Без этих связей в мире воцарилась бы пустота, отсутствие жизни. В них же заключена сила. Они соединяют одну душу с другой на Земле и в Загробном мире. Именно связь, возникшая в этой жизни, позволяет одной душе найти другую в следующей. И именно так любовь проходит сквозь Время. Но не только любовь. В ткань вплетены и черные нити. Иногда связи, возникшие в результате вражды, бывают такими же сильными, как те, что рождены любовью. Души, стремящиеся завершить какое-то дело, в основе которого лежит ненависть, могут многое победить — если связь достаточно сильна. Из всего рассказанного вами я понял, что ни один из вас не обладает достаточно сильной связью с захватившим Рапсодию человеком, связью, позволившей бы вам его победить. Если он, конечно, еще остается человеком, а не демоном в человеческом обличье. Ваша связь с ним — лишь легкое касание нитей на гобелене истории, ваши жизни пересеклись, но не переплелись. Однако с Рапсодией все совсем иначе. Они соединены напрямую. В отношениях с ним это делает ее сильнее и одновременно уязвимее. Другими словами, здесь мы имеем прочную нить, основу ткани. Таким образом, получается, что у нее значительно больше шансов справиться с ним, нежели у любого из вас. Если она не смогла победить — а похоже, именно так и случилось, — вы мало чем сможете ей помочь.
— И тем не менее я готов отдать жизнь, эту и загробную, если понадобится, чтобы спасти ее, — вздернул голову Эши. — Спасибо вам за помощь, ваше преосвященство. Прошу меня простить, я должен немедленно отправиться на поиски моей жены.
Он шагнул к ступеням, но его остановил густой бас Патриарха:
— Подождите. Вы не ответили на мой вопрос.
Эши едва сдерживал нетерпение.
— Какой?
— Что решили весы? — спросил Патриарх. — Я еще не получил никаких известий из Сорболда по поводу того, чем закончились ваши переговоры.
Король болгов повернулся к королю намерьенов:
— Мне тоже интересно.
— Они поддержали кандидатуру купца, — коротко ответил Эши.
— Купца? — переспросил Патриарх. — Как его зовут?
— Глава западных гильдий Талквист. — Король намерьенов, явно стремящийся как можно скорее покинуть базилику, все же совладал с собой и добавил: — Он производит впечатление человека здравомыслящего и способного к сочувствию. В течение года он будет исполнять роль регента, — он сам так решил, а после этого, если весы подтвердят, что он достоин стать императором, он займет трон. — Он замолчал, увидев, как побледнел Патриарх. — Ваше преосвященство? Что случилось?
— Талквист? — едва слышно повторил священник. — Вы уверены?
— А чем он вам не нравится? — удивился Акмед. Патриарх с трудом опустился на стул.
— Вы принесли мне ужасные новости, — проронил он, и его голос прозвучал непривычно слабо.
— Почему? — поинтересовался Акмед. — Объясните нам. Патриарх поднял голову к потолку и посмотрел на Шпиль, гордо поднимавшийся в бескрайнее синее небо.
— Талквист только называется купцом, — с горечью сказал он, наблюдая, как по небу проносятся белые перистые облака. — Он торговец рабами, чрезвычайно жадный и жестокий. Более того, он является тайным главой целого флота пиратских кораблей, торгующих живым товаром: они продают здоровых людей на шахты или, того хуже, на арены, а остальных используют в качестве сырья для производства самых разнообразных товаров, например свечей. Их делают из стариков, а из младенцев — костяную муку. Тысячи людей погибли на аренах Сорболда, невозможно сосчитать, сколько еще встретило свой конец на шахтах, соляных рудниках и на дне океана. Талквист — чудовище с улыбкой благородного человека и прекрасными манерами, самое настоящее чудовище.
— Однако весы выбрали его, — удивленно проговорил Эши. — Я сам видел.
— Почему вы ничего не сказали перед тем, как уехать? — В голосе Акмеда появились обвиняющие нотки. — Если вы знали, что такое возможно, почему не вмешались?
— Потому что не в моей власти выступать против весов. — Плечи Константина поникли, он враз постарел. — Ведь именно они выбрали меня Патриархом. Как же я могу утверждать, будто они ошиблись? В этом случае возникнет парадоксальная ситуация. — Он тяжело вздохнул. — Кроме того, я не могу открыть тайну своего прошлого и поведать всем, что выступал на арене. Тем более никто не должен знать о царстве Роуэнов. И наконец, Талквист был не единственным из претендентов, на чьих руках кровь других людей. Если бы я выступал против каждого, кого считаю недостойным занять императорский трон, Сорболд остался бы без правителя. По правде говоря, я надеялся, что весы выскажутся за разделение страны на города-государства, но они решили иначе.
Он встал и положил руку на плечо Эши.
— Я буду каждый день молить Единого Бога сохранить жизнь вашей жене и ребенку, — пообещал он. А также попрошу его помочь вам отыскать человека по имени Ветер Смерти, хотя теперь его с полным основанием можно называть Ветер Огня. Я буду молиться о том, чтобы Талквист изменился, ведь смог же я стать другим человеком за Покровом Гоэн. Возможно, то, что он не потребовал немедленной коронации, хороший знак.
— Сомневаюсь, — буркнул Акмед. — Мой личный опыт подсказывает, что люди, которые стремятся к власти и любят проливать чужую кровь, получив ее, становятся еще более жадными и жестокими. Вы мне представляетесь единственным исключением из этого правила.
Затем они поблагодарили Патриарха и спустились по ступенькам, оставив его смотреть в голубое небо.
Выйдя из базилики, Грунтор сердито уставился на Эши.
— Ребенок? — Его голос звенел от досады. — Ты ничего не говорил про ребенка. Почему?
— Немедленно возвращайся в Илорк, — приказал Акмед. — Мы отвечаем за безопасность другого Дитя, и это гораздо важнее, чем даже необходимость найти Рапсодию. Или Майкла. — Он повернулся к Эши: — Если мы отправимся на поиски вместе, у нас будет больше шансов их найти. — В устах Акмеда это звучало почти как просьба. — Хотя я по-прежнему не слышу даже намека на ее сердцебиение. Как бы далеко она от меня ни находилась, больная или здоровая, даже под землей, до сих пор я всегда слышал ее сердце. Я подозреваю, что он ее убил, это вполне в его стиле. Я прекрасно понимаю: ты будешь искать ее, не обращая внимания ни на какие доводы разума, но я намерен найти его. Если мы разыщем Майкла, мы, по крайней мере, сможем узнать, что он с ней сделал. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — коротко кивнул Эши.
— Хорошо.
Закончив разговаривать с Эши, Ахмед отвел в сторону Грунтора, чтобы дать ему последние наставления.
— Я привез в Илорк женщину по имени Теофила, она из племени странствующих ремесленников, которое называется панджери. Она имеет доступ в кузницу и должна получить все, что ей потребуется для работы над Светоловом. У нее вздорный нрав. Не зли ее… мне пришлось искать ее полтора года.
— Слушаюсь, сэр, — с сомнением посмотрев на него, ответил Грунтор.
— Счастливого пути. — Акмед в знак прощания поднял затянутую в перчатку руку. — Я привезу с собой Лавину.
Сержант-болг тряхнул головой:
— Привези герцогиню, сэр. Я боюсь, что тебя ослепит ярость и ты забудешь, кого нам тут так не хватает.
Но Эши и Акмед уже ушли.
Джерна Тал
— ЕСЛИ ВАМ БОЛЬШЕ ничего не нужно, милорд, я бы хотел вернуться в суд, — сказал Найлэш Моуса и слегка поклонился новому регенту.
Талквист поднял голову от кипы бумаг, разложенных на массивном столе из красного дерева, и улыбнулся. Его смуглое лицо в тусклом свете дня — за окнами потемнело в преддверии грозы — казалось бронзовым.
— Нет, мне ничего не нужно, ваше преосвященство, — ласково проговорил он. — Думаю, жизнь постепенно возвращается в привычное русло. Благодарю вас за все, что вы сделали, чтобы ускорить наведение порядка.
Измученный Первосвященник улыбнулся в ответ.
— Я был рад вам помочь. Если во мне возникнет нужда, не задумываясь, позовите меня.
— Непременно. А теперь отправляйтесь домой и отдохните. Вы нужны мне здоровым и полным сил, а этого не будет, если вы не начнете заботиться о себе.
— Хорошо. Доброго вам вечера.
Первосвященник Сорболда снова едва заметно поклонился. Затем он повернулся и вместе со свитой покинул конференц-зал.
Талквист долго смотрел ему вслед, а потом вернулся к своим бумагам.
Через несколько минут в открытые двойные двери скользнул какой-то человек и осторожно прикрыл их за собой.
Регент поднял голову, в его глазах зажглись веселые искорки. Он потянулся за кандеррским бренди, налитым в открытый хрустальный графин, который стоял на соседнем столике, и показал на пустой стакан. Но его гость отрицательно покачал головой.
— Наверное, мне следовало сказать эти слова тебе, — заявил Талквист и налил себе бренди. — Благодарю тебя за все, что ты сделал, чтобы ускорить наведение порядка.
Лазарис испуганно заморгал, его глаза еще не приспособились к свету.
— Не за что, сир, — заикаясь, пролепетал он.
— Ты чего-то боишься, Лазарис. Чего?
Главный священник попытался встретиться с черными глазами регента, но понял, что у него нет сил.
— Я… просто очень устал, милорд. Последние несколько недель были трудными.
— А, понятно. — Талквист откинулся на спинку кресла и сложил на животе руки. — Тебе ведь приходилось повсюду следовать за Первосвященником, заниматься высокими гостями… Они уже разъехались?
— Да, милорд. Прорицатель отбыл сегодня утром.
Талквист выглянул в окно на двор, расположенный внизу, где отрабатывали свое военное мастерство солдаты усопшей императрицы.
— Да уж. Мы с ним и Белиаком засиделись допоздна, обсуждая наши дела. Итак, ты освобожден от обязанностей управляющего, Лазарис. Можешь возвращаться в темную нору в Ночной горе и снова заняться своим обожаемым собором. Живой Камень, который ты для меня добыл, сыграл неоценимую роль в достижении моих целей. Благодарю тебя.
Священник выглядел так, словно ему стало нехорошо, но Талквист на него не смотрел.
— В чем дело, Лазарис? Появились сомнения? Немного поздновато, тебе не кажется?
— Нет-нет, милорд, никаких сомнений, — поспешно отозвался глава Терреанфора и судорожно сцепил пальцы.
Талквист поднялся и, подойдя к нему, положил свои тяжелые руки на плечи дрожащего священника.
— Я знаю, ты любишь свой темный собор, словно родную мать, — мягко проговорил регент, с удовольствием выговаривая каждый слог. — И то, что тебе пришлось унести пусть даже крошечный кусочек живой глины, гнетет тебя. Тебе кажется, будто ты собственными руками отрезал одну грудь у своей матери. Тебе не нужно извиняться и объяснять мне, что ты чувствуешь, Лазарис. Твое сердце для меня — открытая книга. Я многое о тебе узнал, когда был твоим учеником. К сожалению, я не могу пообещать, что тебе больше не понадобится терпеть такую муку. Зачем лгать? Я император, точнее, стану им через год. — Он потрепал священника по щеке. — А теперь возвращайся в Терреанфор и одари его своей любовью. И, предаваясь мрачным размышлениям в своем темном соборе, займись поиском других мест, где можно собирать урожай. Лучше начать сейчас, мне совсем не хочется убивать одно за другим деревья из Живого Камня или слонов. О, как я люблю слонов, этих огромных, могучих чудовищ! Давай прибережем их на самый конец, ты согласен?
Лазарис кивнул, не в силах произнести ни одного внятного слова.
— Хорошо, — улыбнулся Талквист. — Лето в самом разгаре, но и оно закончится. Земля уснет, жизнь спрячется в ее толще и впадет в спячку. Мы тоже спрячемся и подождем. Но весной, Лазарис… О, весной!
Весело насвистывая, он вышел на балкон.
38
Котелок, Илорк
ОМЕТ НЕ СПАЛ всю ночь, он работал.
Тени отплясывали безумный танец на стенах комнаты, расположенной во втором крыле бараков для стражи, — Омет предпочитал жить с солдатами, а не в комнате для гостей вместе с Шейном, главным образом потому, что в дополнение к храпу и склочному нраву Шейн был наемным ремесленником и поселился в Илорке только на время проведения работ над витражами. Омет же собирался остаться в Илорке навсегда.
«В этих горах рождаются великие дела, — сказала ему Рапсодия три года назад, когда они расставались на границе Ярима и Илорка, после того как они с Акмедом увезли его из мастерских Ярима. — Ты можешь стать частью великих дел. Давай, оставь свое имя на этих древних камнях, пусть оно войдет в историю».
С той самой минуты Омет только этим и занимался, что удивляло его самого, поскольку совсем недавно он не думал о своем будущем, а даже если и заглядывал вперед, то только на один день, где его ждали скучные и однообразные обязанности ученика.
Но его жизнь изменилась. Болги приютили его у себя и, насколько могли, приняли в свои ряды, по крайней мере никто из них не относился к нему как к чужаку, которому нельзя доверять. Омет знал, что ему страшно повезло, а еще он понял, почему Рапсодия, в чьих жилах текла кровь лиринки и человека, такая чуждая этим неприветливым горам, населенным полулюдьми с каннибальскими наклонностями, любит болгов не менее искренне, чем свой собственный народ, живущий в Тириане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
— И тем не менее я готов отдать жизнь, эту и загробную, если понадобится, чтобы спасти ее, — вздернул голову Эши. — Спасибо вам за помощь, ваше преосвященство. Прошу меня простить, я должен немедленно отправиться на поиски моей жены.
Он шагнул к ступеням, но его остановил густой бас Патриарха:
— Подождите. Вы не ответили на мой вопрос.
Эши едва сдерживал нетерпение.
— Какой?
— Что решили весы? — спросил Патриарх. — Я еще не получил никаких известий из Сорболда по поводу того, чем закончились ваши переговоры.
Король болгов повернулся к королю намерьенов:
— Мне тоже интересно.
— Они поддержали кандидатуру купца, — коротко ответил Эши.
— Купца? — переспросил Патриарх. — Как его зовут?
— Глава западных гильдий Талквист. — Король намерьенов, явно стремящийся как можно скорее покинуть базилику, все же совладал с собой и добавил: — Он производит впечатление человека здравомыслящего и способного к сочувствию. В течение года он будет исполнять роль регента, — он сам так решил, а после этого, если весы подтвердят, что он достоин стать императором, он займет трон. — Он замолчал, увидев, как побледнел Патриарх. — Ваше преосвященство? Что случилось?
— Талквист? — едва слышно повторил священник. — Вы уверены?
— А чем он вам не нравится? — удивился Акмед. Патриарх с трудом опустился на стул.
— Вы принесли мне ужасные новости, — проронил он, и его голос прозвучал непривычно слабо.
— Почему? — поинтересовался Акмед. — Объясните нам. Патриарх поднял голову к потолку и посмотрел на Шпиль, гордо поднимавшийся в бескрайнее синее небо.
— Талквист только называется купцом, — с горечью сказал он, наблюдая, как по небу проносятся белые перистые облака. — Он торговец рабами, чрезвычайно жадный и жестокий. Более того, он является тайным главой целого флота пиратских кораблей, торгующих живым товаром: они продают здоровых людей на шахты или, того хуже, на арены, а остальных используют в качестве сырья для производства самых разнообразных товаров, например свечей. Их делают из стариков, а из младенцев — костяную муку. Тысячи людей погибли на аренах Сорболда, невозможно сосчитать, сколько еще встретило свой конец на шахтах, соляных рудниках и на дне океана. Талквист — чудовище с улыбкой благородного человека и прекрасными манерами, самое настоящее чудовище.
— Однако весы выбрали его, — удивленно проговорил Эши. — Я сам видел.
— Почему вы ничего не сказали перед тем, как уехать? — В голосе Акмеда появились обвиняющие нотки. — Если вы знали, что такое возможно, почему не вмешались?
— Потому что не в моей власти выступать против весов. — Плечи Константина поникли, он враз постарел. — Ведь именно они выбрали меня Патриархом. Как же я могу утверждать, будто они ошиблись? В этом случае возникнет парадоксальная ситуация. — Он тяжело вздохнул. — Кроме того, я не могу открыть тайну своего прошлого и поведать всем, что выступал на арене. Тем более никто не должен знать о царстве Роуэнов. И наконец, Талквист был не единственным из претендентов, на чьих руках кровь других людей. Если бы я выступал против каждого, кого считаю недостойным занять императорский трон, Сорболд остался бы без правителя. По правде говоря, я надеялся, что весы выскажутся за разделение страны на города-государства, но они решили иначе.
Он встал и положил руку на плечо Эши.
— Я буду каждый день молить Единого Бога сохранить жизнь вашей жене и ребенку, — пообещал он. А также попрошу его помочь вам отыскать человека по имени Ветер Смерти, хотя теперь его с полным основанием можно называть Ветер Огня. Я буду молиться о том, чтобы Талквист изменился, ведь смог же я стать другим человеком за Покровом Гоэн. Возможно, то, что он не потребовал немедленной коронации, хороший знак.
— Сомневаюсь, — буркнул Акмед. — Мой личный опыт подсказывает, что люди, которые стремятся к власти и любят проливать чужую кровь, получив ее, становятся еще более жадными и жестокими. Вы мне представляетесь единственным исключением из этого правила.
Затем они поблагодарили Патриарха и спустились по ступенькам, оставив его смотреть в голубое небо.
Выйдя из базилики, Грунтор сердито уставился на Эши.
— Ребенок? — Его голос звенел от досады. — Ты ничего не говорил про ребенка. Почему?
— Немедленно возвращайся в Илорк, — приказал Акмед. — Мы отвечаем за безопасность другого Дитя, и это гораздо важнее, чем даже необходимость найти Рапсодию. Или Майкла. — Он повернулся к Эши: — Если мы отправимся на поиски вместе, у нас будет больше шансов их найти. — В устах Акмеда это звучало почти как просьба. — Хотя я по-прежнему не слышу даже намека на ее сердцебиение. Как бы далеко она от меня ни находилась, больная или здоровая, даже под землей, до сих пор я всегда слышал ее сердце. Я подозреваю, что он ее убил, это вполне в его стиле. Я прекрасно понимаю: ты будешь искать ее, не обращая внимания ни на какие доводы разума, но я намерен найти его. Если мы разыщем Майкла, мы, по крайней мере, сможем узнать, что он с ней сделал. Ты понимаешь, о чем я говорю?
— Да, — коротко кивнул Эши.
— Хорошо.
Закончив разговаривать с Эши, Ахмед отвел в сторону Грунтора, чтобы дать ему последние наставления.
— Я привез в Илорк женщину по имени Теофила, она из племени странствующих ремесленников, которое называется панджери. Она имеет доступ в кузницу и должна получить все, что ей потребуется для работы над Светоловом. У нее вздорный нрав. Не зли ее… мне пришлось искать ее полтора года.
— Слушаюсь, сэр, — с сомнением посмотрев на него, ответил Грунтор.
— Счастливого пути. — Акмед в знак прощания поднял затянутую в перчатку руку. — Я привезу с собой Лавину.
Сержант-болг тряхнул головой:
— Привези герцогиню, сэр. Я боюсь, что тебя ослепит ярость и ты забудешь, кого нам тут так не хватает.
Но Эши и Акмед уже ушли.
Джерна Тал
— ЕСЛИ ВАМ БОЛЬШЕ ничего не нужно, милорд, я бы хотел вернуться в суд, — сказал Найлэш Моуса и слегка поклонился новому регенту.
Талквист поднял голову от кипы бумаг, разложенных на массивном столе из красного дерева, и улыбнулся. Его смуглое лицо в тусклом свете дня — за окнами потемнело в преддверии грозы — казалось бронзовым.
— Нет, мне ничего не нужно, ваше преосвященство, — ласково проговорил он. — Думаю, жизнь постепенно возвращается в привычное русло. Благодарю вас за все, что вы сделали, чтобы ускорить наведение порядка.
Измученный Первосвященник улыбнулся в ответ.
— Я был рад вам помочь. Если во мне возникнет нужда, не задумываясь, позовите меня.
— Непременно. А теперь отправляйтесь домой и отдохните. Вы нужны мне здоровым и полным сил, а этого не будет, если вы не начнете заботиться о себе.
— Хорошо. Доброго вам вечера.
Первосвященник Сорболда снова едва заметно поклонился. Затем он повернулся и вместе со свитой покинул конференц-зал.
Талквист долго смотрел ему вслед, а потом вернулся к своим бумагам.
Через несколько минут в открытые двойные двери скользнул какой-то человек и осторожно прикрыл их за собой.
Регент поднял голову, в его глазах зажглись веселые искорки. Он потянулся за кандеррским бренди, налитым в открытый хрустальный графин, который стоял на соседнем столике, и показал на пустой стакан. Но его гость отрицательно покачал головой.
— Наверное, мне следовало сказать эти слова тебе, — заявил Талквист и налил себе бренди. — Благодарю тебя за все, что ты сделал, чтобы ускорить наведение порядка.
Лазарис испуганно заморгал, его глаза еще не приспособились к свету.
— Не за что, сир, — заикаясь, пролепетал он.
— Ты чего-то боишься, Лазарис. Чего?
Главный священник попытался встретиться с черными глазами регента, но понял, что у него нет сил.
— Я… просто очень устал, милорд. Последние несколько недель были трудными.
— А, понятно. — Талквист откинулся на спинку кресла и сложил на животе руки. — Тебе ведь приходилось повсюду следовать за Первосвященником, заниматься высокими гостями… Они уже разъехались?
— Да, милорд. Прорицатель отбыл сегодня утром.
Талквист выглянул в окно на двор, расположенный внизу, где отрабатывали свое военное мастерство солдаты усопшей императрицы.
— Да уж. Мы с ним и Белиаком засиделись допоздна, обсуждая наши дела. Итак, ты освобожден от обязанностей управляющего, Лазарис. Можешь возвращаться в темную нору в Ночной горе и снова заняться своим обожаемым собором. Живой Камень, который ты для меня добыл, сыграл неоценимую роль в достижении моих целей. Благодарю тебя.
Священник выглядел так, словно ему стало нехорошо, но Талквист на него не смотрел.
— В чем дело, Лазарис? Появились сомнения? Немного поздновато, тебе не кажется?
— Нет-нет, милорд, никаких сомнений, — поспешно отозвался глава Терреанфора и судорожно сцепил пальцы.
Талквист поднялся и, подойдя к нему, положил свои тяжелые руки на плечи дрожащего священника.
— Я знаю, ты любишь свой темный собор, словно родную мать, — мягко проговорил регент, с удовольствием выговаривая каждый слог. — И то, что тебе пришлось унести пусть даже крошечный кусочек живой глины, гнетет тебя. Тебе кажется, будто ты собственными руками отрезал одну грудь у своей матери. Тебе не нужно извиняться и объяснять мне, что ты чувствуешь, Лазарис. Твое сердце для меня — открытая книга. Я многое о тебе узнал, когда был твоим учеником. К сожалению, я не могу пообещать, что тебе больше не понадобится терпеть такую муку. Зачем лгать? Я император, точнее, стану им через год. — Он потрепал священника по щеке. — А теперь возвращайся в Терреанфор и одари его своей любовью. И, предаваясь мрачным размышлениям в своем темном соборе, займись поиском других мест, где можно собирать урожай. Лучше начать сейчас, мне совсем не хочется убивать одно за другим деревья из Живого Камня или слонов. О, как я люблю слонов, этих огромных, могучих чудовищ! Давай прибережем их на самый конец, ты согласен?
Лазарис кивнул, не в силах произнести ни одного внятного слова.
— Хорошо, — улыбнулся Талквист. — Лето в самом разгаре, но и оно закончится. Земля уснет, жизнь спрячется в ее толще и впадет в спячку. Мы тоже спрячемся и подождем. Но весной, Лазарис… О, весной!
Весело насвистывая, он вышел на балкон.
38
Котелок, Илорк
ОМЕТ НЕ СПАЛ всю ночь, он работал.
Тени отплясывали безумный танец на стенах комнаты, расположенной во втором крыле бараков для стражи, — Омет предпочитал жить с солдатами, а не в комнате для гостей вместе с Шейном, главным образом потому, что в дополнение к храпу и склочному нраву Шейн был наемным ремесленником и поселился в Илорке только на время проведения работ над витражами. Омет же собирался остаться в Илорке навсегда.
«В этих горах рождаются великие дела, — сказала ему Рапсодия три года назад, когда они расставались на границе Ярима и Илорка, после того как они с Акмедом увезли его из мастерских Ярима. — Ты можешь стать частью великих дел. Давай, оставь свое имя на этих древних камнях, пусть оно войдет в историю».
С той самой минуты Омет только этим и занимался, что удивляло его самого, поскольку совсем недавно он не думал о своем будущем, а даже если и заглядывал вперед, то только на один день, где его ждали скучные и однообразные обязанности ученика.
Но его жизнь изменилась. Болги приютили его у себя и, насколько могли, приняли в свои ряды, по крайней мере никто из них не относился к нему как к чужаку, которому нельзя доверять. Омет знал, что ему страшно повезло, а еще он понял, почему Рапсодия, в чьих жилах текла кровь лиринки и человека, такая чуждая этим неприветливым горам, населенным полулюдьми с каннибальскими наклонностями, любит болгов не менее искренне, чем свой собственный народ, живущий в Тириане.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75