Как и следовало ожидать, никто не отозвался. Вы ждав некоторое время, старец внушительно сказал:
— Придется вопросить самого Гарх-то-Горха, за что гневается он на нас!
Строй жрецов и жриц мягко опустился на колени.
— Некогда, — печально начал жрец, — люди могли слышать глас Отца Богов, и вещал он им волю свою, и покорялись люди этой воле, и счастливой была их жизнь...
Стоящие у храма люди знали слово в слово все, что говорил им сейчас жрец, но в скорбном голосе старика были завораживающие чары, и все, словно в первый раз, внимали повести о том, как один из великих воинов древности, дерзкий и неустрашимый Хаштар совершил чудовищное кощунство: заглянул за занавес, скрывающий статую Единого, и увидел лик Гарх-то-Горха. Наглец был на месте сражен молнией, но исправить содеянное было уже нельзя...
— И в последний раз люди услышали голос его, грозный и прекрасный, — завершил рассказ главный жрец. — Сказал он. «Отныне волю мою будете узнавать от самой ничтожной и презренной из тварей земных!..»
Стоявшие на коленях служители Единого разом простерлись ниц, вытянув руки в сторону статуи, скрытой за черным бархатом. Главный жрец повернулся к зрителям спиной и тоже пал ниц. Белые шелковые рукава его одеяния маленькими волнами плеснули по каменному полу.
Народ замер в напряженном ожидании.
Пол храма был немного покатым к выходу, это позволяло видеть все, что происходило в самых дальних уголках зала. На глазах у всех дрогнуло покрывало, прячущее от взоров смертных статую Гарх-то-Горха. Из-под тяжелых складок выбралась громадная серая крыса. На миг она замерла, принюхиваясь, а затем неспешно двинулась вперед. Люди, стоявшие в первых рядах, могли разглядеть на животном тонкий золотой ошейник. Крыса не боялась ни света, ни простертых ниц людей, ни черной толпы внизу. Она направилась было к лежащему у ступеней главному жрецу, но внезапно остановилась, принюхалась и резко свернула в сторону.
Толпа ахнула. Служители храмов тревожно приподняли головы, следя взглядами за своенравным животным.
Крыса приблизилась к одной из жриц — кудрявой, до черноты смуглой девочке лет пятнадцати — и принялась тыкаться острой мордой в знакомые пальчики, из которых зверушка так часто получала корм.
«Ах, чтоб тебя кошка съела!» — взвыл про себя главный жрец, но тут же отогнал прочь кощунственные мысли.
А священное животное разочарованно обнюхало лежащую на полу тонкую ручку и убедилось, что ничего вкусного сейчас получить не удастся. Под облегченные вздохи служителей крыса спокойно вернулась на середину зала и засеменила в сторону главного жреца.
Курчавая девочка уткнула в свой широкий рукав счастливое лицо. Конечно, смуглянка знала: после моления ее высекут за то, что она слишком баловала крысу лакомствами, излишне привязала ее к себе и этим чуть не сорвала торжественный обряд. Но знала она и другое: не так уж долго ей теперь оставаться жрицей. Завтра дом ее отца начнут осаждать свахи. И пусть семья ее не очень богата, пусть сама она далеко не красавица... теперь отцу только и заботы будет — выбирать из лучших женихов столицы. Ведь девушка, которую отличила от других священная храмовая крыса, обязательно принесет в дом мужа счастье и почет, удачу и богатство...
Пока юная жрица предавалась радужным мечтам, обеспечившая ее судьбу крыса добралась до белого шелкового рукава главного жреца и деловито вскарабкалась старику на плечо. Жрец тут же поднялся на ноги. Примеру его последовали все служители Единого.
Крыса надменно восседала на плече, свесив длинный голый хвост на грудь жрецу. На тихо гудящую во мраке толпу священное животное не обращало внимания.
— Услышь нас, Гарх-то-Горх! — воззвал главный жрец. — Ответь: за что гневаешься?
Хор жрецов подхватил мольбу; свод пещеры отразил и усилил крик и швырнул его наружу, в содрогнувшуюся толпу. Мрак отозвался нестройным воем ужаса. Люди, плотно стиснутые плечами соседей, держались на ногах лишь потому, что в темноте некуда было падать. Побелел от волнения даже главный жрец, хотя по его воле и взметнулся этот вихрь человеческих эмоций.
Спокойной осталась лишь толстая крыса, специально приученная к шуму. Подрагивая усами, она лениво тыкалась носом в седые волосы старика. Со стороны казалось, что священное животное что-то шепчет человеку на ухо.
Жрец, прямой и грозный, властно поднял руку. Сразу смолкли храмовые служители. Народ замолчал не так дружно, но все же понемногу воцарилась благоговейная тишина.
И обрушились на толпу страшные слова:
— Горе тебе, Нарра-до! Нарушен древний запрет! Осквернены небесные письмена!
Толпа многоголосо взрычала в ответ. А жрец напористо и гневно поведал о том, что недавно жрецами храма был схвачен некий грайанец, подозреваемый в злом колдовстве. И сейчас Единый подал знак: за чужеземцем есть грех пострашнее чародейства. Этот человек — звездочет!
В ответ из мрака рванулась такая буря негодования, что даже привычная ко всему храмовая крыса обеспокоенно завозилась на плече жреца. Старик успокаивающе почесал ей спинку.
Душа жреца ликовала. Он любил такие мгновения власти над толпой, а сейчас его радость обостряли мысли о том, что в первых рядах, среди пышно разодетых придворных, стоит человек в простом, почти не украшенном вышивкой кафтане — смотритель дворцовых архивов по имени Хайшерхо...
Жаль, что темнота не дает увидеть его лицо! Ведь это люди Хайшерхо выследили звездочета, гнали его до столицы, обложили, как зверя в логове. А храм просто потянулся через головы этих людишек и взял добычу...
Сильно, словно давая пощечину врагу, жрец взмахнул рукой. По этому знаку серая стена храмовых служителей расступилась. К ногам главного жреца швырнули двоих пленников.
Тот, что выглядел моложе, перекатился на бок и замер, не пытаясь подняться. То ли еще не избавился от действия ядовитой колючки рухху, то ли притворялся. В глазах, медово-желтых, не было страха, лишь злая настороженность.
Второй — высокий длинноволосый старик — спокойно поднялся на ноги. Его узкое костлявое лицо было совершенно невозмутимо.
Главный жрец вздрогнул. Ему померещилось нечто нелепое и невозможное: что это он в чем-то провинился, а старый грайанец сейчас начнет его допрашивать.
Отогнав унизительное, неизвестно почему возникшее ощущение, жрец сказал раздраженнее, чем ему хотелось:
— Чужеземец, отвечай на мои вопросы и не лги: на тебя глядят глаза божества!
Грайанец перевел взгляд с лица жреца на крысу, сидящую у него на плече. Углы губ чужестранца дрогнули в затаенной усмешке.
Жрец на миг растерялся. Откуда у пленника такая уверенность в себе? Что это — глупость? Или... или здесь каверза, подстроенная зловредным Хайшерхо?..
— Отвечай: читал ли ты небесные знаки? Толковал ли ты их тайный смысл, предназначенный лишь для богов?
Пленник впервые заговорил. Жрец вздрогнул — так безмятежен, почти ленив был красивый бархатный голос.
— Да, — мягко прозвучало над застывшей в ужасе толпой, — конечно, я не раз читал книгу небес. И постиг много тайн, скрытых в звездных строках.
Не такого ответа ожидал главный жрец! Неужели грайанец не понимает, что сам себе вынес смертный приговор? Или он так боится пытки?..
— Ты смеешь в стенах храма говорить о свершенном тобой кощунстве?! — громыхнул жрец.
— Никакого кощунства нет, — холодно и твердо прозвучал ответ. — Все, что я делаю, я делаю по воле Единого-и-Объединяющего, пославшего меня в этот мир. Каждое мое слово — это его слово, каждое мое действие — во славу Гарх-то-Горха!
Вот уж подобной наглости жрец точно не ожидал! И не только он! Ряды воинов в масках, до сих пор недвижно стоявшие вдоль стен, заколебались, по ним пронесся говорок. Юные жрицы жались друг к дружке. Все ожидали, что сейчас обрушится свод храма.
— Ты произнес немыслимые слова, чужеземец, — стараясь казаться спокойным, сказал главный жрец. — И должен доказать, что не лжешь. Здесь же, не сходя с места. Иначе над тобой будут смеяться не только люди, но даже храмовые крысы. И лишь тебе будет не до смеха.
— Уверен, что смогу доказать свою правоту.
— О каких доказательствах ты говоришь, безумец?
— Разумеется, о чуде, — просто ответил грайанец. — Я обращусь с мольбой к Отцу Богов. Он ниспошлет чудо и тем докажет, что я — его посланник.
Злая усмешка изуродовала благородное, внушительное лицо старшего жреца. Он хотел сказать, что если грайанец будет молить бога о чуде, то пусть просит об избавлении своей шкуры от каленого железа. Это будет самое своевременное и необходимое для него чудо.
Но чужеземец опередил жреца.
— О Единый-и-Объединяющий! — воззвал он, воздев руки к темному своду. — О ты, кто создал мир и принес в него порядок! О ты, кто сотворил богов и дал им великую работу!..
Жрец раздосадованно отступил на шаг. Человек, читающий молитву, неприкосновенен, пока не закончит ее. Конечно, старый обычай сейчас не очень строго соблюдается. Но прервать безумца в храме, на глазах у всего народа... немыслимо!
А грайанец, не переставая взывать к Единому, начал медленно кружиться по каменному полу. Он вытянул перед собой руки, как слепой, хотя темные глаза его были широко открыты.
Толпа, затаив дыхание, следила за этим странным человеком. Все, от последнего нищего до Ахсы-вэш, напряглись в ожидании чего-то необычайного...
Руки звездочета заметались, как вспугнутые птицы, и на мозаичный пол хлынул водопад тонких разноцветных лент. Они обвивали кружащегося человека в темном балахоне и широкими кольцами стелились у его ног.
И вдруг эти цветные кольца разом вспыхнули. Пламя на миг поднялось, скрыв от глаз толпы фигуру звездочета. А когда языки пламени скользнули на пол и погасли, люди увидели, что грайанец держит в вытянутых руках продолговатый стеклянный сосуд. Первым рядам пораженных зрителей было видно, что сосуд не пуст, в нем лежит нечто желтоватое...
Медленно, с застывшим лицом, грайанец начал разводить ладони в стороны. Стеклянный сосуд не хлопнулся на пол, не разбился вдребезги — он завис в воздухе меж рук старика.
Дружное «а-ах!» пронеслось над толпой, когда сосуд вдруг ожил. Плавно заскользил он то вверх, то вниз, приближаясь то к одной, то к другой ладони грайанца.
Белые Львы в смятении накренили щит, на котором восседала Ахса-вэш. Супруга Светоча соскользнула на нижнюю гранитную ступень и осталась сидеть там, от волнения даже не поняв, что произошло.
Главный жрец, ошарашенный не меньше прочих, шагнул к грайанцу, чтобы поближе рассмотреть летающий сосуд. Но тут звездочет, словно вспомнив, где находится, резко свел ладони и повернулся к жрецу, протягивая ему сосуд. Раздался хруст стекла, на пол посыпались осколки, перед лицом жреца закачался, разворачиваясь, небольшой кусок пергамента.
— Ну? — воскликнул грайанец в полный голос. — Что здесь написано? Читай, слуга Единого!
Жрец вздрогнул от резкого горького запаха. Мелькнула мысль: «Не яд ли?»
Пергамент был влажен, желт и абсолютно чист.
— Ничего здесь не написано! — закричал растерянный и обозленный жрец. — Ни единой буквы! В какую игру ты с нами играешь, старик?
И отшатнулся: пергамент прямо в руке звездочета вспыхнул жарким прозрачным пламенем.
Толпа всколыхнулась. Ахса-вэш вскочила на ноги, чтобы лучше видеть.
Пламя быстро погасло.
— А теперь? — спросил звездочет. — Читай, жрец! Вслух!
В руке его был целый, ничуть не обгоревший кусок пергамента, на котором теперь красовались четкие коричневые буквы.
Жрец попятился, лихорадочно соображая, что делать. Он не прочел еще ни слова, но знал: нельзя подчиняться этому опасному чужеземцу.
— Ну же! — торопил его грайанец. — Прочти всем, пусть люди узнают волю Единого!
И тут, непочтительно раздвинув первый ряд верующих, на ступени взошел человек в скромном темном кафтане:
— Позволь, чужестранец, я прочту! Мое имя Хайшерхо...
— Из моих рук! — повелительно бросил грайанец. — Нельзя касаться письмен, начертанных Отцом Богов!
Жрец хотел вмешаться и сказать, что Отец Богов пишет на небесах, а не на вонючем пергаменте, но мерзавец Хайшерхо уже читал громко и внятно:
«Смертные, склонитесь пред высшей волей! Человек этот — посланник Гарх-то-Горха! Кто причинит ему вред — будет жестоко наказан. Кто окажет ему помощь — будет взыскан небесной милостью».
Пергамент свернулся в трубку и исчез в рукаве грайанца, а Хайшерхо перевел прищуренный взгляд на жреца:
— Ты спрашивал, кто вызвал гнев Единого... А не твои ли люди, жрец, рассердили бога тем, что шпионили за этим святым человеком и в конце концов схватили его?
Главный жрец сумел бы достойно ответить на этот бесстыжий выпад, но тут из строя младших служителей храма донесся панический возглас:
— Это грайанское черное колдовство!
Глаза Хайшерхо сверкнули нехорошей радостью, но жрец не дал врагу воспользоваться глупостью одного из крысоголовых. Поспешно обернувшись на голос, жрец закричал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112