- Все понятно. Это и есть дар. Значит, был не сон, а фантастическая очевидность. Как же я с моими новыми способностями до такой очевидной штуки не догадался? Это стыд и позор.
А если сияющий пришелец сказал правду, то подарком надо уметь распорядиться. Его надо направить на пользу человечеству и способствовать таким образом межзвездной дружбе и взаимопониманию.
Какой следующий шаг должен предпринять разумный человек, который, если захочет, завтра станет академиком или, по крайней мере, член-корреспондентом Академии наук? Пойти в библиотеку? Нет, не стоит. Там нечаянно впитаешь столько всякой чепухи, что даже девяносто девять процентов мозга не справятся. Отдать себя в руки медицины? Жалко свободы.
А ноги между тем независимо от мыслей несли и несли Удалова вперед и привели к дверям стройконторы. Руки сами собой открыли дверь, а язык сам по себе поздоровался с присутствующими сотрудниками. А так как голова Удалова была занята посторонними мыслями, то в ответ на вопрос бухгалтера, закрывать ли ведомости третьему участку, Удалов ответил туманно: «Академии наук виднее» - и проследовал за перегородку, в кабинет.
Там он опустился на стул, погрузил локти в кипу сводок и, все еще не сознавая, где находится, продолжал размышлять.
Прельщала дипломатическая карьера. Черная машина «Волга» у подъезда резиденции, уважительные иностранцы с коктейлями из виски в холеных пальцах и их секретарши в платьях декольте. Хотелось также попробовать себя в космической программе. «Только вы, профессор Удалов, можете подсказать нам, стоит ли подключить к этой ракете третью ступень». А вокруг стоят герои-космонавты и ждут ответа. Ведь от решения Удалова зависит, лететь им на Марс или погодить. Или еще можно разгадать тайны древних цивилизаций и знать, была ли Атлантида или только померещилось. Такой путь вел к тихому академическому кабинету и бесплатным путевкам в дом отдыха для ведущих мыслителей. Ну и конечно, к международным конгрессам...
«Нет, - решил наконец Удалов. - Спешить с опубликованием не будем. Не исключено, что завтра все пройдет и окажешься в дураках. В обеденный перерыв зайду в техникум и впитаю в себя высшую математику. Никогда не помешает. Потом в музей, узнаю, что там есть про Петра Первого. Вот так-то».
– Вы ко мне? - спросил он, поднимая голову.
– Мы уж пятнадцать минут стараемся добиться вашего внимания, Корнелий Иванович, - сказал мужчина с шоколадными глазами, боксерским носом и желтым импортным портфелем.
– Даже больше, - поддержал его маленький старичок. Старичок был в очках, и линзы очков были такими толстыми и сильными, что в них помещался лишь вдесятеро увеличенный зрачок голубого цвета с прожилками. Старичок тоже держал в руках желтый импортный портфель.
– Ага, явились, - сказал Удалов. И в тот же момент он знал до последней строчки содержимое толстых портфелей. Там лежали в основном ведомости, справки, накладные и чистые бланки артели, поставлявшей стройконторе скобянку, замки, ключи и всякую мелочь.
Гости уселись напротив Удалова, и мужчина с боксерским носом сказал:
– День сегодня хороший, Корнелий Иванович.
День был плохой, ветреный, сумрачный, пасмурный. Слава богу, что хоть дождь перестал. Удалов молча согласился с гостем и изучил между тем все бумаги, лежавшие у того в карманах. И понял, что может стать величайшим ревизором современности, исключительным ревизором, которого ввиду знания языков будут приглашать в командировки в союзные республики, страны социалистического содружества, может, даже на Запад. И на двери его кабинета будет скромная табличка: «Комиссар милиции первого ранга, заведующий специальным отделом по особо важным ревизиям К. И. Удалов».
– Да, день неплохой, - сказал старичок, и увеличенные жилки под очками заметно покраснели. - А вы на нас, говорят, в претензии. Незаслуженно и обидно.
– Так, - сказал Удалов загадочно и постучал пальцами по столу.
– Нет, Корнелий Иванович, так дальше не пойдет, - сказал мужчина с боксерским носом и повел широкими плечами. - Артель старается, выполняет и превышает план, бесперебойно снабжает вашу контору высококачественным товаром, а в ответ никакой благодарности. Я дойду до горсовета.
– А хоть до Вологды, - сказал Удалов. Содержание одной из бумажек в правом верхнем кармане пиджака Порфирьича его очень заинтересовало. Подчистка на накладной была сделана грубо, невооруженным глазом видно.
– Зачем так, товарищ Удалов, - сказал старичок. - У нас все документы с собой. Лучший металл мы пустили на те задвижки. Опытных мастеров привлекли. Дней и ночей не спали. И все, получается, впустую?
– Погоди, - прервал его спутник. - Если чем недоволен - зачем по официальным каналам? Скажи мне, я скажу Порфирьичу, Порфирьич сделает.
– Сделаю, - сказал старичок. - Всегда полюбовно.
– А задвижки от ветра гнутся, - сказал Удалов. - Замки вилкой вскрыть нетрудно. Строительство дома отдыха сорвано. А товар налево пустили. Разве не так?
– Не так, - убежденно сказал Порфирьич.
– А три тысячи восемьсот нечестных рублей поделили между собой?
– Какие деньги? - возмутился старичок. А у спутника неожиданно выступил пот на лбу.
– Сколько? - спросил он.
– Три тысячи восемьсот как одна копеечка. Ведь до сих пор все ваши преступные расчеты в кармане лежат. Карандашом написано. «Порфирьичу выделить семьсот двадцать. Шурову - триста. Удалову, если будет артачиться, сто в зубы». Разве не правда?
Человек с шоколадными глазами потерял присутствие духа. Он вскочил со стула, схватился толстыми дрожащими пальцами за карман.
– Предали! - сказал он.
Порфирьич со стула не встал. Порфирьич побледнел. Даже глаза побледнели.
– Три тысячи восемьсот? А мне семьсот двадцать? Так... Не будет тебе, бесчестный жулик, никакой пощады от народа ни на этом, ни на том свете, - сказал он тонким суровым голоском.
– И заявление в милицию напишем сейчас же, - сказал Удалов, куя железо, пока горячо.
– Я ничего не знаю, - сказал человек с боксерским носом, пытаясь сжевать вытащенную из кармана записку. Записка была на хорошей, толстой бумаге и не жевалась.
– Не поможет, - сказал Удалов. - В правом верхнем кармане пиджака Порфирьича лежит подчищенная накладная на листовую сталь.
– Лежит, - сказал Порфирьич. - Лучше я сам сяду как невинный сообщник, но эту змею на много лет укатаю.
– Правильно, - сказал Удалов. - Он вас и раньше за нос водил.
– Фи не шмеете! - прокричал с набитым ртом директор артели. - Я путу шалофаться!
– Жалуйся, жалуйся, - сказал мстительно Порфирьич.
– Некуда ему деваться, - согласился Удалов. - У вас же в портфеле неотразимая бухгалтерия.
И видя, что надо нанести последний удар и повергнуть противника в нокаут, Удалов постарался вспомнить, что говорят в таких случаях следователи в кино. Недавно слышанные слова крутились в голове... «Ваша ставка бита!». Нет, не то... «Руки вверх»... Нет. Близко, совсем близко. Ага! И Удалов произнес страшным голосом, так что у самого встали дыбом на затылке редкие золотистые волосы:
– Игра закончена! Садитесь и пишите заявление. Чистосердечное покаяние - вот единственное, что может облегчить вашу участь!
Сверкнула молния, запахло озоном, бледный как полотно директор артели опустился на стул, достал шариковую ручку и с помощью Порфирьича стал писать признания.
А Удалов вдруг ощутил страшную пустоту в голове. Первозданную, нелепую пустоту. Он не помнил содержание ни единой из бумажек, лежавших в портфелях у артельщиков. Он забыл английский и испанский языки, он не мог вспомнить ни одной тригонометрической функции. Он даже запамятовал чеканные рифмы поэмы, напечатанной в последнем номере журнала «Огонек».
– Но почему? - воскликнул он. - За что?
Артельщики метнули на него перепуганные взоры и еще быстрее стали писать признание.
– Сами отнесите в милицию, - приказал им Удалов и, более не сознавая ничего, бросился к выходу.
Снова крапал дождик по пожелтевшим листьям. Было тихо и обыкновенно. И с ясностью отдаленного ночного грома прозвучали в ушах Удалова слова пришельца: «В случае, если не справишься, скажи вслух: «Игра закончена», - и все вернется на свои места».
– Я же не хотел! - взмолился, простирая к небу руки, Корнелий Удалов. - Это ошибка. Я могу воспользоваться! Это случайная ошибка!
... Удалов вернулся домой и до вечера не промолвил ни слова. Он отказался говорить с Мишей Стендалем, который поджидал его у ворот, он не стал есть любимого супа с клецками. Он лежал на диване в брюках и переживал свою оплошность, не только закрывшую перед ним путь к дипломатическому будущему, но и лишившую все человечество немедленной дружбы с развитой Галактикой. И лишь вечером, выпив для успокоения сто граммов перцовки и сказав непонятные домашним слова: «Может разберутся, отменят решение», - Удалов подошел к столику сына и спросил его:
– Где у тебя учебник истории?
– А что, папа? У нас завтра истории нет. Не задавали.
– Глупый, - ответил отец. - Я просто хочу почитать про Петра Первого. И тригонометрию не прячь... Век живи, век учись... В Галактике с нашей серостью появляться стыдно.
Космический десант

Было это в августе, в субботу, в жаркий ветреный день.
Николай Ложкин, пенсионер, уговорил своих соседей профессора Минца Льва Христофоровича и Корнелия Удалова провести этот день на озере Копенгаген, отдохнуть от городской суеты, от семьи и работы.
Озеро Копенгаген лежит в двадцати километрах от города, туда надо добираться автобусом, потом пешком по тропинке, через смешанный лес.
Название озера объясняется просто. Когда-то там стояла усадьба помещика Гуля (Гулькина), большого англомана, который полагал, что Копенгаген - английский адмирал. Название прижилось из-за странного для окрестных жителей звучания.
Корнелий Удалов притащил с собой удочки, чтобы порыбачить, профессор Минц - чемоданчик со складной лабораторией, хотел взять воду на пробу, задумал разводить в озере мидий для народного хозяйства. Николай Ложкин желал загорать по системе йогов. Для начала они выбрали место в тени, под коренастой сосной, устроили там лагерь - расстелили одеяло, положили на него припасы, перекусили и завели разговор о разных проблемах. На озере был и еще кое-какой народ, но из-за жары никто рыбу не ловил, отдыхали.
– Давно не было событий, - сказал Удалов. Он разделся, был в синих плавках с цветочком сбоку и в газетной треуголке, чтобы не обжечь солнцем лысину.
– Обязательно будут события, - сказал старик Ложкин. - Погода стоит хорошая. Такого в наших местах не наблюдалось с 1878 года. - Для наглядности он нарисовал дату на песке, протянул стрелочку и написал рядом другую - 1978. - Столетие.
В этот момент над ними показался космический корабль. Он беззвучно завис над озером, словно облетел всю Галактику в поисках столь красивого озера, а теперь не мог налюбоваться.
– Глядите, - сказал Удалов. - Космические пришельцы.
– Я же говорил, - сказал Ложкин.
– Такие к нам еще не прилетали, - сказал Удалов, поднимаясь и сдвигая назад газетную треуголку. Вид у него был серьезный.
Профессор Минц, который еще не раздевался, лишь ослабил галстук, также встал на ноги и расставил пальцы на определенном расстоянии от глаз, чтобы определить размеры корабля.
– Таких еще не видели, - подтвердил Ложкин. - Это что-то новенькое.
– Издалека летел, - сказал профессор Минц, закончив измерения. - Пю-мезонные ускорители совсем износились.
Удалов с Ложкиным пригляделись и согласились с Минцем. Пю-мезонные ускорители требовали ремонта.
Корабль медленно снижался, продвигаясь к берегу, и наконец завис над самой кромкой воды, бросив тень на песок.
– Скоро высадку начнут, - сказал Удалов.
«Да, - подумал Ложкин. - Сейчас откроется люк и на песок сойдет неизвестная цивилизация. Вернее всего, она дружественная, но не исключено, что могла пожаловать злобная и чуждая нам космическая сила с целью покорения Земли. А ведь никаких действий не предпримешь. До города двадцать километров, к тому же автобус ходит редко».
Из корабля выдвинулись многочисленные щупы и анализаторы.
– Измеряют условия, - сказал Удалов.
Минц только кивнул. Это было ясно без слов.
Анализаторы спрятались.
И тут случилось неожиданное.
Открылся другой люк снизу. Вместо космонавтов на берег, словно из силосной башни, вывалился ком зеленой массы, похожей на консервированный шпинат, такие консервы были недавно в гастрономе и шли на приготовление супа. Люк тут же захлопнулся. Зеленая масса расползалась по песку густым киселем и приближалась к воде. Корабль взвился вверх и исчез.
– Похоже, - сказал Минц, - на водную цивилизацию.
Ложкин, который уже про себя отрепетировал приветственное слово, так как обладал жизненным опытом и опытом общественной работы, молчал. Зеленая масса не имела никаких органов, к которым можно обратиться с речью. Поэтому Ложкин сказал шепотом, чтобы кисельный пришелец не подслушал.
– Хулиганство в некотором роде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235