Принц Генри и его свита последними покидали поле боя, если не считать раненых, кое-как ковылявших или расползавшихся в стороны в поисках хоть какого-нибудь безопасного укрытия.
Возвращения шотландцев со всей определенностью, ждать не приходилось, и Хью направился к своему шатру, удивленно поглядывая в сторону солнца. Сражение началось на рассвете и, судя по положению светила на небосводе, длилось не более двух или трех часов. Неужели прошло так мало времени? Основываясь на усталость, сковывавшей члены, он поверил бы скорее тому, что речь идет об утре следующего дня. Хью тем не менее чувствовал, что в сердце его загорается надежда, которая наполняет мышцы новой энергией. Еще немного, и он сможет отправиться к Одрис. Сэр Вальтер разрешил взять людей и уехать, как только закончится битва, но он, Хью, не оставит лагерь, не справившись о судьбе покровителя.
Раздумывая над этим, Хью осознал вдруг, что давно уже слышит чей-то докучливый голос. Он опустил глаза и увидел Мореля, который чуть ли не на коленях умолял его спешиться.
— Вы с головы до ног в крови, милорд, — ныл, чуть не плача, слуга. — Я притащил вам лекаря. Позвольте ему заняться вашими ранами.
— Позже, — прохрипел пересохшим горлом рыцарь. — Какие там раны, едва царапины. Разыщи капитана латников сэра Вальтера, пусть накормит людей и устроит их отдохнуть. И смотри, чтоб никакого мародерства — шкуру с него спущу, если пустит людей на поле.
Хью с трудом удержался от улыбки, увидев, как досадливо скривились губы Мореля. Кое-кто из слуг, вне всякого сомнения, уже побывал на поле и убедился, что там нет ничего — даже из оружия, чем можно было бы поживиться. Хью обычно не имел ничего против того, чтобы латники после сражения вознаградили сами себя трофеями, но на этот раз он даже рад был тому, что им рассчитывать не на что: меньше станут ворчать и охотнее пустятся в путь, когда получат на то соответствующий приказ. Молодой рыцарь еще до сражения переговорил с капитаном, поручив ему позаботиться о припасах в дорогу, но уславливаться о сроках выступления тогда не имело смысла — прежде предстояло выжить, на что можно было только надеяться, но не рассчитывать.
Порыв ветра донес до ноздрей Хью характерный запах крови и он горько улыбнулся — совсем забыл об августовской жаре. Ворчать скорее будут те, кто останется. К вечеру над этим полем будет стоять вонь почище, чем на скотобойне.
— Но, милорд… — не уступал доведенный до отчаяния Морель.
— Я должен узнать, каково досталось сэру Вальтеру нынче на поле, — сказал Хью, не обращая внимания на терзания слуги. — Когда вернусь, отдамся в лапы лекарю, а потом — в Джернейв.
— Джернейв!
Глаза Мореля блеснули. Он чуть с ума не сошел, когда увидел, как сочится сквозь кольчугу хозяина кровь. Леди Одрис наказывала ему устроить мужа где-нибудь в безопасном месте, если он заболеет или получит ранение, — это нетрудно сделать с помощью такого влиятельного сюзерена, как сэр Вальтер — и немедленно послать за ней, что в данный момент было абсолютно невозможно. Но можно привезти сэра Хью к ней — это гораздо лучше. Он уже нашел лекаря и уговорил его с помощью одной из монет леди Одрис забыть на время об иных страждущих, нуждающихся в его услугах. Если лекарь сумеет подлатать хозяина настолько, что он, Морель, довезет его живым до Джернейва, долг его перед леди Одрис будет выполнен. Если… Но все идет похоже к тому, что сэр Хью просто-напросто истечет кровью, так и не подпустив к себе лекаря.
— Милорд, — взмолился Морель, — позвольте мне самому поехать к сэру Вальтеру вместо вас. Я передам ему все, что хотите, или…
Хью хотел было сказать, что желает видеть покровителя собственными глазами, но заметил вдруг младшего из оруженосцев сэра Вальтера, который брел по лагерю, явно кого-то высматривая.
— Ха! Филипп! — воскликнул молодой рыцарь. — Ты-то мне и нужен! Что с сэром Вальтером! Он не ранен?
— Сэр Хью? — пустил от неожиданности «петуха» оруженосец. — Вы ли это? Вы же весь в крови!
Молодой рыцарь с облегчением расхохотался, поскольку уже по голосу и выражению лица юноши понял, что с сэром Вальтером ничего дурного не приключилось. Если бы было иначе Филипп не испугался бы так, увидев окровавленного Хью.
— В нашем деле такое нередко случается, — добродушно сказал Хью, но затем, заметив, как побледнел парнишка, как избегает он бросить на него лишний взгляд, добавил: — Да меня только поцарапали малость, на мне больше, я думаю, чужой, чем моей, крови. Ты скоро привыкнешь к этому, Филипп, — я знаю, сам был таким когда-то. Ну, все же скажи: сэр Вальтер не ранен?
— Да нет, он отделался синяками и находится сейчас в благодушнейшем настроении. Говорит: кается, что сомневался в проведении Господнем, уж больно много было шотландцев. Он послал меня, чтобы я разыскал вас. Что ему передать?
— Скажи ему, что я отправляюсь в Джернейв…
— В Джернейв? — эхом отозвался Филипп. — Но Хью! Это невозможно, вы должны сначала залечить свои раны.
— Нет! — воскликнул Хью, стараясь говорить как можно убедительнее, поскольку боялся, что сэр Вальтер настоит на своем и отменит — ради блага, разумеется, подопечного — свое разрешение воспользоваться латниками. — Я уже сказал тебе: кровь на мне чужая, и я задушу тебя собственными руками, если ты сболтнешь ему, что я тут, дескать, истекаю кровью. Ты же слышишь: я говорю с тобой вполне нормальным голосом. Я что, по-твоему, с ног валюсь?
— Да нет, вроде, — ответил Филипп, но в голосе его звучало сомнение, когда он добавил: — Только мне не жить, если я скажу ему, что с вами все в порядке, а вы возьмете да и помрете по дороге.
Хью невольно улыбнулся.
— Да успокойся ты, не помру я по дороге. Если уж говорить начистоту, меня задели в бок и плечо, обе раны неглубоки и не опасны.
Хью пришлось приложить немало стараний, чтобы убедить Филиппа, да и то он весьма сомневался, что из этого может выйти хоть какой-то толк; более того, он был уверен, что оруженосец, как только сэр Вальтер на него прикрикнет, зальется горючими слезами и прохныкает, что Хью вот-вот испустит дух на смертном одре. Тем не менее он, спешившись, послал Мореля к капитану с приказом готовиться к выступлению и лишь затем повернулся к лекарю.
— Помоги-ка стащить кольчугу и займись, наконец, своим делом.
— Но у меня нечем прижечь…
— Тут нечего прижигать — раны неглубокие, нанесены чистой сталью, — сказал Хью, содрогаясь при одной мысли о том, что длинной рубленой раны на боку коснется раскаленное железо. — Сшей края и намажь мазью. Если этого окажется недостаточно, жена дома поправит…
Он осекся, сознавая, как дрожит его голос. Лекарь пожал плечами и про себя подумал: "Вот так и ведется в этом мире — те самые храбрецы, которые с песней идут в бой, после сражения так боятся лекарей, что смотрят на них, как на смертельных врагов. Вместо того чтобы дать сведущему человеку вовремя себя заштопать, они будут тянуть с этим, пока раны не загноятся, а тогда уже и надеяться не на что, разве на милосердие Божье. "
Лекарь тем не менее промолчал и махнул рукой двум помощникам, чтобы те стащили с рыцаря доспехи и надетую под них тунику, пока он подготовит все необходимое для врачевания ран. Этим же помощникам — дюжим и ко всему привычным молодцам — предстояло держать рыцаря за руки и ноги, чтобы тот — обычное дело — не покалечил лекаря, отбиваясь, лягаясь и кусаясь, пока он будет сшивать края зияющей раны.
На этот раз мудрый лекарь не совсем, однако, правильно интерпретировал тот страх, который видел в выражения лица пациента. Хью, как большинство других рыцарей, с крайней неохотой отдавал себя в руки лекарей — в горячке боя не обращаешь внимания на боль, часто даже не замечаешь, что тебе нанесли ранение, — иное дело после, когда мускулы расслабляются и боль становится невыносимой, хоть на стенку лезь, но в тот момент он боялся не столько боли, сколько того, что лекарь своей возней измотает его настолько, что он не сможет немедленно выехать, ибо беспокойство его о судьбе Одрис и сына достигло уровня паники. В каком-то смысле это даже пошло ему на пользу: мозг, одурманенный душевной болью, слабее реагировал на боль физическую, терзавшую его тело в результате лекарских манипуляций. Морель к тому же — надо отдать ему должное — знал, кого приглашал: врачеватель оказался подлинным знатоком своего дела — он не забыл промыть рану вином, а зашивал ее шелковой нитью, завязывая ее и отрезая после каждого стежка, чтобы шов получился ровным и давление опухших тканей позднее равномерно распределялось по подживающей ране.
Когда было покончено и со второй раной, Хью коротко поблагодарил лекаря и повернулся к слуге, который уже успел вернуться с весточкой от капитана. Старый вояка, по словам Мореля, предпочел бы отправиться в путь немедленно, не тратя времени на еду и отдых. Трупы на поле брани уже начали изрядно смердеть, да и вопли и стоны раненых тоже не ласкали ушей райской музыкой. Лучше уж, просил он передать Хью, они остановятся где-нибудь в чистом поле после пары-другой часов марша. Донесение Мореля настолько обрадовало Хью, что он почти не обращал внимания на лекаря, чьи быстрые пальцы все еще трудились над его ранами.
— Дай-ка ему серебряный шиллинг, — приказал Хью слуге.
— Но я еще не закончил, милорд, — запротестовал лекарь.
Хью, удивленно взглянув не него, перевел взгляд на свое обнаженное тело: неужели ранили где-нибудь так, что он этого даже не заметил? И тут же вздохнул с облегчением, только теперь догадываясь, почему все вокруг содрогались от ужаса и в один голос убеждали его в том, что он истекает кровью. Грудь, руки и бедра были сплошь покрытыми густой сетью порезов, не Бог весть каких глубоких и длинных, но обильно сочившихся жизненной влагой. Поскольку в пылу сражения и под жарким солнышком с него, само собой, сошло сто потов, ядреная смесь крови и пота насквозь пропитала тунику и струйками стекала по кольчуге.
— Как же это… — пробормотал рыцарь, но тут же досадливо поморщился и кивнул головой. Он был слишком самонадеянным, когда считал, что длинные копья и пики варваров не способны причинить ему вреда; заколоть его насмерть горцы действительно оказались не в состоянии, однако у них хватало сил, чтобы втиснуть наконечники своего оружия между кольцами кольчуги настолько, что они пронзали тунику и царапали незащищенную кожу. Хью взглянул на Мореля и улыбнулся. Надо полагать, кожаные куртки и чешуйчатые панцири латников служили им лучшей защитой.
— Я должен промыть царапины и наложить на них целебную мазь, — настаивал лекарь. Увидев, что получил за свои услуги раз в пять больше, чем ожидал, он счел себя обязанным оказать их со всем умением, на которое был способен. — Это верно, поодиночке все они пустяковые, но вместе…
Хью нахмурился, его бросало уже в дрожь от нетерпения, но победил здравый смысл.
— Ладно, — рявкнул он. — Делай все, что считаешь нужным, но, ради Бога, поторопись.
Зашипев от боли, когда лекарь начал смывать вином кровь с царапин, он перевел, однако, дыхание и повернулся к слуге:
— Морель, беги к капитану, скажи ему пусть берет повозки с провиантом и выступает в северном направлении — на Гиллинг. Где-нибудь там переберемся на Диа Стрит, подальше от болот. Я поскачу следом и в любом случае догоню его задолго до того, как он подойдет к Гиллингу. Что там с латниками, которых я привел с собой?
— Один тяжело ранен, — ответил Морель.
— Пусть останется с ранеными латниками сэра Вальтера. Проследи, чтобы в кармане у парня бренчала пара монет, и скажи ему, что я рад буду снова увидеть его в Ратссоне, если от того, конечно, что-то осталось, когда он соберется с силами, чтобы сесть в седло.
Морель покачал головой.
— Он не приедет, милорд, — сказал он.
— Ты уверен? — сухо спросил Хью.
— У него пузырится в ране кровь при каждом вдохе и выдохе, — ответил Морель.
— Тогда деньги ему ни к чему, — резонно заметил Хью. — Но ты обязательно навести парня и успокой — для него всегда найдется место у меня на службе, как знать, быть может, это позволит ему воспрянуть духом. Когда вернешься, прикажи: пусть укладываются. — Хью внезапно улыбнулся. — Пусть тоже поработают, не все же тебе одному носиться, словно угорелому. Поверь, старина, я найду возможность отблагодарить тебя за то, что ты для меня делаешь.
Морель далек был от того, чтобы исповедоваться Хью в причинах своей самоотверженной преданности, он ухмыльнулся и скромно заметил:
— Служить такому, как вы, хозяину — уже само по себе награда.
Хью с легким недоумением покосился вслед Морелю — наемный слуга, служит сравнительно недавно, но так, словно знает и любит хозяина с малых лет. Вспомнив об обстоятельствах найма Мореля на службу, Хью по естественной ассоциации вспомнил об Одрис и нетерпеливо дернулся, когда лекарь заявил, что должен будет не только промазать бальзамом каждый порез, но и наложить повязки, чтобы мазь не стерлась раньше времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83