повторить судьбу Наполеона Бонапарта, только без скорбных ошибок завоевателя с Корсики. Лысый мужчина понимал и знал, как следует обходиться с человечеством, чтобы оно жило правильно и плодотворно.
Лев Христофорович Минц, человек крайне добрый, даже робкий, мечты которого никогда не распространялись дальше Нобелевской премии, был потрясен происходившими в себе переменами, но оказался бессилен их предотвратить.
– Вот не предполагал, - произнес вслух Минц, и лицо его на мгновение озарилось доброй улыбкой. - Но ничего не поделаешь. Генетика - это судьба!
Лукавил великий в прошлом ученый, а ныне проклятие человечества. Обнаружив в себе страшную язву, он не сделал и малейшей попытки...
Впрочем, нет!
Беру свои слова обратно.
Громадными шагами Минц кинулся обратно на площадь Землепроходцев. Он ворвался в дом, где таилась лаборатория Минздрава, прошел строевым шагом по коридору, и ждущие очереди вскакивали, вытягивались во фрунт, ибо чувствовали, кто идет.
Ногой распахнув дверь к очаровательной Ольге, Минц вошел в кабинет.
Ольга мерила давление «кепке».
– Ах! - воскликнула Ольга. - Вы передумали?
– Мне нужен пресс-секретарь, - рявкнул Минц. - Читать-писать-врать умеете?
– Как вам сказать...
– Снимать сапоги, греть постель, подавать кофий с коньяком...
Ольга поднялась, одним легким ударом послала в нокаут «кепку», сорвала с себя белый халат, провела розовой ладонью по высокой груди и ответила:
– Яволь, майн дженераль!
И Минц пошел наружу, уверенный в том, что верной собакой, гремучей змеей за ним следует женщина-врач.
Такова сила внушения великих завоевателей.
Поход на Москву Лев Христофорович запланировал на сентябрь, чтобы не повторять ошибок Наполеона. Надо было взять Кремль до первых заморозков. И навести порядок в государстве...
И все же человек бывает непоследователен.
Порой вечерами, после митинга или заседания реквизиционного комитета, Минц приказывал шоферу «мерседеса-600», конфискованного во время рейда в Вологду, вывезти его на высокий берег реки Гусь. Джипы и БТР с охраной полукругом становились сзади, чтобы не пробрался злоумышленник. С тех пор как одна опасная бабуся с петицией от библиотекарей проникла к самому телу Льва Христофоровича, охрана категорически настаивала, чтобы со спины Минца всегда прикрывала бронетехника.
Будущий диктатор Земли опускал стекло в машине, вдыхал свежий, чуть застойный воздух реки, слушал, как на том берегу брешут собаки, гладил послушную коленку Ольги, смотрел, как опускается в мирные облака сельское солнце, и тосковал по прежней, добродушной жизни.
Потом закрывал стекло и говорил:
– К сожалению, больше ни секунды...
– Да, милый, - соглашалась женщина-врач, - ты человек долга.
И они мчались на ночные учения служебных собак.
Резиденция будущего диктатора Земли занимала психлечебницу. Преимущества этого места определялись высоким бетонным забором и крепкими решетками на окнах обоих этажей. Резиденция была окружена парком, оставшимся с дореволюционных времен. В парке щебетали воробьи, так как к осени остальные птицы замолкают.
Минцу не спалось. Наступил день «П», что означает: «Поехали!»
С рассветом Лев Христофорович навсегда покинет этот городок, в котором прошел ряд лет его жизни, и вскоре забудет местных жителей, людей ничтожных, недостойных сожаления, но в чем-то привычных и даже приятных.
Остаток жизни Льву Христофоровичу придется провести на командных пунктах, в походах и бомбоубежищах.
Не в силах сопротивляться сентиментальному душевному порыву, столь опасному для диктаторов, Лев Христофорович тихонько поднялся с кровати, раздвинул бронированные шторки, защищавшие от случайного злоумышленника, натянул сапоги, галифе, китель без знаков различия, перекрестился на портрет Калигулы и спустился в сад по водосточной трубе.
Охрана этого не заметила, потому что смотрела наружу и не ждала опасности изнутри.
Неприступных крепостей не бывает.
Минц поднял с травы забытую малярами стремянку, прислонил ее к забору и перебрался на улицу.
Рассвет только подбирался к Великому Гусляру, и воздушная синева была густой, как в чернильнице минцевского детства.
Звук шагов профессора легко пронесся над примолкшими садами и зелеными крышами.
За несколько минут профессор дошел до дома № 16 по Пушкинской улице.
Знакомый двор. Стол для игры в домино под кустом сирени. Куст разросся, стол покосился - увлечение этим видом спорта осталось в прошлом.
У двери в двухэтажный дом сверкала медная доска.
Мемориальная.
На ней были выбиты буквы:

В ЭТОМ ПОДЪЕЗДЕ В КВАРТИРЕ ДВА ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XX ВЕКА ПРОЖИВАЛ ПОКОРИТЕЛЬ ЗЕМЛИ ЛЕВ ПЕРВЫЙ НЕСГИБАЕМЫЙ
«Лакеи, челядь, блюдолизы! - с тоской, свойственной великим завоевателям, подумал Минц. - Какая убогая фантазия!»
Минц вошел в общий коридор и остановился перед своей дверью. Он опасался, что здесь уже успели соорудить музей, но, на его счастье, музея пока не было, зато на двери оказалась сургучная печать.
Минц сорвал печать и отворил дверь.
Странное предчувствие опасности охватило его. Настолько, что Минц замер, протянув руку к выключателю. И лишь сделав над собой усилие, смог на него нажать.
В комнате были гости.
Трое сидели в ряд на постели. Один на стуле, один в кресле за этажеркой, еще один стоял у окна.
Минц нащупал пистолет, который был прикреплен под мышкой.
Другая рука потянулась за пазуху, за мобилем.
Гости смотрели на резкие и даже суетливые движения диктатора без страха и удивления.
– Не узнаешь? - спросил один из них.
Единственное знакомое лицо... Корнелий Удалов!
– Что ты здесь делаешь? - строго спросил Минц. И добавил, обводя ледяным взглядом остальных: - А вы все что здесь делаете?
– Лев Христофорович... - Удалов развел руками. Он был в пижаме. Пижама разъехалась на животе. - Ты ж меня с молодости знаешь. Зачем тебе все это?
– Уходите, а то буду стрелять, - приказал Минц.
– Еще неделю назад ему бы такое и в голову не пришло, - заметил мужчина средних лет с величественным лицом римского императора. - Поднять руку на ближних - нет, настоящий ученый так не поступает!
И тогда Минц хладнокровно нажал на курок. Спасенья нет. Его пустое сердце билось ровно, в руке не дрогнул пистолет.
И все-таки в Удалова он стрелять пока не стал - пуля попала в грудь суровому гостю.
Следов на одежде не обнаружилось.
Минц выпустил остатки обоймы в молодую женщину, стройную, как тополь.
– Щекотно, - сказала она.
– Татьяна! - строго произнесла другая женщина, постарше. - Ты не на вечеринке.
Выпустив все пули, Минц со злобой бросил на стол дефектный пистолет. И стал отступать к двери.
– Погодите, Минц, - сказал строгий мужчина. - Что вам нужно от жизни?
– Это я вас должен спросить - что вам нужно?
– Мы испугались за вас, - ответил тот. - Мы испугались за ваш рассудок и за наших читателей. В течение своей жизни в науке и Гусляре вы совершили немало добрых дел. Да и люди, прочитавшие о ваших делах, стали лучше и добрее. Неужели вы теперь перечеркнете все усилия, которые вложил в вас автор?
– Кто?
Гость указал на пожилого человека с седой бородой и красным лицом гипертоника:
– Вы что, своего автора и создателя не узнаете? Это же Кир Булычев! Писатель!
– Не имею чести, - сказал Минц. - Пули бы на тебя не пожалел. А эти, остальные, кто?
– Таких людей полезно знать в лицо, - сказал Удалов. - Это редакция журнала «Если» почти в полном составе, во главе с редактором!
Суровый мужчина склонил благородную голову.
– Бред какой-то! - возмутился Минц. - Мы, простите, находимся в различных измерениях. Вы - жители Земли, я - существо высшего, литературного порядка. И вообще, не понимаю, кто вас сюда пустил.
– Я! - заметил Кир Булычев. - Когда слухи о перемене в вашем характере достигли нас, мы решили с вами связаться. Остановитесь, профессор! Я вас таким не придумывал, читатели вас таким не знают. Прекратите проявлять инициативу, помогайте людям, не вредите им.
– Не могу, - обреченно сказал профессор. - Пока на Земле остается хоть один жулик, взяточник, убийца, насильник или демократ, я не прекращу борьбы за счастье моего народа. До последнего олигарха! До последнего масона! Огнем и мечом!
– У вас большое и доброе сердце, - с чувством произнесла Елена. - Об этом знают читатели и критики. Неужели вы хотите, чтобы в литературоведении появилась фраза: «В конце жизни профессор Минц переродился в банального злодея»?
– Я не переродился, - ответил Минц. - Я таким родился, только не знал об этом раньше.
– Тогда сделай над собой усилие, - вмешался в разговор Удалов. - Ради людей.
– Это выше меня! Слышишь, как танки разогревают двигатели? Слышишь, как ревут моторы истребителей? Слышишь, как бьются в унисон сердца смелых борцов за мои идеи?
– Ах, у него и идеи есть! - воскликнул тут человек с грубоватыми, но привлекательными чертами лица, по имени Эдуард. - Вы посмотрите на бандита с идеями!
– Да! У меня есть идеи! - прокричал Минц. - Мои идеи - очистить мир от скверны!
– И дальше? - спросил Эдуард.
– А дальше все будут счастливы.
Пока присутствующие, к негодованию профессора Минца, предавали осмеянию его идеи, вошла привлекательная женщина-врач по имени Ольга.
– Лев Христофорович, - сказала она, - войска построены. История ждет у порога.
– Вот видите! - обрадовался подмоге Минц. - А вы говорили!
И тут, когда все, включая автора, поняли, что битва за Минца проиграна, Удалова посетила мысль.
– Простите, доктор Ольга, - произнес он. - Но мне кажется, что вы еще не добрались до истинной сущности Льва Христофоровича. Вижу я в нем некоторую неуверенность и даже внутреннюю слабость...
– Да как ты смеешь! - взревел будущий диктатор.
– А так смею, что ты сюда пришел, на свое моральное пепелище. В свой дом. Значит, осталось в тебе что-то человеческое. И я уверен, что для завершения образа придется тебя еще поглубже копнуть, до самого дна.
Доктор Ольга была человеком строгих логических правил.
– И что вы предлагаете? - спросила она.
– Еще одну капсулу, - ответил Удалов, - и тогда мы посмотрим.
– Ни в коем случае! - закричал Кир Булычев. - Вы нам тогда такого монстра сделаете, что у меня рука не поднимется его описать.
– Ты прав, но истина дороже, - ответил Удалов.
– Истина дороже! - поддержал его Минц. - Хочу быть завершенным, как гранитная плита.
– Что ж, попробуем, - согласилась доктор Ольга и приложила к уху профессора небольшую розовую капсулу.
– Дорогие друзья, - сказал Шалганов. - Я попрошу всех женщин покинуть помещение. Мы не знаем, кто вылупится из бывшего профессора. Даже в людях, нам известных и на вид достойных, таятся порой настоящие монстры. Но кто таится в монстре... Уйдите, женщины!
И женщины покорно, с некоторым внутренним трепетом покинули комнату.
Минц заметно волновался. Он подхватил со стола разряженный пистолет и стал почесывать им за ухом. Кир Булычев взял том энциклопедии и как бы невзначай прикрылся им от возможной пули. Даже доктор Ольга отступила к двери.
Минц положил пистолет на место.
Затем обвел странным, почти детским взглядом комнату и шмыгнул носом.
Далеко-далеко прогревали моторы танки и доносились резкие звуки строевых команд. Наступал рассвет.
– Неловко получается, - произнес Минц. - Людей побеспокоили, шумим, моторы греем. Нехорошо.
– Неужели получилось? - воскликнул Удалов. - Неужели ты к нам вернулся?
Минц сел на свободный стул.
– Твоя идея была верной, - сказал он Удалову. - И на самом деле душа неординарного человека бездонна. Диктаторские замашки были свойственны мне лишь на определенном этапе душевной организации. Теперь я докопался до моей сути.
И Минц задумался, как бы прислушиваясь к внутренним голосам.
Затем в тишине прозвучал его твердый и уверенный голос:
– Никакого насилия. Никаких танков на улицах. Я выставляю свою кандидатуру на пост губернатора, а затем и президента России демократическим путем, в рамках конституции. Мы с вами, друзья, будем строить правовое, дисциплинированное общество. Все для человека, все ради человека! Булычев, Шалганов, Геворкян, останьтесь, вы мне будете нужны в предвыборном штабе. А ты, Удалов, беги, отпусти танки по полигонам, а охрану вызови сюда. Береженого Бог бережет...
Сильнее зубра и слона


1
– Вам письмо, Мишенька, - прошелестела редакционная секретарша, беленькое пушистое существо с детским точным прозвищем Курочка.
Миша Стендаль поморщился. У него сидел пенсионер с жалобой, шел солидный разговор о водопроводе, пенсионер величал Мишеньку по отчеству, так что обращение Курочки было неуместным.
– Положите на стол, Антонина Панфиловна, - сказал Миша.
Курочка вспыхнула от такого афронта и обиженно уцокала каблучками из комнаты. Миша вздохнул, обратился к пенсионеру:
– Продолжайте, я слушаю.
А сам покосился на письмо. Письмо было личное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235
Поиск книг  2500 книг фантастики  4500 книг фэнтези  500 рассказов