Различные виды пепла, а также разные температуры дают разные цвета.
— А каковы ингредиенты?
Панджери даже не улыбнулась.
— Ваши двести тысяч золотых купили мое время и труд, — напомнила она. — Но не секреты.
Рур поманил к себе короля. Акмед нетерпеливо дернул головой, и тогда фирболг откашлялся и заговорил. Он так редко открывал рот, что король болгов и Шейн с удивлением на него воззрились.
— Ваше величество, — произнес Рур и вновь поманил к себе короля.
Акмед отбросил осколок стекла и пересек комнату. Он взял кусочек промасленной ткани, протянутый ему Руром, — послание, принесенное почтовым голубем.
Акмед сразу узнал почерк Грунтора.
Он долго смотрел на письмо, пытаясь уловить смысл, а потом витиевато выругался на болгише.
— Я должен уехать, — повернулся он к Руру. — Когда я вернусь, не знаю. Позаботься о том, чтобы Теофила получила все, что ей потребуется, абсолютно все. Пусть литейщики начнут работу по ее заказам. Посели ее в покоях для послов. Однако не позволяйте ей разгуливать по коридорам Котелка, пока меня не будет.
Рур кивнул.
— Отправляйся к квартирмейстеру, пусть он приготовит все необходимое для моего путешествия. Я прямо сейчас еду в Сепульварту.
Потом Акмед вернулся к панджери и Шейну.
— Я должен немедленно уехать, Теофила. — Он быстро огляделся. — Рур позаботится обо всем, что вам потребуется. Я… как только вернусь, сразу же включусь в работу. Вы уже поняли, что требуется сделать, и сможете обойтись без моего присутствия?
— Мне нужны чертежи.
— Хорошо. Шейн, позаботься о том, чтобы Теофила получила чертежи.
И король болгов выскочил в коридор.
Он бежал по длинным туннелям, мимо удивленных стражников, рабочих, ремесленников и обычных болгов, молча уступавших ему дорогу. У короля было такое лицо, что никому не хотелось оказаться на его пути.
Акмед свернул в узкий туннель, служивший в качестве вентиляционного прохода для горячего воздуха, который зимой подавался в Котелок, чтобы обогревать помещения. Сейчас этот проход не использовался. Акмед быстро выбрался по нему на восточный скальный уступ, откуда открывался вид на Кревенсфилдскую равнину. Акмед постарался успокоить выпрыгивающее из груди сердце, он сделал несколько глубоких вздохов, пока не нашел внутренний центр, сфокусировавшись на собственных вибрациях.
Затем, не в силах сдержать дрожь, король закрыл глаза и отвел в сторону вуаль, позволив порывам теплого летнего ветра коснуться кожи. Он пытался отыскать знакомый ритм.
Лишь равнодушный свист ветра был ему ответом.
Он забросил более широкую сеть, максимально открыл разум, и от усилий у него тут же заболела голова. Акмед прочесывал самые укромные места, использовал каждый порыв ветра, отчаянно пытаясь поймать хотя бы отдаленный отголосок биения сердца Рапсодии, ритм которого был знаком ему не меньше, чем собственный. Он ждал долгие мгновения, пробуя воздух, вдыхая его как можно глубже, словно рассчитывая, что сумеет уловить частичку Рапсодии.
Ничего.
«Рапсодия», — беззвучно позвал он, бросая ее имя ветру, словно сеть, а потом вытаскивая его обратно силой разума, надеясь поймать хоть малый фрагмент, хоть что-нибудь.
Ничего.
Холодные волны страха поднимались и опадали, сжимая его сердце.
Он едва ли их чувствовал.
Акмед попробовал обнаружить биение сердца Грунтора и тут же ощутил его своей кожей — знакомый ритм жизненной силы друга. Он чувствовал голоса сердец тысяч других людей, спасшихся с Серендаира.
Только Рапсодии нигде не было.
Прекратив поиски, Акмед поспешил к конюшням, где квартирмейстер уже оседлал его лошадь, и помчался на запад в сторону Сепульварты, прежде чем большинство болгов успели осознать, что он вернулся.
Омет вернулся на свое рабочее место в башне, завершив очередную проверку образцов в печи для отжига, и почти сразу же обнаружил незнакомку там, куда попасть было так же трудно, как и в личные покои короля фирболгов.
Незнакомка беседовала с Шейном и Руром, опустившись на корточки возле груды древесного пепла и кусков стекла. Он не сразу сообразил, что это женщина, поскольку у нее была стройная фигура, короткие волосы и такой агрессивный взгляд, что поначалу он принял ее за мужчину.
Однако все сомнения разрешились, когда его заметил Шейн.
— О, Песочник! — воскликнул нескладный мастеровой, жестом приглашая Омета войти в комнату. — Ты должен познакомиться с панджери, мастером витражных стекол Теофилой. Ее нанял наш король. Теофила, это наш мастер стекольщик, Песочник.
Сидевшая на корточках женщина подняла взгляд и кивнула, ее бесстрастные глаза, на мгновение остановившись на Омете, вспыхнули, но она тут же отвернулась.
— Слушай, Песочник, чертежи у тебя? Король велел отдать их Теофиле.
Теофила и Рур вновь посмотрели на него. Когда их глаза встретились, Омет неожиданно побледнел и крепко стиснул челюсти, чтобы не выдать своего волнения.
— Ну? — нетерпеливо осведомился Шейн. — Так есть у тебя чертежи или нет?
— Э… с собой нет, — солгал он, стараясь держать спину прямо, чтобы никто не заметил холщовой сумки, которую он успел засунуть за пазуху. — Должно быть, я оставил их возле печей. Мне нужно за ними сходить.
— Ну, ради богов, не потеряй чертежи. Король засунет тебя в печь, если с ними что-нибудь случится.
Омет провел ладонью по вспотевшим волосам:
— А где… где король?
Шейн поднял взгляд от кучи пепла:
— Только что уехал по какому-то срочному делу. Сказал, что не знает, когда вернется. — Шейн заметил, куда устремлен взгляд побледневшего Омета, и рассмеялся. — Подтяни штаны, мальчик. Ты еще слишком для нее молод.
Женщина закатила глаза и резко бросила:
— Сегодня мне чертежи не нужны. Сначала я хочу посмотреть кузницу и печи, а также инструменты и материалы, которые у вас есть.
— Очень хорошо, мамочка.
Если бы у Шейна был хвост, он бы им вильнул.
— Прошу меня простить, — быстро произнес Омет и выскользнул из комнаты.
Завернув за угол, он оперся о стену, потому что у него внезапно закружилась голова.
Омет знал эту женщину, хотя она коротко остриглась и никогда раньше не носила такую одежду. Он молился всем богам, чтобы она его не узнала, ведь со времени их последней встречи он успел отрастить длинные волосы и бороду.
Они встречались в Яриме, в мастерских по изготовлению изразцов.
Мир вокруг него начал вращаться, его охватил панический страх, затопил душу и мозг.
Глава Гильдии Ворона пришла в Илорк.
34
ЗА МГНОВЕНИЕ ДО ТОГО, как спрыгнуть с обрыва, Рапсодия кое-что вспомнила.
Когда она в прошлый раз убежала от Майкла вместе с Акмедом и Грунтором, они попали на Широкие Луга Серендаира. Там они столкнулись с кочевниками-лиринами, которые называли себя лиринведами и путешествовали между лесами и полями, не зная, что такое дом. Она и двое болгов не имели враждебных намерений по отношению к лиринведам, однако были там чужаками. В те дни с незнакомцами могли обойтись самым жестоким образом. Акмед и Грунтор, прятавшиеся вместе с ней в высокой траве, бесшумно обнажили оружие и приготовились к сражению, которое никому не было нужно, но которое становилось неизбежным.
Именно тогда Рапсодия впервые поняла, какой силой обладает Дающая Имя и Певица. Это звание было получено ею незадолго до этого благодаря долгим мучительным тренировкам.
Она знала истинное имя высокой травы, в которой они прятались, — гимиалация. Рапсодия снова и снова шепотом повторяла это имя, вплетая в свое заклинание имена других предметов, отвлекающих внимание: облака у них над головой, теплый ветер, пригорки и впадины. Так на короткое время ей удалось изменить эманации, исходящие от каждого из ее спутников, и это позволило им раствориться среди травы, а потом, пока она продолжала петь, все трое действительно стали гимиалацией. Лиринведам казалось, будто ветер раскачивает траву, а солнце ее освещает, и они не видели теней двух фирболгов и женщины-лиринки. Лиринведы прошли мимо них настолько близко, что могли бы к ним прикоснуться, но так и не узнали, что здесь побывали чужаки.
Сейчас ее могла спасти только сила Дающей Имя.
В любом случае другого шанса у нее не будет, решила Рапсодия. Лучше умереть, разбившись о скалы, чем жить в зловонных объятиях человека-демона, который осквернит ее тело, измучит душу, а потом узнает о ребенке.
Разум отказывался представить, что произойдет дальше.
У нее не осталось выбора.
Но какое слово, какое имя спасет ее от падения с такой высоты? Она мучительно искала ответ на этот вопрос, пока лежала на земле, а Майкл давал указания своим людям. Ветер, с ревом налетавший со стороны моря, разметал ее распущенные волосы, играл лохмотьями разорванной рубашки.
На лицо Рапсодии упали капельки соленой влаги, принесенные ветром. Сначала ей показалось, что пошел дождь, но потом ее сознание сделало рывок, и она вспомнила, о чем думала несколько мгновений назад.
Дождь.
«Типта», — прошептала она голосом Дающей Имя и почувствовала, что верно подобрала ноту.
Потом Рапсодия сосредоточилась на собственной ноте, «эла», и приготовилась включить ее в коротенькую песенку с припевом.
В следующее мгновение Рапсодия вскочила и бросилась к краю утеса, продолжая повторять:
«Типта, типта, типта».
Она ощутила, как ветер подхватил ее, слегка приподняв вверх, словно каплю дождя, услышала крики у себя за спиной, но не стала обращать на них внимания, полностью сосредоточившись над разверзшейся перед ней пропастью.
«Типта, ти… »
Почувствовав, как стрела входит ей в бок, она потеряла равновесие и фокус. Потом нахлынула боль, и у нее перехватило дыхание.
От удара напряглись мышцы живота. Рапсодия согнулась, пытаясь втянуть хоть немного воздуха, и увидела стоящего возле солдат Майкла. На его лице застыло изумление, вокруг глаз появился пурпурный ободок, иссушенная временем кожа натянулась, как у мумии. Лицо было еще более ужасным, чем то, которое преследовало ее в кошмарах, и теперь ей окончательно стало ясно, что другого выхода у нее нет.
Перед прыжком Рапсодия зажмурилась, опасаясь, что острые скалы и вспененные волны заставят ее отступиться. Ее подхватил холодный северный ветер, привел в чувство, заставил открыть глаза — она летела к океанским волнам в равнодушных объятиях воздуха.
«Типта, — повторяла она снова и снова, пытаясь пошевелить связанными руками. — Типта, типта, типта… »
Неожиданно ей в лицо плеснула волна, наполнив рот соленой водой. В тот момент Рапсодия не ощутила силы удара. Она лишилась дыхания, ей никак не удавалось сделать вдох, и это помогло ей остаться в живых.
Вокруг ревела бело-зеленая стена, затем наступила тишина, Рапсодия погрузилась под воду и слышала лишь диковинный барабанный бой — ее подхватила волна. Глаза Рапсодии горели от соли, легкие требовали воздуха. Но прежде чем все вокруг стало зеленым, она успела разглядеть лица Майкла и его приспешников — они смотрели на нее сверху. Возможно, ей это только показалось. Однако она определенно слышала их голоса, хотя быстро погружалась в воду.
Они смотрели на нее сверху.
И не видели, хотя Рапсодия находилась прямо под ними.
Она стала дождем.
Рапсодию подхватило течение. Сначала она держалась на гребне волны, скользила по ее поверхности, легкая, словно капля дождя. Но как только она перестала повторять свое заклинание, ее рот тут же наполнился водой, и она почувствовала свой вес. Вокруг сердито ревело море.
Неожиданно, словно опустился огромный занавес, мир из зеленого стал черным.
«Не дыши», — приказала она себе, пытаясь во мраке выбраться на поверхность, но у нее ничего не получалось. Рокот волн заглушал все остальные звуки.
Затем мощный вал вынес ее вверх. Рапсодию закрутило, она попыталась найти опору там, где ее не могло быть. Отвратительное ощущение, будто куда-то падаешь, только сейчас было еще хуже, поскольку безумные волны по собственной воле швыряли ее из стороны в сторону.
Пока ее не ударило о скалу.
Рапсодия невольно вскрикнула и глотнула едкой морской воды. Но прежде чем ее легкие лопнули от напряжения, она вынырнула на поверхность, судорожно отплевываясь и безнадежно пытаясь ухватиться в темноте за гладкую скользкую поверхность камня. Отполированная морем вертикальная стена тянулась во все стороны и вверх.
Над ней оставалось достаточно свободного пространства, чтобы нос и часть лица находились над поверхностью воды, выше пальцы натыкались на горизонтальный участок скалы. Рапсодия равнодушно отметила, что у нее разбито лицо и идет кровь — очевидно, она ударилась о скалу. Ужасно болел бок, в который попала стрела.
Постепенно шум моря немного стих, он эхом разносился в темноте, но это был уже не тот несмолкаемый рев, который она слышала, стоя на вершине. Впрочем, после каждой новой волны ее накрывало с головой, и тогда шум стихал совсем.
Рапсодия не знала, сколько времени она так пробултыхалась в темноте. Ей казалось, что прошли часы, дни, годы — наказание вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— А каковы ингредиенты?
Панджери даже не улыбнулась.
— Ваши двести тысяч золотых купили мое время и труд, — напомнила она. — Но не секреты.
Рур поманил к себе короля. Акмед нетерпеливо дернул головой, и тогда фирболг откашлялся и заговорил. Он так редко открывал рот, что король болгов и Шейн с удивлением на него воззрились.
— Ваше величество, — произнес Рур и вновь поманил к себе короля.
Акмед отбросил осколок стекла и пересек комнату. Он взял кусочек промасленной ткани, протянутый ему Руром, — послание, принесенное почтовым голубем.
Акмед сразу узнал почерк Грунтора.
Он долго смотрел на письмо, пытаясь уловить смысл, а потом витиевато выругался на болгише.
— Я должен уехать, — повернулся он к Руру. — Когда я вернусь, не знаю. Позаботься о том, чтобы Теофила получила все, что ей потребуется, абсолютно все. Пусть литейщики начнут работу по ее заказам. Посели ее в покоях для послов. Однако не позволяйте ей разгуливать по коридорам Котелка, пока меня не будет.
Рур кивнул.
— Отправляйся к квартирмейстеру, пусть он приготовит все необходимое для моего путешествия. Я прямо сейчас еду в Сепульварту.
Потом Акмед вернулся к панджери и Шейну.
— Я должен немедленно уехать, Теофила. — Он быстро огляделся. — Рур позаботится обо всем, что вам потребуется. Я… как только вернусь, сразу же включусь в работу. Вы уже поняли, что требуется сделать, и сможете обойтись без моего присутствия?
— Мне нужны чертежи.
— Хорошо. Шейн, позаботься о том, чтобы Теофила получила чертежи.
И король болгов выскочил в коридор.
Он бежал по длинным туннелям, мимо удивленных стражников, рабочих, ремесленников и обычных болгов, молча уступавших ему дорогу. У короля было такое лицо, что никому не хотелось оказаться на его пути.
Акмед свернул в узкий туннель, служивший в качестве вентиляционного прохода для горячего воздуха, который зимой подавался в Котелок, чтобы обогревать помещения. Сейчас этот проход не использовался. Акмед быстро выбрался по нему на восточный скальный уступ, откуда открывался вид на Кревенсфилдскую равнину. Акмед постарался успокоить выпрыгивающее из груди сердце, он сделал несколько глубоких вздохов, пока не нашел внутренний центр, сфокусировавшись на собственных вибрациях.
Затем, не в силах сдержать дрожь, король закрыл глаза и отвел в сторону вуаль, позволив порывам теплого летнего ветра коснуться кожи. Он пытался отыскать знакомый ритм.
Лишь равнодушный свист ветра был ему ответом.
Он забросил более широкую сеть, максимально открыл разум, и от усилий у него тут же заболела голова. Акмед прочесывал самые укромные места, использовал каждый порыв ветра, отчаянно пытаясь поймать хотя бы отдаленный отголосок биения сердца Рапсодии, ритм которого был знаком ему не меньше, чем собственный. Он ждал долгие мгновения, пробуя воздух, вдыхая его как можно глубже, словно рассчитывая, что сумеет уловить частичку Рапсодии.
Ничего.
«Рапсодия», — беззвучно позвал он, бросая ее имя ветру, словно сеть, а потом вытаскивая его обратно силой разума, надеясь поймать хоть малый фрагмент, хоть что-нибудь.
Ничего.
Холодные волны страха поднимались и опадали, сжимая его сердце.
Он едва ли их чувствовал.
Акмед попробовал обнаружить биение сердца Грунтора и тут же ощутил его своей кожей — знакомый ритм жизненной силы друга. Он чувствовал голоса сердец тысяч других людей, спасшихся с Серендаира.
Только Рапсодии нигде не было.
Прекратив поиски, Акмед поспешил к конюшням, где квартирмейстер уже оседлал его лошадь, и помчался на запад в сторону Сепульварты, прежде чем большинство болгов успели осознать, что он вернулся.
Омет вернулся на свое рабочее место в башне, завершив очередную проверку образцов в печи для отжига, и почти сразу же обнаружил незнакомку там, куда попасть было так же трудно, как и в личные покои короля фирболгов.
Незнакомка беседовала с Шейном и Руром, опустившись на корточки возле груды древесного пепла и кусков стекла. Он не сразу сообразил, что это женщина, поскольку у нее была стройная фигура, короткие волосы и такой агрессивный взгляд, что поначалу он принял ее за мужчину.
Однако все сомнения разрешились, когда его заметил Шейн.
— О, Песочник! — воскликнул нескладный мастеровой, жестом приглашая Омета войти в комнату. — Ты должен познакомиться с панджери, мастером витражных стекол Теофилой. Ее нанял наш король. Теофила, это наш мастер стекольщик, Песочник.
Сидевшая на корточках женщина подняла взгляд и кивнула, ее бесстрастные глаза, на мгновение остановившись на Омете, вспыхнули, но она тут же отвернулась.
— Слушай, Песочник, чертежи у тебя? Король велел отдать их Теофиле.
Теофила и Рур вновь посмотрели на него. Когда их глаза встретились, Омет неожиданно побледнел и крепко стиснул челюсти, чтобы не выдать своего волнения.
— Ну? — нетерпеливо осведомился Шейн. — Так есть у тебя чертежи или нет?
— Э… с собой нет, — солгал он, стараясь держать спину прямо, чтобы никто не заметил холщовой сумки, которую он успел засунуть за пазуху. — Должно быть, я оставил их возле печей. Мне нужно за ними сходить.
— Ну, ради богов, не потеряй чертежи. Король засунет тебя в печь, если с ними что-нибудь случится.
Омет провел ладонью по вспотевшим волосам:
— А где… где король?
Шейн поднял взгляд от кучи пепла:
— Только что уехал по какому-то срочному делу. Сказал, что не знает, когда вернется. — Шейн заметил, куда устремлен взгляд побледневшего Омета, и рассмеялся. — Подтяни штаны, мальчик. Ты еще слишком для нее молод.
Женщина закатила глаза и резко бросила:
— Сегодня мне чертежи не нужны. Сначала я хочу посмотреть кузницу и печи, а также инструменты и материалы, которые у вас есть.
— Очень хорошо, мамочка.
Если бы у Шейна был хвост, он бы им вильнул.
— Прошу меня простить, — быстро произнес Омет и выскользнул из комнаты.
Завернув за угол, он оперся о стену, потому что у него внезапно закружилась голова.
Омет знал эту женщину, хотя она коротко остриглась и никогда раньше не носила такую одежду. Он молился всем богам, чтобы она его не узнала, ведь со времени их последней встречи он успел отрастить длинные волосы и бороду.
Они встречались в Яриме, в мастерских по изготовлению изразцов.
Мир вокруг него начал вращаться, его охватил панический страх, затопил душу и мозг.
Глава Гильдии Ворона пришла в Илорк.
34
ЗА МГНОВЕНИЕ ДО ТОГО, как спрыгнуть с обрыва, Рапсодия кое-что вспомнила.
Когда она в прошлый раз убежала от Майкла вместе с Акмедом и Грунтором, они попали на Широкие Луга Серендаира. Там они столкнулись с кочевниками-лиринами, которые называли себя лиринведами и путешествовали между лесами и полями, не зная, что такое дом. Она и двое болгов не имели враждебных намерений по отношению к лиринведам, однако были там чужаками. В те дни с незнакомцами могли обойтись самым жестоким образом. Акмед и Грунтор, прятавшиеся вместе с ней в высокой траве, бесшумно обнажили оружие и приготовились к сражению, которое никому не было нужно, но которое становилось неизбежным.
Именно тогда Рапсодия впервые поняла, какой силой обладает Дающая Имя и Певица. Это звание было получено ею незадолго до этого благодаря долгим мучительным тренировкам.
Она знала истинное имя высокой травы, в которой они прятались, — гимиалация. Рапсодия снова и снова шепотом повторяла это имя, вплетая в свое заклинание имена других предметов, отвлекающих внимание: облака у них над головой, теплый ветер, пригорки и впадины. Так на короткое время ей удалось изменить эманации, исходящие от каждого из ее спутников, и это позволило им раствориться среди травы, а потом, пока она продолжала петь, все трое действительно стали гимиалацией. Лиринведам казалось, будто ветер раскачивает траву, а солнце ее освещает, и они не видели теней двух фирболгов и женщины-лиринки. Лиринведы прошли мимо них настолько близко, что могли бы к ним прикоснуться, но так и не узнали, что здесь побывали чужаки.
Сейчас ее могла спасти только сила Дающей Имя.
В любом случае другого шанса у нее не будет, решила Рапсодия. Лучше умереть, разбившись о скалы, чем жить в зловонных объятиях человека-демона, который осквернит ее тело, измучит душу, а потом узнает о ребенке.
Разум отказывался представить, что произойдет дальше.
У нее не осталось выбора.
Но какое слово, какое имя спасет ее от падения с такой высоты? Она мучительно искала ответ на этот вопрос, пока лежала на земле, а Майкл давал указания своим людям. Ветер, с ревом налетавший со стороны моря, разметал ее распущенные волосы, играл лохмотьями разорванной рубашки.
На лицо Рапсодии упали капельки соленой влаги, принесенные ветром. Сначала ей показалось, что пошел дождь, но потом ее сознание сделало рывок, и она вспомнила, о чем думала несколько мгновений назад.
Дождь.
«Типта», — прошептала она голосом Дающей Имя и почувствовала, что верно подобрала ноту.
Потом Рапсодия сосредоточилась на собственной ноте, «эла», и приготовилась включить ее в коротенькую песенку с припевом.
В следующее мгновение Рапсодия вскочила и бросилась к краю утеса, продолжая повторять:
«Типта, типта, типта».
Она ощутила, как ветер подхватил ее, слегка приподняв вверх, словно каплю дождя, услышала крики у себя за спиной, но не стала обращать на них внимания, полностью сосредоточившись над разверзшейся перед ней пропастью.
«Типта, ти… »
Почувствовав, как стрела входит ей в бок, она потеряла равновесие и фокус. Потом нахлынула боль, и у нее перехватило дыхание.
От удара напряглись мышцы живота. Рапсодия согнулась, пытаясь втянуть хоть немного воздуха, и увидела стоящего возле солдат Майкла. На его лице застыло изумление, вокруг глаз появился пурпурный ободок, иссушенная временем кожа натянулась, как у мумии. Лицо было еще более ужасным, чем то, которое преследовало ее в кошмарах, и теперь ей окончательно стало ясно, что другого выхода у нее нет.
Перед прыжком Рапсодия зажмурилась, опасаясь, что острые скалы и вспененные волны заставят ее отступиться. Ее подхватил холодный северный ветер, привел в чувство, заставил открыть глаза — она летела к океанским волнам в равнодушных объятиях воздуха.
«Типта, — повторяла она снова и снова, пытаясь пошевелить связанными руками. — Типта, типта, типта… »
Неожиданно ей в лицо плеснула волна, наполнив рот соленой водой. В тот момент Рапсодия не ощутила силы удара. Она лишилась дыхания, ей никак не удавалось сделать вдох, и это помогло ей остаться в живых.
Вокруг ревела бело-зеленая стена, затем наступила тишина, Рапсодия погрузилась под воду и слышала лишь диковинный барабанный бой — ее подхватила волна. Глаза Рапсодии горели от соли, легкие требовали воздуха. Но прежде чем все вокруг стало зеленым, она успела разглядеть лица Майкла и его приспешников — они смотрели на нее сверху. Возможно, ей это только показалось. Однако она определенно слышала их голоса, хотя быстро погружалась в воду.
Они смотрели на нее сверху.
И не видели, хотя Рапсодия находилась прямо под ними.
Она стала дождем.
Рапсодию подхватило течение. Сначала она держалась на гребне волны, скользила по ее поверхности, легкая, словно капля дождя. Но как только она перестала повторять свое заклинание, ее рот тут же наполнился водой, и она почувствовала свой вес. Вокруг сердито ревело море.
Неожиданно, словно опустился огромный занавес, мир из зеленого стал черным.
«Не дыши», — приказала она себе, пытаясь во мраке выбраться на поверхность, но у нее ничего не получалось. Рокот волн заглушал все остальные звуки.
Затем мощный вал вынес ее вверх. Рапсодию закрутило, она попыталась найти опору там, где ее не могло быть. Отвратительное ощущение, будто куда-то падаешь, только сейчас было еще хуже, поскольку безумные волны по собственной воле швыряли ее из стороны в сторону.
Пока ее не ударило о скалу.
Рапсодия невольно вскрикнула и глотнула едкой морской воды. Но прежде чем ее легкие лопнули от напряжения, она вынырнула на поверхность, судорожно отплевываясь и безнадежно пытаясь ухватиться в темноте за гладкую скользкую поверхность камня. Отполированная морем вертикальная стена тянулась во все стороны и вверх.
Над ней оставалось достаточно свободного пространства, чтобы нос и часть лица находились над поверхностью воды, выше пальцы натыкались на горизонтальный участок скалы. Рапсодия равнодушно отметила, что у нее разбито лицо и идет кровь — очевидно, она ударилась о скалу. Ужасно болел бок, в который попала стрела.
Постепенно шум моря немного стих, он эхом разносился в темноте, но это был уже не тот несмолкаемый рев, который она слышала, стоя на вершине. Впрочем, после каждой новой волны ее накрывало с головой, и тогда шум стихал совсем.
Рапсодия не знала, сколько времени она так пробултыхалась в темноте. Ей казалось, что прошли часы, дни, годы — наказание вечностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75