Воспитанием занималась мама, серьезная женщина, вечно стриженная под ноль, все время одетая по форме, служащая не в последнем чине при исследовательском институте внеземного разума. Именно благодаря матери Шилов стал тем, кем, собственно, и стал: специалистом по нечеловеческой логике. А, впрочем, и не специалистом вовсе, но об этом в другой раз.
Они выпили. Проненко опять пригубил, а Семеныч снова проглотил водку залпом, и все ему было мало, этому богатырю-человеку, и он налил еще раз. Ни с того ни с сего лампочка в розовом абажуре затрещала, мигнула. Тени побежали по большой комнате, заглядывая в углы, рассекая на клетки стены, проникая между мерно гудящим холодильником и старинной газовой плитой, забираясь в щели в полах, сложенных из длинных досок. За окном, в которое видны были составленные пирамидой лодки, загрохотало, и ударил гром. Будто сковородкой по медному тазу. Приближалась гроза.
– Вот тебе и первая рыбалка, – грустно сказал Семеныч и налил снова: – А не выпить ли нам, други?
– Ты погоди, – отмахнулся Шилов, отставляя свою рюмку в центр стола. – Хватит, с непривычки голова кружится. Надо дом исследовать, два этажа все-таки. И помыться я тоже не прочь. «В чистом теле – здоровый дух», или как там…
– Я уже был наверху, – сказал Проненко, держа огурчик на весу вилочкой, как истинный интеллигент. – Там душ и три комнаты. Туалета как бы нет.
– Туалет внизу, – сказал Шилов. – Биотуалет. Их там много, все синие.
– О! – сказал Проненко и замолчал. Конечно, он хотел сказать: «Ну, зверь-писец, какой ты, блят-ть, умный, Шилов», но сказать это ему помешало какое-никакое, но воспитание.
Семеныч все-таки выпил. Вытер губы рукавом, посмотрел на друзей виновато, налил и выпил еще раз. Потом решительно схватил бутылку за горлышко и засунул ее в холодильник. Вскинул брови и достал из холодильника початую бутылку сиреневого вина. Этикетки на бутылке не оказалось. Бутылка была круглая, пузатая, дымчатого стекла; похоже, местного производства. Шилов видел такие в магазине возле космопорта. Жаль, времени не нашлось купить парочку на базу. Впрочем, подумал Шилов, здесь тоже должно продаваться вино, хотя и дороже.
– Насладимся местными вкусами? – спросил Семеныч и встряхнул бутылку, наблюдая за осадком. Делал он это, многозначительно прищурив глаз, хотя Шилов знал, что Семеныч при всех его талантах совершенно не смыслит в винах.
– Потом, – сказал Шилов, хватая сумку. – Пойду взгляну на комнату.
Он направился к лестнице. Проненко, вяло передвигая ноги, пошел за ним.
Лестница была деревянная, скрипучая, нарочито ненадежная. Она привела Шилова на второй этаж, в узком коридорчике которого он помещался с большим трудом. Здесь было по две двери слева и справа, на дальней двери с левой стороны висел прибитый к дерматину картонный хлопец, намыливавший голову под нарисованным душем. Шилов, не долго думая, нырнул в ближайшую дверь. Огляделся. Комнатка оказалась маленькая, но, в принципе, ничего так, жить можно. Пол голый, деревянный, но теплый и гладкий. Кровать на пружинах, с толстым матрацем, с двумя пузатыми подушками, взбитыми преотлично. Рядом с кроватью – стол и маленький старинный телевизор на нем. Справа – шкаф для книг. С книгами. Небольшое окошко, ближе к потолку, словно в тюрьме, но без решетки. За окошком бушевала стихия.
Шилов бросил сумку на кровать, подошел к шкафу. В шкафу нашлось полное собрание сочинений Жюля Верна, томик Толстого с номером 3.11 на потрепанном корешке, Оскар Уайльд, Байрон, Пушкин, Лермонтов, Ремарк. Две или три книги без корешков. Ободранный Умберто Эко, потертый и покрытый масляными пятнами Пелевин, исчерканный синими чернилами Достоевский, томик стихотворцев серебряного века, обшарпанный и, кажется, кем-то старательно заплеванный. Шилов вытащил толстую книгу без корешка, и книгой этой оказался фолиант классика мистической литературы Стивена Кинга. Шилов рассеянно пролистал книгу, взглядом ни за что особенно не цепляясь, и сунул ее на место. Вернулся к сумке, стал разбирать вещи.
Примерно через полчаса они, хоть и не договаривались заранее, стояли внизу, в большой комнате. С пилами «Шворц» и брезентовыми сумками наготове. На улице громыхало, но дождь был слабый, так, моросил слегка, размазываясь прозрачными кляксами на окнах. Они вышли на порог и радостно вдохнули свежий воздух. Ненастная погода неожиданно вернула им яркие чувства, и они, испытывая редкий душевный подъем, ступили на твердую землю. Земля, впрочем, была не совсем твердая, а скорее раскисшая.
Почти рассвело, но дома и земля оставались серые. Многие рыбаки, испугавшись непогоды, остались под крышей, но не таковы были Семеныч, Шилов и Проненко. Хотя Проненко, пожалуй, был такой, но в компании он хоть немного, но преображался.
– Я знаю эти места, был здесь, – сказал Семеныч глухо, точь-в-точь первопроходец на чужой планете. – Посмотрите! – Он ткнул вперед мясистым своим пальцем, указывая на пластиковый столб-указатель, который заостренной планкой целился прямо в грозу. – Вы видите? – Театрально раскинув руки, вопросил он.
– Указатель, – сказал Проненко.
– Так подойдем же к нему!
– Ну.
– Что «ну», нос-понос? За мной, братья!
Они свернули к столбу, прочитали на планке, прибитой к нему «К озеру» и пошли по выложенной серым камнем и ракушками тропинке на восток. Впереди медленно шагала парочка в дождевиках, мужчины. Они держали свои пилы наготове. Наша компания приноровилась к их шагу и, держась на расстоянии, старалась, тем не менее, не выпускать их из виду.
Они миновали несколько беседок и теннисных столов, накрытых целлофаном. Дорога шла под уклон, на обочине росли земные ромашки вперемешку с местными растениями, по большей части неряшливыми и несимпатичными на вид. Небо давило на Шилова так, как, наверное, давит медленно опускающийся потолок в запертой комнате, но Шилов старался не обращать внимания на небо и глядел на закутанные в брезент фигурки. Фигурки двигались медленно, с достоинством, дышало от них чем-то из давних времен, эпохи покорителей земли и околоземного пространства. Одна фигурка была выше – вероятно, отец, а вторая ниже – сын-подросток. Отец и сын о чем-то едва слышно беседовали, но из-за шума дождя понять, о чем они говорят, было невозможно.
Минут через пять по гранитной лестнице они спустились на каменистый берег, матово блестевший под дождем. Шилов, наконец, воочию увидел то, чем знаменито это озеро, да и, в общем-то, вся планета.
Озеро оказалось круглым, не очень большим, а воздух здесь был прозрачен даже в непогоду, и его, озера, дальние берега, заросшие мощными пальмами (вернее, деревьями, походящими на пальмы) можно было бы увидеть без труда. Можно было бы, если б не огромное чудовище, похожее на осьминога (только щупалец у него оказалось много больше), которое выглядывало из воды, как серый остров, покрытый вместо деревьев крупными буграми и струпьями. Местные величали чудовище кракеном, но чаще – осьминогом. Щупальца кракена, походящие на спагетти, протянувшиеся под водой, возлежали одновременно на всех берегах, и их, щупалец этих, покрытых присосками, было великое множество. Одно щупальце приходилось примерно на пять метров кромки берега. Щупальца выбирались из воды метров на пять-шесть, едва заметно дрожали. Присоски на этих необыкновенных щупальцах то сужались, то увеличивались, раскрываясь и обнажая узенькие дырочки, из которых со свистом выходил вонючий пар. С пляжа разило кровью, винным спиртом и шашлыком. В стороне Шилов заметил выстроившиеся полукругом биотуалеты. По одному на каждые пять метров. У одного из них стояла палатка, из которой как портрет в раме выглядывал конопатый мальчуган и сонно зевал. Оголец торговал вином, консервированной закуской и дешевыми сувенирами.
– Вот оно, чудо природы! – проревел Семеныч, распугав мелких птиц, походящих на чаек. Чайки с кряканьем умчались в небо, а потом камнем рухнули в озеро и показали, что умеют неплохо нырять и плавать под водой.
Двое мужчин, которые шли впереди, уже расположились у одного из щупалец мега-осьминога. Первый от души размахнулся, разрезая воздух блестящей нержавеющей пилой фирмы «Шворц», второй прижал руки к бокам и нарочно, солдатиком, упал на щупальце чудища, прижал его животом к гладким камням. Первый стал пилить. Щупальце вздрогнуло, но тут же успокоилось. Первый пилил профессионально, в стороны брызгала кровь, аккуратно стекала по желобкам обратно в озеро.
– Пора и нам, нос-понос, – сказал Семеныч, шмыгая носом, и повел их к незанятому щупальцу. Дождь немного усилился, Шилов поскальзывался на мокрых камнях. Он балансировал при помощи рук, и удивлялся невозмутимости Проненко, который так запросто шел впереди и ничего не боялся.
У самой кромки берега они остановились. Семеныч вооружился пилой, Проненко тоже. Стало понятно, что почетная роль «удерживателя щупальца» досталась Шилову. Шилов поморщился и заорал, перекрикивая ливень:
– Семеныч, я никогда не рыбачил!
– Ничего сложного! – ответил Семеныч весело. – Это тебе, нос-понос, не космический корабль водить! Пр-ридави осминожью лапищу к земле – и порядок.
– А она меня не столкнет?
– Не боися, салажонок, кракен смирный, как теленок!
Читатель может заметить, что в речи героев не достает какой-то живости; однако, это легко объясняется: во всем виновата злобная цензура, которая вырезала все эти «блят-ть», «нах» и даже «жопу» – одно из любимых, кстати, слов Семеныча.
Наши герои подошли к щупальцу. Вблизи оно выглядело еще массивнее. Присоски на нем были громадные и то, что издалека представлялось щелочками, оказалось дырами в полпальца толщиной с мохнатыми краями, усеянными будто бы волосками, состоящими из кожи. В одни дыры проникал воздух, из других выходил пар. Выходил со звуком, напоминающим свист закипающего чайника.
– Боевое крещение! – объявил Семеныч, подставляя лицо дождю: – О, бог северных морей! К тебе мы обращаемся, великий и ужасный! Не соблаговолишь ли ты, о ужаснейший и величайший…
Шилов посмотрел вверх, в нос немедленно попала капля, и он чихнул, расстроив величие момента. Семеныч смотрел на Шилова с немым укором, ковшиком сложив огромные ручищи у груди.
– Извини, – буркнул Шилов.
Становилось зябко. С озера несло холодным дыханием чудища. Озеро бурлило: водную гладь дырявили поднимавшиеся со дна воздушные пузыри, вода у берега помутнела от крови. Шилов старался держаться подальше от кромки, потому что ему казалось, что из-под воды в любой момент может появиться осминожье скользкое щупальце, чтобы утащить его на дно.
– Среди нас есть два новичка, ни разу еще не охотившихся на злобную тварь, которую создал никто иной, как сатана Северных морей! – закричал Семеныч. – Они молоды, да, но настойчивы и сильны и в эту первую рыбалку они не разочаруют тебя, о, бог Северных морей! Я клянусь!!!
Он добавил тише: – Ну, поехали. Костик, приступай.
Шилов выбрал место, как ему казалось, посуше и с превеликой осторожностью опустился на колени, перекрестился и упал животом на щупальце. Щупальце вздрогнуло, но выдержало и принялось мягко пружинить под Шиловским животом, как бы массируя его. Под гладкой кожей щупальца бугрились мускулы, и Шилов подумал, что щупальце сильное, такое сильное, что запросто может скинуть его с себя, схватить за щиколотку и в миг утянуть в озеро. Но щупальце не скидывало, не тянуло, а покорно ждало своей участи. Дождь бил Шилова по спине. Вода заливала глаза. Шилов смотрел на щупальце, и ему становилось жаль его до слез. Проненко и Семеныч начали пилить, и в нос Шилову ударила вонь, напоминающая сразу о протухшей рыбе и о прорвавшей канализации. Он кривился, но терпел, лишь иногда булькал, надувая щеки, чтобы сдержать чих, или же чихал, если сдержать не получалось. Проненко желал ему здоровья, а Семеныч не желал, потому что злился, что Шилов ведет себя неподобающе для рыбака.
Рядом что-то чавкнуло, ударившись о влажный песок, и Шилов почувствовал, что щупальце выбирается из-под его живота и уходит под воду. Он поспешно вскочил на ноги и успел увидеть, как обрубок, из которого множественными тонкими фонтанчиками хлещет кровь, медленно втягивается в озеро. Налетели птицы, бесстрашно нырнули и понеслись за раненым щупальцем, сверля воду острыми клювами. Они клевали щупальце, откусывали мясо, проворно вылезали из воды, глотали урванный кусочек и снова ныряли. Вблизи птицы напоминали не чаек, а, скорее, беркутов, только маленьких. Кажется, то, что Шилов принял за перья, было на самом деле кожистыми образованиями.
Шилов повернулся. Довольные, в испачканных кровью дождевиках, Семеныч и Проненко держали в руках по куску щупальца. Ломти были здоровые, килограмм по семь-восемь каждый.
– Отличная рыбалка, парни! – крикнул Семеныч. Проненко улыбался и, кажется, на этот раз от души. Шилов почувствовал, что и сам усмехается. Он дрожал от возбуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52
Они выпили. Проненко опять пригубил, а Семеныч снова проглотил водку залпом, и все ему было мало, этому богатырю-человеку, и он налил еще раз. Ни с того ни с сего лампочка в розовом абажуре затрещала, мигнула. Тени побежали по большой комнате, заглядывая в углы, рассекая на клетки стены, проникая между мерно гудящим холодильником и старинной газовой плитой, забираясь в щели в полах, сложенных из длинных досок. За окном, в которое видны были составленные пирамидой лодки, загрохотало, и ударил гром. Будто сковородкой по медному тазу. Приближалась гроза.
– Вот тебе и первая рыбалка, – грустно сказал Семеныч и налил снова: – А не выпить ли нам, други?
– Ты погоди, – отмахнулся Шилов, отставляя свою рюмку в центр стола. – Хватит, с непривычки голова кружится. Надо дом исследовать, два этажа все-таки. И помыться я тоже не прочь. «В чистом теле – здоровый дух», или как там…
– Я уже был наверху, – сказал Проненко, держа огурчик на весу вилочкой, как истинный интеллигент. – Там душ и три комнаты. Туалета как бы нет.
– Туалет внизу, – сказал Шилов. – Биотуалет. Их там много, все синие.
– О! – сказал Проненко и замолчал. Конечно, он хотел сказать: «Ну, зверь-писец, какой ты, блят-ть, умный, Шилов», но сказать это ему помешало какое-никакое, но воспитание.
Семеныч все-таки выпил. Вытер губы рукавом, посмотрел на друзей виновато, налил и выпил еще раз. Потом решительно схватил бутылку за горлышко и засунул ее в холодильник. Вскинул брови и достал из холодильника початую бутылку сиреневого вина. Этикетки на бутылке не оказалось. Бутылка была круглая, пузатая, дымчатого стекла; похоже, местного производства. Шилов видел такие в магазине возле космопорта. Жаль, времени не нашлось купить парочку на базу. Впрочем, подумал Шилов, здесь тоже должно продаваться вино, хотя и дороже.
– Насладимся местными вкусами? – спросил Семеныч и встряхнул бутылку, наблюдая за осадком. Делал он это, многозначительно прищурив глаз, хотя Шилов знал, что Семеныч при всех его талантах совершенно не смыслит в винах.
– Потом, – сказал Шилов, хватая сумку. – Пойду взгляну на комнату.
Он направился к лестнице. Проненко, вяло передвигая ноги, пошел за ним.
Лестница была деревянная, скрипучая, нарочито ненадежная. Она привела Шилова на второй этаж, в узком коридорчике которого он помещался с большим трудом. Здесь было по две двери слева и справа, на дальней двери с левой стороны висел прибитый к дерматину картонный хлопец, намыливавший голову под нарисованным душем. Шилов, не долго думая, нырнул в ближайшую дверь. Огляделся. Комнатка оказалась маленькая, но, в принципе, ничего так, жить можно. Пол голый, деревянный, но теплый и гладкий. Кровать на пружинах, с толстым матрацем, с двумя пузатыми подушками, взбитыми преотлично. Рядом с кроватью – стол и маленький старинный телевизор на нем. Справа – шкаф для книг. С книгами. Небольшое окошко, ближе к потолку, словно в тюрьме, но без решетки. За окошком бушевала стихия.
Шилов бросил сумку на кровать, подошел к шкафу. В шкафу нашлось полное собрание сочинений Жюля Верна, томик Толстого с номером 3.11 на потрепанном корешке, Оскар Уайльд, Байрон, Пушкин, Лермонтов, Ремарк. Две или три книги без корешков. Ободранный Умберто Эко, потертый и покрытый масляными пятнами Пелевин, исчерканный синими чернилами Достоевский, томик стихотворцев серебряного века, обшарпанный и, кажется, кем-то старательно заплеванный. Шилов вытащил толстую книгу без корешка, и книгой этой оказался фолиант классика мистической литературы Стивена Кинга. Шилов рассеянно пролистал книгу, взглядом ни за что особенно не цепляясь, и сунул ее на место. Вернулся к сумке, стал разбирать вещи.
Примерно через полчаса они, хоть и не договаривались заранее, стояли внизу, в большой комнате. С пилами «Шворц» и брезентовыми сумками наготове. На улице громыхало, но дождь был слабый, так, моросил слегка, размазываясь прозрачными кляксами на окнах. Они вышли на порог и радостно вдохнули свежий воздух. Ненастная погода неожиданно вернула им яркие чувства, и они, испытывая редкий душевный подъем, ступили на твердую землю. Земля, впрочем, была не совсем твердая, а скорее раскисшая.
Почти рассвело, но дома и земля оставались серые. Многие рыбаки, испугавшись непогоды, остались под крышей, но не таковы были Семеныч, Шилов и Проненко. Хотя Проненко, пожалуй, был такой, но в компании он хоть немного, но преображался.
– Я знаю эти места, был здесь, – сказал Семеныч глухо, точь-в-точь первопроходец на чужой планете. – Посмотрите! – Он ткнул вперед мясистым своим пальцем, указывая на пластиковый столб-указатель, который заостренной планкой целился прямо в грозу. – Вы видите? – Театрально раскинув руки, вопросил он.
– Указатель, – сказал Проненко.
– Так подойдем же к нему!
– Ну.
– Что «ну», нос-понос? За мной, братья!
Они свернули к столбу, прочитали на планке, прибитой к нему «К озеру» и пошли по выложенной серым камнем и ракушками тропинке на восток. Впереди медленно шагала парочка в дождевиках, мужчины. Они держали свои пилы наготове. Наша компания приноровилась к их шагу и, держась на расстоянии, старалась, тем не менее, не выпускать их из виду.
Они миновали несколько беседок и теннисных столов, накрытых целлофаном. Дорога шла под уклон, на обочине росли земные ромашки вперемешку с местными растениями, по большей части неряшливыми и несимпатичными на вид. Небо давило на Шилова так, как, наверное, давит медленно опускающийся потолок в запертой комнате, но Шилов старался не обращать внимания на небо и глядел на закутанные в брезент фигурки. Фигурки двигались медленно, с достоинством, дышало от них чем-то из давних времен, эпохи покорителей земли и околоземного пространства. Одна фигурка была выше – вероятно, отец, а вторая ниже – сын-подросток. Отец и сын о чем-то едва слышно беседовали, но из-за шума дождя понять, о чем они говорят, было невозможно.
Минут через пять по гранитной лестнице они спустились на каменистый берег, матово блестевший под дождем. Шилов, наконец, воочию увидел то, чем знаменито это озеро, да и, в общем-то, вся планета.
Озеро оказалось круглым, не очень большим, а воздух здесь был прозрачен даже в непогоду, и его, озера, дальние берега, заросшие мощными пальмами (вернее, деревьями, походящими на пальмы) можно было бы увидеть без труда. Можно было бы, если б не огромное чудовище, похожее на осьминога (только щупалец у него оказалось много больше), которое выглядывало из воды, как серый остров, покрытый вместо деревьев крупными буграми и струпьями. Местные величали чудовище кракеном, но чаще – осьминогом. Щупальца кракена, походящие на спагетти, протянувшиеся под водой, возлежали одновременно на всех берегах, и их, щупалец этих, покрытых присосками, было великое множество. Одно щупальце приходилось примерно на пять метров кромки берега. Щупальца выбирались из воды метров на пять-шесть, едва заметно дрожали. Присоски на этих необыкновенных щупальцах то сужались, то увеличивались, раскрываясь и обнажая узенькие дырочки, из которых со свистом выходил вонючий пар. С пляжа разило кровью, винным спиртом и шашлыком. В стороне Шилов заметил выстроившиеся полукругом биотуалеты. По одному на каждые пять метров. У одного из них стояла палатка, из которой как портрет в раме выглядывал конопатый мальчуган и сонно зевал. Оголец торговал вином, консервированной закуской и дешевыми сувенирами.
– Вот оно, чудо природы! – проревел Семеныч, распугав мелких птиц, походящих на чаек. Чайки с кряканьем умчались в небо, а потом камнем рухнули в озеро и показали, что умеют неплохо нырять и плавать под водой.
Двое мужчин, которые шли впереди, уже расположились у одного из щупалец мега-осьминога. Первый от души размахнулся, разрезая воздух блестящей нержавеющей пилой фирмы «Шворц», второй прижал руки к бокам и нарочно, солдатиком, упал на щупальце чудища, прижал его животом к гладким камням. Первый стал пилить. Щупальце вздрогнуло, но тут же успокоилось. Первый пилил профессионально, в стороны брызгала кровь, аккуратно стекала по желобкам обратно в озеро.
– Пора и нам, нос-понос, – сказал Семеныч, шмыгая носом, и повел их к незанятому щупальцу. Дождь немного усилился, Шилов поскальзывался на мокрых камнях. Он балансировал при помощи рук, и удивлялся невозмутимости Проненко, который так запросто шел впереди и ничего не боялся.
У самой кромки берега они остановились. Семеныч вооружился пилой, Проненко тоже. Стало понятно, что почетная роль «удерживателя щупальца» досталась Шилову. Шилов поморщился и заорал, перекрикивая ливень:
– Семеныч, я никогда не рыбачил!
– Ничего сложного! – ответил Семеныч весело. – Это тебе, нос-понос, не космический корабль водить! Пр-ридави осминожью лапищу к земле – и порядок.
– А она меня не столкнет?
– Не боися, салажонок, кракен смирный, как теленок!
Читатель может заметить, что в речи героев не достает какой-то живости; однако, это легко объясняется: во всем виновата злобная цензура, которая вырезала все эти «блят-ть», «нах» и даже «жопу» – одно из любимых, кстати, слов Семеныча.
Наши герои подошли к щупальцу. Вблизи оно выглядело еще массивнее. Присоски на нем были громадные и то, что издалека представлялось щелочками, оказалось дырами в полпальца толщиной с мохнатыми краями, усеянными будто бы волосками, состоящими из кожи. В одни дыры проникал воздух, из других выходил пар. Выходил со звуком, напоминающим свист закипающего чайника.
– Боевое крещение! – объявил Семеныч, подставляя лицо дождю: – О, бог северных морей! К тебе мы обращаемся, великий и ужасный! Не соблаговолишь ли ты, о ужаснейший и величайший…
Шилов посмотрел вверх, в нос немедленно попала капля, и он чихнул, расстроив величие момента. Семеныч смотрел на Шилова с немым укором, ковшиком сложив огромные ручищи у груди.
– Извини, – буркнул Шилов.
Становилось зябко. С озера несло холодным дыханием чудища. Озеро бурлило: водную гладь дырявили поднимавшиеся со дна воздушные пузыри, вода у берега помутнела от крови. Шилов старался держаться подальше от кромки, потому что ему казалось, что из-под воды в любой момент может появиться осминожье скользкое щупальце, чтобы утащить его на дно.
– Среди нас есть два новичка, ни разу еще не охотившихся на злобную тварь, которую создал никто иной, как сатана Северных морей! – закричал Семеныч. – Они молоды, да, но настойчивы и сильны и в эту первую рыбалку они не разочаруют тебя, о, бог Северных морей! Я клянусь!!!
Он добавил тише: – Ну, поехали. Костик, приступай.
Шилов выбрал место, как ему казалось, посуше и с превеликой осторожностью опустился на колени, перекрестился и упал животом на щупальце. Щупальце вздрогнуло, но выдержало и принялось мягко пружинить под Шиловским животом, как бы массируя его. Под гладкой кожей щупальца бугрились мускулы, и Шилов подумал, что щупальце сильное, такое сильное, что запросто может скинуть его с себя, схватить за щиколотку и в миг утянуть в озеро. Но щупальце не скидывало, не тянуло, а покорно ждало своей участи. Дождь бил Шилова по спине. Вода заливала глаза. Шилов смотрел на щупальце, и ему становилось жаль его до слез. Проненко и Семеныч начали пилить, и в нос Шилову ударила вонь, напоминающая сразу о протухшей рыбе и о прорвавшей канализации. Он кривился, но терпел, лишь иногда булькал, надувая щеки, чтобы сдержать чих, или же чихал, если сдержать не получалось. Проненко желал ему здоровья, а Семеныч не желал, потому что злился, что Шилов ведет себя неподобающе для рыбака.
Рядом что-то чавкнуло, ударившись о влажный песок, и Шилов почувствовал, что щупальце выбирается из-под его живота и уходит под воду. Он поспешно вскочил на ноги и успел увидеть, как обрубок, из которого множественными тонкими фонтанчиками хлещет кровь, медленно втягивается в озеро. Налетели птицы, бесстрашно нырнули и понеслись за раненым щупальцем, сверля воду острыми клювами. Они клевали щупальце, откусывали мясо, проворно вылезали из воды, глотали урванный кусочек и снова ныряли. Вблизи птицы напоминали не чаек, а, скорее, беркутов, только маленьких. Кажется, то, что Шилов принял за перья, было на самом деле кожистыми образованиями.
Шилов повернулся. Довольные, в испачканных кровью дождевиках, Семеныч и Проненко держали в руках по куску щупальца. Ломти были здоровые, килограмм по семь-восемь каждый.
– Отличная рыбалка, парни! – крикнул Семеныч. Проненко улыбался и, кажется, на этот раз от души. Шилов почувствовал, что и сам усмехается. Он дрожал от возбуждения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52