Он и его папаша заявились сюда еще с первой волной иммигрантов с кучей наличных, скупили уйму всяких фирмочек, а потом нажили еще больше денег, давая в долг под грабительские проценты мелким кубинским предпринимателям. Эти деньги были вложены главным образом в строительные проекты и принесли еще больше барышей. Похоже, этим он занимается и сейчас. Способен ли он на насилие? Может быть, если уверен, что это сойдет ему с рук, или, если у него неудачный день, может со зла дать пинка прислуге. Но речь, как я понимаю, о том, способен ли он грохнуть партнера, вырезать из него ломтик-другой и сожрать без приправы, и тут я должен ответить – нет. Это не их стиль.
Олифант собрался было ответить, но в этот момент, прижимая к груди охапку меню, мимо прошла Амелия с группой из четырех человек, которых усадила за столик рядом. После этого она остановилась перед Олифантом.
– Все в порядке, сэр? – спросила она.
– Все просто замечательно, мисс, – сказал Олифант, расплывшись в улыбке.
Паз не помнил, чтобы когда-нибудь видел на его лице такую улыбку.
– За исключением того, – сказал Паз, – что я хотел бы, чтобы моя маленькая девочка села мне на колени.
– Папа, я работаю, – строго сказала она, после чего обратилась к Олифанту: – Можно, я пришлю официанта с меню десертов?
– Нет, спасибо, – сказал Олифант. – Знаешь, раньше у меня тоже была маленькая девочка, которая сидела на коленях у меня. Это было получше любого десерта.
– А что с ней случилось? – спросила Амелия.
– Она выросла и уехала.
Амелия оставила это без комментариев, сказала: «Я принесу ваш чек» – и ушла.
Олифант рассмеялся и покачал головой.
– Строгая, однако, особа.
– Да, деловая. Впрочем, я начинал свой бизнес в таком же возрасте. Правда, это был нелегальный бизнес, но, надеюсь, мы беседуем не для протокола. Послушайте, майор…
– Называй меня Дуг. Ты больше не работаешь у меня.
– Дуг, я бы хотел помочь, честно, но я и правда не вожусь с этой компанией.
– Ладно, – сказал Олифант. – Но если что-нибудь надумаешь, дай знать, хорошо?
Судя по тону и выражению лица майора, было совершенно очевидно – по его глубокому убеждению, Паз о чем-то умалчивает.
В тот день, как обычно почти каждую среду, три уцелевших партнера компании «Консуэла» завтракали в Банкирском клубе. Люди – мужчины в дорогих костюмах и несколько женщин – улыбались им, останавливались поговорить, жали руки, но трудно было сказать, то ли это своего рода ритуал, означающий принадлежность к стае, то ли первые, пробные укусы шакалов, собирающихся растерзать умирающего хищника. Немножко и того и другого, подумал Йойо Кальдерон, улыбаясь в ответ и протягивая руку. Ему не понравилось, как выглядит Ибанес, старый, усталый и напуганный.
Впрочем, даже Гарса, обычно производивший впечатление стремительной, коварной акулы, выглядел не лучшим образом: лицо было одутловатым и бледным, движениям не хватало привычной уверенности и энергии. Он уговорил коллег выпить еще по коктейлю, и спиртное немного взбодрило их, помогая скрыть внутреннюю неуверенность, как дешевая краска на старом автомобиле. Во всяком случае, это позволяло показать присутствующим, что дела у них в порядке, а как полагал Кальдерон, в данной ситуации это уже что-то. В бизнесе, особенно в бизнесе, который ведется в тесных рамках кубинской эмигрантской общины, видимость – это девяносто процентов успеха. Партнеры заказали свой обычный ланч – здоровенные порции дорогостоящего протеина – и сделали вид, будто с аппетитом налегают на еду. Обслуживающий персонал, конечно, знал, как мало из заказанного съедается на самом деле, но кто принимает в расчет обслугу?
– И когда это началось? – спросил Гарса.
– Сегодня, – сказал Кальдерон. – Когда Хуртадо желает, чтобы дело было сделано, он действует без промедления. По-моему, это хороший знак.
– Да, лучше некуда! – с горечью заметил Ибанес. – Полагаться на такого человека! Хотелось бы знать, чем обернется эта защита, которую он посулил?
– Да ты ничего и не заметишь. Несколько машин на улице, вот и все. Вся суть в том, чтобы действовать осторожно, но выявить и устранить всякого, кто это делает.
– Мне просто трудно поверить, что это происходит со мной, – сказал Ибанес таким тоном, будто пересказывал страшный сон. – Они явились в мой дом! Утром горничная пошла вывести собаку и видит, вся дверь ободрана… Она впала в истерику, эта глупая сука, и отправилась к моей жене. В результате на меня насели сразу две истеричные женщины, Господи Иисусе, и что я мог им сказать?
– Да, Фелипе, мы наслышаны о твоих истеричках, – сказал Кальдерон. – Но давай не будем сами уподобляться этим женщинам, а? Несколько дней, и со всем этим будет покончено. Они сделают какой-нибудь глупый шаг, и тогда, – он щелкнул пальцами, – им крышка. Проект Паксто продолжит осуществляться, и все у нас будет в порядке.
– Откуда у тебя такая уверенность, будто это займет несколько дней? – спросил Гарса. – А почему не месяцев?
Кальдерон, боявшийся именно этого вопроса, прокашлялся и сказал:
– Хуртадо считает, что давление на нас связано с колумбийскими интересами. Он распустил слух, будто мы опережаем график по вырубке – дополнительные рабочие руки, транспорт, ускоренная доставка оборудования и так далее. Наших недоброжелателей это подтолкнет к более активным действиям, и они неизбежно себя выдадут.
– Ты собираешься использовать нас как наживку! – возмутился Ибанес, и его голос прозвучал громче, чем это было принято в респектабельном клубе, – сидевшие за соседним столиком обернулись в их сторону.
Сам Кальдерон голоса не повышал, но это давалось ему не без усилий: он чувствовал, как пульсируют вены на висках.
– Фелипе, подумай головой. Мы уже все мишени, на нас на всех нацелились. Здесь главное – время, время и конфиденциальность. Идет полицейское расследование. Кем бы ни были эти люди, чрезвычайно важно, чтобы мы добрались до них раньше полиции. Кстати, о полиции: они выяснили что-нибудь?
Этот вопрос был адресован Гарсе, племянник которого служил в Департаменте полиции Майами и служил их источником информации по этой части. Гарса пожал плечами.
– Обычная глупость. Можешь себе представить, они собираются проверять местных защитников окружающей среды. Очевидно, они знают, что мы все связаны в плане бизнеса, и им любопытно, почему Кальдерона, в отличие от остальных, не тронули. Ты слишком быстро убрал дерьмо, Йойо, и в результате стал для копов главным подозреваемым.
Кальдерон заставил себя рассмеяться, к нему присоединился Гарса, а Ибанес ухитрился придать своему лицу выражение, которое могло бы сойти за веселость, если не обращать внимания на выражение его глаз. Сейчас Кальдерон чувствовал себя чуть лучше. В конце концов, смеяться перед лицом опасности – это то, что ожидается от мужчины, и вообще, это шоу не так уж бесполезно. Посмотреть со стороны – серьезные кубинские бизнесмены угощаются и беззаботно смеются – стало быть, все у них нормально.
Они допили кофе, разговаривая о других, менее щекотливых делах. Официант принес счет в кожаной папке и положил ее перед Ибанесом, однако Гарса потянулся и взял ее первым.
– Моя очередь, – заявил он.
Рукав его при этом слегка задрался, и Кальдерон увидел на руке, поверх золотых часов «Пиаже», тонкий браслет из красных и белых бусинок. Как каждый кубинец, Кальдерон знал, что это значит. В данном случае это означало, что хладнокровный и безжалостный Кайо Гарса обратился за защитой к Шанго, ориша ярости, а стало быть, опасность куда больше, чем кажется со стороны. Это заставило Кальдерона задуматься о том, не знает ли Гарса об источнике их проблем что-то, чего не знает он, но эта мысль была мимолетной, в целом же наличие оберега лишь подорвало его уважение к этому поддавшемуся панике человеку. А также послужило лишним подтверждением тому, что лишь он, Кальдерон, держит себя в руках и контролирует ситуацию.
Сейчас ночь, и все спят: Дженнифер и профессор Кукси, Кевин и Руперт, Паз и его семья, кубино-американские бизнесмены, их семьи и друзья. А вот человек по имени Пруденсио Ривера Мартинес вместе со своими товарищами не спит. Они бодрствуют, затаившись в фургонах, припаркованных рядом с домами людей из компании «Консуэла». Все эти люди, терпеливые, безжалостные, прекрасно знающие свое дело, прибыли из Колумбии. В каждом фургоне находится по три человека, один дежурит, остальные отдыхают в заднем отделении. Пруденсио Ривера Мартинес, их командир, в скромном, взятом напрокат автомобиле «таурус» переезжает с места на место, передвигаясь по охраняемой зоне и находясь на связи со своими подручными. Время от времени, с непредсказуемыми интервалами, он звонит то на тот, то на другой пост по мобильному телефону, но пока все спокойно. Никаких проблем, никаких вопросов.
Мойе, лежащий в гамаке, подвешенном среди ветвей гигантского фикуса, тоже не спит. У него пластиковая бутылка с водой и пакетик «Фритоз», кукурузных чипсов, который дала ему маленькая девочка. Он никогда раньше не ел чипсов, но находит их съедобными и приканчивает весь пакет. Ему нравится соль и аромат кукурузы. В человеческом обличье он получает удовольствие от растительных продуктов, а не только от мяса. Кстати, мяса, что оказалось для него полной неожиданностью, на улицах Майами полно. Оказывается, здесь обитает множество животных, гораздо больше, чем можно было предположить, учитывая огромное количество мертвых людей. Кстати, живи в Майами рунийя, всех этих животных давно бы съели. Наверное, все дело в том, что уай'ичуранан разучились охотиться, наверное, потому, что у них есть машины, делающие еду, как птица несет яйца. Он видел это собственными глазами.
Он вынимает из плетеного мешка глиняный кувшин, втягивает в ноздри немного порошка, а когда ощущает приход йана, заводит песнь, открывающую проход между мирами. Йана плавно освобождает его от тела, как нож отделяет рыбную мякоть от костей, и позволяет соскользнуть в мир сновидений. Но прежде чем отбыть полностью, он, как часто в такие моменты, вспоминает, что случилось, когда он в первый раз дал йана отцу Тиму. Священник стал смеяться, никак не мог остановиться, и Мойе с трудом удержался от того, чтобы не рассмеяться самому, хотя за все поколения, с тех пор как Ягуар дал йана Первому Человеку, в памяти рунийя не отмечено, чтобы кто-нибудь смеялся. Обычно те, кто делает это в первый раз, напуганы до смерти.
Неудивительно, что потом, когда они вернулись из мира снов, Мойе спросил священника, что его так рассмешило, и отец Тим ответил: мол, йана позволяет посмотреть вокруг глазами Бога, а для Бога все это, должно быть, забавно, так же как нас забавляют детские огорчения и обиды. Малышу кажется, будто из-за его оплошности рушится мир, а взрослый с улыбкой берет его на руки, понимая, что мимолетная боль скоро пройдет.
Именно тогда Мойе обнаружил, что отец Тим, находясь в трансе йана и путешествуя в мире снов, не сливается с божеством, но осознает себя существующим отдельно. Мойе это показалось удивительным, и после этого они часто беседовали о том, что отец Тим называл онтологией. Давным-давно, сказал отец Тим, мысли каждого были подобны воде, омывающей все, все в себе содержащей и содержащейся во всем. Между мыслями людей не было никаких различий, и весь остальной мир и пращуры уай'ичуранан жили точно так же, как рунийя. Потом одному из этих предков пришла в голову мысль, которая была сделана не из воды, а из железа. И в скором времени у многих из уай'ичуранан появились такие мысли, а с такими мыслями они отрезали себя от мира и начали разрезать и делить его на крохотные части. Так они овладели великой властью над миром и таким образом стали мертвыми.
Потом Мойе понял разницу даже между таким уай'ичура, как отец Тим, и собой. Когда Мойе принимал йана, он в любое время становился Ягуаром, а Ягуар был им, и он был частью жизни всего существующего – животных, растений, камней, неба, звезд. Но отец Тим мог приобщаться к этому лишь темной ночью, когда не светила луна и огонь в хижине затухал, превращаясь в угольки. «Сквозь туманное стекло» – так описывал отец Тим прозрение, которое получал от своего Йан'ичупитаолик, и, наверное, ему пришлось бы долго ждать прихода того в землю мертвых, прежде чем он смог бы уподобиться Мойе. Не будь ты язычником, Мойе, частенько говаривал священник, ты был бы святым.
И вот сейчас Ягуар-в-Мойе парит в мире снов Майами. Расстояния в мире снов не такие, как в мире под солнцем, поэтому он без труда находит всех людей, к которым ему нужно наведаться. Он посещает своих союзников, которым дарует сны силы и мощи, подготавливая их к борьбе. Своим врагам он посылает сны, в которых им снятся ужасы, следствием чего становятся раздающиеся в спальнях дорогих кварталов пронзительные вопли, включающийся посреди ночи свет, глотающиеся горстями таблетки, выпитое спиртное. Таким способом в стране Мойе готовятся к битве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65
Олифант собрался было ответить, но в этот момент, прижимая к груди охапку меню, мимо прошла Амелия с группой из четырех человек, которых усадила за столик рядом. После этого она остановилась перед Олифантом.
– Все в порядке, сэр? – спросила она.
– Все просто замечательно, мисс, – сказал Олифант, расплывшись в улыбке.
Паз не помнил, чтобы когда-нибудь видел на его лице такую улыбку.
– За исключением того, – сказал Паз, – что я хотел бы, чтобы моя маленькая девочка села мне на колени.
– Папа, я работаю, – строго сказала она, после чего обратилась к Олифанту: – Можно, я пришлю официанта с меню десертов?
– Нет, спасибо, – сказал Олифант. – Знаешь, раньше у меня тоже была маленькая девочка, которая сидела на коленях у меня. Это было получше любого десерта.
– А что с ней случилось? – спросила Амелия.
– Она выросла и уехала.
Амелия оставила это без комментариев, сказала: «Я принесу ваш чек» – и ушла.
Олифант рассмеялся и покачал головой.
– Строгая, однако, особа.
– Да, деловая. Впрочем, я начинал свой бизнес в таком же возрасте. Правда, это был нелегальный бизнес, но, надеюсь, мы беседуем не для протокола. Послушайте, майор…
– Называй меня Дуг. Ты больше не работаешь у меня.
– Дуг, я бы хотел помочь, честно, но я и правда не вожусь с этой компанией.
– Ладно, – сказал Олифант. – Но если что-нибудь надумаешь, дай знать, хорошо?
Судя по тону и выражению лица майора, было совершенно очевидно – по его глубокому убеждению, Паз о чем-то умалчивает.
В тот день, как обычно почти каждую среду, три уцелевших партнера компании «Консуэла» завтракали в Банкирском клубе. Люди – мужчины в дорогих костюмах и несколько женщин – улыбались им, останавливались поговорить, жали руки, но трудно было сказать, то ли это своего рода ритуал, означающий принадлежность к стае, то ли первые, пробные укусы шакалов, собирающихся растерзать умирающего хищника. Немножко и того и другого, подумал Йойо Кальдерон, улыбаясь в ответ и протягивая руку. Ему не понравилось, как выглядит Ибанес, старый, усталый и напуганный.
Впрочем, даже Гарса, обычно производивший впечатление стремительной, коварной акулы, выглядел не лучшим образом: лицо было одутловатым и бледным, движениям не хватало привычной уверенности и энергии. Он уговорил коллег выпить еще по коктейлю, и спиртное немного взбодрило их, помогая скрыть внутреннюю неуверенность, как дешевая краска на старом автомобиле. Во всяком случае, это позволяло показать присутствующим, что дела у них в порядке, а как полагал Кальдерон, в данной ситуации это уже что-то. В бизнесе, особенно в бизнесе, который ведется в тесных рамках кубинской эмигрантской общины, видимость – это девяносто процентов успеха. Партнеры заказали свой обычный ланч – здоровенные порции дорогостоящего протеина – и сделали вид, будто с аппетитом налегают на еду. Обслуживающий персонал, конечно, знал, как мало из заказанного съедается на самом деле, но кто принимает в расчет обслугу?
– И когда это началось? – спросил Гарса.
– Сегодня, – сказал Кальдерон. – Когда Хуртадо желает, чтобы дело было сделано, он действует без промедления. По-моему, это хороший знак.
– Да, лучше некуда! – с горечью заметил Ибанес. – Полагаться на такого человека! Хотелось бы знать, чем обернется эта защита, которую он посулил?
– Да ты ничего и не заметишь. Несколько машин на улице, вот и все. Вся суть в том, чтобы действовать осторожно, но выявить и устранить всякого, кто это делает.
– Мне просто трудно поверить, что это происходит со мной, – сказал Ибанес таким тоном, будто пересказывал страшный сон. – Они явились в мой дом! Утром горничная пошла вывести собаку и видит, вся дверь ободрана… Она впала в истерику, эта глупая сука, и отправилась к моей жене. В результате на меня насели сразу две истеричные женщины, Господи Иисусе, и что я мог им сказать?
– Да, Фелипе, мы наслышаны о твоих истеричках, – сказал Кальдерон. – Но давай не будем сами уподобляться этим женщинам, а? Несколько дней, и со всем этим будет покончено. Они сделают какой-нибудь глупый шаг, и тогда, – он щелкнул пальцами, – им крышка. Проект Паксто продолжит осуществляться, и все у нас будет в порядке.
– Откуда у тебя такая уверенность, будто это займет несколько дней? – спросил Гарса. – А почему не месяцев?
Кальдерон, боявшийся именно этого вопроса, прокашлялся и сказал:
– Хуртадо считает, что давление на нас связано с колумбийскими интересами. Он распустил слух, будто мы опережаем график по вырубке – дополнительные рабочие руки, транспорт, ускоренная доставка оборудования и так далее. Наших недоброжелателей это подтолкнет к более активным действиям, и они неизбежно себя выдадут.
– Ты собираешься использовать нас как наживку! – возмутился Ибанес, и его голос прозвучал громче, чем это было принято в респектабельном клубе, – сидевшие за соседним столиком обернулись в их сторону.
Сам Кальдерон голоса не повышал, но это давалось ему не без усилий: он чувствовал, как пульсируют вены на висках.
– Фелипе, подумай головой. Мы уже все мишени, на нас на всех нацелились. Здесь главное – время, время и конфиденциальность. Идет полицейское расследование. Кем бы ни были эти люди, чрезвычайно важно, чтобы мы добрались до них раньше полиции. Кстати, о полиции: они выяснили что-нибудь?
Этот вопрос был адресован Гарсе, племянник которого служил в Департаменте полиции Майами и служил их источником информации по этой части. Гарса пожал плечами.
– Обычная глупость. Можешь себе представить, они собираются проверять местных защитников окружающей среды. Очевидно, они знают, что мы все связаны в плане бизнеса, и им любопытно, почему Кальдерона, в отличие от остальных, не тронули. Ты слишком быстро убрал дерьмо, Йойо, и в результате стал для копов главным подозреваемым.
Кальдерон заставил себя рассмеяться, к нему присоединился Гарса, а Ибанес ухитрился придать своему лицу выражение, которое могло бы сойти за веселость, если не обращать внимания на выражение его глаз. Сейчас Кальдерон чувствовал себя чуть лучше. В конце концов, смеяться перед лицом опасности – это то, что ожидается от мужчины, и вообще, это шоу не так уж бесполезно. Посмотреть со стороны – серьезные кубинские бизнесмены угощаются и беззаботно смеются – стало быть, все у них нормально.
Они допили кофе, разговаривая о других, менее щекотливых делах. Официант принес счет в кожаной папке и положил ее перед Ибанесом, однако Гарса потянулся и взял ее первым.
– Моя очередь, – заявил он.
Рукав его при этом слегка задрался, и Кальдерон увидел на руке, поверх золотых часов «Пиаже», тонкий браслет из красных и белых бусинок. Как каждый кубинец, Кальдерон знал, что это значит. В данном случае это означало, что хладнокровный и безжалостный Кайо Гарса обратился за защитой к Шанго, ориша ярости, а стало быть, опасность куда больше, чем кажется со стороны. Это заставило Кальдерона задуматься о том, не знает ли Гарса об источнике их проблем что-то, чего не знает он, но эта мысль была мимолетной, в целом же наличие оберега лишь подорвало его уважение к этому поддавшемуся панике человеку. А также послужило лишним подтверждением тому, что лишь он, Кальдерон, держит себя в руках и контролирует ситуацию.
Сейчас ночь, и все спят: Дженнифер и профессор Кукси, Кевин и Руперт, Паз и его семья, кубино-американские бизнесмены, их семьи и друзья. А вот человек по имени Пруденсио Ривера Мартинес вместе со своими товарищами не спит. Они бодрствуют, затаившись в фургонах, припаркованных рядом с домами людей из компании «Консуэла». Все эти люди, терпеливые, безжалостные, прекрасно знающие свое дело, прибыли из Колумбии. В каждом фургоне находится по три человека, один дежурит, остальные отдыхают в заднем отделении. Пруденсио Ривера Мартинес, их командир, в скромном, взятом напрокат автомобиле «таурус» переезжает с места на место, передвигаясь по охраняемой зоне и находясь на связи со своими подручными. Время от времени, с непредсказуемыми интервалами, он звонит то на тот, то на другой пост по мобильному телефону, но пока все спокойно. Никаких проблем, никаких вопросов.
Мойе, лежащий в гамаке, подвешенном среди ветвей гигантского фикуса, тоже не спит. У него пластиковая бутылка с водой и пакетик «Фритоз», кукурузных чипсов, который дала ему маленькая девочка. Он никогда раньше не ел чипсов, но находит их съедобными и приканчивает весь пакет. Ему нравится соль и аромат кукурузы. В человеческом обличье он получает удовольствие от растительных продуктов, а не только от мяса. Кстати, мяса, что оказалось для него полной неожиданностью, на улицах Майами полно. Оказывается, здесь обитает множество животных, гораздо больше, чем можно было предположить, учитывая огромное количество мертвых людей. Кстати, живи в Майами рунийя, всех этих животных давно бы съели. Наверное, все дело в том, что уай'ичуранан разучились охотиться, наверное, потому, что у них есть машины, делающие еду, как птица несет яйца. Он видел это собственными глазами.
Он вынимает из плетеного мешка глиняный кувшин, втягивает в ноздри немного порошка, а когда ощущает приход йана, заводит песнь, открывающую проход между мирами. Йана плавно освобождает его от тела, как нож отделяет рыбную мякоть от костей, и позволяет соскользнуть в мир сновидений. Но прежде чем отбыть полностью, он, как часто в такие моменты, вспоминает, что случилось, когда он в первый раз дал йана отцу Тиму. Священник стал смеяться, никак не мог остановиться, и Мойе с трудом удержался от того, чтобы не рассмеяться самому, хотя за все поколения, с тех пор как Ягуар дал йана Первому Человеку, в памяти рунийя не отмечено, чтобы кто-нибудь смеялся. Обычно те, кто делает это в первый раз, напуганы до смерти.
Неудивительно, что потом, когда они вернулись из мира снов, Мойе спросил священника, что его так рассмешило, и отец Тим ответил: мол, йана позволяет посмотреть вокруг глазами Бога, а для Бога все это, должно быть, забавно, так же как нас забавляют детские огорчения и обиды. Малышу кажется, будто из-за его оплошности рушится мир, а взрослый с улыбкой берет его на руки, понимая, что мимолетная боль скоро пройдет.
Именно тогда Мойе обнаружил, что отец Тим, находясь в трансе йана и путешествуя в мире снов, не сливается с божеством, но осознает себя существующим отдельно. Мойе это показалось удивительным, и после этого они часто беседовали о том, что отец Тим называл онтологией. Давным-давно, сказал отец Тим, мысли каждого были подобны воде, омывающей все, все в себе содержащей и содержащейся во всем. Между мыслями людей не было никаких различий, и весь остальной мир и пращуры уай'ичуранан жили точно так же, как рунийя. Потом одному из этих предков пришла в голову мысль, которая была сделана не из воды, а из железа. И в скором времени у многих из уай'ичуранан появились такие мысли, а с такими мыслями они отрезали себя от мира и начали разрезать и делить его на крохотные части. Так они овладели великой властью над миром и таким образом стали мертвыми.
Потом Мойе понял разницу даже между таким уай'ичура, как отец Тим, и собой. Когда Мойе принимал йана, он в любое время становился Ягуаром, а Ягуар был им, и он был частью жизни всего существующего – животных, растений, камней, неба, звезд. Но отец Тим мог приобщаться к этому лишь темной ночью, когда не светила луна и огонь в хижине затухал, превращаясь в угольки. «Сквозь туманное стекло» – так описывал отец Тим прозрение, которое получал от своего Йан'ичупитаолик, и, наверное, ему пришлось бы долго ждать прихода того в землю мертвых, прежде чем он смог бы уподобиться Мойе. Не будь ты язычником, Мойе, частенько говаривал священник, ты был бы святым.
И вот сейчас Ягуар-в-Мойе парит в мире снов Майами. Расстояния в мире снов не такие, как в мире под солнцем, поэтому он без труда находит всех людей, к которым ему нужно наведаться. Он посещает своих союзников, которым дарует сны силы и мощи, подготавливая их к борьбе. Своим врагам он посылает сны, в которых им снятся ужасы, следствием чего становятся раздающиеся в спальнях дорогих кварталов пронзительные вопли, включающийся посреди ночи свет, глотающиеся горстями таблетки, выпитое спиртное. Таким способом в стране Мойе готовятся к битве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65