Он и сам испытывал непреодолимое желание защитить Илорк и короля Акмеда от злых козней Эстен. Но это желание сражалось с другим, не менее сильным: как можно быстрее и дальше убежать, не оглядываясь, из Котелка и никогда не возвращаться назад.
Но даже в минуты, когда его сковывал ледяной ужас, Омет понимал, что бежать бессмысленно.
В конце концов, Эстен рано или поздно все узнавала.
Однако он все-таки рискнул и между линиями чертежа, чтобы дать отдых руке, осторожно записал на смеси единого языка и болгиша, как он его слышал, доклад о том, что делала хозяйка гильдии в отсутствие короля, а также о своих собственных действиях, и указал место, где он спрятал настоящие чертежи.
Он работал в свете фонаря, переписывая и промокая чернила, переписывая и промокая, и вспоминал слова Рапсодии:
«Не ограничивай свое искусство и воображение. Я верю в то, что ты можешь стать одним из самых великих мастеров Нового Века».
Омет подержал в руках свиток, над которым трудился с тех пор, как покинул Гургус и зажег свой фонарь. Его развеселила ирония в словах Рапсодии.
Сделанные им чертежи являлись великолепной копией оригиналов, даже при его, весьма скромной, оценке собственных достижений. Он рисовал их на листах древнего пергамента, запечатанных древней восковой печатью, которые были обнаружены в бочке с рисом на одном из нижних уровней хранилища Гвиллиама. Очевидно, когда-то они были покрыты ровными строками аккуратных букв, но за прошедшие века из-за неправильного хранения чернила высохли и исчезли, словно никто никогда на них и не писал.
Найдя вполне достоверное полотно для исполнения своего замысла, Омет потратил все свободное время, перенося на него достаточное количество деталей настоящих чертежей, чтобы, если Эстен и вправду способна восстановить витражи, его ложь не помешала благородному делу, но чтобы при этом Хозяйка гильдии не узнала ничего важного. Да, пожалуй, получилась вполне убедительная картина. Очень осторожно он рисовал прямые линии там, где на оригинальном чертеже была схема прокладки труб, и ни одним штрихом не намекнул на существование колеса, оставив лишь основные планы, касающиеся цветного стекла и его предположительного расположения на куполе башни.
И молил всех святых, чтобы этого оказалось достаточно.
Как только фальшивые чертежи окажутся в руках Эстен, начнется бесконечная игра в кошки-мышки, Омет постарается не попадаться ей на глаза, но так, чтобы его отсутствие не показалось никому подозрительным. От одной только мысли об этом внутри у Омета все холодело.
Эстен, сама того не зная, дала ему время до утра, чтобы он успел создать новую версию чертежей. А поскольку он уже закончил, у него появилась возможность остановиться около плавилен и просушить чернила. Омет быстро отодвинул стул, в последний раз промокнул чернила и, выскользнув из своей комнаты, промчался по коридору в сторону туннелей, которые вели к огромным печам.
Опасаясь того, что Эстен и кто-нибудь еще может оказаться около печей, где делали цветное стекло, он по каменным туннелям и переходам спустился в обжигающий жар, царивший у подножия горы, туда, где варили сталь и плавили металлы.
Жара здесь стояла ужасающая. Два кузнечных горна работали день и ночь, обеспечивая бесперебойное производство стандартного оружия, которое потом продавали в соответствии с торговыми соглашениями Роланду и Сорболду, и был еще один особый горн, где делали оружие по специальным чертежам, сделанным Акмедом: сварды, тяжелые, но прекрасно сбалансированные метательные ножи с тремя лезвиями; короткие, компактные арбалеты, приспособленные для использования в туннелях Илорка; раздвоенные наконечники для стрел и тяжелые дротики для духовых ружей, проникавшие в тело жертвы глубже, чем обычные; кинжалы из черно-синего сплава стали и райзина, которые на самом деле были острыми, точно бритва, крюками, заменившими традиционное оружие болгов для ближнего боя. И естественно, диски для квеллана короля.
Только этот горн разогревался до такой степени, что в нем плавился черно-синий райзин.
А поскольку Эстен обещали, что для нее будут выплавлены орудия по ее собственным чертежам, она, несомненно, получит доступ в тщательно охраняемую кузницу, в которой горело пламя, рожденное в самом сердце Земли.
На Омета снова накатил холодный страх. Он посмотрел на ряд выложенных плиткой галерей с наковальнями и печами, где в каждой смене работало около трехсот болгов — они поддерживали огонь, ковали руду и плавили сталь, следили за системой вентиляции, которая летом выводила за пределы Котелка горячий воздух и сажу, а зимой, наоборот, направляла тепло печей на обогрев внутренних туннелей Илорка. Убедившись в том, что на него никто не обращает внимания, Омет развернул свои чертежи и подставил их обжигающему ветру, который за несколько секунд просушил чернила, а затем быстро, прежде чем листы успели загореться, спрятал их в кожаный футляр.
Омет занял оборону, хотя его враг вряд ли об этом пока догадывался.
Он совершенно точно знал, что привело Эстен в Илорк. Она явилась, чтобы отомстить. Пытаться просчитать, какую именно подлость задумала Эстен, было совершенно бессмысленно, но не вызывало сомнений: она, как всегда, придумала безупречный, блестящий план, благодаря которому сумела проникнуть в неприступную крепость, выстроенную Акмедом. Волк забрался в курятник, а фермер, не догадываясь о том, кто к нему пожаловал, сам его пригласил войти, да еще и открыл дверь.
Добром это не кончится.
Она просто выжидает, чтобы нанести свой удар.
«Ну что же, чему быть, того не миновать», — подумал Омет, шагая по темным коридорам в сторону Гургуса, который в один прекрасный день превратится в Светолов.
Но этот день не наступит, пока Эстен находится в Илорке.
Омет надеялся прожить достаточно долго, чтобы рассказать королю о том, что он сделал.
Эстен сидела на ветру на вершине утеса и ждала, когда прибудет почтовый караван. Перед ней расстилалась Кревенсфилдская равнина, лучи закатного солнца проливались на облака и волнующееся море травы, накинув на него одеяло, золотое посередине и алое по краям. Воздух, пронизанный летней жарой, обещал беду.
Эстен на мгновение отбросила все мысли, позволив себе просто наслаждаться мягким летним вечером: запахом ветра, несущего дождь, зеленой травой, наполненной жизнью и тянущей свои тонкие пальцы к собравшемуся на покой солнцу, несмолкаемым гомоном насекомых, далекими огнями, зажженными на фермах и аванпостах, чтобы прогнать ночь.
Но это был мимолетный каприз. Затем Эстен снова перевела взгляд на дорогу, высматривая признаки приближения каравана из Ярима. Она подтянула колени к груди и задумалась, позволив своим мыслям бродить по таинственным аллеям, где, дожидаясь своего часа, пряталась смерть.
Шесть дней назад король болгов привез ее сюда, и уехал он шесть дней назад.
Прошел почти час, прежде чем она увидела караван, вынырнувший из-за скалистого холма, на котором она сидела. Сначала показалась первая треть из пятидесяти охранников, за ними следовало четыре фургона и экипаж в окружении остальных солдат.
За караваном ехали путешественники, которые предпочли воспользоваться защитой солдат, справедливо полагая, что большой отряд сможет защитить их от любых неприятностей в дороге: парочка фермеров, едущих с рынка или на рынок, пилигримы, отправляющиеся в паломничество по святым местам.
И еще один человек, которого Эстен знала очень хорошо.
Увидев, что караван подъехал к посту Гриввен, хозяйка Гильдии Ворона незаметно спустилась с утеса. Она была одета в простые черные штаны и летний плащ, коротко остриженные волосы были спрятаны под темно-синим платком, и поэтому она легко укрылась в сгущающихся сумерках. Эстен терпеливо дождалась в тени, когда конвой отправится отдыхать, солдаты уйдут в гостевые бараки, а путники разобьют лагерь неподалеку от аванпоста. Затем молча вышла на свет, чтобы Дрант смог ее увидеть.
— Вы прекрасно выглядите, хозяйка гильдии, — прошептал он. — Все идет по плану?
— Да, — уверенно ответила Эстен. — Проникнуть к панджери оказалось даже легче, чем я ожидала. Они приняли меня без единого вопроса. Я и представить себе не могла, что мне когда-нибудь пригодятся уроки отца. Ирман сказал правду: король болгов действительно просто помешан на своем проекте. Это хорошо, иначе он представлял бы собой очень опасного врага. Но, если не считать смерти императрицы и ее наследника в Сорболде и дела, которое неожиданно заставило его уехать, этот витраж интересует его больше всего на свете — он просто не обращает внимания ни на что другое. Мы сумеем застать его врасплох.
— Отлично. — Дрант передал ей завернутый в кусок ткани ларец. — Здесь пикриновая кислота, которую вы заказали. Прошу вас, будьте осторожны. Не забудьте, что в жидком состоянии она просто воспламеняется, когда же высыхает…
— Я все знаю. Спасибо, Дрант. Ты проверил то, что я просила?
— Да. Чтобы кислота какое-то время оставалась жидкой, ее нужно вводить в еще мягкое после отжига стекло. Она будет безвредной до тех пор, пока не высохнет под воздействием высоких температур. В зеленых бочонках, которые доставит караван на рассвете, прибудет еще запас кислоты.
— Прекрасно. — Эстен поставила ларец, затем засунула руку в складки плаща. — Здесь расположение складов оружия и все, что касается уклада и образа жизни болгов, а также количество солдат и возможности их армии. Ну, и еще местонахождение хранилищ, где они держат свои сокровища, и тому подобные вещи. — Небрежным жестом она протянула бумаги Дранту. — Продай их. За хорошую цену, разумеется.
— Слушаюсь, хозяйка гильдии.
— Они продолжают за мной следить, но мне удалось очаровать одного из них, кретина ремесленника из Кандерра, и он приносит мне то, что я прошу, и рассказывает о местах, в которые меня еще не пускают. Впрочем, он пока не сообщил мне, где спит король болгов.
На лице Дранта появился некий намек на беспокойство.
— Вы хотите, чтобы мы проникли в крепость, хозяйка? Чтобы вы не были здесь в полном одиночестве?
Эстен злобно ухмыльнулась:
— Не бойся за меня, Дрант. Когда король болгов вернется, кроме меня, в этих проклятых горах не останется никого живого.
Она дождалась, когда он скроется в ночном мраке, а затем забралась на окутанную туманом и продуваемую ветрами вершину горы. Прижимая к груди ларец, Эстен пробиралась сквозь заросли кустарника в сторону тепла и света Котелка.
39
Северное побережье
РАПСОДИЯ ПОНЯЛА, что снова начался прилив.
Когда это произошло в первый раз, она запаниковала, уверенная в том, что утонет в пещере, которую немедленно затопит соленая вода, закрутившаяся водоворотами и начавшая стремительно подниматься к самому потолку.
В тот, первый раз она спала, точнее, дремала, измученная после того, как ей удалось заползти на уступ — единственное относительно надежное место в этой пещере. Она с удивительной легкостью высвободила руки: потребовалось лишь произнести истинное имя кукурузы, «тесела», и веревка, которой были стянуты ее запястья, распалась.
Стрела арбалета, выпущенная лучником, застряла в кожаном поясе для меча — Рапсодии очень повезло, что она вонзилась в место соединения пояса и ножен, а не угодила ей в почку. Впрочем, остался огромный синяк и глубокая царапина, которая страшно болела, когда на нее попадала соленая вода. Рапсодия сняла пояс и попыталась вытащить стрелу: ее наконечник был единственным острым предметом, имевшимся в ее распоряжении.
Несмотря на заклинание, Рапсодия ударилась о воду сильнее, чем думала. К счастью, острые рифы остались чуть в стороне. Она упала, ее засосала морская вода, она потеряла способность ориентироваться в пространстве и была практически без сознания, когда прилив затащил ее в пещеру.
Прилив отступил, но в пещере осталось полно воды, и она равномерно билась о каменные стены. Почти ничего не видевшая в полумраке, Рапсодия все же попыталась на ощупь определить, где оказалась. На задней стене она обнаружила трещины, через которые во время отлива врывался воздух, и больше ничего. Кроме того, она близко познакомилась с океанским течением, тем, что подхватило ее, затащило внутрь и спасло от удара о рифы, но теперь превратилось в тюремщика. Рапсодия понимала, что даже если она приложит все силы, чтобы выплыть, ей с ним не справиться — оно было значительно мощнее.
«Мне нужно найти пресную воду, — подумала она из последних сил. — И еду. Если я ослабею, я здесь умру. Но сначала нужно выспаться, сон самый лучший лекарь».
Сон без сновидений, в который она погрузилась, был таким глубоким, что, когда на нее накатила первая волна, она этого не заметила.
И вдруг огромный вал накрыл ее с головой и вымочил до нитки. Она в испуге проснулась и едва не разрыдалась.
Прилив наступал настолько быстро, врываясь в пещеру с такой силой, что Рапсодию охватила паника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75