— Итак, вы были воином Ратссона, — сказал он, скривив губы.
— Нет, — ответил Хью. — Для чего мне нужно было бы это скрывать? Когда был в Морпете, я и не знал, что моего дядю вызвали на поединок.
— Так было угодно Богу, чтобы Хью приехал сюда, — сказал Ральф. — Он приехал, чтобы уладить старую семейную ссору, и, услышав от меня об угрозах Хьюга, предложил себя в качестве моего воина. Я полагаю, Божья благодать снизошла на Ратссон.
Де Мерли ничего не ответил на это, но его губы превратились в тонкую линию. Он просто поднялся и сказал, что представит их герольду, который формально объявит Хью воином лорда Ратссона. Он пошел, и лорд Ратссон последовал за ним. Хью посмотрел на Одрис и поймал ее руку, которую она тянула, чтобы задержать его. Он наклонился, поднес ее к губам и улыбнулся Одрис.
— Ненадолго, демуазель, — прошептал он. — У меня это не займет много времени. Не волнуйся и не плачь, чтобы не покраснел твой нос.
— Единорог, — прошептала она.
Но Хью уже повернулся и, широко шагая, последовал за де Мерли и дядей. Взяв на ходу Руфуса за повод и говоря что-то своей огромной лошади, он намотал поводья вокруг своей руки. Одрис видела, как он берет шлем, который был прикреплен ремнем к седлу, и надевает его на голову. Он поднял его, подвигал взад-вперед, чтобы обод сел удобно над бровями, а стрелка шлема опустились на нос, не сдавливая его. Потом оглянулся и бросил последний взгляд на Одрис. Она заставила себя улыбнуться, но в этот момент была больше взволнована, чем печальна или напугана. Она никогда прежде не видела Хью в шлеме. Он все время был в кольчуге, но без шлема. Он так сильно изменился, что она с трудом узнавала его, потому что стрелка маскировала форму его носа и необычно широко расставленные глаза.
Она видела, что он присоединился к группе людей на западной стороне поля и что там происходит какой-то спор. Она очень отчетливо слышала высокий тенор дяди Ральфа и поняла, что он сердится. Потом Хью положил руку на его плечо. Она не могла расслышать слов Хью, но, казалось, он успокаивал дядю. Происходящее встревожило ее, но вскоре собрались мужчины в изысканных одеждах, появился священник и заговорил, подняв крест и драгоценную шкатулку, которая, должно быть, содержала святые реликвии. Глаза Одрис наполнились слезами; она дрожала от страха. Совершал ли священник последний обряд над Хью? Но тем не менее, она не успела расплакаться, потому что к ней обратился владетель Прудхоу. Он был удивлен ее присутствием на турнире и спросил, где ее дядя. Она ответила ему непринужденно и успокоила его, сославшись на любопытство, которое привело ее в Морпет из Ньюкасла, где она покупала пряжу. Пока она вынуждена была объяснять это, ее возрастающая тревога за Хью поутихла.
Когда Хью оглянулся назад и увидел Одрис, смотревшую ему вслед, такую хрупкую и одинокую, он впервые пожалел, что она приехала в Морпет. Ему хотелось сказать ей что-нибудь, чтобы утешить. Он сожалел, что не рассказал ничего о поединке и не предупредил, чтобы она не боялась каждого удара меча; ибо то, что было ужасно для нее, для него было привычно. Наконец, он увидел ее улыбку и отвернулся, потому что боялся, что за вымученной ее улыбкой последуют слезы. Дядя успокоит ее, сказал себе Хью, а после турнира, если она все еще будет напугана, он уверит ее, что она никогда больше не увидит его на поединке. Но, несмотря на его заботу о ней, все же ее страх оказал влияние и на него. Он почувствовал, что должен обязательно завоевать ее.
Хью быстро настиг де Мерли и дядю, которые разговаривали с герольдом. К своему удивлению он увидел, что де Мерли был сердит и одновременно растерян, а его дядя кипел от злости.
— Он… мой наследник, — кричат Ральф. — Как он может поклясться не претендовать на земли? Он должен требовать их!
— Но я не могу участвовать в отчуждении земель, на которые может претендовать Корона, — тревожно сказал де Мерли.
Ральф разразился бранью, и Хью понял, что де Мерли не поверил, что он племянник Ральфа.
Де Мерли думал, что Ральф не мог достаточно заплатить, чтобы уговорить воина рисковать своей жизнью и сражаться с Лайонелом Хьюгом, и обещал ему отдать Ратссон в качестве оплаты. Он успокаивающе положил руку на плечо своего дяди.
— Я внучатый племянник лорда Ратссона, — сказал Хью спокойно. — Я документально могу подтвердить это, и архиепископ Тарстен, а также сестры монастыря, где я родился, поклянутся, что моей матерью была Маргарет Ратссон. Я желаю дать клятву, что являюсь сыном дочери Эрика Ратссона, старшего брата Ральфа Ратссона. И я также поклянусь, что подам королю прошение о признании меня наследником Ральфа лорда Ратссона, и король утвердит его.
Хью чувствовал, что Ральф кипел от злости, и сжал его руку, тогда дядя успокоился. Де Мерли слегка кивнул, не полностью удовлетворенный заявлением Хью, зная, что большего не добьется. Если Хью — племянник Ратссона, то у него есть право на землю, хотя король может быть и недоволен этим. А если он не племянник Ратссона, то у де Мерли есть свидетели, что Хью дал ложную клятву. Он послал одного из помощников герольда за священником, который был неподалеку. Официально церковь не оправдывала турниры, но священнику не нужно было бояться, что, посетив турнир, он будет осужден. Разве это не его долг причастить того, кто смертельно ранен? И в любом случае на поединке, который почти всегда имел смертельный исход, он должен посетить проигравшего и или даже обоих участников, если оба погибнут, и воззвать к Богу, чтобы все восприняли случившееся как волю Божью.
К тому времени, когда наиболее важные зрители собрались на турнир и Хью дал клятву, то обе стороны поля за отмеченной линией кольев были уже заполнены зрителями. Хью оглядел гудящую толпу. Все люди были одеты в самые лучшие одежды, многие сидели и завтракали, поедая то, что принесли из дому. Некоторые подзывали торговцев, которые, продираясь сквозь толпу, торговали своими изделиями. Он улыбнулся, подумав, что его и их желания были прямо противоположными: не потому что их волнует, кто выиграет или проиграет, но они сидели, ожидая долгое и кровавое состязание, в то время как его интересовала, удастся ли ему сбросить сразу сэра Лайонела с седла и снести ему голову при первом же ударе мечей. Он перевел взгляд от толпы к герольду, который взобрался на коня и поскакал в другой конец поля. Хью предположил, что он собирался установить, готов ли сэр Лайонел, и стал вглядываться, надеясь найти и разглядеть противника.
Герольд был местным, и хотя он не особенно уважал сэра Лайонела, который обладал горячим и неуживчивым нравом, но все же относился с определенной долей преданности к еще одному местному магнату. Поэтому он намеревался не предавать огласке новость, которая бы удивила всех. Эта новость касалась лорда Ратссона, которого все считали последним представителем семьи по мужской линии, но который отыскал давно потерянного племянника. Герольд только сообщил:
— Лорд Ратссон, наконец, нашел воина…
— Вы думаете, я боюсь этого? — сердито огрызнулся сэр Лайонел Хьюг. — Я не слепой. Я видел, как его приветствовали. Я знаю, о чем вы думаете. Но моя претензия правомерна, и я не боюсь суда людского или Божьего.
Герольд был раздражен отношением сэра Лайонела. Он собирался поговорить с ним из самых добрых побуждений, потому что, увидев Хью, он уже не был так уверен, как прежде, что сэр Лайонел выиграет. На самом деле он намеревался предупредить сэра Лайонела, что Ратссон нашел родственника, который, без сомнения, одолеет сэра Лайонела, несмотря на результат поединка, потому что король действительно не одобрил этот спор. Сейчас, увидев гнев сэра Лайонела, герольд подумал, что его предостережение не имели смысла. Сэр Лайонел не может отступить из-за того, что появился этот воин, который сможет поддержать и защитить старого и не воинственного Ральфа Ратссона, иначе все графство станет смеяться над ним.
Гнев сэра Лайонела напомнил герольду, что, хотя сэр Лайонел имел некоторое право, требовать Ратссон — согласно традиции приданое бездетной вдовы должно быть возвращено семье, — но он, как и многие другие, не оправдывал ссору с Ратссоном, который был уже старик и после смерти короля Генриха не имел друзей. Никто не хотел рисковать своей жизнью ради Ратссона, и оттого они еще более злились на сэра Лайонела. Поэтому герольд ничего больше не сказал и очень обрадовался, что в этот момент совершенно отчетливо раздался колокольный звон, заглушавший шум толпы. Герольд посмотрел на восток и, судя по высоте бледного солнца, решил, что колокола отзванивают начало поединка.
— Пора, — облегченно сказал он и резко направил коня к центру поля. Достигнув центра, он начал называть участников поединка и оглашать смысл ссоры.
Хью наблюдал, как герольд пересек поле, и с большим интересом смотрел на человека, с которым тот разговаривал, и решил, что это, должно быть, и есть сэр Лайонел. Если сравнить его с герольдом, то сэр Лайонел был выше и примерно одного роста с Хью, и, может быть, тяжелее. Расстояние было слишком большим, чтобы различить мелкие детали, но доспехи сэра Лайонела выглядели изрядно поношенными. Хью подумал, что, возможно, к предостережениям дяди следовало прислушиваться внимательнее, и повернулся к Ральфу, который все еще выражал свое недовольство по поводу подозрительности де Мерли. Он попросил дядю вернуться к Одрис. Де Мерли, увидев, что герольд направляется к центру поля, поспешил занять место судьи. Ральф, казалось, собирался что-то сказать, но вместо слов он обнял Хью, наклонил его голову, поцеловал, снова обнял и поспешил прочь.
Когда герольд начал говорить, Хью подошел к помощнику, который держал в руке несколько копий, и начал внимательно рассматривать их. Он выбрал три копья, на которые указал помощнику. Потом он выбрал еще три на случай, если сэр Лайонел пожелает продлить поединок. Он взобрался на Руфуса и взял в руку первое копье, легко оперев древко на свою правую ступню. Он ожидал, повернув своего боевого коня так, чтобы видеть своего противника. Сэр Лайонел держал наготове копье, обхватив древко рукой. Хью почувствовал, что настало время расплаты, хотя лицо его и не выражало никаких эмоций. Несмотря на разницу в возрасте, Хью был достаточно уверен, что сэр Лайонел меньше участвовал в поединках, чем он, и поэтому имел меньше опыта. Хью хорошо знал, что не обязательно утруждать руку, держа копье, пока герольд разъяснял суть ссоры: обычно они так красноречивы, эти герольды.
В данном случае Хью был только отчасти прав. У него было достаточно времени, чтобы обмотать поводья вокруг передней луки седла, поэтому правая рука будет свободной и он сможет поддерживать ею копье, а в левой будет держать щит, потому что дело было очень сложным и слушать его пришлось долго. В отличие от других поединков на этом герольд фактически не украшал ничем свою речь. Кроме того и участники поединка не нанимали помощника герольда, чтобы тот огласил доблести их и предков. Священник, который принимал клятву Хью, последовал, однако, за герольдом на поле, призывая Бога и святых, чьими мощами он символически освятил ристалище, вершить суд на поединке.
Хью благочестиво помолился Деве Марие, чтобы она поддержала и защитила его. Ему вспомнилось легенда, в которой говорилось о матери Божьей, принимавшей участие в турнирах за рыцаря, который был особенно предан ей, тогда, когда тот не мог выйти на поле, нарушая обещание. Хью прошептал:
— Я не прошу о многом, Госпожа, только взгляни в мою сторону и придай силы моим рукам.
Он закрыл глаза, сосредоточившись на молитве, и не увидел, что священник занял место рядом с дамой де Мерли.
Поэтому бормотание герольда "Во имя Господа, начинайте поединок! " застало Хью врасплох. Его глаза быстро открылись, когда он дошел до середины «Ave Maria», он увидел, что герольд пришпорил коня и поскакал с поля. Хью непроизвольно размотал повод, освободив голову Руфуса, поднял копье в позицию, пришпорил Руфуса и громко закричал, побуждая коня мчаться во весь опор. Он держал наготове щит и следил за приближающимся противником. Они направились прямо друг к другу. Колени Хью крепко сжали бока коня, но он был готов внезапно пришпорить коня и повернуть влево или вправо, чтобы последовать за сэром Лайонелом, если тот свернет в сторону, или уклониться самому, чтобы избежать удара. Сближаясь с противником, Хью понял, что сэр Лайонел — неплохой наездник, но едва успел огорчиться этому, прежде чем они съехались.
Столкновение было жестоким, обе лошади моментально остановились и вздыбились, но Хью прочно держался в седле. Он повернул и приподнял свой щит, посылая Руфуса влево на лошадь сэра Лайонела, а сам наклонился вперед насколько мог. В нем загорелась надежда, когда он отбил копье сэра Лайонела и увидел, как тот откинулся назад в седле, но в следующее мгновение почувствовал, как его по инерции потащило вперед, когда сэр Лайонел, подняв щит вверх, заставил конец копья Хью пролететь над своей головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83