Было так здорово вдыхать полной грудью свежий воздух, чувствовать тонкий аромат цветов, или, заметив в колючих зарослях клочок меха, догадаться, какому зверю он принадлежал.
— Странно, Тайрисса, но я всегда считал, что Керу — городские жители, а ты так много знаешь обо всём этом. Вряд ли ты могла приобрести в Морианде подобные знания.
Она засмеялась и, опустившись на корточки, провела большим пальцем по жёстким фиолетовым цветам горного вереска.
— Для наленирцев мы действительно городские жители. И для вас мы все на одно лицо. Я старше тебя на десять лет. В Морианде я провела всего семь.
— А до этого?
Она нахмурилась.
— До этого я жила не в Морианде.
Келес подошёл и опустился рядом с ней на колени.
— Тайрисса, я помню твои слова, — той первой ночью на «Речном Соме». Ты сказала, что мне необязательно знать некоторые вещи. Я уважаю твоё право на скрытность. И буду уважать впредь, но мне ужасно любопытно. Полагаю, большую часть того, о чём рассказываешь, ты узнала в Гелосунде. Я не хочу совать нос в твои дела, но хочу иметь хотя бы приблизительное представление о тебе.
Светловолосая женщина обернулась к Келесу и смерила его взглядом, который показался ему куда холоднее пронизывающего ветра. Но это длилось всего мгновение. Потом глаза её потеплели, впрочем, не намного.
— Келес, я очень уважаю тебя за преданность делу и за твою находчивость. Ты говоришь о «приблизительном представлении», но я знаю по опыту, что этим дело не ограничится. Я знаю, что мальчики в Наленире вырастают, мечтая о Керу. Я помню, как вы с вашим братом смотрели на меня, входя в приёмную залу на праздновании дня рождения вашего деда. Да, я была одним из Стражей в тот вечер.
Келес залился румянцем.
— Я не хотел…
— Не переживай. Остальные мужчины смотрели на нас точно так же, а ваши с братом взгляды были куда теплее, чем взгляды большинства женщин. Ваши представления о Керу складывались из бесчисленных слухов. Ты слышал, что мы держимся сами по себе. Не заводим любовников, не рожаем детей, участвуем в странных обрядах, позволяющих нам черпать силы прямо из Гелосунда. Наверняка, ты слышал также, что мы занимаемся любовью только с женщинами, или что Правитель — единственный мужчина, которого мы допускаем на ложе. Некоторые полагают даже, будто мы имеем неограниченную власть над Правителем, как до этого — над его отцом, и тайно растим наследника, который займёт трон Наленира, когда мы решим, что Кирон больше не нужен Гелосунду.
— Я слышал многие из этих историй, но никогда в них не верил.
Она помолчала, потом опустила глаза и кивнула.
— Не верил, ясное дело. Ты отбросил прочь все истории, которые рассказывают друг другу юнцы в Наленире, и никогда больше ни о чём таком не вспоминал. Неудивительно. Скорее, печально.
Келес выпрямился и отряхну красную пыль с колен.
— Печально? В каком смысле — печально?
— Это показывает, насколько ты далёк от жизни, Келес. — Она обернулась и посмотрела на него. — Ты любил женщину, из-за которой твою спину украшают шрамы?
— Да, конечно.
— Расскажи мне о ней.
Келес скрестил руки на груди.
— Ну… она была хорошенькая, и из хорошей семьи, и…
Он запнулся и едва слышно добавил:
— И мой отец был женат на женщине из купеческой семьи, и мой дед. Все шло так, как положено.
— Как положено. — Тайрисса сорвала веточку вереска и воткнула в волосы за левым ухом. — Ты любил её, поскольку полагал, что должен любить её. Что ж, это вполне соответствует твоим представлениям о мире. Числа и измерения позволяют тебе упорядоченно описывать мир. Точно так же и она была частью установленного порядка, а тебе это необходимо. Ты смотрел на неё, как на недостающий кусочек в мозаике собственной жизни.
— Неправда! — Но он не мог найти ни одного доказательства её неправоты. Верно, он убедил себя, что любит Маджиату, поскольку хотел полюбить её. Я нуждался в том, чтобы кто-то любил меня так же, как моя мать любила отца.
Тайрисса подняла руки и обвела широким жестом пространство вокруг.
— Взгляни на эти места, Келес. Они существовали задолго до того, как пришёл ты, чтобы измерить и описать здесь каждый клочок земли. И будут существовать после того, как твои карты рассыплются в прах.
Он поёжился.
— Замечательно. Большое спасибо. Я понял. Все, что я здесь делаю, не имеет никакого значения.
Она покачала головой.
— Да нет же, дурачок, ты все перевернул с ног на голову. Я не имела в виду, что твоя работа бессмысленна. Я хотела сказать что пребывание здесь действительно имеет для тебя значение. Сейчас ты просто игрушка в руках деда. Хуже того, он так вымуштровал тебя, что ты продолжишь плясать под дудку деда даже после его смерти. Любому кукольнику остаётся только мечтать о таких куклах!
Ты ведёшь себя так, словно не понимаешь, как важна твоя работа. Составленные тобой карты откроют дорогу в эти земли. Сюда придут люди. Но если ты не осознаешь, что не только твои вычисления имеют значение, то не сможешь помочь им ни благополучно добраться до этих мест, ни подготовиться к жизни здесь.
— Тайрисса, до поселений в этих местах ещё очень далеко. Да, здесь живут грабители и расхитители гробниц, но ведь это для них даром не проходит. Здесь до сих пор сильна магия.
— Верно, Келес. А для тебя это пройдёт даром или нет?
— Не понимаю.
Тайрисса вздохнула.
— Не сомневаюсь, что не понимаешь. Послушай, что я скажу. Я жила в очень тесном мирке. Да, я приехала в Морианд из Гелосунда, где прошли моё детство и юность. Я убила нескольких дезейрионцев, вот почему меня выбрали, чтобы стать одной из Керу. Мой мир стал чуть шире, теперь он включал и Морианд. А сейчас мы здесь, и я вижу вещи, с которыми мне не приходилось сталкиваться никогда в жизни, и понимаю, что мир — это больше, чем один-единственный порабощённый народ. Люди Гелосунда борются за крохотный клочок земли, и им придётся заплатить за него непомерно высокую цену. Не смотри на меня с таким изумлением, — ты прекрасно знаешь, что я права. Вместо того чтобы тратить время на подготовку набегов на захваченные Дезейрионом земли, и жаловаться на то, что боги от нас отвернулись, — лучше бы мой народ собрал пожитки, согнал в стада скот и отправился в Солет или Долосан, или вверх по Золотой реке. Мы могли бы создать новое государство. Но мы позволяем прошлому и собственным представлениям о долге довлеть над нами. Это ограничивает наши возможности.
Келес медленно кивнул.
— Ты хочешь сказать, что моя рабская приверженность к своей работе и воля моего деда точно так же ограничивают меня?
— Только в том, что не позволяют тебе увидеть мир таким, каков он на самом деле. — Она улыбнулась. — Каким образом можно описать мир, будучи отделённым от него пеленой чисел и лавиной бумажных свитков?
— Действительно, никаким… — Келес нахмурился. Он поднял глаза и встретился с Тайриссой взглядом. — То, о чём ты говорила… Наше путешествие не просто подтолкнуло тебя к подобным размышлениям, верно? Ты и раньше об этом думала. Вот почему выбрали тебя.
Тайрисса отвернулась и направилась к стоящим поодаль и щиплющим вереск лошадям.
— Это могло поспособствовать.
— Поэтому ты чувствовала одиночество, верно?
Она бросила на него свирепый взгляд.
— Предлагаешь мне облегчить душу?
— Нет, ни в коей мере. — Он смотрел себе под ноги. — Ты была одинока, поскольку твои взгляды были куда шире, чем у твоих товарищей. Со мной дела обстояли наоборот. Я замкнулся в своём мирке, и окружающие смирились с тем, что я упорно иду намеченным путём. Даже здесь вы все стараетесь не беспокоить меня, зато беспокоитесь сами.
— Может быть, сначала так оно и было. Но после ты сумел проложить путь мимо водоёма. — Тайрисса улыбнулась. — Ты ведь не стал никому говорить, что надо делать. Ты просто сделал это сам. Ради общего блага. Ты стал частью целого — нашего отряда. Ты показал нам, что мы не просто чьи-то джианриготы.
Келес подошёл к своей лошади и забрался в седло.
— Если вы все так думаете… Прости, я… Я не думал ни о чём таком, просто… Просто сделал то, что, по-моему, должен был сделать.
Она кивнула.
— Мы это поняли. Большинство из нас, по крайней мере. Боросан ещё хуже тебя, а о чём подумал вирук, я вообще не имею понятия.
— Хуже меня? Вряд ли такое возможно. — Он рассмеялся. — Тайрисса, прости, что я так вёл себя, наслушавшись россказней о Керу. Я не хотел тебя обидеть.
Керу развернулась и внимательно посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что не находишь нас гораздо соблазнительнее выросших на пуховых перинах наленирских девиц?
— Нет, то есть… Да, я… — Келес стушевался и поник. — Лучше убей меня прямо сейчас, и я больше не буду доставлять вам хлопот.
Тайрисса расхохоталась.
— Спящий дракон начал просыпаться. Медленно, очень медленно, но начал.
На обратной дороге Тайрисса показала ему ещё множество интересных вещей, в том числе вход в небольшую пещерку, который двигался, словно вдыхая и выдыхая воздух. Келес жадно ловил каждое её слово. Когда они подъехали к месту, выбранному Моравеном для лагеря, то обнаружили троих присоединившихся к их компании бродяг. Один, высохший старик, закутанный в шкуру какого-то невиданного зверя, сидел вместе с Моравеном и Боросаном немного поодаль. Джианридин во время их странствий часто выполнял обязанности толмача, помогая им разговаривать со старателями и расхитителями гробниц. Двое бродяг помоложе и явно покрепче возились с костром, что-то поджаривая на огне. Если бы у этого чего-то не было семи ног, Келес принял бы его за кролика.
Кирас сидел рядом с ними и пытался обмениваться любезностями, но получалось плохо, — разговор выходил натянутый. Рекарафи примостился у каменной глыбы с подветренной стороны лагеря. Его волосы ерошил ветерок, он прикрыл глаза и поднял лицо. Узкие ноздри трепетали, словно он мог целиком вдохнуть жарившуюся на костре дичь. Руки расслабленно лежали на коленях, на когтях играли отблески костра.
Кирас поклонился подъехавшим Келесу и Тайриссе.
— У нас гости. Они не встречали следов тех разбойников, но, по слухам, те направились в Опаслиноти, что возле самого Иксилла.
Келесу захотелось немедленно расспросить их о дороге, но он сдержался и лишь поинтересовался:
— А что такое Опаслиноти?
Один из их гостей усмехнулся, обнажив свои мерзкие жёлтые зубы.
— Место, куда ведут все дороги.
Рекарафи открыл глаза.
— Когда-то — город вируков. Тавам альфель изменил его, и теперь там могут жить разве что люди.
— Благодарю, Рекарафи. — Келес улыбнулся. — Я с нетерпением буду ждать дня, когда мы его увидим.
Вечер у костра продолжался. Боросан развлёк гостей поединком между мышеловом и маленьким танатоном, Кирас спел тиратскую балладу, Тайрисса — грустную песню об утерянном Гелосунде. В ответ бродяги порадовали их грубоватыми куплетами, которые холодными ночами повсеместно согревали земли Долосана. Наконец они заключили соглашение отправиться в Опаслиноти вместе. Усталый Келес с трудом забрался в палатку, даже и не подумав связаться с дедом.
Рассвело быстро. Когда Келес наконец разлепил глаза, пульсирующая боль заполнила его голову. Он прислушался к этой боли, а потом улыбнулся. Совсем недавно он считал её помехой для выполнения своего долга. Теперь это была просто боль, и ничего больше, всего лишь малая часть его мира. И он принял решение делать все от него зависящее, чтобы эта малая часть стала ещё меньше.
Глава сорок пятая
Восемнадцатый день Месяца Тигра года Крысы.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Морианд.
Наленир.
Нирати вздрогнула и проснулась. Её вырвал из глубокого сна не посторонний звук или движение, не коснулся случайный солнечный луч. Она спала долго, хотя и беспокойно, а теперь каким-то образом поняла, что пора просыпаться.
Она лежала на постели вниз лицом. Мокрая наволочка холодила щеку. Она намокла не от слез, хотя Нирати была уверена, что во сне плакала; она спала с открытым ртом, и на подушку вытекла слюна. Она была настолько изнурена, что даже не смогла перед сном красиво улечься на кровать.
Нирати попыталась медленно приподнять руки, но это оказалось не так-то просто. Все тело ныло, особенно болели плечи и локти. Тупая, ноющая боль казалась знакомой, напоминая переутомление после долгого повторения одного и того же движения. Когда весной и осенью она помогала матери в саду, потом у неё точно так же болели плечи и поясница.
Она осторожно перевернулась на бок и замерла, пытаясь отдышаться. Нирати недоумевала, почему она до такой степени выдохлась, проделав всего одно простое движение. Она чувствовала ужасную слабость. Одеяла казались такими тяжёлыми, словно были сделаны из свинца. Ночная рубашка обвилась вокруг ног, и она не могла освободиться, как ни старалась. Почувствовав себя в ловушке она испугалась, но тут же заставила себя успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74
— Странно, Тайрисса, но я всегда считал, что Керу — городские жители, а ты так много знаешь обо всём этом. Вряд ли ты могла приобрести в Морианде подобные знания.
Она засмеялась и, опустившись на корточки, провела большим пальцем по жёстким фиолетовым цветам горного вереска.
— Для наленирцев мы действительно городские жители. И для вас мы все на одно лицо. Я старше тебя на десять лет. В Морианде я провела всего семь.
— А до этого?
Она нахмурилась.
— До этого я жила не в Морианде.
Келес подошёл и опустился рядом с ней на колени.
— Тайрисса, я помню твои слова, — той первой ночью на «Речном Соме». Ты сказала, что мне необязательно знать некоторые вещи. Я уважаю твоё право на скрытность. И буду уважать впредь, но мне ужасно любопытно. Полагаю, большую часть того, о чём рассказываешь, ты узнала в Гелосунде. Я не хочу совать нос в твои дела, но хочу иметь хотя бы приблизительное представление о тебе.
Светловолосая женщина обернулась к Келесу и смерила его взглядом, который показался ему куда холоднее пронизывающего ветра. Но это длилось всего мгновение. Потом глаза её потеплели, впрочем, не намного.
— Келес, я очень уважаю тебя за преданность делу и за твою находчивость. Ты говоришь о «приблизительном представлении», но я знаю по опыту, что этим дело не ограничится. Я знаю, что мальчики в Наленире вырастают, мечтая о Керу. Я помню, как вы с вашим братом смотрели на меня, входя в приёмную залу на праздновании дня рождения вашего деда. Да, я была одним из Стражей в тот вечер.
Келес залился румянцем.
— Я не хотел…
— Не переживай. Остальные мужчины смотрели на нас точно так же, а ваши с братом взгляды были куда теплее, чем взгляды большинства женщин. Ваши представления о Керу складывались из бесчисленных слухов. Ты слышал, что мы держимся сами по себе. Не заводим любовников, не рожаем детей, участвуем в странных обрядах, позволяющих нам черпать силы прямо из Гелосунда. Наверняка, ты слышал также, что мы занимаемся любовью только с женщинами, или что Правитель — единственный мужчина, которого мы допускаем на ложе. Некоторые полагают даже, будто мы имеем неограниченную власть над Правителем, как до этого — над его отцом, и тайно растим наследника, который займёт трон Наленира, когда мы решим, что Кирон больше не нужен Гелосунду.
— Я слышал многие из этих историй, но никогда в них не верил.
Она помолчала, потом опустила глаза и кивнула.
— Не верил, ясное дело. Ты отбросил прочь все истории, которые рассказывают друг другу юнцы в Наленире, и никогда больше ни о чём таком не вспоминал. Неудивительно. Скорее, печально.
Келес выпрямился и отряхну красную пыль с колен.
— Печально? В каком смысле — печально?
— Это показывает, насколько ты далёк от жизни, Келес. — Она обернулась и посмотрела на него. — Ты любил женщину, из-за которой твою спину украшают шрамы?
— Да, конечно.
— Расскажи мне о ней.
Келес скрестил руки на груди.
— Ну… она была хорошенькая, и из хорошей семьи, и…
Он запнулся и едва слышно добавил:
— И мой отец был женат на женщине из купеческой семьи, и мой дед. Все шло так, как положено.
— Как положено. — Тайрисса сорвала веточку вереска и воткнула в волосы за левым ухом. — Ты любил её, поскольку полагал, что должен любить её. Что ж, это вполне соответствует твоим представлениям о мире. Числа и измерения позволяют тебе упорядоченно описывать мир. Точно так же и она была частью установленного порядка, а тебе это необходимо. Ты смотрел на неё, как на недостающий кусочек в мозаике собственной жизни.
— Неправда! — Но он не мог найти ни одного доказательства её неправоты. Верно, он убедил себя, что любит Маджиату, поскольку хотел полюбить её. Я нуждался в том, чтобы кто-то любил меня так же, как моя мать любила отца.
Тайрисса подняла руки и обвела широким жестом пространство вокруг.
— Взгляни на эти места, Келес. Они существовали задолго до того, как пришёл ты, чтобы измерить и описать здесь каждый клочок земли. И будут существовать после того, как твои карты рассыплются в прах.
Он поёжился.
— Замечательно. Большое спасибо. Я понял. Все, что я здесь делаю, не имеет никакого значения.
Она покачала головой.
— Да нет же, дурачок, ты все перевернул с ног на голову. Я не имела в виду, что твоя работа бессмысленна. Я хотела сказать что пребывание здесь действительно имеет для тебя значение. Сейчас ты просто игрушка в руках деда. Хуже того, он так вымуштровал тебя, что ты продолжишь плясать под дудку деда даже после его смерти. Любому кукольнику остаётся только мечтать о таких куклах!
Ты ведёшь себя так, словно не понимаешь, как важна твоя работа. Составленные тобой карты откроют дорогу в эти земли. Сюда придут люди. Но если ты не осознаешь, что не только твои вычисления имеют значение, то не сможешь помочь им ни благополучно добраться до этих мест, ни подготовиться к жизни здесь.
— Тайрисса, до поселений в этих местах ещё очень далеко. Да, здесь живут грабители и расхитители гробниц, но ведь это для них даром не проходит. Здесь до сих пор сильна магия.
— Верно, Келес. А для тебя это пройдёт даром или нет?
— Не понимаю.
Тайрисса вздохнула.
— Не сомневаюсь, что не понимаешь. Послушай, что я скажу. Я жила в очень тесном мирке. Да, я приехала в Морианд из Гелосунда, где прошли моё детство и юность. Я убила нескольких дезейрионцев, вот почему меня выбрали, чтобы стать одной из Керу. Мой мир стал чуть шире, теперь он включал и Морианд. А сейчас мы здесь, и я вижу вещи, с которыми мне не приходилось сталкиваться никогда в жизни, и понимаю, что мир — это больше, чем один-единственный порабощённый народ. Люди Гелосунда борются за крохотный клочок земли, и им придётся заплатить за него непомерно высокую цену. Не смотри на меня с таким изумлением, — ты прекрасно знаешь, что я права. Вместо того чтобы тратить время на подготовку набегов на захваченные Дезейрионом земли, и жаловаться на то, что боги от нас отвернулись, — лучше бы мой народ собрал пожитки, согнал в стада скот и отправился в Солет или Долосан, или вверх по Золотой реке. Мы могли бы создать новое государство. Но мы позволяем прошлому и собственным представлениям о долге довлеть над нами. Это ограничивает наши возможности.
Келес медленно кивнул.
— Ты хочешь сказать, что моя рабская приверженность к своей работе и воля моего деда точно так же ограничивают меня?
— Только в том, что не позволяют тебе увидеть мир таким, каков он на самом деле. — Она улыбнулась. — Каким образом можно описать мир, будучи отделённым от него пеленой чисел и лавиной бумажных свитков?
— Действительно, никаким… — Келес нахмурился. Он поднял глаза и встретился с Тайриссой взглядом. — То, о чём ты говорила… Наше путешествие не просто подтолкнуло тебя к подобным размышлениям, верно? Ты и раньше об этом думала. Вот почему выбрали тебя.
Тайрисса отвернулась и направилась к стоящим поодаль и щиплющим вереск лошадям.
— Это могло поспособствовать.
— Поэтому ты чувствовала одиночество, верно?
Она бросила на него свирепый взгляд.
— Предлагаешь мне облегчить душу?
— Нет, ни в коей мере. — Он смотрел себе под ноги. — Ты была одинока, поскольку твои взгляды были куда шире, чем у твоих товарищей. Со мной дела обстояли наоборот. Я замкнулся в своём мирке, и окружающие смирились с тем, что я упорно иду намеченным путём. Даже здесь вы все стараетесь не беспокоить меня, зато беспокоитесь сами.
— Может быть, сначала так оно и было. Но после ты сумел проложить путь мимо водоёма. — Тайрисса улыбнулась. — Ты ведь не стал никому говорить, что надо делать. Ты просто сделал это сам. Ради общего блага. Ты стал частью целого — нашего отряда. Ты показал нам, что мы не просто чьи-то джианриготы.
Келес подошёл к своей лошади и забрался в седло.
— Если вы все так думаете… Прости, я… Я не думал ни о чём таком, просто… Просто сделал то, что, по-моему, должен был сделать.
Она кивнула.
— Мы это поняли. Большинство из нас, по крайней мере. Боросан ещё хуже тебя, а о чём подумал вирук, я вообще не имею понятия.
— Хуже меня? Вряд ли такое возможно. — Он рассмеялся. — Тайрисса, прости, что я так вёл себя, наслушавшись россказней о Керу. Я не хотел тебя обидеть.
Керу развернулась и внимательно посмотрела на него.
— Ты хочешь сказать, что не находишь нас гораздо соблазнительнее выросших на пуховых перинах наленирских девиц?
— Нет, то есть… Да, я… — Келес стушевался и поник. — Лучше убей меня прямо сейчас, и я больше не буду доставлять вам хлопот.
Тайрисса расхохоталась.
— Спящий дракон начал просыпаться. Медленно, очень медленно, но начал.
На обратной дороге Тайрисса показала ему ещё множество интересных вещей, в том числе вход в небольшую пещерку, который двигался, словно вдыхая и выдыхая воздух. Келес жадно ловил каждое её слово. Когда они подъехали к месту, выбранному Моравеном для лагеря, то обнаружили троих присоединившихся к их компании бродяг. Один, высохший старик, закутанный в шкуру какого-то невиданного зверя, сидел вместе с Моравеном и Боросаном немного поодаль. Джианридин во время их странствий часто выполнял обязанности толмача, помогая им разговаривать со старателями и расхитителями гробниц. Двое бродяг помоложе и явно покрепче возились с костром, что-то поджаривая на огне. Если бы у этого чего-то не было семи ног, Келес принял бы его за кролика.
Кирас сидел рядом с ними и пытался обмениваться любезностями, но получалось плохо, — разговор выходил натянутый. Рекарафи примостился у каменной глыбы с подветренной стороны лагеря. Его волосы ерошил ветерок, он прикрыл глаза и поднял лицо. Узкие ноздри трепетали, словно он мог целиком вдохнуть жарившуюся на костре дичь. Руки расслабленно лежали на коленях, на когтях играли отблески костра.
Кирас поклонился подъехавшим Келесу и Тайриссе.
— У нас гости. Они не встречали следов тех разбойников, но, по слухам, те направились в Опаслиноти, что возле самого Иксилла.
Келесу захотелось немедленно расспросить их о дороге, но он сдержался и лишь поинтересовался:
— А что такое Опаслиноти?
Один из их гостей усмехнулся, обнажив свои мерзкие жёлтые зубы.
— Место, куда ведут все дороги.
Рекарафи открыл глаза.
— Когда-то — город вируков. Тавам альфель изменил его, и теперь там могут жить разве что люди.
— Благодарю, Рекарафи. — Келес улыбнулся. — Я с нетерпением буду ждать дня, когда мы его увидим.
Вечер у костра продолжался. Боросан развлёк гостей поединком между мышеловом и маленьким танатоном, Кирас спел тиратскую балладу, Тайрисса — грустную песню об утерянном Гелосунде. В ответ бродяги порадовали их грубоватыми куплетами, которые холодными ночами повсеместно согревали земли Долосана. Наконец они заключили соглашение отправиться в Опаслиноти вместе. Усталый Келес с трудом забрался в палатку, даже и не подумав связаться с дедом.
Рассвело быстро. Когда Келес наконец разлепил глаза, пульсирующая боль заполнила его голову. Он прислушался к этой боли, а потом улыбнулся. Совсем недавно он считал её помехой для выполнения своего долга. Теперь это была просто боль, и ничего больше, всего лишь малая часть его мира. И он принял решение делать все от него зависящее, чтобы эта малая часть стала ещё меньше.
Глава сорок пятая
Восемнадцатый день Месяца Тигра года Крысы.
Девятый год царствования Верховного Правителя Кирона.
Сто шестьдесят второй год Династии Комира.
Семьсот тридцать шестой год от Катаклизма.
Морианд.
Наленир.
Нирати вздрогнула и проснулась. Её вырвал из глубокого сна не посторонний звук или движение, не коснулся случайный солнечный луч. Она спала долго, хотя и беспокойно, а теперь каким-то образом поняла, что пора просыпаться.
Она лежала на постели вниз лицом. Мокрая наволочка холодила щеку. Она намокла не от слез, хотя Нирати была уверена, что во сне плакала; она спала с открытым ртом, и на подушку вытекла слюна. Она была настолько изнурена, что даже не смогла перед сном красиво улечься на кровать.
Нирати попыталась медленно приподнять руки, но это оказалось не так-то просто. Все тело ныло, особенно болели плечи и локти. Тупая, ноющая боль казалась знакомой, напоминая переутомление после долгого повторения одного и того же движения. Когда весной и осенью она помогала матери в саду, потом у неё точно так же болели плечи и поясница.
Она осторожно перевернулась на бок и замерла, пытаясь отдышаться. Нирати недоумевала, почему она до такой степени выдохлась, проделав всего одно простое движение. Она чувствовала ужасную слабость. Одеяла казались такими тяжёлыми, словно были сделаны из свинца. Ночная рубашка обвилась вокруг ног, и она не могла освободиться, как ни старалась. Почувствовав себя в ловушке она испугалась, но тут же заставила себя успокоиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74