Он выхватил меч из поножей и встал в стойку.
Ничего особенного не стоило бы ему порубить к такой-то матери всех этих надутых от важности стражей числом в две дюжины. Да и все делать самому не пришлось бы: встал бы рядом Симон с мечом, а остальные, вооружившись обломками веток, в изобилии заброшенных в сад рукотворным землетрясением, помогли бы им. Но мгновенно были натянуты тетивы на луках, ощетиненных стрелами с бронзовыми наконечниками, и каждая нацелилась на каждого ученика, а на Петра - так и вовсе штук восемь.
И опять - ушел бы Петр от стрел, он от пуль умел уклоняться, но что делать с остальными одиннадцатью? Они должны остаться живыми, стерва История не поймет преждевременной смерти будущих апостолов. Как там в старой доброй песне: "А пуля знает точно, кого она не любит: кого она не любит, в земле сырой лежит..." Здесь не пули, здесь стрелы, но Петр знал: среди стражников, посланных Кайафой, вряд ли были мазилы...
– Стойте! - поднял руку Иешуа. - Не нужно кровопролития. Я - тот, за кем вы пришли. Не трогайте моих друзей, они просто хотели защитить меня. Разве всякий из вас не поступил бы так же со своим другом?..
Тщетный призыв к добросердечию стражников. Они - профессионалы, а для профи слова - всего лишь слова. За ними - пустота. Поэтому луки по-прежнему остались натянутыми, а меченосцы быстро окружили Иешуа, оттеснив от него учеников, и повели вниз, освещая чадящими факелами еще недавно исхоженную, теперь заваленную камнями, ветками, просто грудами рыхлой земли дорогу в город.
Петр смог услышать странно замедленную, тягучую - вот она, прыгающая кошка! - мысль, хорошо знакомую, но сформулированную впервые, не исключено Петру и адресованную, хотя официально адресат был другой:
"Господи, прошу Тебя, пронеси эту чашу мимо меня..." И все. Тишина. Безмыслие.
Петр только успел назвать про себя имя: -"Йоханан..." - как тот, опередив мысль учителя и друга, уже исчез в темноте, зная, что должен поспеть в дом Кайафы раньше процессии с арестованным. Он тоже был профи, и ему не стоило напоминать о необходимом. А вот остальные десять повели себя по-разному. Симон и Иуда, не заметив, впрочем, маневр Иоанна, тоже нырнули в темноту следом за Иешуа, окруженным стражниками, Симон даже меч не спрятал. Петр хотел было задержать их, но не успел, подумал: вряд ли они станут ввязываться в бой, не дураки ведь, скорее - проследят конвой до дома первосвященника. Пусть их. Был уверен: Иоанн почувствует их, не позволит увидеть, что он вошел в дом врага... Андрей сидел на земле, плакал, не стыдясь слез, все время бессмысленно и неизвестно кого спрашивая:
– Что же теперь будет? Что же теперь будет?..
Яаков и Фома смотрели на Петра с немым ожиданием: что делать? Как действовать? То же, что и Андрей, только - молча и без слез.
Кто-то не успел еще отойти от той минутной силы, которая совсем недавно обрушилась на них невесть откуда, двигался замедленно, не совсем ощущая себя в реальности. Кто-то просто сидел и ждал - тоже непонятно чего. Чуда? На сегодня - все, чудеса исчерпаны...
Петр взял командование на себя, что, впрочем, от него ждали.
– Всем - в дом камнереза, где провели седер. Выяснить: что там натворило землетрясение, что с женщинами. Если надо - помочь. Оставаться в доме до моего прихода. Никаких самостоятельных действий. Это - приказ.
– А ты куда? - ревниво спросил Яаков.
– Я послал Йоханана проследить, куда поведут Машиаха. Очень надеюсь, что эти два сумасшедших, Иуда и Шимон, не испортят Йоханану слежку, не вспугнут стражников... Я иду к дому первосвященника: не может быть, чтобы захват Иешуа обошелся без него. Все встречаемся в доме камнереза. Никому не расходиться, иначе потеряемся - и Иешуа не поможем, и сами дурных дел наделаем... Все поняли?.. В путь, быстро!
Петр знал, где Иешуа дождется утра: в одной из каменных пе-.щер под домом Кайафы, откуда выбирался камень для строительства дома. Иоанн пройдет в дом, выяснит у Кайафы подробности суда или заседания Малого Совета, что это было не суть важно, и очень желательно, чтобы он - закулисно, естественно! попри-сутствовал во время разговора первосвященника с Машиахом. Если он состоится, этот разговор... В канонических евангелиях написано, что "книжники, фарисеи и синедрион", то есть скорее всего вышеназванный Малый Совет, собрались у Кайафы этим утром и лично допрашивали Иешуа. На самом деле это было вряд ли возможно. Кайафа наверняка с немалым трудом и хитрыми интригами собрал голоса того минимума священников, которые поверили ему или просто послушались его и заочно приговорили назаретянина к распятию, позволив Кайафе арестовать его, вырвать разрешение у Пилата и успеть казнить до заката, до начала субботы, которая, как и любые следующие сутки, начинается здесь в шесть пополудни накануне. И так уж, как говорила Клэр, уломанный авторитетом Кайзфы Малый Совет пошел на немыслимое нарушение традиций: в пасхальную неделю казни запрещены. Пилату на то, конечно, наплевать, но правоверным - вряд ли... Так что Кайафе отдуваться за всех, хотя, не исключал Петр, на суде у Пилата появится и близкий Кайафе человек - саган, священник второй чреды, и вообще второй человек в Храме. Возможно явление и кое-кого из коэнов третьей и четвертой чреды, но это уж как получится. При всей боязни ими первосвященника, зря светиться перед народом они не захотят, большинство из них свое дело сделали, осудили к распятию - и свободны.
Если бы в Службе Времени существовали возможности поощрения своих секретных сотрудников, Петр с удовольствием выторговал бы для Кайафы по максимуму. Но это уже бред и совсем не научная фантастика. Ведь секретные они еще и потому, что даже не подозревают о своей высшей секретности.
Но Кайафа был хорош, очень хорош!..
Все эти вольные размышления привели Петра к простеяькс мысли о том, что он сам преотлично может появиться в доме первосвященника, как известный тому эллин Доментиус, тем более что ему до суда у Пилата делать, по сути, нечего, только дожидаться рассвета в своем доме в Нижнем городе, а потом идти и всемерно утешать мать Марию и учеников. Только в чем утешать? В том-то и штука, что Петр не знал - в чем. Говорить, что не казнят сына и Учителя, - вранье, всем понятное. Нести высокие слова о Вере, которой, как сказал Машиах, они все беременны, - не его это занятие. Успеет он прийти к ним до суда у прокуратора, а пока - переодеться и к Кайафе. И сам оправдал свое решение: Иоанн твердо помнит, что он у первосвященника- человек Доментиуса, а ученик-отличник Кайафа может самостоятельно ненароком и дров наломать, обвинить, например, назаретянина в работе на заговорщи-ков-эллинов...
Вот уж что тайна, то тайна! Только Клэр могла с сомнением предположить здесь эллинский заговор, на самом деле - никаких эллинов нигде не наблюдается, и в Истории они в данном конкретном случае отсутствуют, их сам Петр одушевил и виртуально воплотил в жизнь.
А судят всего лишь провинциального пророка, замахнувшегося на титул Царя. Иначе - богохульника.
В дом к Кайафе Петр в облике эллина прошел беспрепятственно. Времени было - три часа сорок две минуты. Хотите - ночь, хотите - утро.
Кайафа не ложился. Он встретил Доментиуса во всем домашнем, без давешнего парадного кидара с золотой табличкой. Не здороваясь, спросил удивленно:
– Ты откуда? - добавил, не скрывая радости: - Хорошо, что ты здесь...
На вопрос Петр отвечать не стал, сразу перешел к делу:
– Где нацеретянин?
– В пещере под домом... - Почему-то добавил: - Там сухо...
– Да хоть бы и мокро, - усмехнулся недобро Доментиус-Петр.
– Ты с ним встречался?
– Зачем? - удивился Кайафа. - Его уже осудили к смерти. И не его одного. Еще Варавву, зилота, которого захватили воины префекта, и его помощника Ахава, тоже разбойника...
– Не понимаешь ты... - досадливо сказал Петр. - Есть в доме кто-то из твоих людей? Я имею в виду священников, членов Совета.
– Йонатан, мой коэн-саган, в трапезной. С ним - Анан и Йосеф, коэны третьей чреды.
– Они пойдут с тобой к префекту?
– Обязательно.
– Тогда позови их сюда, и пусть приведут нацеретянина. Он должен знать, в чем его обвиняют.
– Одного его? А зилотов?
– Этим-то что объяснять? Их взяли сами римляне и с оружием в руках. Преступление - налицо. Да и о чем с ними говорить? Они пусты, как бой большого тофа. А с нацеретянином не грех и побеседовать. Разве тебе самому это не интересно?
Петр легко услышал быструю мысль: нет, неинтересно. Плюс удивление: а о чем с ним беседовать?.. Но вслух было иное:
– Поговорю, если надо.
– Поговори, Кайафа. Ты должен знать, кого пошлешь на смерть.
– Ты побудешь с нами при допросе?
– Ага, все-таки - допрос, а не беседа. Куда достойнее для первосвященника!.. Петр посмотрел на него, как на отличника, вдруг ответившего ахинеей на простой вопрос.
– Одумайся, Кайафа! Что здесь делать эллину?.. Я подожду там. - Он кивнул на тяжелую красную занавеску, отделяющую зал для гостей от соседней комнаты. Я услышу вас?
– Встань за занавесом, все будет прекрасно слышно.
– Только помни: ты обвиняешь его в присвоении великого титула Царя Иудейского, на который он бесчестно посягнул и повел за собой как воинов-зилотов, так и простых людей. Это уже святотатство. А обещание разрушить Храм и выстроить свой? А осуждение ритуала принесения жертв Богу, который идет от отца вашего Авраама?..
– И никаких эллинов? - хитро улыбаясь, спросил Кайафа.
– Какие эллины? - удивился Петр. - Не вижу никаких эллинов.
– Два замечания, если позволишь, - сказал отличник Кайафа. - Теоретически он имеет право на трон: он по отцу из рода Давидова. И еще. Есть в Законе некоторые места, где говорится о том, что Богу противны жертвы...
– Пустое! - отмахнулся Петр. - Эти места вы все давно и прочно забыли. А что до рода - так Давид жил тысячу лет назад. Сколько у него потомков сегодня бродит по твоей земле? Тоже тысяча? Или больше? А если все они захотят в цари?.. Пустое, Кайафа, - повторил, - вы его уже осудили, так сообщите - за что. И - с Богом! Да, - вспомнил неожиданно, - что это за землетрясение случилось в Иершалаиме? С каких таких пор здесь трясется земля?..
– Бывало и прежде... - пожал плечами Кайафа. - Жертв, насколько мне доложили, нет, только земля за восточной стеной ушла глубоко вниз. Но это не страшно.
– Вот и ладно, - вроде бы успокоился Петр. - Тогда зови своих людей.
И, отодвинув занавеску, оказался в небольшой комнате, явно - в спальне Кайафы. Взял кушеточку, стоявшую у изножья кровати, поставил ее около занавески и прилег в ожидании.
Он хорошо слышал, как сначала пришли священники, как они тихо переговаривались с Кайафой: больше всего их пугала утренняя встреча с Пилатом, которую прокуратор назначил на одиннадцать тридцать утра, ничуть не заботясь о том, что ровно через полчаса наступало время второй молитвы и правоверным - а священникам тем более! - следовало бы помолиться Господу. Хотя бы за то, чтоб он простил их, нарушающих традицию не проливать человеческую кровь в неделю Песаха. Петр полагал, что прокуратор сделал это ненамеренно. Вряд ли он вспомнил о времени какой-то еврейской молитвы. И уж тем более не слыхал о чуде, когда Бог отвел руку Авраама с ножом, занесенным над сыном его Исааком. Пилат, как известно, Тору даже в руках не держал.
Кайафа помощников успокаивал, но Петр чувствовал, что сам он не был уверен в том, что вредный Пилат утвердит решение суда, От Пилата, ненавидящего Кайафу, ждать можно было любой пакости. К примеру, помилования назаретянина. И опять Петр чувствовал - Кайафа не Иешуа, мысли его читались легко! - что первосвященник не слишком волновался. Ну, помилует и помилует. Доментиус же заявил прошлый раз: Пилат - не его, не Кайафы, проблема. Сам пусть и расхлебывает. Как ни забавно, но первосвященник по-прежнему не слишком верил в опасность для себя и Храма от какого-то галилейского Машиаха. Принял это как должное, а все должное для него - почти закон.
Да, еще вопрос - к месту: где Иоанн? Не спросил у Кайафы, а уже поздно. Сейчас приведут Иешуа. Жаль, лучше бы Иоанн был рядом...
Но и впрямь было поздно: Иешуа привели.
Петр услыхал, как он вошел и ясно, без какого-либо малейшего страха, произнес:
– Мир тебе, коэн-гадол Кайафа. Мир и тебе, коэн-саган Йонатан. Мир и вам, коэны Анан и Йосеф.
– Откуда ты знаешь наши имена? - это, судя по голосу, спросил кто-то из помощников Кайафы, и изумления в голосе было -через край.
– Я как-то говорил в Храме вашему священнику: я знаю все, что знает Господь о моей земле и моих подданных. Почему бы мне не знать ваши имена?
– Что это значит: "твои подданные"? - это уже Кайафа, тут уже никакого изумления - одно высокомерие. Так по роли, но так, понимал Петр, и по жизни. Кто ему этот галилеянин? Он уже практически мертв. Вот если только не Пилат... - Ты считаешь себя Царем Иудейским?
– Это ты сказал, - традиционно ответил Иешуа. Петр чувствовал улыбку в голосе ученика. И сразу же - звук пощечины. И голос другого помощника первосвященника:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81