Я чувствовал твою магию — ты должна была увидеть правду о пришельце. Ты узнала, что он явился из грядущего.
— Да, конечно. Это не было проблемой, — ответила Истер. Напряженная, как кошка перед прыжком, она готова была ударить по Аннагаиру в первый же момент, когда тот вознамерится сказать Пину, что колдовство с захватом души старика — чистой воды надувательство. Эльф мог бы это сделать, ведь он знал все древнейшие руны, знал магические обряды всех чародеев, с которыми ему доводилось сражаться или дружить, даже умел, будучи призраком, чувствовать чужие чары. Но то ли Аннагаиру не было дела до лесовика и бессмысленных знаков на теле Финна, то ли он просто не замечал ничего вокруг себя. — И что с того?
— Разве ты не видишь, что это означает? Грядущее не знает тебя, судьба тебя отвергает. Воин из будущего пришел, чтобы оградить свое время от тебя. И раз в будущем есть он, значит, в нем нет тебя. Твоя затея обречена. Остановись же, пока не поздно! Ты нарушила плен орков, который медленно изменял их, вытравливая разрушительное зло из их сущностей. Ты покусилась на Первозданную Силу, которой давно пора было раствориться в деяниях Всевышнего, усугубляя ошибку, допущенную эльфами древности. Уже за одни эти преступления ты заслужила кару, но тебе мало: ты решила вмешаться в линии судьбы — Волю Всевышнего! Но ты обречена, глупая девчонка, ты поистине слепа, если не видишь этого!
— Все сказал, Аннагаир? — холодно спросила Истер. — Теперь послушай. Убирайся с моей дороги, а не то пожалеешь. Вот и весь ответ. Другого не получишь. И слепец ты, если не видишь, что я убью тебя, если еще раз вспомню о твоем существовании. А теперь проваливай, я спешу.
Аннагаир не стал спорить. Вместо этого он вдруг шагнул к Истер, так что их лица сблизились вплотную, и она едва не отшатнулась, с трудом удержав себя в руках. Эльф не собирался причинять ей вреда, да и не смог бы. Он просто смотрел в глаза, и в его взоре не было ни угрозы, ни только что пылавшего обвинения. Было ошеломление. И еще что-то, для чего у Истер не было слов, но оно казалось таким странно знакомым… По ее коже пробежали мурашки.
— Нет, невозможно! — прошептал Аннагаир, и вдруг лицо его исказилось в горькой улыбке. — О, Вседержитель! Как я не увидел? Как не понял? Как мог быть настолько слепым? Бедная Кора!
— Я сказала: убирайся! — Слова соскальзывали с губ точно галька.
— Бедная Коринна, какую злую шутку ты сыграла сама с собой. Коринна!
Страшный удар отбросил его. Эльф упал, не то что не опрокинув, даже не потревожив ни одной вещи. На миг он стал совсем прозрачным.
— Убирайся! — крикнула Истер, нанося новый удар.
На сей раз вся хижина заскрипела, с треском лопнула балка где-то под потолком, пол зашатался, а бревна стены вышли из пазов. Призрак исчез, но охваченная яростью Истер выскочила наружу, ожидая, что он сгустится в видимую форму где-то там. Кажется, она не пользовалась дверью… Она не помнила, просто оказалась снаружи, и все. За спиной стучали падающие бревна, рвался в уши оглушающий треск сухого дерева. Но Истер видела перед собой только Аннагаира, стоявшего, покачиваясь, в тени бука.
— Остановись, Коринна! — вскинул он руку.
— Не смей называть меня так!
Третий удар пропал впустую, эльф сумел его как-то отразить, хоть и с огромным трудом. Прислонясь к буку, он крикнул:
— Но это правда! Кора… Истер, выслушай меня. Иначе совершишь ошибку, которая тебя погубит.
— Ошибка — слушать твой бред! — Голос юной ведьмы сорвался на визг.
Где-то в глубине души она удивилась: что происходит, почему заведомо глупые слова так задевают ее? Так… пугают?
— Вседержитель, за что? — Аннагаир рухнул на колени. — Как я не понял еще тогда?.. Выслушай меня, Истер, ибо мне открылась последняя правда. Теперь я знаю все. Да простит меня Вседержитель за сомнения в Воле Его, теперь я знаю даже, зачем остался в мире людей. Ты говоришь, доспехи Рота? Да, но будь они одни, я бы ушел. Я преодолел искушение, и их история могла бы продолжиться и без меня. Но здесь оставалась Коринна. Века и века я наблюдал за ней… но самое главное просмотрел. Слушай же…
Шум за спиной прекратился, а вернее сказать — отдалился. Тянуло дымком — хижина Финна, раскатанная по бревнышку, превращалась в погребальный костер. Истер, давя дрожь в голосе, просипела:
— Говори.
— Восемнадцать лет назад Коринна покинула Веселую Лошадь, — медленно начал Аннагаир. Глаза его горели неприятной сумасшедшинкой, но голос был тверд и даже торжествен. — Она ушла недалеко — в селение, именуемое Южным Выгоном. Это все же далековато от Драконовой горы, и я не последовал за ней, как, бывало, делал раньше, я ведь все равно узнавал о ее делах. Почти обо всех… В Южном Выгоне она провела почти год. Кора уже тогда выглядела сущей старухой, но это ты и сама должна знать. Ее приютила одна семья… охотник Тильбард и его жена Марта. Очень милые люди… Не гляди так, Истер. Если хочешь узнать правду, слушай ее всю до конца. Да, молодых Нойлсов любили, хотя Тильбард всегда был человеком угрюмым, а Марта — так честна, что ее обманывали все, кому не лень. Ладно бы только это, люди без лжи не живут, но неудачи преследовали Нойлсов. В начале зимы Марта заболела, а Тильбард был ранен на охоте и непременно погиб бы, если бы не Коринна. Она заговорила раны и помогла охотнику вернуться домой; после вылечила и его жену. Нойлсы были благодарны ей. Кажется, она скрыла от сельчан свои необычайные таланты, но за глаза весь Южный Выгон называл ее Тихой Брауни. С ее появлением дела в доме Нойлсов пошли на лад. Кроме, пожалуй, того, что Тильбард вел себя все более и более странно, но этого умудрялись долго не замечать. Особенно Марта — она была замужем уже второй год, но только в ту зиму понесла. А весной случилось нечто страшное. Тильбард Нойлс поджег свою деревню посреди ночи, а сам встал на улице с длинным копьем в руке и убивал каждого, кто пробегал мимо. Он успел заколоть шестерых, пока люди не опомнились и не истыкали его стрелами.
На следующий день Тихую Брауни Кору и несчастную Марту Нойлс изгнали с пепелища Южного Выгона. И тут их след на время потерялся, а я не сделал ничего, чтобы хоть что-то узнать… Через месяц—полтора Марту приютили добрые люди в твоем родном селении, а вскоре Кора вернулась в Веселую Лошадь, под крылышко к Висельнику. Я был спокоен, она ведь всегда любила развлекаться с людьми. Но, помню, в тот раз мне с особенной силой захотелось явиться к ней.
— И это все? — спросила Истер. — Ты испытывал мое терпение, чтобы поведать дурацкую историю из жизни смертных?
Звучало это сердито, но она не сердилась. Ей очень хотелось, чтобы рассказ заканчивался именно здесь, но она чувствовала, что самые главные слова еще не произнесены.
— Только сейчас я понял, чего ей хотелось, — продолжал Аннагаир, не замечая вопроса юной ведьмы. — Уже тогда она мечтала овладеть Первозданной Силой, предвидя, должно быть, что срок Силы на земле истекает. Но она хорошо понимала, что не справится, что ей необходимо… перерождение. И она выбрала ребенка Марты Нойлс, чтобы поместить в него свою душу. Семнадцать лет назад… Она вернулась в Веселую Лошадь уже безумной — так все решили, а на самом деле она вернулась без души. Живое дряхлое тело, скрепленное голой сущностью, отягощенное малопонятной памятью, — вот чем она была. А я не видел этого. Я боролся с искушением и не приближался к Коринне. Подобно смертным, был уверен, что она просто выжила из ума. Горевал, но стойко принимал судьбу. Размышлял о том, что ждет меня дальше. С грустью следил за угасанием любимой — но издалека. А ее душа все это время жила в хрупком теле маленькой девочки. Томилась, рвалась куда-то… ее влекла к Коринне неудержимая сила. Ибо так было задумано, ибо только так могла обновиться Кора. Душа должна была прожить новую жизнь, и потом, обретя собственный опыт, вновь перенять когда-то утраченную память. Ведь такая память уже была бы немного чужой, она уже не тяготила бы возрожденную Кору.
Твои глаза блестят, Истер, и мне знаком их блеск. Да, это было страшным преступлением… и расплата не заставила себя ждать. Злая шутка судьбы: возрожденная Кора избавилась от своих жалких останков и убила собственную память. Истер, ты — дочь Тильбарда и Марты Нойлс, ты — новое воплощение старой Коры, Коринны, былой владычицы мира.
Он замолчал, выжидательно глядя на нее, но Истер не проронила ни звука, пока не повторила про себя его последние слова. Бродивший у самого сердца ужас так и не вцепился в нее холодными пальцами, и, наверное, это было еще хуже. Поддавшись страху, она могла разметать Аннагаира, сокрушить его, как порыв ветра — зыбкие формы тумана. Но с этой пустотой в груди…
И почему, Боже, почему она не чувствует себя потрясенной?
— Теперь я знаю, для чего я был оставлен здесь, — сказал Аннагаир, поднимаясь на ноги. — Я остался ради тебя. Ты великая женщина, величайшая из живших, а я твоя последняя надежда. Я помогу тебе обрести цельность, я помогу завершить твое обновление. Быть может, вместе мы вернем твою память. Обязательно вернем, ведь не случайно же было все свершившееся! И тогда буду обновлен и я. Ты понимаешь, Кора? Всевышний дает нам шанс. Ничего не кончилось! Века и века мы терпели — зря! Впереди нас ждет новая жизнь…
— Не называй меня этим именем.
— Как же еще называть тебя, если ты — все та же Коринна?
— Глупые домыслы! — Она чуть не сорвалась на всхлип, и всколыхнувшаяся злость придала ей сил. — Кора отжила свое, и мне плевать на твой горячечный бред. Я Истер, а Кора сдохла, рассыпалась в прах, и больше ей никогда не быть. Я Истер!
— Что ж, — развел руками призрак эльфа, — новое воплощение, новое имя. Ты права. Я привыкну.
— Не трудись. Или плохо расслышал меня? Я Истер, и мне не нужна обуза дряхлых историй. Истер, и никто кроме. И меньше всего мне требуется бормотание полудохлого эльфа.
— Одумайся, что ты говоришь? — вскричал он. — Да, сейчас тебе трудно понять, ведь ты ничего не помнишь о нашей жизни, о нашей великой любви, которая столько раз заставляла самое Смерть покориться нашему счастью. Но не можешь ведь ты отказаться от своей судьбы. Вернув себе память, ты станешь еще более великой женщиной. Богини древности померкнут перед тобой! Великая, опомнись!
— Бедный, полудохлый эльф, — отчеканила Истер. С каждым новым словом пустота отступала. — Ты ошибся, ты обманул себя. Я не нуждаюсь в мертвых историях, я не намерена бродить среди могил твоего прошлого. У Истер своя судьба, своя жизнь. Тебе в ней места нет.
— Кора! Не верю тебе — душа должна откликнуться на призыв. Отдайся своим чувствам!
— Хорошо, — с улыбкой кивнула Истер и властным движением раскрепощенной воли испепелила то, что осталось от плоти Аннагаира. Но и за гранью видимого мира она настигла эльфа, настигла, сокрушила и отбросила на край непостигаемой Тьмы, туда, где стенающий Аннагаир должен был чувствовать себя немногим лучше растревожившихся в родных скалах штервов.
Она открыла глаз, проморгалась, несколько раз глубоко вдохнула. Без того чтобы растрачивать силы, не обошлось, но она не жалела. Напротив, на губах юной ведьмы играла умиротворенная улыбка. Она огляделась.
От хижины остались две стены, все остальное: бревна, доски, крыша — смещалось в груду хлама. Огня еще не было видно, но дым змеился изо всех щелей. Это будет неплохой погребальный костер.
Понурый Пин стоял неподалеку, в тени.
— Что ты сделала с ним? — спросил он. — Я его не чувствую.
— Наверное, убила, — пожала плечами Истер. — Никогда не слышал слова «дохт-шах»? Нет? Разрушение сущности, совершенная смерть. От ее угрозы избавлены только люди. Впрочем, не знаю, я не старалась убивать Ангира, просто он, глупец, мешал мне. Ну пошли. Помни: замок Рэдхэнда, полное послушание — и душа твоего друга свободна, мне она ни к чему.
Пин молча повернулся и, сделав знак следовать за ним, зашагал в чащу.
Глава 26
КРОВАВЫЙ КОРОЛЬ
Зарево пожара далеко разносилось в ночи, его хорошо было видно с вершины лесистого холма, где устроилась потрепанная рать Зеленой Вольницы. Череп стащил клепаный шлем с головы, провел рукой по лысине и вдруг размашисто перекрестился, что-то бормоча.
Гуччо оглянулся на него и вернулся к своему занятию. Оселок вновь зашипел, натачивая лезвие кривого и широкого сарацинского меча.
— Может, нам и лучше было бы теперь молиться? — спросил сидевший поблизости Бобби, не отрывая взгляда от лысины старого Бена, поблескивавшей в свете убывающего месяца голубыми бисеринками пота.
— Череп помолится за всех, — зло ответил Гуччо.
— Неужели ты все еще хочешь воевать? — поразился Бобби. — После всего?
— После чего? Что на тебя страху-то нагнало? Как побили нас?
— Да хотя бы это! Ну откуда он узнал, где мы прятали отряды?
Гуччо только вздохнул. Не считай он Бобби славным малым, давно бы уже дал ему затрещину и послал бы к подножию холма, возможно пинком. За лошадьми ухаживать.
— Просто Рэдхэнд оказался не таким дураком, как мы надеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86
— Да, конечно. Это не было проблемой, — ответила Истер. Напряженная, как кошка перед прыжком, она готова была ударить по Аннагаиру в первый же момент, когда тот вознамерится сказать Пину, что колдовство с захватом души старика — чистой воды надувательство. Эльф мог бы это сделать, ведь он знал все древнейшие руны, знал магические обряды всех чародеев, с которыми ему доводилось сражаться или дружить, даже умел, будучи призраком, чувствовать чужие чары. Но то ли Аннагаиру не было дела до лесовика и бессмысленных знаков на теле Финна, то ли он просто не замечал ничего вокруг себя. — И что с того?
— Разве ты не видишь, что это означает? Грядущее не знает тебя, судьба тебя отвергает. Воин из будущего пришел, чтобы оградить свое время от тебя. И раз в будущем есть он, значит, в нем нет тебя. Твоя затея обречена. Остановись же, пока не поздно! Ты нарушила плен орков, который медленно изменял их, вытравливая разрушительное зло из их сущностей. Ты покусилась на Первозданную Силу, которой давно пора было раствориться в деяниях Всевышнего, усугубляя ошибку, допущенную эльфами древности. Уже за одни эти преступления ты заслужила кару, но тебе мало: ты решила вмешаться в линии судьбы — Волю Всевышнего! Но ты обречена, глупая девчонка, ты поистине слепа, если не видишь этого!
— Все сказал, Аннагаир? — холодно спросила Истер. — Теперь послушай. Убирайся с моей дороги, а не то пожалеешь. Вот и весь ответ. Другого не получишь. И слепец ты, если не видишь, что я убью тебя, если еще раз вспомню о твоем существовании. А теперь проваливай, я спешу.
Аннагаир не стал спорить. Вместо этого он вдруг шагнул к Истер, так что их лица сблизились вплотную, и она едва не отшатнулась, с трудом удержав себя в руках. Эльф не собирался причинять ей вреда, да и не смог бы. Он просто смотрел в глаза, и в его взоре не было ни угрозы, ни только что пылавшего обвинения. Было ошеломление. И еще что-то, для чего у Истер не было слов, но оно казалось таким странно знакомым… По ее коже пробежали мурашки.
— Нет, невозможно! — прошептал Аннагаир, и вдруг лицо его исказилось в горькой улыбке. — О, Вседержитель! Как я не увидел? Как не понял? Как мог быть настолько слепым? Бедная Кора!
— Я сказала: убирайся! — Слова соскальзывали с губ точно галька.
— Бедная Коринна, какую злую шутку ты сыграла сама с собой. Коринна!
Страшный удар отбросил его. Эльф упал, не то что не опрокинув, даже не потревожив ни одной вещи. На миг он стал совсем прозрачным.
— Убирайся! — крикнула Истер, нанося новый удар.
На сей раз вся хижина заскрипела, с треском лопнула балка где-то под потолком, пол зашатался, а бревна стены вышли из пазов. Призрак исчез, но охваченная яростью Истер выскочила наружу, ожидая, что он сгустится в видимую форму где-то там. Кажется, она не пользовалась дверью… Она не помнила, просто оказалась снаружи, и все. За спиной стучали падающие бревна, рвался в уши оглушающий треск сухого дерева. Но Истер видела перед собой только Аннагаира, стоявшего, покачиваясь, в тени бука.
— Остановись, Коринна! — вскинул он руку.
— Не смей называть меня так!
Третий удар пропал впустую, эльф сумел его как-то отразить, хоть и с огромным трудом. Прислонясь к буку, он крикнул:
— Но это правда! Кора… Истер, выслушай меня. Иначе совершишь ошибку, которая тебя погубит.
— Ошибка — слушать твой бред! — Голос юной ведьмы сорвался на визг.
Где-то в глубине души она удивилась: что происходит, почему заведомо глупые слова так задевают ее? Так… пугают?
— Вседержитель, за что? — Аннагаир рухнул на колени. — Как я не понял еще тогда?.. Выслушай меня, Истер, ибо мне открылась последняя правда. Теперь я знаю все. Да простит меня Вседержитель за сомнения в Воле Его, теперь я знаю даже, зачем остался в мире людей. Ты говоришь, доспехи Рота? Да, но будь они одни, я бы ушел. Я преодолел искушение, и их история могла бы продолжиться и без меня. Но здесь оставалась Коринна. Века и века я наблюдал за ней… но самое главное просмотрел. Слушай же…
Шум за спиной прекратился, а вернее сказать — отдалился. Тянуло дымком — хижина Финна, раскатанная по бревнышку, превращалась в погребальный костер. Истер, давя дрожь в голосе, просипела:
— Говори.
— Восемнадцать лет назад Коринна покинула Веселую Лошадь, — медленно начал Аннагаир. Глаза его горели неприятной сумасшедшинкой, но голос был тверд и даже торжествен. — Она ушла недалеко — в селение, именуемое Южным Выгоном. Это все же далековато от Драконовой горы, и я не последовал за ней, как, бывало, делал раньше, я ведь все равно узнавал о ее делах. Почти обо всех… В Южном Выгоне она провела почти год. Кора уже тогда выглядела сущей старухой, но это ты и сама должна знать. Ее приютила одна семья… охотник Тильбард и его жена Марта. Очень милые люди… Не гляди так, Истер. Если хочешь узнать правду, слушай ее всю до конца. Да, молодых Нойлсов любили, хотя Тильбард всегда был человеком угрюмым, а Марта — так честна, что ее обманывали все, кому не лень. Ладно бы только это, люди без лжи не живут, но неудачи преследовали Нойлсов. В начале зимы Марта заболела, а Тильбард был ранен на охоте и непременно погиб бы, если бы не Коринна. Она заговорила раны и помогла охотнику вернуться домой; после вылечила и его жену. Нойлсы были благодарны ей. Кажется, она скрыла от сельчан свои необычайные таланты, но за глаза весь Южный Выгон называл ее Тихой Брауни. С ее появлением дела в доме Нойлсов пошли на лад. Кроме, пожалуй, того, что Тильбард вел себя все более и более странно, но этого умудрялись долго не замечать. Особенно Марта — она была замужем уже второй год, но только в ту зиму понесла. А весной случилось нечто страшное. Тильбард Нойлс поджег свою деревню посреди ночи, а сам встал на улице с длинным копьем в руке и убивал каждого, кто пробегал мимо. Он успел заколоть шестерых, пока люди не опомнились и не истыкали его стрелами.
На следующий день Тихую Брауни Кору и несчастную Марту Нойлс изгнали с пепелища Южного Выгона. И тут их след на время потерялся, а я не сделал ничего, чтобы хоть что-то узнать… Через месяц—полтора Марту приютили добрые люди в твоем родном селении, а вскоре Кора вернулась в Веселую Лошадь, под крылышко к Висельнику. Я был спокоен, она ведь всегда любила развлекаться с людьми. Но, помню, в тот раз мне с особенной силой захотелось явиться к ней.
— И это все? — спросила Истер. — Ты испытывал мое терпение, чтобы поведать дурацкую историю из жизни смертных?
Звучало это сердито, но она не сердилась. Ей очень хотелось, чтобы рассказ заканчивался именно здесь, но она чувствовала, что самые главные слова еще не произнесены.
— Только сейчас я понял, чего ей хотелось, — продолжал Аннагаир, не замечая вопроса юной ведьмы. — Уже тогда она мечтала овладеть Первозданной Силой, предвидя, должно быть, что срок Силы на земле истекает. Но она хорошо понимала, что не справится, что ей необходимо… перерождение. И она выбрала ребенка Марты Нойлс, чтобы поместить в него свою душу. Семнадцать лет назад… Она вернулась в Веселую Лошадь уже безумной — так все решили, а на самом деле она вернулась без души. Живое дряхлое тело, скрепленное голой сущностью, отягощенное малопонятной памятью, — вот чем она была. А я не видел этого. Я боролся с искушением и не приближался к Коринне. Подобно смертным, был уверен, что она просто выжила из ума. Горевал, но стойко принимал судьбу. Размышлял о том, что ждет меня дальше. С грустью следил за угасанием любимой — но издалека. А ее душа все это время жила в хрупком теле маленькой девочки. Томилась, рвалась куда-то… ее влекла к Коринне неудержимая сила. Ибо так было задумано, ибо только так могла обновиться Кора. Душа должна была прожить новую жизнь, и потом, обретя собственный опыт, вновь перенять когда-то утраченную память. Ведь такая память уже была бы немного чужой, она уже не тяготила бы возрожденную Кору.
Твои глаза блестят, Истер, и мне знаком их блеск. Да, это было страшным преступлением… и расплата не заставила себя ждать. Злая шутка судьбы: возрожденная Кора избавилась от своих жалких останков и убила собственную память. Истер, ты — дочь Тильбарда и Марты Нойлс, ты — новое воплощение старой Коры, Коринны, былой владычицы мира.
Он замолчал, выжидательно глядя на нее, но Истер не проронила ни звука, пока не повторила про себя его последние слова. Бродивший у самого сердца ужас так и не вцепился в нее холодными пальцами, и, наверное, это было еще хуже. Поддавшись страху, она могла разметать Аннагаира, сокрушить его, как порыв ветра — зыбкие формы тумана. Но с этой пустотой в груди…
И почему, Боже, почему она не чувствует себя потрясенной?
— Теперь я знаю, для чего я был оставлен здесь, — сказал Аннагаир, поднимаясь на ноги. — Я остался ради тебя. Ты великая женщина, величайшая из живших, а я твоя последняя надежда. Я помогу тебе обрести цельность, я помогу завершить твое обновление. Быть может, вместе мы вернем твою память. Обязательно вернем, ведь не случайно же было все свершившееся! И тогда буду обновлен и я. Ты понимаешь, Кора? Всевышний дает нам шанс. Ничего не кончилось! Века и века мы терпели — зря! Впереди нас ждет новая жизнь…
— Не называй меня этим именем.
— Как же еще называть тебя, если ты — все та же Коринна?
— Глупые домыслы! — Она чуть не сорвалась на всхлип, и всколыхнувшаяся злость придала ей сил. — Кора отжила свое, и мне плевать на твой горячечный бред. Я Истер, а Кора сдохла, рассыпалась в прах, и больше ей никогда не быть. Я Истер!
— Что ж, — развел руками призрак эльфа, — новое воплощение, новое имя. Ты права. Я привыкну.
— Не трудись. Или плохо расслышал меня? Я Истер, и мне не нужна обуза дряхлых историй. Истер, и никто кроме. И меньше всего мне требуется бормотание полудохлого эльфа.
— Одумайся, что ты говоришь? — вскричал он. — Да, сейчас тебе трудно понять, ведь ты ничего не помнишь о нашей жизни, о нашей великой любви, которая столько раз заставляла самое Смерть покориться нашему счастью. Но не можешь ведь ты отказаться от своей судьбы. Вернув себе память, ты станешь еще более великой женщиной. Богини древности померкнут перед тобой! Великая, опомнись!
— Бедный, полудохлый эльф, — отчеканила Истер. С каждым новым словом пустота отступала. — Ты ошибся, ты обманул себя. Я не нуждаюсь в мертвых историях, я не намерена бродить среди могил твоего прошлого. У Истер своя судьба, своя жизнь. Тебе в ней места нет.
— Кора! Не верю тебе — душа должна откликнуться на призыв. Отдайся своим чувствам!
— Хорошо, — с улыбкой кивнула Истер и властным движением раскрепощенной воли испепелила то, что осталось от плоти Аннагаира. Но и за гранью видимого мира она настигла эльфа, настигла, сокрушила и отбросила на край непостигаемой Тьмы, туда, где стенающий Аннагаир должен был чувствовать себя немногим лучше растревожившихся в родных скалах штервов.
Она открыла глаз, проморгалась, несколько раз глубоко вдохнула. Без того чтобы растрачивать силы, не обошлось, но она не жалела. Напротив, на губах юной ведьмы играла умиротворенная улыбка. Она огляделась.
От хижины остались две стены, все остальное: бревна, доски, крыша — смещалось в груду хлама. Огня еще не было видно, но дым змеился изо всех щелей. Это будет неплохой погребальный костер.
Понурый Пин стоял неподалеку, в тени.
— Что ты сделала с ним? — спросил он. — Я его не чувствую.
— Наверное, убила, — пожала плечами Истер. — Никогда не слышал слова «дохт-шах»? Нет? Разрушение сущности, совершенная смерть. От ее угрозы избавлены только люди. Впрочем, не знаю, я не старалась убивать Ангира, просто он, глупец, мешал мне. Ну пошли. Помни: замок Рэдхэнда, полное послушание — и душа твоего друга свободна, мне она ни к чему.
Пин молча повернулся и, сделав знак следовать за ним, зашагал в чащу.
Глава 26
КРОВАВЫЙ КОРОЛЬ
Зарево пожара далеко разносилось в ночи, его хорошо было видно с вершины лесистого холма, где устроилась потрепанная рать Зеленой Вольницы. Череп стащил клепаный шлем с головы, провел рукой по лысине и вдруг размашисто перекрестился, что-то бормоча.
Гуччо оглянулся на него и вернулся к своему занятию. Оселок вновь зашипел, натачивая лезвие кривого и широкого сарацинского меча.
— Может, нам и лучше было бы теперь молиться? — спросил сидевший поблизости Бобби, не отрывая взгляда от лысины старого Бена, поблескивавшей в свете убывающего месяца голубыми бисеринками пота.
— Череп помолится за всех, — зло ответил Гуччо.
— Неужели ты все еще хочешь воевать? — поразился Бобби. — После всего?
— После чего? Что на тебя страху-то нагнало? Как побили нас?
— Да хотя бы это! Ну откуда он узнал, где мы прятали отряды?
Гуччо только вздохнул. Не считай он Бобби славным малым, давно бы уже дал ему затрещину и послал бы к подножию холма, возможно пинком. За лошадьми ухаживать.
— Просто Рэдхэнд оказался не таким дураком, как мы надеялись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86