Не то чтобы Лилен страстно желала быть актрисой, жизни без этого не видела. Она просто не хотела быть социальным психологом. Очень не хотела, и оттого не могла послать Майка на все десять сторон света, включая зенит и надир.
Работа с наушной лапшой, к несчастью, зашла чересчур далеко. Майк навязался лететь вместе с Лилен на Землю-2, впаривая ей что-то о фауне, натурных съемках и новых впечатлениях, а по прилету заявил, что хочет познакомиться с ее родителями.
Лилен пришла в ужас. В особенности от того, что родителям Макферсон мог очень даже понравиться. Хорошо воспитанный, умный, перспективный.
«Настоящий мужчина – тот, кто способен ухаживать за экстрим-оператором под ревнивым взглядом живого оружия», – думалось с неприязнью.
Так говорила мама.
Но Лилен не была экстрим-оператором.
Напугать жениха личным оружием не могла, а нукты, вежливо попрошенные отцом, близко к поселку не подходили. Потешались, ехидные твари. Женщины еще и понимали соль ситуации, парни веселились просто за компанию. Лилен представила, как мама поит Майка чаем, улыбаясь краешками губ, а папа расспрашивает про конъюнктуру, последние тенденции в искусстве и творческие планы.
Тьфу.
…Нет, чаем не поит. Хотя бы.
Ассистент главного мастера терранского питомника, старший преподаватель Академии Джеймсона, бывший экстрим-оператор Янина Вольф шла по берегу, сопровождаемая вечным эскортом. Неугомонный Малыш тоже внял просьбе и оставил на время даму сердца, удалившись в джунгли. Он честно старался не показываться на глаза, но тосковал так, что даже Лилен это чувствовала. Малыша было жалко. Зачем его мучают?
Все из-за Майка, чтоб ему пусто было.
Сейчас Малыш излучал безоглядное счастье. Прямо светился им, как лампочка. Хорошая снова рядом! что еще нужно?..
Янина остановилась и огляделась. Она беззвучно разговаривала с Малышом: тот, зловредный, наверняка докладывал ей о местонахождении беглой дочери.
– Мам! – окликнула Лилен, наклонившись с ветки сквозь цветочное облако. – Мам, я здесь!
Та всплеснула руками, подняла голову.
– И как ты там оказалась?
– Влезла, – хихикая, сказала Лилен.
– Сама?
– Это ты привыкла, что тебя всюду подсаживают! – обиженно сказала дочь, повисая вниз головой на одних коленях. – А я бедная, несчастная. Никого у меня нету.
Янина рассмеялась, свистнула по-разбойничьи и упала, словно подкошенная, на антрацитово-черную спину меж плечевых лезвий. Пару секунд спустя она сидела рядом с Лилен. Под тяжестью Малыша ветка жалобно скрипнула, но устояла.
– Что ты вытворяешь?
– Что?
– Привезла молодого человека знакомиться, а сама…
– Я привезла?! – взвилась Лилен. – Он в меня вцепился, как клещ! Я даже не собиралась с ним встречаться!
– Ничего себе.
На узком загорелом лице Янины Вольф не дрогнула ни одна черта; давняя привычка. Она родилась без мимических мышц, сделали их ей поздно. Порой привычка создавала значительные неудобства для окружающих. Например, для дочери. Непонятно, что думает мать: то ли посмеивается, то ли сердится…
– Вы столько сделали вместе.
– Вот именно, – мрачно сказала Лилен. – И все. И ничего больше. Мне нравится работать.
Янина вздохнула.
– Хорошо. Но, знаешь… мы бы тебе посоветовали внимательнее присмотреться. Он замечательный человек…
– Мама, ты его позавчера первый раз увидела.
– По-твоему, я ничего не понимаю в людях?
– Не знаю, – выдавила Лилен, угрюмо глядя вниз, на песок далеко под ногами.
Мать вздохнула.
– И как я дожила до своих лет?..
– Не как, а с кем.
– Что ты себе позволяешь?
– Правду говорю.
Еще вздох. Янина сплела пальцы. Лилен невольно посмотрела на руки матери – через тыльную сторону кисти, наискосок, от указательного пальца к запястью шел длинный шрам. Боевой. Лилен закусила губу: дочь двух мастеров биологического оружия – и учится на соцпсиха.
Тьфу.
– Хорошо, – сказала Янина, – больше не буду об этом. Но все-таки, Лили, некрасиво получается. Пожалуйста, иди домой. И, осмелюсь напомнить, ты жаловалась, как много задали на лето, а в файле с эссе – ровно три строки… – мать чуть улыбнулась, поднимая глаза.
Лилен зарычала. Малыш подумал и тоже зарычал.
– Вот! – объявила Лили Марлен Вольф. – Даже Малыш со мной согласен.
– Зато мы с отцом не согласны. У тебя еще неделя. Лили, я серьезно! Мне не нравится, как ты относишься к учебе.
– А мне не нравится эта учеба! – огрызнулась Лилен. – Я не хочу быть социальным психологом.
– Хорошо, – бестрепетно сказала Янина. – Кем хочешь?
– Не знаю.
– Не сомневалась, – в голосе матери звякнула усталая сталь, – я тебе еще раз повторю, что ты прошла тестирование, тебе рекомендовали деятельность, связанную с межличностными коммуникациями, ты станешь психологом, сможешь пройти любые курсы и заниматься любой работой с людьми. Отличные коммерческие профессии, хорошие перспективы. Хотя вариант Майкла мне тоже нравится.
– Не хочу работать с людьми, – буркнула Лилен больше для проформы.
Янина усмехнулась.
– Мы тебе предлагали идти в медицинский, на ксенолога.
– Я не хотела в медицинский. Я никогда не хотела быть врачом. Что за бред? И вообще, какая связь между врачами и ксенологами?
– Анжела тебе десять раз объяснила.
– Я поняла уже на первый. Но это все равно бред.
– Психиатр – врач, – терпеливо повторила Янина. – Ксенология из всех наук ближе всего к психиатрии. Нельзя быть психиатром, не имея медицинского образования. Поэтому и ксенологом тоже.
Лилен досадливо тряхнула головой и спрыгнула с ветки. Приземляясь, она не видела, какая тревога вспыхнула в глазах матери, но даже заметив, не поняла бы, чем она вызвана.
Малыш сиганул следом за «дочкой».
– Я хотела быть оператором! – крикнула она снизу. – И хочу!
– Тебе уже поздно, – ответила мать. – И счастье, что поздно.
– Майкл уехал в поселок, – сказал Дитрих. Он стоял у дверей коттеджа, ироничный и невозмутимый. – Вернется часа через три. Весьма достойный молодой человек. Мне не нравится, как ты себя ведешь. Марлен, я полагал, что моя дочь не истеричка! Как мы, по-твоему, должны были объяснять твое отсутствие?
Лилен молча раздула ноздри.
Отец улыбнулся.
– Знаешь, за чем поехал твой бойфренд? Сюда забрался нукта-подросток, как обычно, ты же знаешь, совладать с ними невозможно. Майкл увидел его и загорелся снимать. А память камеры оказалась забита под завязку. Он поехал за дополнительной картой.
Лилен шумно выдохнула.
– И вы разрешите ему снимать нукт?
– А почему нет? – удивилась подошедшая мать. – Устраивать режиссерские съемки мы, конечно, не позволим, но Майкл попросил только натурный материал.
– Он мне нравится, – сказал отец. – Целеустремленный юноша.
– Пап! Ты ему еще дифирамб спой.
– Уже.
– Пап!
– Ну, ты все-таки с ним поласковее, – отец чуть усмехнулся.
– Вот я Нитокрис попрошу, – злорадно сказала Лилен, – устроить ему натурный материал. Пусть порадуется.
Родители застыли. Переглянулись. Малыш тихонько, едва слышно засвиристел.
– Лили, – наконец, раздельно проговорила Янина, – пожалуйста, не надо этого делать. Во-первых, это очень непорядочно, а во-вторых… просто не стоит.
– Тогда прекратите мне его сватать, – бросила Лилен. – Все. Это недоразумение. Я хочу получать роли, и не более того.
Молчание.
– И ты думаешь, что это легче и веселее, чем быть социальным психологом? – вдруг спросил Дитрих.
– Я уже снималась, – парировала Лилен. – Я знаю, как это легко.
Мастер покачал головой, глядя на нее пристально.
– Речь не о том.
…последний конкурс, выигранный Майком – вместе с Лили Марлен. Первое место заняли их «Кошки и колесница». «Дистиллированный миф», по отзывам критиков.
Лилен, конечно, видела другие работы с конкурса: те, что рекомендовал Майк. Сам он отсмотрел всё.
Четвертое место. «Вся красота мира».
Дерьмецо был фильм. Пошлому названию соответствовал вполне. Старая как мир и до тошноты политкорректная идея: показать красоту разумной жизни. Всерьез заинтересовать она могла только вчерашнего клипмейкера, коим режиссер и являлся. Подбиралась красота, естественно, под человеческое восприятие, об этом творец додумался предупредить сразу. Отдельные трактовки могли показаться инопланетным расам оскорбительными, но цель ставилась конкретная – снизить уровень ксенофобии в обществе Homo sapiens.
Красоту клипмейкер понимал исключительно двояко: либо как сентиментальную умильность, либо как сексуальную привлекательность, отчего фильм попахивал ксенофилией. Прилизанные пейзажи материнских планет чужих, природа и города; инопланетянам в объективе пришлось походить либо на людей, либо на земных животных; от всех рас по одному ракурсу, одному движению, строго отобранному. Чувствовалась рука мастера рекламы: карамель, патока, мармеладный гламур. Нежная женщина анкайи, космическая бездна в огромных глазах лаэкно, танцующие цаосц. Чийенки – тут удачно обошлись кадрами хроники. Одобрения заслуживал, пожалуй, момент с нкхва – купающиеся дети. Несмотря на малоприятную внешность нкхва, отрывок вызывал симпатию.
Главным эффектом предполагалось другое.
Режиссер «Всей красоты» понимал, что нового слова в искусстве ему не сказать. Поэтому решил выехать за счет шока. Ужасов и трэша он по душевной несклонности снимать не стал, тем более что шокировать этим еще век назад было трудно.
После нкхва появлялась молодая человеческая женщина. Известное лицо – Эдлина Реймар, символ-модель, призрачной, потусторонней какой-то внешности шатенка. Всю красоту человеческой расы она сыграла отменно.
Протяженность фильма строго ограничена условиями конкурса. Идут последние минуты.
Солнце.
Скалы. Руины – невесть где, на Земле, скорее всего… В ярком, слепящем солнечном свете – скрадываются очертания, меняются оттенки – стоит молодой мужчина. Кадр: плечо и локоть, мощный трицепс, часть торса. Кадр: волосы – густые, до середины спины – летят по ветру, типичный рекламный ракурс… Кадр: сзади, с отдаления, фигура целиком. Широкоплечий, узкобедрый, длинные ноги, гибкий треугольный торс, – красавец медленно поворачивает голову и вот-вот зрителю откроется лицо… миг затемнения.
Вблизи. Не лицо – часть лица, в профиль: висок, лоб, бровь. Ресницы опущены. Это человек. Только что была женская красота, а теперь мужская.
…камера отлетает, словно в испуге, свет меркнет, позволяя различить детали; мужчина раскидывает руки, резко выгибается назад. Плещет грива, видна грудь, лишенная сосков, с чужим расположением мускулов…
The end.
Никаких стандартных ракурсов, кадров-ассоциаций, привычных с детства: ни оскала, ни вылетающих из пальцев когтей, ни классической позы – на корточках, с метательными ножами.
Всего лишь часть красоты мира.
Крик поднялся страшный.
Правду сказать, даже сам этот козырный прием был обкатан рекламщиками лет пять назад. Тогда вышел ролик, в котором две горничные, зажав зубами булавки, помогали европейской аристократке девятнадцатого века облачаться в церемониальное платье. Лица дамы камера не показывала. Золоченый подол, обнаженные плечи (сзади и чуть сверху), жемчужные нити в кудрях, край ожерелья – алмазный блик… Когда горничные заканчивали и поднимались с колен – дама оборачивалась.
Анкайи. Три пары ключичных выступов в декольте старинного человеческого платья. И слоган: «Выйди на новый уровень!» – ролик рекламировал следующее поколение процессоров. После выходили и другие клипы в том же духе.
Но здесь дела обстояли серьезней.
Намного.
Великая война закончилась, по документам, лишь вместе с тотальным истреблением противника. Сама материнская планета расы, Ррит Кадара, была уничтожена: распалась на части под огнем обезумевших от ненависти землян. Знаменитые кадры этого пира гибели видел каждый.
Среди сотен номерных планет затерялся промышленный мир AMR-88/2. Чуть позже, став популярным среди экстремалов-туристов, он получил имя.
Фронтир.
На Фронтире добывали нектар местных цветов, который использовался в косметологии, фармацевтике и парфюмерии. Очень ценное вещество. Кемайл.
Недолгое противостояние с анкайи, подарившее человечеству лучшую, самую прекрасную из колоний Ареала, не удостоилось названия Второй космической войны.
Во Вторую космическую люди снова сражались с ррит.
– Об этом? – переспросила Лилен и пожала плечами. – Ну и что? Их и во второй раз всех не перебили. И Кадара цела. Каждый пень знает. При чем тут я и Майк?
– Ты действительно не понимаешь? – настороженно спросил отец. В глазах его промелькнуло сначала недоверие, потом сомнение в умственных способностях дочери, и Лилен разозлилась. – На Терре-без-номера нет серьезной киностудии.
Лилен шумно выдохнула.
– Папа, – сказала она. – Не говори загадками. Я тебя прошу.
Дитрих удрученно отвел взгляд. На скулах проступили желваки; Лилен почти испугалась, увидев, как отец стягивает с запястий браслеты. Самый плохой знак из всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Работа с наушной лапшой, к несчастью, зашла чересчур далеко. Майк навязался лететь вместе с Лилен на Землю-2, впаривая ей что-то о фауне, натурных съемках и новых впечатлениях, а по прилету заявил, что хочет познакомиться с ее родителями.
Лилен пришла в ужас. В особенности от того, что родителям Макферсон мог очень даже понравиться. Хорошо воспитанный, умный, перспективный.
«Настоящий мужчина – тот, кто способен ухаживать за экстрим-оператором под ревнивым взглядом живого оружия», – думалось с неприязнью.
Так говорила мама.
Но Лилен не была экстрим-оператором.
Напугать жениха личным оружием не могла, а нукты, вежливо попрошенные отцом, близко к поселку не подходили. Потешались, ехидные твари. Женщины еще и понимали соль ситуации, парни веселились просто за компанию. Лилен представила, как мама поит Майка чаем, улыбаясь краешками губ, а папа расспрашивает про конъюнктуру, последние тенденции в искусстве и творческие планы.
Тьфу.
…Нет, чаем не поит. Хотя бы.
Ассистент главного мастера терранского питомника, старший преподаватель Академии Джеймсона, бывший экстрим-оператор Янина Вольф шла по берегу, сопровождаемая вечным эскортом. Неугомонный Малыш тоже внял просьбе и оставил на время даму сердца, удалившись в джунгли. Он честно старался не показываться на глаза, но тосковал так, что даже Лилен это чувствовала. Малыша было жалко. Зачем его мучают?
Все из-за Майка, чтоб ему пусто было.
Сейчас Малыш излучал безоглядное счастье. Прямо светился им, как лампочка. Хорошая снова рядом! что еще нужно?..
Янина остановилась и огляделась. Она беззвучно разговаривала с Малышом: тот, зловредный, наверняка докладывал ей о местонахождении беглой дочери.
– Мам! – окликнула Лилен, наклонившись с ветки сквозь цветочное облако. – Мам, я здесь!
Та всплеснула руками, подняла голову.
– И как ты там оказалась?
– Влезла, – хихикая, сказала Лилен.
– Сама?
– Это ты привыкла, что тебя всюду подсаживают! – обиженно сказала дочь, повисая вниз головой на одних коленях. – А я бедная, несчастная. Никого у меня нету.
Янина рассмеялась, свистнула по-разбойничьи и упала, словно подкошенная, на антрацитово-черную спину меж плечевых лезвий. Пару секунд спустя она сидела рядом с Лилен. Под тяжестью Малыша ветка жалобно скрипнула, но устояла.
– Что ты вытворяешь?
– Что?
– Привезла молодого человека знакомиться, а сама…
– Я привезла?! – взвилась Лилен. – Он в меня вцепился, как клещ! Я даже не собиралась с ним встречаться!
– Ничего себе.
На узком загорелом лице Янины Вольф не дрогнула ни одна черта; давняя привычка. Она родилась без мимических мышц, сделали их ей поздно. Порой привычка создавала значительные неудобства для окружающих. Например, для дочери. Непонятно, что думает мать: то ли посмеивается, то ли сердится…
– Вы столько сделали вместе.
– Вот именно, – мрачно сказала Лилен. – И все. И ничего больше. Мне нравится работать.
Янина вздохнула.
– Хорошо. Но, знаешь… мы бы тебе посоветовали внимательнее присмотреться. Он замечательный человек…
– Мама, ты его позавчера первый раз увидела.
– По-твоему, я ничего не понимаю в людях?
– Не знаю, – выдавила Лилен, угрюмо глядя вниз, на песок далеко под ногами.
Мать вздохнула.
– И как я дожила до своих лет?..
– Не как, а с кем.
– Что ты себе позволяешь?
– Правду говорю.
Еще вздох. Янина сплела пальцы. Лилен невольно посмотрела на руки матери – через тыльную сторону кисти, наискосок, от указательного пальца к запястью шел длинный шрам. Боевой. Лилен закусила губу: дочь двух мастеров биологического оружия – и учится на соцпсиха.
Тьфу.
– Хорошо, – сказала Янина, – больше не буду об этом. Но все-таки, Лили, некрасиво получается. Пожалуйста, иди домой. И, осмелюсь напомнить, ты жаловалась, как много задали на лето, а в файле с эссе – ровно три строки… – мать чуть улыбнулась, поднимая глаза.
Лилен зарычала. Малыш подумал и тоже зарычал.
– Вот! – объявила Лили Марлен Вольф. – Даже Малыш со мной согласен.
– Зато мы с отцом не согласны. У тебя еще неделя. Лили, я серьезно! Мне не нравится, как ты относишься к учебе.
– А мне не нравится эта учеба! – огрызнулась Лилен. – Я не хочу быть социальным психологом.
– Хорошо, – бестрепетно сказала Янина. – Кем хочешь?
– Не знаю.
– Не сомневалась, – в голосе матери звякнула усталая сталь, – я тебе еще раз повторю, что ты прошла тестирование, тебе рекомендовали деятельность, связанную с межличностными коммуникациями, ты станешь психологом, сможешь пройти любые курсы и заниматься любой работой с людьми. Отличные коммерческие профессии, хорошие перспективы. Хотя вариант Майкла мне тоже нравится.
– Не хочу работать с людьми, – буркнула Лилен больше для проформы.
Янина усмехнулась.
– Мы тебе предлагали идти в медицинский, на ксенолога.
– Я не хотела в медицинский. Я никогда не хотела быть врачом. Что за бред? И вообще, какая связь между врачами и ксенологами?
– Анжела тебе десять раз объяснила.
– Я поняла уже на первый. Но это все равно бред.
– Психиатр – врач, – терпеливо повторила Янина. – Ксенология из всех наук ближе всего к психиатрии. Нельзя быть психиатром, не имея медицинского образования. Поэтому и ксенологом тоже.
Лилен досадливо тряхнула головой и спрыгнула с ветки. Приземляясь, она не видела, какая тревога вспыхнула в глазах матери, но даже заметив, не поняла бы, чем она вызвана.
Малыш сиганул следом за «дочкой».
– Я хотела быть оператором! – крикнула она снизу. – И хочу!
– Тебе уже поздно, – ответила мать. – И счастье, что поздно.
– Майкл уехал в поселок, – сказал Дитрих. Он стоял у дверей коттеджа, ироничный и невозмутимый. – Вернется часа через три. Весьма достойный молодой человек. Мне не нравится, как ты себя ведешь. Марлен, я полагал, что моя дочь не истеричка! Как мы, по-твоему, должны были объяснять твое отсутствие?
Лилен молча раздула ноздри.
Отец улыбнулся.
– Знаешь, за чем поехал твой бойфренд? Сюда забрался нукта-подросток, как обычно, ты же знаешь, совладать с ними невозможно. Майкл увидел его и загорелся снимать. А память камеры оказалась забита под завязку. Он поехал за дополнительной картой.
Лилен шумно выдохнула.
– И вы разрешите ему снимать нукт?
– А почему нет? – удивилась подошедшая мать. – Устраивать режиссерские съемки мы, конечно, не позволим, но Майкл попросил только натурный материал.
– Он мне нравится, – сказал отец. – Целеустремленный юноша.
– Пап! Ты ему еще дифирамб спой.
– Уже.
– Пап!
– Ну, ты все-таки с ним поласковее, – отец чуть усмехнулся.
– Вот я Нитокрис попрошу, – злорадно сказала Лилен, – устроить ему натурный материал. Пусть порадуется.
Родители застыли. Переглянулись. Малыш тихонько, едва слышно засвиристел.
– Лили, – наконец, раздельно проговорила Янина, – пожалуйста, не надо этого делать. Во-первых, это очень непорядочно, а во-вторых… просто не стоит.
– Тогда прекратите мне его сватать, – бросила Лилен. – Все. Это недоразумение. Я хочу получать роли, и не более того.
Молчание.
– И ты думаешь, что это легче и веселее, чем быть социальным психологом? – вдруг спросил Дитрих.
– Я уже снималась, – парировала Лилен. – Я знаю, как это легко.
Мастер покачал головой, глядя на нее пристально.
– Речь не о том.
…последний конкурс, выигранный Майком – вместе с Лили Марлен. Первое место заняли их «Кошки и колесница». «Дистиллированный миф», по отзывам критиков.
Лилен, конечно, видела другие работы с конкурса: те, что рекомендовал Майк. Сам он отсмотрел всё.
Четвертое место. «Вся красота мира».
Дерьмецо был фильм. Пошлому названию соответствовал вполне. Старая как мир и до тошноты политкорректная идея: показать красоту разумной жизни. Всерьез заинтересовать она могла только вчерашнего клипмейкера, коим режиссер и являлся. Подбиралась красота, естественно, под человеческое восприятие, об этом творец додумался предупредить сразу. Отдельные трактовки могли показаться инопланетным расам оскорбительными, но цель ставилась конкретная – снизить уровень ксенофобии в обществе Homo sapiens.
Красоту клипмейкер понимал исключительно двояко: либо как сентиментальную умильность, либо как сексуальную привлекательность, отчего фильм попахивал ксенофилией. Прилизанные пейзажи материнских планет чужих, природа и города; инопланетянам в объективе пришлось походить либо на людей, либо на земных животных; от всех рас по одному ракурсу, одному движению, строго отобранному. Чувствовалась рука мастера рекламы: карамель, патока, мармеладный гламур. Нежная женщина анкайи, космическая бездна в огромных глазах лаэкно, танцующие цаосц. Чийенки – тут удачно обошлись кадрами хроники. Одобрения заслуживал, пожалуй, момент с нкхва – купающиеся дети. Несмотря на малоприятную внешность нкхва, отрывок вызывал симпатию.
Главным эффектом предполагалось другое.
Режиссер «Всей красоты» понимал, что нового слова в искусстве ему не сказать. Поэтому решил выехать за счет шока. Ужасов и трэша он по душевной несклонности снимать не стал, тем более что шокировать этим еще век назад было трудно.
После нкхва появлялась молодая человеческая женщина. Известное лицо – Эдлина Реймар, символ-модель, призрачной, потусторонней какой-то внешности шатенка. Всю красоту человеческой расы она сыграла отменно.
Протяженность фильма строго ограничена условиями конкурса. Идут последние минуты.
Солнце.
Скалы. Руины – невесть где, на Земле, скорее всего… В ярком, слепящем солнечном свете – скрадываются очертания, меняются оттенки – стоит молодой мужчина. Кадр: плечо и локоть, мощный трицепс, часть торса. Кадр: волосы – густые, до середины спины – летят по ветру, типичный рекламный ракурс… Кадр: сзади, с отдаления, фигура целиком. Широкоплечий, узкобедрый, длинные ноги, гибкий треугольный торс, – красавец медленно поворачивает голову и вот-вот зрителю откроется лицо… миг затемнения.
Вблизи. Не лицо – часть лица, в профиль: висок, лоб, бровь. Ресницы опущены. Это человек. Только что была женская красота, а теперь мужская.
…камера отлетает, словно в испуге, свет меркнет, позволяя различить детали; мужчина раскидывает руки, резко выгибается назад. Плещет грива, видна грудь, лишенная сосков, с чужим расположением мускулов…
The end.
Никаких стандартных ракурсов, кадров-ассоциаций, привычных с детства: ни оскала, ни вылетающих из пальцев когтей, ни классической позы – на корточках, с метательными ножами.
Всего лишь часть красоты мира.
Крик поднялся страшный.
Правду сказать, даже сам этот козырный прием был обкатан рекламщиками лет пять назад. Тогда вышел ролик, в котором две горничные, зажав зубами булавки, помогали европейской аристократке девятнадцатого века облачаться в церемониальное платье. Лица дамы камера не показывала. Золоченый подол, обнаженные плечи (сзади и чуть сверху), жемчужные нити в кудрях, край ожерелья – алмазный блик… Когда горничные заканчивали и поднимались с колен – дама оборачивалась.
Анкайи. Три пары ключичных выступов в декольте старинного человеческого платья. И слоган: «Выйди на новый уровень!» – ролик рекламировал следующее поколение процессоров. После выходили и другие клипы в том же духе.
Но здесь дела обстояли серьезней.
Намного.
Великая война закончилась, по документам, лишь вместе с тотальным истреблением противника. Сама материнская планета расы, Ррит Кадара, была уничтожена: распалась на части под огнем обезумевших от ненависти землян. Знаменитые кадры этого пира гибели видел каждый.
Среди сотен номерных планет затерялся промышленный мир AMR-88/2. Чуть позже, став популярным среди экстремалов-туристов, он получил имя.
Фронтир.
На Фронтире добывали нектар местных цветов, который использовался в косметологии, фармацевтике и парфюмерии. Очень ценное вещество. Кемайл.
Недолгое противостояние с анкайи, подарившее человечеству лучшую, самую прекрасную из колоний Ареала, не удостоилось названия Второй космической войны.
Во Вторую космическую люди снова сражались с ррит.
– Об этом? – переспросила Лилен и пожала плечами. – Ну и что? Их и во второй раз всех не перебили. И Кадара цела. Каждый пень знает. При чем тут я и Майк?
– Ты действительно не понимаешь? – настороженно спросил отец. В глазах его промелькнуло сначала недоверие, потом сомнение в умственных способностях дочери, и Лилен разозлилась. – На Терре-без-номера нет серьезной киностудии.
Лилен шумно выдохнула.
– Папа, – сказала она. – Не говори загадками. Я тебя прошу.
Дитрих удрученно отвел взгляд. На скулах проступили желваки; Лилен почти испугалась, увидев, как отец стягивает с запястий браслеты. Самый плохой знак из всех.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73