— Боюсь, что Дэвид опять вторгнется, не так уж долго осталось ждать, — говорил Хью. — Слишком уж будет велик соблазн отхватить другую часть Нортумбрии, как он это сделал с Карлайлом.
— Ты хочешь сказать, что нам угрожают шотландцы? — беспокойно спросила Одрис, ступив на последнюю ступеньку.
Мужчины повернулись к ней, а затем, не прекращая беседу, все трое двинулись по направлению к месту пиршества.
— Сейчас опасности нет, молодая леди, — сказал Хью, и Бруно тут же добавил:
— Будь спокойна, Одрис.
Затем, заметив, что Хью, по всей видимости, не торопится вступить в беседу, продолжил:
— Хью боится, что мир, достигнутый королем Стефаном, долго не продержится, но я уверен: Стефан знает о соблазне Дэвида. И не потому ли он договорился с принцем Генрихом сопровождать его обратно в Англию? Я не считаю, что Дэвид нарушит перемирие, когда сын его во власти Стефана.
— Но Генрих не объявлен заложником, так? — спросил Хью. — Это значит, что он может найти какую-либо причину и в любой момент покинуть двор.
— Есть такая опасность, — согласился Бруно, — но, насколько мне известно, король приказал всячески угождать Генриху. Да и как Стефан назовет его заложником, если Генрих дал присягу от имени Хантингтона и получил титул графа?
Одрис с хмурым видом слушала этот разговор.
— Нет, я не это имела в виду, — вмешалась она. — Я хочу знать, вернутся ли шотландцы обратно в наши горы.
— Воины ушли, — ответил Бруно, — разве что остались отставшие войска. — Тут он испугался: — Одрис, а ты все еще гуляешь по горам в одиночестве? Как мой дядя может это допустить? С тобой все, что угодно, может случиться.
— Ну что со мной может случиться? — спросила Одрис, весело смеясь. — На мили вокруг не найдется никого, кто бы меня не знал, и никто из них не причинит мне вреда. Это ведь не дороги Англии, по которым каждый час проходит сотня странников. — Она крепко взяла Бруно за руку. — Пойдем, брат, не хмурься. Почти всегда я беру с собой Фриту…
— Немую! — воскликнул Бруно. — Да она и не пикнет, если вдруг что с тобой случится.
Одрис снова рассмеялась.
— Зато я закричу, а Фрита очень сильна. Не брани меня, братец. Годами мне не приходилось встречать в наших местах незнакомого человека. А когда гуляю по утесам, пастухи все время перекликаются, указывая, где я нахожусь. Если меня долго не видно, кто-нибудь из них отправляется на поиски, так что потеряться мне не дадут.
Хью слушал все это не проронив ни звука. Сначала его сильно поразил изменившийся вид переодетой Одрис. Когда он в первый раз увидел ее, то она показалась бледной и внушающей жалость. Но теперь ему пришло в голову, что она как чаша из тонкого молочного стекла, наполненная красным вином. Одрис, подобно этой чаше, пылала изнутри, но красота ее была столь хрупкой и нежной, что, имей даже он на это право, то боялся бы до нее дотронуться, опасаясь разбить вдребезги. Пока эти мысли проносились в его голове, она и Бруно спорили о небезопасных скитаниях по горам.
— Одрис, тебе нельзя забираться… — Бруно, по-видимому, был не в состоянии докончить предложение и взорвался: — Проклятье на мою голову, и зачем я учил тебя лазить по скалам!
Его восклицание прозвучало как раз в тот момент, когда они входили в зал.
— Помолчи, — зашептала Одрис, — ты только привлечешь к нам внимание, что нежелательно.
Но предупреждение последовало слишком поздно. Горестное восклицание Бруно заставило оглядеться вокруг Уорнера де Люзорса, самого красивого и самого бедного из юных придворных Стефана. Люзорс не мог слышать, о чем шла речь, но сумел поймать взгляд Одрис, которым та обвела все вокруг, а также заметил недовольное выражение ее лица. И расценил это по-своему. Он был уверен, что молодая леди испытывала недовольство, попав в общество своего брата и оруженосца Эспека, местных грубиянов, и ему страстно захотелось вклиниться в компанию людей, принадлежавших к более низкому сословию.
Люзорс слыхал, что Одрис говорила о своем нежелании выходить замуж, но, подобно Стефану, он расценивал это как обычную женскую скромность или лицемерие. Что же до упомянутых ею отказов на предложения, то здесь либо она лгала, — а все женщины лгут, — либо она желала в обмен на ее значительное состояние кого-то лучшего, чем этих варваров, родившихся в глуши. Ранее Люзорс имел значительный успех у женщин и считал, что перед ним не устоит ни одна из них, не говоря уже о застенчивой, наивной девчонке, которая всю свою жизнь провела в плену северного невежества. До настоящего момента путь к женитьбе, которая дала бы ему средства к существованию, преграждали отцы или опекуны наследниц, но теперь у него была поддержка короля. Люзорс был уверен: для покорения девчонки ему достаточно лишь предстать перед ней.
Не желая лишних расспросов, он постарался исчезнуть незамеченным и ему это удалось всего за несколько минут. Люзорс не мог пройти прямым путем к своей цели, так как слуги были заняты расстановкой столов для пира, но молниеносным взглядом обнаружил свою жертву, заметив также, сияние золота на платье Одрис. Это будет хороший брак, — думал Люзорс по пути к Одрис и ее друзьям. В этой дыре можно протоптаться до тех пор, пока девчонка не забеременеет. Он разрешит сэру Оливеру остаться и править крепостью, если, конечно, старик не будет мешать. Сам же может продолжать оставаться при дворе и снова «ловить птичек» — но теперь у него будет тугой кошелек, чтобы оплачивать свои удовольствия, а не потребуется прибегать к одурачиванию лестью. Если бы Люзорс услыхал презрительное замечание Одрис о кукушке — птице, откладывающей по яйцу в чужие гнезда, и чей птенец, только вылупится из яйца, а уже выбрасывает истинных обитателей, поедая все, что приносят приемные родители в клюве, он был бы поосторожнее в своем приветствии. Разгоряченный собственными мыслями, Люзорс слегка поклонился, улыбнулся и протянул руку со словами:
— Позвольте проводить вас из этого холодного угла, молодая леди. Такая прелесть должна быть на виду у всех.
— Благодарю вас, но я предпочитаю тишину этого угла, — жестко ответила Одрис, не обращая внимания на протянутую руку. — К тому же мне не холодно.
Она не была приучена к лести, и слова Люзорса могли бы возыметь свое действие, если бы не его глаза, которые слишком уж быстро переметнулись от ее лица к богатому платью, к усыпанным жемчугом чехлам на ее косах и на пояс тонкой работы. Одрис и сама была в замешательстве, ощутив внутреннюю напряженность Хью. Глянув на него, она увидела, как его губы, на которых играла улыбка, когда он говорил с ней, сжались теперь в жесткую линию, а длинный подбородок агрессивно выдался вперед. Определенно ему не понравилось, что другой мужчина подошел к ней и говорил комплименты. Одрис испытала раздражение от признаков ревности, но не понимала, что не одни только слова Люзорса подействовали на Хью. Он видел, как глаза сэра Уорнера впились в груди и бедра Одрис, в золотые украшения ее наряда.
— О, я защищу вас от любой назойливости, — мягко полушепотом говорил Люзорс. — Со мной вам не надо робеть, хотя я нахожу это очаровательным и восхитительным. — Оставшейся без внимания протянутой рукой он сделал жест Бруно и Хью, и когда те уставились на него, сказал: — Вы можете идти. Я прослежу, чтобы молодая леди… чтобы эта молодая леди не испытывала неудобств.
— Нет, оставайтесь, — сердито произнесла Одрис, беря Хью и Бруно за запястья. — А вас, сэр, я не задерживаю и советую узнать мое имя, прежде чем отдавать приказы моим сопровождающим и посметь предположить, что вы оградите меня от неудобств лучше, чем мой дорогой брат и мой друг.
На самом деле ни Хью, ни Бруно не подавали никаких признаков повиноваться приказу Люзорса, и Одрис знала, что их не надо просить остаться. Она взяла их за руки скорее для того, чтобы Люзорс не подвергся нападению со стороны ее выведенных из себя сопровождающих, чем показать им свое нежелание расстаться с ними, а ее высокомерные слова, обращенные к Люзорсу, были сказаны с намерением отвести его гнев на себя. Он ничего не мог причинить ей, а Бруно и Хью могут пострадать, если тот пожалуется на них королю. Краска залила лицо Люзорса, а поднятая рука сжалась в кулак, однако, он не смог дать волю наполнявшей его ярости, так как справа от него раздался взрыв смеха.
Еще один юный приближенный из окружения короля склонился в глубоком поклоне и, подняв улыбающееся лицо, произнес:
— Леди Одрис, я Генрих из Эссекса. Могу ли я принести свои соболезнования сэру Уорнеру…
— Я не нуждаюсь в ваших соболезнованиях! — взревел Люзорс. Затем, вспомнив о своей цели и о близком присутствии короля, он, сглотнув, выдавил из себя улыбку.
— Леди, — произнес он слегка сдавленным, но гораздо более тихим голосом, — уверяю вас, что знаю ваше имя. Оно слишком мило для меня, чтобы часто его произносить. Я хотел спросить на это вашего разрешения. Сэр Генрих слишком смел. А что касается приказа вашим сопровождающим, то я желаю им только добра. Удерживая их, вы вынуждаете их не подчиняться. Они и так довольно бездельничали. Это всего лишь оруженосцы и их долг — служить своим хозяевам.
— Которые, я уверена, их простят, — сказала Одрис, дивясь какой дурой счел ее Люзорс, неся столь откровенную ложь, — если я скажу, что Бруно и Хью ожидали меня по моей просьбе.
— Чтобы защитить вас от притязаний столь многих излишне пылких поклонников? — с усмешкой спросил Генрих из Эссекса. — В этом нет нужды. Смотрите, сюда идут Вильям Чести и Ричард де Камвилль. В таком охружении, леди Одрис, вам нечего бояться.
— Вы не за ту меня принимаете, сэр, — сказала Одрис более мягким тоном, чем при разговоре с Люзорсом, так как ее позабавила веселая искренность. — Я не испытываю страха: у меня есть свое собственное мнение и обо мне заботится мой дядя. Может быть, вы не слышали, что я говорила королю. Бруно давно не был в Джернейве. Я тяжело переживала его отсутствие и хочу провести в его обществе каждую представившуюся минуту.
— Что тем не менее жестоко по отношению к нам, — вступил в разговор сопровождавший Чести Ричард де Камвилль.
— Да, в самом деле, — вставил Чести. — Вы отдаете предпочтение тому, кто и так пользуется вашим вниманием, ибо Бруно хорошо вас знает, и лишаете его голодающих, ибо мы испытываем равносильное голоду чувство, стремясь с вами познакомиться и узнать, кто угодит вам.
— Вы лучше узнайте, кто угодит моему дяде, — парировала Одрис. — Я уже сказала, что удостою вниманием только того, на ком остановится его выбор.
— А он говорил, — напомнил Генрих из Эссекса, — что вы отказывали каждому, представленному им. Это похоже на веселенькую задачку: кто кого учит — курица яйцо или яйцо курицу.
— Добрый Святой Бенедикт, прислушайся к ним. Один говорит о каком-то голоде, другой решает задачки о курице и яйце, — заметила Одрис, переводя взгляд с Хью на Бруно. Затем она внимательно осмотрела стоящих полукругом людей. — Думаю, все вы озабочены пустотой своих животов, но уверена: если попытаетесь удовлетворить аппетит мной, то начнете страдать расстройством желудка.
Хью не смог сдержать смех:
— В самом деле, я думаю так же, леди, ибо вы не что иное как смесь перца, уксуса и пряностей. Но смотрите, король занял свое место. Стол накрыт, и я уверен, что ваши животы будут там наполнены более нежными и удобоваримыми деликатесами.
Хью пошевелил рукой, которую удерживала Одрис, и та, почувствовав намек, почти выпустила ее, прикасаясь к ней только пальцами. Придворные Стефана оглянулись, желая убедиться в достоверности слов Хью, который использовал это минутное замешательство, чтобы провести Одрис между Генрихом из Эссекса и Вильямом Чести. Бруно шел вплотную сзади, почти полностью заслоняя Одрис от назойливых кавалеров. Ричард де Камвилль пожал плечами:
— Нельзя рассчитывать на благосклонность девицы, разве что король уничтожит ее дядю или отстранит его силой. Не случайно оруженосец Эспека и ее внебрачный братец поджидали ее. Определенно они служат при ней сторожевыми псами. Итак, либо леди Одрис на самом деле не желает замуж и попросила их защищать себя, либо ее дядя не знал о приезде короля и устроил хорошенькое представление, с которым согласился Эспек.
— В любом случае я согласен с тем, что рука леди Одрис, похоже, недостижима, — сказал Вильям Чести. — Король не будет силой решать этот вопрос. Ты ведь видел, как Эспек и другие следили за ним? Сэр Оливер пользуется уважением, он известен как человек чести. Сэр Оливер не будет вмешиваться в дела государства, не перейдет на сторону Матильды, ведь она в союзе с шотландцами. Поэтому Стефан не предпримет действий против сэра Оливера, а если предпримет, то Эспек, а заодно и его друзья расценят это как уготованное им в будущем. — Сэр Чести криво усмехнулся. — Король может любить нас, но разве богатая жена, которой он кого-то одарит, будет что-нибудь стоить по сравнению с потерей севера?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83