— Я хорошо его помню еще по переговорам с зенгати, — сказал Серегил. — Он мог очаровать кого угодно, но за мягкими манерами скрывались драконья железная воля и терпение.
— В последние годы мне не раз приходилось сталкиваться с его железной волей, — печально улыбнулся Торсин.
— А кто его самые надежные союзники? — поинтересовался Теро.
Адриэль выразительно пожала плечами.
— Голинил и Лапнос — без всякого сомнения. С кирнари Вирессы Голинил связывают кровные узы.
— А Лапнос — потому, что он лишится выгоды от торговли, — добавил Райш-и-Арлисандин, — если товары вместо того, чтобы отправлять по их рекам на побережье Вирессы, начнут возить коротким путем — через наши горы.
— Все это так, но я все же утверждаю: именно сам Эдикт об отделении лежит в основе самого сильного сопротивления союзу со Скалой, — вступила в разговор Мидрн.
— Но ведь этот закон приняли из-за убийства благородного Коррута, не так ли? — спросил Алек. — Серегил и я разоблачили его убийц. Разве кодекс чести — атуи — теперь не соблюден?
Мидри печально покачала головой.
— Это было только последней каплей — причина принятия Эдикта об отделении лежит глубже. Еще со времен первой встречи с тирфэйе многие представители нашей расы были против какого-либо смешения с ними. Для некоторых таково требование атуи. Другие, подобно клану Катме, утверждают, что это воля Ауры. На самом же деле все объясняется простым желанием сохранить себя.
— Ты хочешь сказать, что они хотят предотвратить появление яшелов — таких, как я? — спросил Алек.
— Да, Алек-и-Амаса. Как ни похож ты на ауренфэйе, в тебе другая кровь, и время для тебя течет иначе: в свои девятнадцать лет ты уже почти взрослый мужчина. Твое взросление замедлится, конечно, но посмотри на Серегила и Киту
— они втрое тебя старше, а кажутся почти твоими ровесниками. Ты и не ауренфэйе, и не тирфэйе — ты помесь. Многие считают, что потери от смешения рас перевешивают выгоды.
Однако мне кажется, что противников союза с тирфэйе больше всего беспокоят скаланские волшебники, — продолжала Мидри, взглянув на Теро. — Маги Скалы называют себя Третьей Ореской. Первая Ореска принадлежала моей расе. Смешение крови дало твоему народу магическую силу, но также изменило саму магию. Бесплодие таких, как ты, — только часть происходящих перемен. Вы можете перемещать предметы и даже людей на огромные расстояния, можете читать мысли, что строго запрещено у нас. И вы утратили способность исцелять. — Мидри коснулась татуировки на щеке. — Это вы предоставляете жрецам других богов.
— Дризидам, — подсказал Серегил.
— Да, дризидам. Остатки этого умения сохранились, кажется, только у пленимарцев, которые смешали благословение Ауры с темным культом Сериамайуса и создали некромантию, это извращение целительства.
— Все это начали обсуждать еще много поколений назад, — объяснила Адриэль. — Исчезновение Коррута было только тем дуновением, которое раздуло тлеющие угли. Наш народ продолжает торговать со странами, лежащими к югу и к западу от Ауренена. Причина того, что их не коснулся запрет, в одном: яшелы, рожденные от браков с теми чужеземцами, не способны к магии.
— Не способны к магии? — удивленно заморгал Теро.
— Кроме той, которая им уже была известна до знакомства с ауренфэйе, — уточнил Саабан. — Так что само существование Третьей Орески многими рассматривается как непреодолимое препятствие к союзу, как бы убедительны ни были твои доводы. Но вернемся к твоему первому вопросу — о том, кто тебе противостоит. Это кланы Виресса, Голинил, Лапнос и Катме — четыре из одиннадцати.
— А как насчет Рабази? — спросил Алек, вспомнив о Ниале. — Он ведь граничит с Вирессой с юга, верно?
— Мориэль-а-Мориэль не заявила о своей позиции открыто, так же как и кирнари Хамана, для которого открытие для торговли порта Гедре почти наверняка будет весьма выгодно. Они пока отказываются поддерживать союз со Скалой из лояльности к своему союзнику — Лапносу.
— А также чтобы досадить Боктерсе, — тихо пробормотал Серегил.
Саабан кивнул.
— И поэтому тоже. Недоброжелательство мешает им судить здраво. Силмаи, Дация и Брикха пока ведут себя уклончиво: их земли лежат далеко на западе, браки они заключают в основном между собой, так что союз не сулит им ни выгод, ни убытков.
— Какой из этих трех кланов пользуется наибольшим влиянием? — спросила Клиа.
— Кирнари Силмаи — Бритир-и-Ниси — старейшина лиасидра, и его все очень почитают, — ответила Мидри, и остальные согласно закивали.
— Тогда, может быть, Аура улыбнется нам, — сказала Клиа. — Мы с Бритиром-и-Ниеном завтра обедаем.
Ночной воздух стал прохладным, и все перешли в дом. Алек услышал, как Теро, Мидри и Саабан обсуждают сравнительные достоинства различных заклинаний, и собрался было присоединиться к ним, но тут его окружили несколько доброжелательных боктерсийцев. На другом конце комнаты Серегила почти не было видно за спинами столпившихся вокруг него родичей.
Оказавшись без поддержки, Алек скоро оставил всякие попытки запомнить сложные семейные связи, которые перечислял ему каждый новый знакомый.
— Если приговор об изгнании когда-нибудь будет отменен, — сказала Алеку одна из женщин, — тебя можно будет принять в наш клан как тали Серегила, знаешь ли.
— Это было бы огромной честью. Я также надеюсь узнать, с кем в родстве была моя мать.
Лица вокруг него стали серьезными.
— Это же ужасная трагедия — не знать своей семьи, — сказала та же женщина и ласково похлопала Алека по руке.
— И давно между вами талимениос? — спросил Кита, присоединившийся к группе вокруг юноши.
— Два года, — ответил Алек, внимательно следя за тем, какова будет реакция.
Но Кита просто одобрительно кивнул и бросил взгляд на Серегила.
— Я рад видеть его наконец счастливым.
— А где остальные сестры Серегила? — поинтересовался Алек. Кита поморщился.
— Адриэль пригласила сюда только тех боктерсийцев, которые одобряют его возвращение. Пусть тебя не обманывает то, что ты здесь видишь. Есть очень много таких, кто ничего не простил. Шалар и Илина из их числа. Пожалуй, в случае Шалар это можно понять — она была влюблена в хаманца, и ее брак расстроился после… после всех неприятностей. Что касается Илины, они с Серегилом ближе всего по возрасту, но никогда не находили общего языка.
Так, значит, и тут распри… Неудивительно, что Серегил предпочитал не говорить о своем прошлом.
— А что ты можешь сказать о Саабане? Серегил не знал, что тот женился на Адриэль, но он, кажется, вполне одобряет выбор сестры.
— Они знали друг друга еще до изгнания Серегила — ведь Адриэль и Саабан много лет были друзьями. Саабан — благородный и умный человек и к тому же одарен большими способностями к магии.
— Ты хочешь сказать, что он волшебник?
— Если я правильно понимаю, что ты подразумеваешь под этим словом, то да. И весьма неплохой.
Алек как раз начал обдумывать возможности, которые открывались благодаря этому обстоятельству, когда их прервали: Алека окружила новая группа ауренфэйе, и ему пришлось снова и снова отвечать на одни и те же вопросы. Нет, он не сохранил воспоминаний о хазадриэлфэйе; да, Серегил очень многого достиг в Скале; да, Алек очень счастлив, что попал в Ауренен; нет, ничего подобного Сарикали он никогда не видел… Юноша уже начал было озираться в поисках пути к бегству, когда ему на плечо легла рука и знакомый голос шепнул:
— Пойдем. Мне нужно кое-что сделать, и я нуждаюсь в твоей помощи. — Серегил увлек Алека к двери и по задней лестнице наверх.
— Куда мы идем?
— Увидишь.
От Серегила сильно пахло турабом, но двигался он более уверенно, чем Алек ожидал. Они поднялись на три пролета лестницы, останавливаясь на каждом этаже и заглядывая в комнату или две. Обычно Серегил был склонен к разговорчивости: он сообщал Алеку даже больше, чем нужно, об истории каждого места и вещи; теперь же, однако, он хранил молчание и лишь изредка останавливался, чтобы коснуться какого-то предмета, заново знакомясь с домом.
Алек умел молчать. Сцепив руки за спиной, он последовал за Серегилом в извилистый коридор третьего этажа. По обеим его сторонам с неравными промежутками шли простые деревянные двери — на взгляд Алека, ничем друг от друга не отличающиеся. В этом просторном помещении легко разместилась бы небольшая деревушка.
Серегил остановился у двери, за которой коридор резко поворачивал. Он постучал, потом поднял защелку и скользнул в темную комнату.
Алеку давно не случалось тайком проникать в чей-то дом, но все же он автоматически отмечал про себя особенности помещения: никакого освещения, не чувствуется запаха горящих в камине дров или свечи. Комната была необитаемой, пришельцу ничто не грозило.
— Иди сюда.
Алек услышал, как заскрипели петли, потом разглядел тонкую фигуру Серегила на фоне ночного неба в арке окна. Пьяный или нет, тот мог, когда хотел, двигаться бесшумно.
Арка выходила на маленький балкон, откуда виднелся гостевой дом.
— Вон там наша комната, — показал на одно из окон Серегил.
— А эта была твоей.
— Ах да, я ведь говорил тебе об этом. — Серегил прислонился к каменному парапету; в лунном свете Алек не смог разглядеть выражение его лица.
— А здесь ты сидел и слушал, что снится городу.
— Я и сам много грезил. Подожди-ка. — Серегил скользнул внутрь комнаты и вернулся с пыльным пуховичком с кровати. Положив его у стены, он уселся сам и потянул вниз Алека, так что тот оказался сидящим, прислонившись спиной к груди друга. — Ну вот… — Серегил прижался щекой к щеке Алека, крепко его обняв. — По крайней мере один мой сон сбылся. Аура свидетель — больше ничто не получилось так, как я ожидал.
Алек прислонился головой к плечу Серегила, наслаждаясь минутой близости.
— О чем еще ты грезил, сидя здесь?
— О том, как я покину Боктерсу и буду путешествовать.
— Вроде Ниала?
Алек скорее почувствовал, а не услышал иронический смешок Серегила.
— Пожалуй. Я собирался жить среди чужого народа, узнать его обычаи, — проводить так многие годы, но всегда возвращаться в этот дом… и, конечно, в Боктерсу.
— А что ты собирался делать во время путешествий?
— Просто… искать. Места, которых ни один ауренфэйе еще не видел, людей, которых я не встретил бы, оставаясь дома. Мой дядя всегда говорил, что для каждого дара есть своя причина, Мои способности к языкам и фехтованию он считал знаком предназначения к странствиям. Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что в глубине души я рассчитывал найти такое место, где мог бы стать чем-то большим, чем величайшее разочарование моего отца.
Алек молча обдумывал это некоторое время.
— Тебе трудно, да? Я имею в виду — оказаться здесь в таких обстоятельствах.
—Да.
Как может единственное тихо сказанное слово передать такую боль, такое безнадежное стремление?
— А о чем еще ты мечтал, сидя здесь? — поспешно спросил Алек, понимая, что ничем не может облегчить страдания друга; а раз так, лучше поговорить о чем-то другом.
Рука Серегила погладила его по подбородку, губы нежно коснулись щеки. Это прикосновение заставило Алека затрепетать от предвкушения.
— Вот об этом, тали. О тебе. — Теплое дыхание Серегила щекотало шею Алека. — Я не видел тогда твоего лица, но я грезил именно о тебе. У меня было множество возлюбленных — дюжины, а может быть, и сотня. Но ни один и ни одна из них… — Голос Серегила прервался. — Я не могу этого объяснить. Думаю, что какая-то часть моей души узнала тебя, как только мы повстречались, — такого избитого, такого грязного.
— В той далекой чужой стране… — Алек повернулся и ответил на поцелуй поцелуем. Сколько времени пройдет, прежде чем их хватятся и начнут искать?
Времени хватит.
Но Серегил только крепче обнял его, без тех игривых поглаживаний, которые обычно предшествовали их близости. Так они и сидели еще какое— то время, пока наконец Алек не понял, что именно ради этих тихих мгновений Серегил сюда и пришел.
Оба они молчали, и Алек почувствовал, что начинает дремать; однако Серегил пошевелился и разбудил его.
— Ну что ж, пожалуй, пора вернуться обратно, — сказал он. Алек неловко выпрямился, еще полусонный. После объятий Серегила на ночном воздухе ему стало холодно. Неожиданный разрыв физического контакта с другом оставил его растерянным и немного грустным, словно печаль Серегила успела пропитать его.
Серегил снова смотрел в сторону дома для гостей.
— Спасибо тебе, тали. Теперь, когда я буду смотреть оттуда на этот балкон, я смогу думать о нем не только как о месте, которое мне больше не принадлежит.
Они вернули пуховик на место и почти дошли до двери, когда Серегил замер и обернулся назад, что-то тихо пробормотав.
— Что такое? — переспросил Алек, но Серегил вместо ответа слегка отодвинул от стены кровать и исчез за ней.
Алек услышал скрежет камня по камню, а затем победный смех Серегила. Тот вылез из-за кровати, держа в руках крюк с привязанной к нему веревкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91