Потом мне пришла в голову мысль, что, может быть, Мелюзина боится наказания за то, что она сделала. Я подумал о тех людях, у которых Стефан конфисковал земли и которых он выслал вместе с их семьями. Возможно, они попросили у нее оружие и припасы, и получили через тех людей, которым она приказала «бежать». Но это было почти год назад, и теперь уже не имеет никакого значения. Все, о чем я беспокоился, так это о действиях Мелюзины в будущем.
Но я ничем не выдал этого беспокойства Мелюзине. Она была в хорошем настроении, снова шутила и восхищалась местностью, которая уроженцу юга показалась бы слишком дикой и бесплодной. Только тогда, когда мы проезжали мимо Карлайла, Мелюзина притихла, стала печальной и молчаливой. Пожалев Мелюзину я не стал останавливаться на ночлег в крепости, а послал Мервина вперед, чтобы он нашел приличное место, где бы мы могли переночевать. Я не собирался беспокоить Мелюзину этой ночью, но она ласкалась ко мне, и я занимался с ней любовью, пока она не устала (я тоже устал) и не заснула. На следующий день я поехал по той дороге, по которой шла армия: на запад к побережью, потом в глубь страны и снова на север. Я не знал другой дороги. Но когда я повернул на запад, Мелюзина подозвала меня и удивленно спросила, почему я не хочу ехать в Улль, а потом сказала мне, что есть более короткий путь. Она объяснила, что путь в Улль по длинной дороге займет не менее трех дней (я знал, что это правда, потому что армия шла по нему больше недели), но мы можем приехать в Улль еще до сумерек, если поедем по пути, который укажет она. Было что-то странное в том, как она выглядела и вела себя со времени ее сегодняшнего пробуждения. Вначале, когда она говорила о короткой дороге в Улль, я подумал, что ее мучают грустные воспоминания, но потом стал сомневаться в этом. Конечно, я не мог поверить, что она настолько глупа; что попытается убежать от меня или завести нас в засаду, и согласился поехать ее дорогой, но все же приготовился к неприятностям и предупредил своих людей, что мы вступили в дикую и опасную местность.
Сначала между старой дорогой на Пенрит и той, по которой мы ехали из Джернейва, не ощущалось большой разницы, но когда мы проехали какое-то расстояние от города и поднялись на возвышение, Корми позвал меня голосом, в котором явно чувствовался страх. Я положил руку на эфес меча, прежде чем посмотрел туда, куда он указывал, а Мервин, стоявший ближе ко мне, пробормотал:
– Волшебство!
– Волшебство? – переспросил я.
Мы увидели круглую поляну. На ней не было ни единого куста, а выглядела так, как если бы ее аккуратно косили. – Но волшебство – это дело маленького народа. А поляна была около двадцати ярдов в диаметре, и на ней был глубокий ров и канава. Однако я сомневался, что этот ров и канава предназначены для обороны. Во-первых они были слишком велики и глубоки, чтобы быть делом рук маленького народа, и к тому же недостаточно глубоки, чтобы ж скрыть защитников. Во-вторых я видел вершину насыпного |укрытия, но там не было следов от частокола. Более того я видел, что там была приглашающая тропинка из зеленого дерна, которая вела в круг. Я вопросительно посмотрел на Мелюзину.
– Я не знаю что это, – сказала Мелюзина, отвечая на мой вопрос. – Но я проезжала здесь много раз, и со мной не случалось ничего плохого.
Ее голос был ровный, как если бы ее не интересовало это странное место. Но мне показалось, что она знает больше, чем говорит.
– Это страна леди Мелюзины, – сказал я людям. – И это место безопасно…
– Нет, я не говорила этого, – перебила Мелюзина. – Я знаю, что один человек может здесь пройти днем в безопасности. Но это все, что я знаю. Я не хочу, чтобы кто-нибудь попал в беду из-за того, что я успокоила его больше, чем могла.
Ее слова заставили меня задать себе вопрос, не намеренно ли Мелюзина предупреждает нас, чтобы мы быстрее уходили, потому что этот круг – условное место встречи мятежников. Я осмотрел снова это место, когда мы спустились с холма, и посмеялся над своей глупостью. Какой здравомыслящий человек придет, задумывая какой-то заговор, в это странное место, когда он может встретиться со своими сообщниками у своего же костра, в безопасном лесу или в поле, где у него меньше шансов быть замеченным. Мелюзина, должно быть, сказала правду об этом круге, даже если она и не говорит все, что знает.
Когда мы спустились вниз, лужайка оказалась спрятанной деревьями, которые росли по краям дороги. Мы осторожно проехали это место легким галопом, но долго удержать эту скорость не смогли. Мелюзина (а ее, кажется, забавляла наша осторожность: она впервые за этот день развеселилась) вскоре крикнула нам, чтобы мы разворачивались. Она остановила Кусачку у начала узкой дорожки, которую я посчитал тропинкой для игр. Дорожка вела на юго-запад, туда, где, казалось, была лишь непроходимая глушь. Но мы не проехали и мили, как выбрались из зарослей и тропинка повела вдоль маленькой речки. Я понял, что это не дорожка для игр. Низкие ветви были обрублены настолько, чтобы здесь могли проехать нагруженные лошади, но видимо, это происходило редко, потому что, как я заметил, свежая поросль не была срублена. Мелюзина это тоже заметила, но что она подумала, я не знаю: ее лицо стало непроницаемым, темным и печальным.
Дорожка хоть и была узкая, но хорошо расчищенная и по ней было легко ехать. Примерно с час мы продвигались без всяких неожиданностей, пока на невысокой возвышенности нашему взору не открылся небольшой луг. Даже у меня перехватило дыхание и я не мог оторвать глаз от раскинувшейся перед нами красоты. Мелюзина остановилась рядом со мной. Я услышал, как из ее груди вырвался звук похожий на всхлипывание, и, не посмотрев на Мелюзину, похлопал ее по руке. А перед нами лежало озеро, отсвечивающее серебром под светло-серым небом. Оно тянулось до отвесных холмов, складками переходивших из одного в другой. Леса отражались в водной глади, и рядом с нами она казалось зеленой, а вдалеке – голубой и фиолетовой. За исключением нескольких овец, пасущихся на лужайке, четырех маленьких домиков, какой-то постройки вроде конюшни и огороженного загона для лошадей около воды, там не было никаких следов деятельности человека. А на восточном берегу озера (я, конечно, не был уверен, но мне казалось) холмы отвесно падали в воду.
Хотя берег и казался отвесным, но там, видимо, была складка земли, за которой должна быть пашня. Однако поскольку дорожка снова повернула на восток и повела нас за какими-то строениями, то мы не могли увидеть этого.
Затем дорожка повела на юг, вдоль западного берега озера, и Мелюзина уверенно пустила Кусачку рысью через северную часть равнины, а потом прямо к озеру. Когда Мелюзина резко повернула направо и исчезла я окликнул ее, опасаясь, что она может упасть в воду. Но не услышал всплеска воды, и поэтому довольно спокойно ехал вперед, пока не оказался на тропинке, которая была не шире туловища Барбе и висела прямо над водой. Правда, здесь было невысоко – четыре или пять футов, но впереди я увидел место, где дорожка не была ограничена огромными деревьями и висела на высоте более сотни футов.
Фечин, смотревший по направлению моего взгляда, пробормотал:
– Нам нужны пауки, а не лошади, чтобы проехать здесь.
Мелюзина была уже довольно далеко впереди, и я только пожал плечами и мягко тронул Барбе вперед. Он охотно пошел вперед, и я догадался, что тропинка достаточно твердая и ровная.
– Не смотрите вниз! – крикнул я через плечо. – Смотрите вперед и на дорогу, чтобы на ней не было ямок и камней.
Я поехал вперед за быстро удаляющейся Мелюзиной и закричал ей, чтобы она остановилась. Но ее чертова лошадь, вместо того чтобы остановиться, пошла вперед рысью. Мелюзина не сдерживала ее, а я не мог ехать за ней с такой скоростью, да и Корми уже кричал мне, что нужно помочь Эдне. Я ругал Мелюзину, пока возвращал Барбе на несколько шагов назад к более широкому месту, чтобы развернуть его. Мелюзина не могла уехать далеко, но я был охвачен страхом, что она использовала первый же представившийся шанс, чтобы убежать.
Я обругал Эдну, хотя она, бедняжка, не заслужила этого. Честно говоря, я удивлялся, с какой легкостью она принимает все неудобства нашей долгой поездки. Она оказалась очень привязанной к Мелюзине и обладала стоической выдержкой в этом путешествии. А у Эдны было лишь несколько часов, чтобы научиться сидеть в седле. Мы уже проехали почти сорок миль от Джернейва, когда Эдна спешилась на ночлег прошлой ночью, Мелюзина обратила внимание на ее одеревеневшие ноги и попросила меня послать человека за мазью, чтобы смазать воспаленное тело Эдны. И придя утром помочь Мелюзине одеться, Эдна уже чувствовала себя лучше, хотя все еще не слишком хорошо. Она не жаловалась, когда Фечин помог ей сесть в седло Мервина и потом, когда пересела в седло Корми, чтобы дать отдых лошади Мервина. Наверное, она чувствовала слабость от боли и усталости, поэтому увидев извивающуюся по утесам тропинку, настолько испугалась, что чуть не упала в обморок.
– Разрешите мне идти пешком, – умоляла Эдна, когда я спросил ее, сможет ли она двигаться дальше после небольшого отдыха.
– Я смело пойду. Я побегу, чтобы не отстать, но я не могу сидеть так высоко в седле и смотреть в бездну.
– Милорд… – начал Фечин и вдруг остановился, обратив свой взгляд за мое плечо.
Я быстро повернулся и увидел Мелюзину, возвращающуюся к нам быстрой рысью. Я еле сдержал крик радости. Моя жена (как приятно звучало это слово, хотя я никогда не произносил его вслух) не воспользовалась возможностью скрыться.
Фечин покачал головой и посмотрел на меня.
– Ваша жена делает из нас дураков, – сказал он, – но нам будет легче пройти здесь пешком.
По-видимому, Мелюзина услышала его, потому что воскликнула:
– О, простите меня!
Это действительно звучало как раскаяние, а в какой-то степени и смущенно. Мелюзина протянула мне руку, и я мягко пожал ее. Бели бы там не было мужчин, я бы поцеловал ее. Мое облегчение было так велико, что во мне опять проснулось желание, и, если бы я мог, я бы спешился, снял Мелюзину с лошади и прямо там занялся с ней любовью. Мелюзина, должно быть, прочла это на моем лице (я надеюсь, что не заметили остальные), потому что она слегка улыбнулась мне.
– Я… я думала о другом, – сказала Мелюзина. – Я забыла, что твои люди не привыкли к нашим дорогам. Эта дорога совершенно безопасна, честное слово, но твои люди могут пойти пешком, если хотят. – Мелюзина посмотрела на Фечина и улыбнулась. – Вам только нужно никуда не сворачивать с дороги и ехать вдоль озера. Здесь есть четыре поворота, но все они сворачивают от озера. Улль находится отсюда менее чем в трех лье. Поезжайте по дороге вдоль озера, и вы не заблудитесь.
Мужчины спешились со вздохами облегчения, а я повернул Барбе и поехал за Мелюзиной. На этот раз Мелюзина не позволила Кусачке ускорять шаг, и я не отставал от нее. Дальше дорога повернула, стала более ровной и широкой, так что я смог ехать рядом с Мелюзиной.
– Ты не пригласила меня на эту прогулку, – заметил я, – но знай, что дрожу в своих стременах и надеюсь, что ты будешь двигаться с умеренной скоростью.
Мелюзина сделала умно, посмотрев на Барбе, а не на меня. Лошадь не проявляла нервозности (а Барбе был нервный конь), и Мелюзина решила, что и я ничего не чувствую.
– Я не думала, что ты допустишь, чтобы я ехала в одиночестве, – сказала она, – да я и не хочу ехать одна весь этот путь.
– А что, есть какие-то причины, по которым мне не следует оставлять тебя одну? – спросил я.
Наступило короткое молчание. Мелюзина первая прервала его, мягко сказав:
– Извини, что не вернулась сразу, когда ты меня позвал. Я услышала твой приказ остановиться, и это разозлило меня. Я ведь не поняла, что у вас что-то случилось, а подумала, что ты решил, будто я пытаюсь убежать. Но я не стану убегать от тебя. Я держу свое слово.
– А тебе не пришло в голову, что могут быть другие причины, по которым я не хочу оставлять тебя одну? Ты мне очень дорога, Мелюзина, а это – дикая страна…
– Только не для меня, – перебила, улыбаясь, Мелюзина. – Здесь нет бандитов, – ее улыбка внезапно растворилась, – или не было. Возможно, хорошие люди были вынуждены заниматься разбоем с тех пор, как я уехала, но никто из них не тронет меня.
– Мне очень жаль, если хорошие люди стали разбойниками. Королю тоже будет жаль, – сказал я Мелюзине. – Он не хотел этого. И если я увижу, что к людям плохо относятся, то сделаю все что могу, чтобы изменить это.
Мне показалось, что последние мои слова не понравились ей. По-видимому Мелюзина не хотела, чтобы я выражал интерес или сочувствие к ее людям. Это вызвало у меня новое опасение. Королева хотела, выдать Мелюзину замуж для того, чтобы ни один камберлендский лорд, верный королю Дэвиду, не смог жениться на ней и добиваться через нее ее земель. А сейчас мне пришло в голову, что вдова будет так же пригодна для этой цели, как и незамужняя девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81