Но, может, Петр был не так уж и не прав? Может, вера действительно род топлива, если она сложена из неведения и страстного, неостановимого желания мочь все?
Гадания, шаманство... Артефакт или, по-простому, черный ящик, нельзя объяснить по определению, иначе он перестанет быть артефактом. Что у него на входе - это известно. Петр, изъясняясь метафорично, от входа не отлучается, дежурит денно и нощно. А что на выходе? Темень... Как по-прежнему любят приговаривать м.асте-ра преферанса: знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Мертвая поговорка! Жить в Сочи - врагу не пожелаешь, экология там - страшно представить, только-только начали чистить Черное море, весь проект рассчитан лет эдак на тридцать. А за карты Петр никогда не садится: некорректно, он же видит, что в прикупе.
А здесь, повторим, темень.
Что не могущий все в силах противопоставить всемогущему?
У них только одно общее - срок. Сорок дней. Все тот же кот все так же скупо наплакал. А Иешуа, похоже, считает, что ему сорока дней - достаточно. Может, он научился управлять матрицей? Обычным способом: не зная - как он это делает, но отлично зная, что хочет... Тогда естественно и просто рождается страшная, крамольная, но так и рвущаяся в голову мысль: а не прав ли циничный, но рационально здравый Дэнис, который уже похоронил для себя главный объект тяжкого и надоевшего Службе проекта "Мессия"?.. Дело за малым - похоронить в действительности.
Или еще проще: повеситься самому Петру. Вместо Иуды. И гори все ясным огнем!
ДЕЙСТВИЕ - 5. ЭПИЗОД - 5
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан
Бессмысленно пересказывать все, что произошло утром следующего дня, первого дня новой недели после столь трагичного и тяжкого для матери Иешуа и его учеников шабата. В синопсисах события начала Воскресения отражены, как показала действительность, более-менее точно, поскольку Иешуа не противился Петру, поступал так, как тот указывал, - когда пришел черед поступать, - был послушен, но не похоже на себя рассеян. Петр даже вспомнил к случаю строчку из давних стихов забытого автора двадцатого века, метко определившего собственное душевное состояние: "...ибо глаза мои здесь, а взгляд мой там". Имя автора, повторим, забылось, но строчка помнилась и очень подходила состоянию Иешуа: взгляд его был уж точно не здесь, не в Иершалаиме, а где - о том Петр мог только догадываться, но противился догадкам, как страус, спрятавший от опасности голову в песок.
Сказано было: еще сорок дней впереди, подождем, чего зря гадать...
Вероятно, две Марии поутру примчались к могиле, обнаружили - как и написано в Евангелии от Луки! - "камень отваленным от гроба", а сам "гроб", то есть могильную пещеру, - пустой. Петр в столь важный момент около могилы отсутствовал, но реакцию близких предположить было нетрудно, тем более что никакой Ангел - вот тут уж вопреки синопсисам! - им ни у могилы, ни по дороге не встретился и ничего про Воскресение не разъяснил. Это уж наверняка! Неоткуда ему было взяться.
Потом Петр узнал, что ученики, Лазарь и две его сестры Мария и Марфа тоже пришли к могиле, просто они отстали от матери и Марии из Магдалы, но ненамного, так что изумление и ужас были для всех общими. Первая мысль: тело украли. Кто украл? Ясно как день - люди Кайафы. Иоанн тщетно пытался убедить всех, что ни людям Кайафы, ни самому первосвященнику тело.Машиаха никак пригодиться не могло. Иоанн даже намекал на промысел Бога, на некое знамение, будто бы явившееся ему, Иоанну, минувшей ночью, ему не верили, версия кражи грела больше, но тут появился Петр, а следом за ним шел Иешуа. Тут-то и стало кристально ясно, что обозначенный выше "взгляд там" как нельзя лучше подходил к ситуации - раз, к воскресшему Иешуа - два, к остальным участникам сцены Воскресения - три. Особенно - к участникам' Можно, конечно, описать состояние оных, но зачем? В синопсисах все сказано, как должно быть, а как было на самом деле, всякий легко может представить себе. Исходные просты: два дня назад самого близкого человека похоронили, только-только пришло время соблюдать траур по еврейским законам, а он, похороненный, - вот он. Жив, здоров, а что до "взгляда там", так он же, подумайте сами, откуда явился? Оттуда...
В ночь накануне воскресенья (день недели, попросту называемый первым) и Воскресения (контрапункт всей истории с проектом "Мессия") Петр получил из Службы просимые книги. Он неглупо составил запрос, прекрасно понимая, что тот вызовет у подозрительного Дэниса законные фрустрации. Мол, надо ли? Мол, зачем? Мол, не в правилах Службы отягощать объекты лишними знаниями о будущем - тем более если оным объектам в будущем места нет. Петр - пока Иешуа спал или, по своему обычаю, притормаживал работу мозга - сочинил маляву (тоже слово из проф-жаргона Мастеров и Номеров...) начальникам, где убедительно, опираясь на известные в Службе особенности характера и менталитета объекта, мотивировал необходимость.знания им того, что случится после Вознесения, логикой партнерского принципа. Партнеры - читай: соратники, единомышленники, подельники, то есть люди, имеющие равные права на мнение о цели партнерства и о способах ее достижения. Так считал Петр. Он, как Мастер, волен был выбрать для исчезновения объекта из Истории два пути. Первый - исчезновение физическое, то есть путь, на который Петр идти сознательно не собирался, ни разу в своей практике не вступал, о чем руководство знало. Знало, что не вступал, но не знало, что не собирается. Но ведь не сам Петр вызвался вести проект "Мессия", руководство его и назначило, не очень, надо признать, представляя, в какие нети сей проект зайдет. Пока никто Петру конкретно не приказывал устранитьобъект после так называемого Воз несения. Ясно: тянули время, решение было хоть и абсолютно необходимым, но достаточно некорректным - по отношению к Петру в первую очередь. Сорок дней - срок для пребывания Иешуа на этом свете определен. Ближе к исходу срока, догадывался Петр, его выдернут в Службу и объяснят" стараясь потактичнее, необходимость ликвидации объекта, может быть, даже что-то про матрицу расскажут, про опасность, про непредсказуемые последствия и прочую лабуду, И поставят перед фактом; или сам, голубчик, выполняй, или мы тебя под финал заменим на менее чувствительного. Даже не на Мастера заменим. Тут и любой Номер дело сделает,. Или есть малозаметная для "службистов" профессия Исполнитель. Чего исполнитель? Да всего...
Петр все это понимал, прикидывался паинькой, лихорадочно искал выход. Сорок дней - срок достаточный для того, чтобы найти этот выход. А пока - никто не сомневается в однозначности финала: объект вознесся и исчез. О трактовке понятия "исчез" по-.. говорим позже, если вообще поговорим. А пока - о книгах. Они и нужны-то как раз для того, чтобы у объекта не возникло никаких ненужных вопросов либо сомнений в течение этих сорока дней. Ну будет он знать что-то лишнее - так ведь срок сохранения знаний копеечный в масштабе Истории. Повторим: объект вознесся и исчез. Какая кому разница - исчез он, зная Новый Завет и дайджест по истории религии или не зная? Никакой никому. Да пусть он хоть всю историю мира, его географию, экономику, философию и политику проштудирует - все равно ведь исчезнет!..
Короче, книги пришли.
Иешуа умудрился не обалдеть, даже увидев тайм-капсулу, толково спрятанную в специально отрытой пещере в подвале дома. Взгляд его уже тогда находился "не здесь", сбивчивый и путаный рассказ Петра о будущем религии что-то включил в проклятой матрице, что-то дополнительное, что еще дремало до срока, но этот срок, судя по всему, настал, поэтому Иешуа сейчас был явно не в себе. Красивое понятие "одержимость" существовало во все Времена, и, хотя в века расцвета христианства это понятие навязчиво предполагало гнусное влияние "беса" и влекло за собой пытки и смерть, время Петра - да и задолго до него! - превратило термин "одержимость" в нечто светлое и высокое, а "бес" плавно сменился "идеей", например. Петр не ведал, какой бес сейчас владел учеником, но идею тот высказал очень внятно: "Я исполню все!" Именно поэтому Иешуа было наплевать на неизвестное и вместительное устройство, которое возникло в доселе пустой пещерке, но на ожидаемые книги он набросился с высокой и светлой одержимостью.
Когда они уходили из дома и отправлялись на Елеонскую гору, чтобы, значит, воскреснуть и продолжать учить ближних сорок дней, Иешуа книги уже одолел, как говорится, в первом чтении, он вообще очень быстро читал, фотографически запоминая текст. Поэтому завтракал он нехотя, разговаривать с Петром не желал, "взгляд там" вел его своими дорожками, которые, как .казалось Петру, были далеки от сверхважного процесса Воскресения, что Мастера не могло не беспокоить.
Оказалось - напрасно.
Иешуа очень обыденно, словно воскресал не раз и привык к этому рутинному делу, поздоровался с каждым, крепко обнял каждого, каждому что-то свое, отдельное, пошептал на ухо, и эта обыденность сняла ожидаемые Петром эмоции родных и учеников: ни тебе излишних восторгов, ни тебе обмороков, ни тебе всяких ритуальных возгласов типа - "Слава!" или "С нами Царь Иудейский!".
Только Фома, получивший в веках сомнительную кличку "неверующий", к махонькому удовольствию Петра, немедля оправдал ее. Потребовал:
– Покажи нам раны, Равви. Неужели они зажили? Вот так: то, что распятый воскрес, - это дело житейское, а вот зажившие за два дня колотые раны...
А они и вправду зажили, хотя и остались еще уродливые, покрытые коркой шрамы на запястьях и лодыжках.
– Неужто совсем не больно? - спросила мать, не отпускающая сына, вцепившаяся обеими руками в его наплечный платок.
– Все прошло. Не беспокойся, - рассеянно отвечал Иешуа, улыбаясь и глядя куда-то вдаль, поверх голов собеседников. - Я опять с вами. Не стоит больше печалиться... - И вдруг заинтересовался: - Вы куда-то торопились?
Иоанн, единственный из всех, кто понимал происходящее, счел нужным вмешаться, взять на себя лидерство среди "непонимающих":
– Мы пришли к твоей могиле, Учитель, где накануне дня шабата оставили тебя мертвым. Сегодня - первый день недели и второй - траура. Но ты знаешь: в шабат можно только молиться, а сегодня соседи Лазаря в Вифании должны приготовить поминальную трапезу... - Он говорил подробно, мягко, как человеку, впавшему в состояние амнезии, напоминал об известном и привычном, но звучало это вполне к месту. А что? Человек отсутствовал в этом мире, мог и забыть о земном. Да и чувствовал Иоанн - как и Петр, - что мысли Иешуа сейчас где-то далеко, что могучий и непонятный механизм под названием "мозг" что-то обсчитывает, бросив на сей процесс всю свою мощность. Как компьютер. А на бытовое у него не осталось ни байта... - Мы ждали встречи с могильным камнем, а увидели живого Машиаха. Попробуй представить наше изумление и нашу радость!
Петр чувствовал, как Иоанн пытается пробиться в сознание Иешуа, но безуспешно. Он, Петр, уже попробовал и бросил, поскольку прервать работу компа, считающего программу, можно только одним способом - вынуть из него винт-кристалл. Но то, что не удалось Петру, получилось у Иоанна. Иешуа внезапно ожил, глаза его, до того застывшие и невидящие, загорелись, он словно решил наконец вернуться из "там" в "здесь" и сделал это по-библейски , точно, используя полученный и прочитанный ночью материал.
– Я еще не взошел к Отцу Моему, - выдал он почти дословную цитату из Евангелия как раз от Иоанна, - я лишь восхожу к Нему, к Отцу Моему и Отцу вашему и к Богу Моему и Богу вашему. Я рад видеть вас и обнадежить вас. Мы еще долго пробудем вместе. И как послал меня Отец, так и я посылаю вас... - Он сложил ладони корабликом и дунул в них. И из пустых ладоней словно облачко поднялось, поплыло в нагретом воздухе, на мгновение окутало каждого и исчезло. - Примите Духа Святого, - сказал Иешуа, улыбаясь. Он совсем ожил, обрел способность к легкой и невинной иронии, даже мельком глянул на Петра: мол, устраивает текст? - А дальше - ваш выбор и ваше право. Кому простите грехи, тому они простятся. На ком оставите, на том они и останутся. Вы - мои апостолы, мои посланники, мои вестники. Вас осталось, к несчастью, только одиннадцать, но очень скоро будет больше... А что до трапезы в доме моего друга Лазаря... - он нашел старика, ласково кивнул ему, - то не надо ее отменять. Нам есть кого помянуть: брата нашего Иуду, в смертной печали покинувшего нас брата. Да, ему не хватило веры, чтобы продолжать жить и бороться, он - умелый и сильный воин! - оказался слабым духом, но ведь он принял смерть за меня... Закон не приветствует слабых, это правда. Но отныне и во веки веков закон - это я. Пусть те, кто не был с нами, кто не истоптал подошв своих по дорогам Галили, кто не входил со мной во враждебный сущему Иершалаим, кто не видел моего Распятия и кто не слышит меня сейчас, - пусть они придумают небылицы о нашем времени. Бог им судья!
– А ты не судья? - не утерпел Петр.
– Я - нет, - усмехнулся Иешуа. - Будет сказано: "блаженны увидевшие и уверовавшие".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
Гадания, шаманство... Артефакт или, по-простому, черный ящик, нельзя объяснить по определению, иначе он перестанет быть артефактом. Что у него на входе - это известно. Петр, изъясняясь метафорично, от входа не отлучается, дежурит денно и нощно. А что на выходе? Темень... Как по-прежнему любят приговаривать м.асте-ра преферанса: знал бы прикуп - жил бы в Сочи. Мертвая поговорка! Жить в Сочи - врагу не пожелаешь, экология там - страшно представить, только-только начали чистить Черное море, весь проект рассчитан лет эдак на тридцать. А за карты Петр никогда не садится: некорректно, он же видит, что в прикупе.
А здесь, повторим, темень.
Что не могущий все в силах противопоставить всемогущему?
У них только одно общее - срок. Сорок дней. Все тот же кот все так же скупо наплакал. А Иешуа, похоже, считает, что ему сорока дней - достаточно. Может, он научился управлять матрицей? Обычным способом: не зная - как он это делает, но отлично зная, что хочет... Тогда естественно и просто рождается страшная, крамольная, но так и рвущаяся в голову мысль: а не прав ли циничный, но рационально здравый Дэнис, который уже похоронил для себя главный объект тяжкого и надоевшего Службе проекта "Мессия"?.. Дело за малым - похоронить в действительности.
Или еще проще: повеситься самому Петру. Вместо Иуды. И гори все ясным огнем!
ДЕЙСТВИЕ - 5. ЭПИЗОД - 5
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан
Бессмысленно пересказывать все, что произошло утром следующего дня, первого дня новой недели после столь трагичного и тяжкого для матери Иешуа и его учеников шабата. В синопсисах события начала Воскресения отражены, как показала действительность, более-менее точно, поскольку Иешуа не противился Петру, поступал так, как тот указывал, - когда пришел черед поступать, - был послушен, но не похоже на себя рассеян. Петр даже вспомнил к случаю строчку из давних стихов забытого автора двадцатого века, метко определившего собственное душевное состояние: "...ибо глаза мои здесь, а взгляд мой там". Имя автора, повторим, забылось, но строчка помнилась и очень подходила состоянию Иешуа: взгляд его был уж точно не здесь, не в Иершалаиме, а где - о том Петр мог только догадываться, но противился догадкам, как страус, спрятавший от опасности голову в песок.
Сказано было: еще сорок дней впереди, подождем, чего зря гадать...
Вероятно, две Марии поутру примчались к могиле, обнаружили - как и написано в Евангелии от Луки! - "камень отваленным от гроба", а сам "гроб", то есть могильную пещеру, - пустой. Петр в столь важный момент около могилы отсутствовал, но реакцию близких предположить было нетрудно, тем более что никакой Ангел - вот тут уж вопреки синопсисам! - им ни у могилы, ни по дороге не встретился и ничего про Воскресение не разъяснил. Это уж наверняка! Неоткуда ему было взяться.
Потом Петр узнал, что ученики, Лазарь и две его сестры Мария и Марфа тоже пришли к могиле, просто они отстали от матери и Марии из Магдалы, но ненамного, так что изумление и ужас были для всех общими. Первая мысль: тело украли. Кто украл? Ясно как день - люди Кайафы. Иоанн тщетно пытался убедить всех, что ни людям Кайафы, ни самому первосвященнику тело.Машиаха никак пригодиться не могло. Иоанн даже намекал на промысел Бога, на некое знамение, будто бы явившееся ему, Иоанну, минувшей ночью, ему не верили, версия кражи грела больше, но тут появился Петр, а следом за ним шел Иешуа. Тут-то и стало кристально ясно, что обозначенный выше "взгляд там" как нельзя лучше подходил к ситуации - раз, к воскресшему Иешуа - два, к остальным участникам сцены Воскресения - три. Особенно - к участникам' Можно, конечно, описать состояние оных, но зачем? В синопсисах все сказано, как должно быть, а как было на самом деле, всякий легко может представить себе. Исходные просты: два дня назад самого близкого человека похоронили, только-только пришло время соблюдать траур по еврейским законам, а он, похороненный, - вот он. Жив, здоров, а что до "взгляда там", так он же, подумайте сами, откуда явился? Оттуда...
В ночь накануне воскресенья (день недели, попросту называемый первым) и Воскресения (контрапункт всей истории с проектом "Мессия") Петр получил из Службы просимые книги. Он неглупо составил запрос, прекрасно понимая, что тот вызовет у подозрительного Дэниса законные фрустрации. Мол, надо ли? Мол, зачем? Мол, не в правилах Службы отягощать объекты лишними знаниями о будущем - тем более если оным объектам в будущем места нет. Петр - пока Иешуа спал или, по своему обычаю, притормаживал работу мозга - сочинил маляву (тоже слово из проф-жаргона Мастеров и Номеров...) начальникам, где убедительно, опираясь на известные в Службе особенности характера и менталитета объекта, мотивировал необходимость.знания им того, что случится после Вознесения, логикой партнерского принципа. Партнеры - читай: соратники, единомышленники, подельники, то есть люди, имеющие равные права на мнение о цели партнерства и о способах ее достижения. Так считал Петр. Он, как Мастер, волен был выбрать для исчезновения объекта из Истории два пути. Первый - исчезновение физическое, то есть путь, на который Петр идти сознательно не собирался, ни разу в своей практике не вступал, о чем руководство знало. Знало, что не вступал, но не знало, что не собирается. Но ведь не сам Петр вызвался вести проект "Мессия", руководство его и назначило, не очень, надо признать, представляя, в какие нети сей проект зайдет. Пока никто Петру конкретно не приказывал устранитьобъект после так называемого Воз несения. Ясно: тянули время, решение было хоть и абсолютно необходимым, но достаточно некорректным - по отношению к Петру в первую очередь. Сорок дней - срок для пребывания Иешуа на этом свете определен. Ближе к исходу срока, догадывался Петр, его выдернут в Службу и объяснят" стараясь потактичнее, необходимость ликвидации объекта, может быть, даже что-то про матрицу расскажут, про опасность, про непредсказуемые последствия и прочую лабуду, И поставят перед фактом; или сам, голубчик, выполняй, или мы тебя под финал заменим на менее чувствительного. Даже не на Мастера заменим. Тут и любой Номер дело сделает,. Или есть малозаметная для "службистов" профессия Исполнитель. Чего исполнитель? Да всего...
Петр все это понимал, прикидывался паинькой, лихорадочно искал выход. Сорок дней - срок достаточный для того, чтобы найти этот выход. А пока - никто не сомневается в однозначности финала: объект вознесся и исчез. О трактовке понятия "исчез" по-.. говорим позже, если вообще поговорим. А пока - о книгах. Они и нужны-то как раз для того, чтобы у объекта не возникло никаких ненужных вопросов либо сомнений в течение этих сорока дней. Ну будет он знать что-то лишнее - так ведь срок сохранения знаний копеечный в масштабе Истории. Повторим: объект вознесся и исчез. Какая кому разница - исчез он, зная Новый Завет и дайджест по истории религии или не зная? Никакой никому. Да пусть он хоть всю историю мира, его географию, экономику, философию и политику проштудирует - все равно ведь исчезнет!..
Короче, книги пришли.
Иешуа умудрился не обалдеть, даже увидев тайм-капсулу, толково спрятанную в специально отрытой пещере в подвале дома. Взгляд его уже тогда находился "не здесь", сбивчивый и путаный рассказ Петра о будущем религии что-то включил в проклятой матрице, что-то дополнительное, что еще дремало до срока, но этот срок, судя по всему, настал, поэтому Иешуа сейчас был явно не в себе. Красивое понятие "одержимость" существовало во все Времена, и, хотя в века расцвета христианства это понятие навязчиво предполагало гнусное влияние "беса" и влекло за собой пытки и смерть, время Петра - да и задолго до него! - превратило термин "одержимость" в нечто светлое и высокое, а "бес" плавно сменился "идеей", например. Петр не ведал, какой бес сейчас владел учеником, но идею тот высказал очень внятно: "Я исполню все!" Именно поэтому Иешуа было наплевать на неизвестное и вместительное устройство, которое возникло в доселе пустой пещерке, но на ожидаемые книги он набросился с высокой и светлой одержимостью.
Когда они уходили из дома и отправлялись на Елеонскую гору, чтобы, значит, воскреснуть и продолжать учить ближних сорок дней, Иешуа книги уже одолел, как говорится, в первом чтении, он вообще очень быстро читал, фотографически запоминая текст. Поэтому завтракал он нехотя, разговаривать с Петром не желал, "взгляд там" вел его своими дорожками, которые, как .казалось Петру, были далеки от сверхважного процесса Воскресения, что Мастера не могло не беспокоить.
Оказалось - напрасно.
Иешуа очень обыденно, словно воскресал не раз и привык к этому рутинному делу, поздоровался с каждым, крепко обнял каждого, каждому что-то свое, отдельное, пошептал на ухо, и эта обыденность сняла ожидаемые Петром эмоции родных и учеников: ни тебе излишних восторгов, ни тебе обмороков, ни тебе всяких ритуальных возгласов типа - "Слава!" или "С нами Царь Иудейский!".
Только Фома, получивший в веках сомнительную кличку "неверующий", к махонькому удовольствию Петра, немедля оправдал ее. Потребовал:
– Покажи нам раны, Равви. Неужели они зажили? Вот так: то, что распятый воскрес, - это дело житейское, а вот зажившие за два дня колотые раны...
А они и вправду зажили, хотя и остались еще уродливые, покрытые коркой шрамы на запястьях и лодыжках.
– Неужто совсем не больно? - спросила мать, не отпускающая сына, вцепившаяся обеими руками в его наплечный платок.
– Все прошло. Не беспокойся, - рассеянно отвечал Иешуа, улыбаясь и глядя куда-то вдаль, поверх голов собеседников. - Я опять с вами. Не стоит больше печалиться... - И вдруг заинтересовался: - Вы куда-то торопились?
Иоанн, единственный из всех, кто понимал происходящее, счел нужным вмешаться, взять на себя лидерство среди "непонимающих":
– Мы пришли к твоей могиле, Учитель, где накануне дня шабата оставили тебя мертвым. Сегодня - первый день недели и второй - траура. Но ты знаешь: в шабат можно только молиться, а сегодня соседи Лазаря в Вифании должны приготовить поминальную трапезу... - Он говорил подробно, мягко, как человеку, впавшему в состояние амнезии, напоминал об известном и привычном, но звучало это вполне к месту. А что? Человек отсутствовал в этом мире, мог и забыть о земном. Да и чувствовал Иоанн - как и Петр, - что мысли Иешуа сейчас где-то далеко, что могучий и непонятный механизм под названием "мозг" что-то обсчитывает, бросив на сей процесс всю свою мощность. Как компьютер. А на бытовое у него не осталось ни байта... - Мы ждали встречи с могильным камнем, а увидели живого Машиаха. Попробуй представить наше изумление и нашу радость!
Петр чувствовал, как Иоанн пытается пробиться в сознание Иешуа, но безуспешно. Он, Петр, уже попробовал и бросил, поскольку прервать работу компа, считающего программу, можно только одним способом - вынуть из него винт-кристалл. Но то, что не удалось Петру, получилось у Иоанна. Иешуа внезапно ожил, глаза его, до того застывшие и невидящие, загорелись, он словно решил наконец вернуться из "там" в "здесь" и сделал это по-библейски , точно, используя полученный и прочитанный ночью материал.
– Я еще не взошел к Отцу Моему, - выдал он почти дословную цитату из Евангелия как раз от Иоанна, - я лишь восхожу к Нему, к Отцу Моему и Отцу вашему и к Богу Моему и Богу вашему. Я рад видеть вас и обнадежить вас. Мы еще долго пробудем вместе. И как послал меня Отец, так и я посылаю вас... - Он сложил ладони корабликом и дунул в них. И из пустых ладоней словно облачко поднялось, поплыло в нагретом воздухе, на мгновение окутало каждого и исчезло. - Примите Духа Святого, - сказал Иешуа, улыбаясь. Он совсем ожил, обрел способность к легкой и невинной иронии, даже мельком глянул на Петра: мол, устраивает текст? - А дальше - ваш выбор и ваше право. Кому простите грехи, тому они простятся. На ком оставите, на том они и останутся. Вы - мои апостолы, мои посланники, мои вестники. Вас осталось, к несчастью, только одиннадцать, но очень скоро будет больше... А что до трапезы в доме моего друга Лазаря... - он нашел старика, ласково кивнул ему, - то не надо ее отменять. Нам есть кого помянуть: брата нашего Иуду, в смертной печали покинувшего нас брата. Да, ему не хватило веры, чтобы продолжать жить и бороться, он - умелый и сильный воин! - оказался слабым духом, но ведь он принял смерть за меня... Закон не приветствует слабых, это правда. Но отныне и во веки веков закон - это я. Пусть те, кто не был с нами, кто не истоптал подошв своих по дорогам Галили, кто не входил со мной во враждебный сущему Иершалаим, кто не видел моего Распятия и кто не слышит меня сейчас, - пусть они придумают небылицы о нашем времени. Бог им судья!
– А ты не судья? - не утерпел Петр.
– Я - нет, - усмехнулся Иешуа. - Будет сказано: "блаженны увидевшие и уверовавшие".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81