От распростертой фигуры на бурой софе ответа не поступило. – Джейк?
– Нееенннаааюууу, – протянул Джейк, шевеля только губами. – Смотря что ты имеешь в виду под дверью. Дверей есть много. Есть от-двери-к-двери. Есть двери внутри. Есть двери наружу. Есть задверья и преддверья. Потом, наконец, есть «Двери».
– Я прикидываю, окон есть больше, чем дверей, – провозгласил Торкиль, зачем-то указуя на потолок. – Есть окна возможности. Есть окна души. Есть окна в мир. Есть «Окна Майкрософта».
– Ага, – возразил Тристрам. – Но они все это сперли у, сам знаешь…
– Кого? – спросил Торкиль.
Тристрам пусто посмотрел на брата. Что кого? О чем он говорит?
Тук тук.
Джейк вдохнул поглубже.
– ИГГИ! – завопил он. Миг помедлил, чтобы собрать побольше энергии. – ДВЕРЬ!
– Это ебицки смешно, – возмутился Тристрам, минуту поразмыслив. – Игги внизу. Он тебя никогда не услышит.
– Попробовать стоит, – пожал плечами Джейк. – Ему нужно делать зарядку. ИГГИ! ИГГИ!
– Блин, парни, вы безнадежны, – проворчал Тристрам, выбираясь из бобов и влачась к коридору. – Ебицкие стазибазифобы.
– Я знаю, что это значит, – крикнул ему в спину Джейк. – Это боевые слова. И если я когда-нибудь преодолею свое отвращение к вставанию и перемещению, я тебе двину.
Тристрам величественно махнул двери.
– Сезам, откройся! – вскричал он.
Там стоял Джордж.
– Ё, Джордж. Чё стряслось, мужик?
– Они приземлились, – ответил Джордж. Лицо его светилось. – Я же говорил.
Тристрам уперся взглядом в Джорджево пузо. Он мог наглядно себе представить, как оно скатывается с ножек-палочек и весело подскакивает вдоль по улице.
– Кто приземлился? – спросил он.
– Чужие.
Взор Тристрама снова переполз на лицо соседа.
– Что ж, это великолепно, Джордж, – кивнул Тристрам с непроницаемым видом, пока слово «чужие» плясало у него в голове, кружа в объятьях Рыжей Роджерс. Чужие! Уииии! Чужие! Уииииии! Уиииииии! – Так, э-э, и где они?
– У меня дома.
– Понимаю. И на что эти чужие похожи, Джордж?
– Три бабы и собачка.
– А… га. – Тристрам задумался над этой информацией. – Но, Джордж, э-э, я не хочу быть большим скептиком или как-то, но, типа, откуда ты знаешь, что они – чужие? Откуда ты знаешь, что они – не, типа, три бабы и собачка?
– У них антенны, – самодовольно ответил Джордж, постучав себе по голове.
– У них антенны, – крайне серьезно повторил Тристрам, тоже постучав себе по голове в ответ. Может, у Джорджа кенгуру на верхнем выгуле отбился от стада? Кенгуру. Кенгуру. Понг понг. Прыг-скок. Ц ц ц ц. Понг понг.
– Кто там, Трист? – осведомился из соседней комнаты Джейк. – И если вечеринка, почему не позвали меня?
Пятнадцать сириусян, двадцать херувимов, двенадцать зета-ретикулов. Капитан Кверк положил сверкающую серую голову в четырехпалые руки и ею покачал. Динь-га-линь. Динь-га-линь. Он составлял топливно-пассажирскую пропорцию – иными словами, прикидывал, сколько собратьев-внеземлян сможет шлепнуть на Землю в обмен на ингредиенты, которые они ему поставят для ракетного топлива. Семь альфа-центавров.
Неужели обязательно брать пятнадцать сириусян?
Путешествие будет долгим, даже если они успеют поставить новый антивещественный привод.
Что там еще?
О Господи – регистрация.
Срок ее действия почти истек. Господи.
Господь Бог был единственным и бессмертным обитателем планеты Бытие, которая произвела Его в одном экземпляре, увидела Его и увидела, что Он хорош – или достаточно хорош, – а потому пренебрегла составлением инструкции по дальнейшему размножению Его вида. Вероятно, разумно, учитывая, что одной из основных характеристик Бога была Его вездесущесть. Трудно представить, что во всейленной найдется место для еще одного, подобного Ему. Бог, которого часто принимали за Фила Коллинза, был душой отчасти творческой: носился со своим «да будет свет» тут, «да будет твердь посреди вод» там. Другим чужим было нормально. Больше миров можно исследовать, и все такое. В пятнистые синие носы им тыкалось другое – слишком уж зазнаисто Он зазнавался. А если сказать, не слишком церемонясь с выражениями, – считал себя самым начальным начальником в космосе. Так далеко зашел, что раздавал заповеди и насылал чуму на тех, кто посылал Его на фиг или просто не перезванивал. Еще одна из Его доминантных личностных черт – та, которую Он наверняка упомянул бы в частном объявлении, вздумайся Ему искать себе партнера, – Его всемогущество. Ему нравилось помогать корешам. Однако печальная истина заключалась в том, что Он не всегда делал то, что мог. Бог нечасто перенапрягался, когда следовало остановить бессмысленную войну или присмотреть за Своим избранным народом – или даже явить милосердие несчастным придуркам, которым не помешало бы передохнуть. В таких вещах Господь был самым первым филоном. С другой стороны, Он был прилежен как черт, если требовалось зацапать космических ковбоев за просроченные ракетные регистрации и прочие нарушения межгалактического движения. Утаить что-нибудь от Него было невозможно. Он ведь был всеведущ.
Кверк вздохнул и добавил «перерегистрировать ракету» в список текущих дел.
– Вот чего я никак не ожидала, знаете. Что еда на Земле окажется так хороша, – восторгалась Бэби. – Во всех этих кафе, которые мы видели по дороге, давали крохотные порции и без всякого разнообразия. Ножи, вилки, ложки, ложки, вилки и ножи. Ебаный спас.
– Я тебя очень хорошо понимаю, – ответила Ляси, раздирая на части тостер. Обнюхала шкалу, лизнула и чувственно провела ею по щеке, прежде чем раскрыть наконец губы и сунуть в рот. Пупсик тем временем пировала решеткой гриля.
Бэби удовлетворенно сосала штепсель.
– Хорошо бы рецептик этой штуки, – вздохнула она. Проглотила один зубец и причмокнула. – Просто чертовский сплав.
– Землянин Джордж, похоже, – неплохой парень, – заметила Ляси. – Мы тут валимся ему на голову импровизом, а он ведет себя так, будто всю жизнь нас поджидал.
Ииииик. У Ревора, который вылизывал брошенный пылесос, рыльце застряло в шланге. Он со всевозрастающим отчаянием замотал головой. Ииииик. Иииииииик. Помогите. Ииииик. Ииииик.
– Глупая зверюшка, – рассмеялась Бэби.
Ляси подобрала электрический разделочный нож, на другом краю двора взяла взбивалку-картофелечистку и стартер для фургончика «комби» и принялась жонглировать.
– Пища – не игрушки, Ляси, – отчитала ее Бэби, словно бы всерьез.
– Есть, капитан Кверк. Как скажете, капитан Кверк. – И без предупреждения Ляси метнула взбивалку в Бэби. Рука той взметнулась и одним махом швырнула ее обратно. Ляси перехватила взбивалку в воздухе и не дала упасть. – Ебицки здорово, что Кверк и его мертвяки до нас тут не дотянутся! – Она даже подпрыгнула от восторга.
– Я бы сказала, что они по нам не очень соскучились, – ответила Бэби.
«Соскучились» – не вполне то слово, которым бы воспользовался Кверк. Но если Бэби полагала, будто ему все равно, увидит он их вновь или нет, на деле ей светило совсем другое. На деле, другое светило им всем – и светилом этим был сам Кверк. Ему просто нужно было кое-что доработать.
Иииииииииик. Ииииииик. Ииииииииииииик. Ииииииииииик. Иииииииииииииииииииик.
Ой. Забыли про зверюшку. Бэби дотянулась, схватила Ревора за задние лапы и дернула. Голова его с громким фук выскочила из шланга. Ревор перекатился на спину, закрыл глаза и благодарно засопел.
– Здесь можно просидеть весь день, – сказала Пупсик, – или же двигаться дальше. Я не хочу казаться нетерпеливой или как-то, но я откелева чую секс, наркотики и рокенролл. Ну и, в общем, не знаю, как вы, а я готова.
Остальные посмеялись. Они понимали разницу между «откуда-то» и «откелева». Чужие могут быть невинны в некоторых аспектах земной жизни, да и слова у них могут выходить не вполне правильно, но они далеко не глупы. Или необразованны.
– Вообще-то, раз уж ты завела об этом речь, – сказала Ляси, роняя игрушки на землю, – я тоже чую секс, наркотики и рокенролл. И мне кажется, запах идет из соседней двери.
Бэби глянула на «Локатрон».
– Явно из соседней двери, – подтвердила она. – Но, Ляси? – Она приняла вид суровый, в духе «я-тут-вожак».
– Ну? – Ляси терпеть не могла, когда Бэби под хвост попадала вожжа вождизма. Такое, черт бы его драл, нефонство.
– Джейк на сей раз мой.
Ляси пожала плечами:
– А мне не поебсти? Мне он и в первый раз великолепным не показался.
Ляси по натуре была не очень злобна – просто ей нравилось дразнить Бэби. Пупсик настороженно наблюдала за их перепалкой.
И когда Бэби уже собралась было парировать, что Джейк, вероятно, о ней еще худшего мнения, вновь появился Джордж.
– Спасибо за жрачку, – сказала Бэби хозяину. – Мы сваливаем.
– Но вы же вернетесь, правда? – встревоженно осведомился он.
Прочтя у него в уме, Бэби его заверила:
– Без тебя не улетим.
Тристрам втащился обратно в гостиную и снова плюхнулся в бобовое кресло рядом с близнецом.
Джейк и Торкиль тупо воззрились на него. Где он был все это время, интересно? Похоже, пропадал он много лет. Торкиль, поддавшись чувствам, обхватил его руками.
– Братик, – вскричал он. – Где же ты был?
– А ты как прикидываешь? – Тристрам выпутался из братских объятий. – У двери.
– Правда? – Голос Торкиля был полон изумления. – Это так четко. – Он немного подумал. – А кто-нибудь еще там был?
– Джордж.
– И что старина Джордж мог сказать в свое оправдание? – встрял Джейк.
– Он сказал, э-э, что приземлились чужие. – Тристрам снова поднялся и побрел на кухню за стаканом… стаканом… А, ладно. Может, вспомнит, когда доберется.
– Дудудуду, – хихикнул Торкиль. – Дудудуду.
Джейку вдруг стало очень тепло. Он посмотрел на свою новую татуировку. Похоже, она разогревалась. Чудно. Фред и Рыжая Роджерс действовали ему на нервы. Он взял пульт и переключил каналы. Щелк. Летающая тарелка пыталась поднять новую модель внедорожника, но у нее не получалось. Щелк. Кто-то старательно изображал «Минти», закрепляя себе уши резинками. Щелк. В новостях правительство объявляло о новом законе, который запрещал смеяться над министром иностранных дел или другими членами Кабинета, каким бы посмешищем те себя ни выставили. Щелк. Маленькая инопланетянка танцевала вокруг гигантского шоколадного батончика. Щелк. Снова Фред и Рыжая.
– Торк, – сказал он.
Торк закрыл глаза и перешел в режим скринсэйвера. По его векам изнутри вили петли крылатые тостеры, за которыми гонялся тост.
– Торк.
Торк медленно вернулся на линию:
– М-м?
– У меня такое смешное чувство, будто я сейчас встречу любовь всей моей жизни.
Торк закатил глаза:
– Ага. Ну. Ты это утверждаешь каждый вечер по субботам.
– Сегодня воскресенье. – Джейк развернул газету и постучал по одному объявлению. – Кстати, о воскресеньях. Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух». «Косолапый Копчух». Тот самый «Косолапый Копчух». Сегодня.
Торк дотянулся до бонга, дернул еще одну шишку и задумался над тем восторгом, на который подписался приятель.
– Но, Джейк, – сказал он.
– А?
– Забыл. О чем мы говорили?
– Ненаю. Ни о чем?
– Нет. О чем-то было. Что ты только что сказал?
– Я сказал, – сказал Джейк, опять зевая и почесывая задницу, которая вдруг яростно зачесалась и выпустила еще один тихий бляааат. – Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух».
– А, ну да. Но, Джейк. «Лапый Косочух». «Косой Чухолап». «Чухонские Лапы» всегда играют в «Сандо» по воскресеньям.
Джейк вздохнул и потряс головой.
– Знаешь, Торк, я же прошу только одного – чего? – немножко энтузиазма. Немножко рвения. Немножко страсти. – Он задумчиво наполнил легкие дымом. Вот что ему нужно, ослепительно вспыхнуло у Джейка в голове самосознание: немножко энтузиазма, немножко рвения, немножко страсти. Торку все это и вполовину так не нужно, как ему. Что он говорил? А, ну да. – И кроме того, однажды – я знаю, вообразить это трудно, но однажды – «Косолапый Копчух» может и не играть в «Сандо» по воскресеньям. И тогда знаешь что? Жизнь станет другой.
– Жизнь полна сюрпризов, – признал Торк.
– Это так, – согласился Тристрам, вернувшись в комнату с чайным полотенцем в руках. Он не очень понимал, зачем взял его – просто в тот момент это показалось правильным. Он снова сел и повесил полотенце брату на голову. После чего нагнулся и исследовал подол своего платьица. Строчка просто, блить, изумительная.
Тук тук.
– Трист, – сказал Джейк. – Дверь.
– Я ходил в последний раз, – возмутился Тристрам.
– А, – объяснил Джейк с образцовой логичностью, – именно поэтому ты должен открыть ее и теперь. У тебя есть опыт.
Тристрам нахмурился. Он интуитивно чувствовал, что с этим доводом что-то не так, но ткнуть пальцем не мог. Он вытянул себя из бобового кресла еще раз. В линии Джейковых рассуждений явно есть какой-то изъян. Линия рассуждений. Почему она – линия рассуждений? Почему рассуждения не могут быть точкой, или плоскостью, или даже твердым телом? Может, логика – ромбоид, как бы такой кругловатый, но с углами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Нееенннаааюууу, – протянул Джейк, шевеля только губами. – Смотря что ты имеешь в виду под дверью. Дверей есть много. Есть от-двери-к-двери. Есть двери внутри. Есть двери наружу. Есть задверья и преддверья. Потом, наконец, есть «Двери».
– Я прикидываю, окон есть больше, чем дверей, – провозгласил Торкиль, зачем-то указуя на потолок. – Есть окна возможности. Есть окна души. Есть окна в мир. Есть «Окна Майкрософта».
– Ага, – возразил Тристрам. – Но они все это сперли у, сам знаешь…
– Кого? – спросил Торкиль.
Тристрам пусто посмотрел на брата. Что кого? О чем он говорит?
Тук тук.
Джейк вдохнул поглубже.
– ИГГИ! – завопил он. Миг помедлил, чтобы собрать побольше энергии. – ДВЕРЬ!
– Это ебицки смешно, – возмутился Тристрам, минуту поразмыслив. – Игги внизу. Он тебя никогда не услышит.
– Попробовать стоит, – пожал плечами Джейк. – Ему нужно делать зарядку. ИГГИ! ИГГИ!
– Блин, парни, вы безнадежны, – проворчал Тристрам, выбираясь из бобов и влачась к коридору. – Ебицкие стазибазифобы.
– Я знаю, что это значит, – крикнул ему в спину Джейк. – Это боевые слова. И если я когда-нибудь преодолею свое отвращение к вставанию и перемещению, я тебе двину.
Тристрам величественно махнул двери.
– Сезам, откройся! – вскричал он.
Там стоял Джордж.
– Ё, Джордж. Чё стряслось, мужик?
– Они приземлились, – ответил Джордж. Лицо его светилось. – Я же говорил.
Тристрам уперся взглядом в Джорджево пузо. Он мог наглядно себе представить, как оно скатывается с ножек-палочек и весело подскакивает вдоль по улице.
– Кто приземлился? – спросил он.
– Чужие.
Взор Тристрама снова переполз на лицо соседа.
– Что ж, это великолепно, Джордж, – кивнул Тристрам с непроницаемым видом, пока слово «чужие» плясало у него в голове, кружа в объятьях Рыжей Роджерс. Чужие! Уииии! Чужие! Уииииии! Уиииииии! – Так, э-э, и где они?
– У меня дома.
– Понимаю. И на что эти чужие похожи, Джордж?
– Три бабы и собачка.
– А… га. – Тристрам задумался над этой информацией. – Но, Джордж, э-э, я не хочу быть большим скептиком или как-то, но, типа, откуда ты знаешь, что они – чужие? Откуда ты знаешь, что они – не, типа, три бабы и собачка?
– У них антенны, – самодовольно ответил Джордж, постучав себе по голове.
– У них антенны, – крайне серьезно повторил Тристрам, тоже постучав себе по голове в ответ. Может, у Джорджа кенгуру на верхнем выгуле отбился от стада? Кенгуру. Кенгуру. Понг понг. Прыг-скок. Ц ц ц ц. Понг понг.
– Кто там, Трист? – осведомился из соседней комнаты Джейк. – И если вечеринка, почему не позвали меня?
Пятнадцать сириусян, двадцать херувимов, двенадцать зета-ретикулов. Капитан Кверк положил сверкающую серую голову в четырехпалые руки и ею покачал. Динь-га-линь. Динь-га-линь. Он составлял топливно-пассажирскую пропорцию – иными словами, прикидывал, сколько собратьев-внеземлян сможет шлепнуть на Землю в обмен на ингредиенты, которые они ему поставят для ракетного топлива. Семь альфа-центавров.
Неужели обязательно брать пятнадцать сириусян?
Путешествие будет долгим, даже если они успеют поставить новый антивещественный привод.
Что там еще?
О Господи – регистрация.
Срок ее действия почти истек. Господи.
Господь Бог был единственным и бессмертным обитателем планеты Бытие, которая произвела Его в одном экземпляре, увидела Его и увидела, что Он хорош – или достаточно хорош, – а потому пренебрегла составлением инструкции по дальнейшему размножению Его вида. Вероятно, разумно, учитывая, что одной из основных характеристик Бога была Его вездесущесть. Трудно представить, что во всейленной найдется место для еще одного, подобного Ему. Бог, которого часто принимали за Фила Коллинза, был душой отчасти творческой: носился со своим «да будет свет» тут, «да будет твердь посреди вод» там. Другим чужим было нормально. Больше миров можно исследовать, и все такое. В пятнистые синие носы им тыкалось другое – слишком уж зазнаисто Он зазнавался. А если сказать, не слишком церемонясь с выражениями, – считал себя самым начальным начальником в космосе. Так далеко зашел, что раздавал заповеди и насылал чуму на тех, кто посылал Его на фиг или просто не перезванивал. Еще одна из Его доминантных личностных черт – та, которую Он наверняка упомянул бы в частном объявлении, вздумайся Ему искать себе партнера, – Его всемогущество. Ему нравилось помогать корешам. Однако печальная истина заключалась в том, что Он не всегда делал то, что мог. Бог нечасто перенапрягался, когда следовало остановить бессмысленную войну или присмотреть за Своим избранным народом – или даже явить милосердие несчастным придуркам, которым не помешало бы передохнуть. В таких вещах Господь был самым первым филоном. С другой стороны, Он был прилежен как черт, если требовалось зацапать космических ковбоев за просроченные ракетные регистрации и прочие нарушения межгалактического движения. Утаить что-нибудь от Него было невозможно. Он ведь был всеведущ.
Кверк вздохнул и добавил «перерегистрировать ракету» в список текущих дел.
– Вот чего я никак не ожидала, знаете. Что еда на Земле окажется так хороша, – восторгалась Бэби. – Во всех этих кафе, которые мы видели по дороге, давали крохотные порции и без всякого разнообразия. Ножи, вилки, ложки, ложки, вилки и ножи. Ебаный спас.
– Я тебя очень хорошо понимаю, – ответила Ляси, раздирая на части тостер. Обнюхала шкалу, лизнула и чувственно провела ею по щеке, прежде чем раскрыть наконец губы и сунуть в рот. Пупсик тем временем пировала решеткой гриля.
Бэби удовлетворенно сосала штепсель.
– Хорошо бы рецептик этой штуки, – вздохнула она. Проглотила один зубец и причмокнула. – Просто чертовский сплав.
– Землянин Джордж, похоже, – неплохой парень, – заметила Ляси. – Мы тут валимся ему на голову импровизом, а он ведет себя так, будто всю жизнь нас поджидал.
Ииииик. У Ревора, который вылизывал брошенный пылесос, рыльце застряло в шланге. Он со всевозрастающим отчаянием замотал головой. Ииииик. Иииииииик. Помогите. Ииииик. Ииииик.
– Глупая зверюшка, – рассмеялась Бэби.
Ляси подобрала электрический разделочный нож, на другом краю двора взяла взбивалку-картофелечистку и стартер для фургончика «комби» и принялась жонглировать.
– Пища – не игрушки, Ляси, – отчитала ее Бэби, словно бы всерьез.
– Есть, капитан Кверк. Как скажете, капитан Кверк. – И без предупреждения Ляси метнула взбивалку в Бэби. Рука той взметнулась и одним махом швырнула ее обратно. Ляси перехватила взбивалку в воздухе и не дала упасть. – Ебицки здорово, что Кверк и его мертвяки до нас тут не дотянутся! – Она даже подпрыгнула от восторга.
– Я бы сказала, что они по нам не очень соскучились, – ответила Бэби.
«Соскучились» – не вполне то слово, которым бы воспользовался Кверк. Но если Бэби полагала, будто ему все равно, увидит он их вновь или нет, на деле ей светило совсем другое. На деле, другое светило им всем – и светилом этим был сам Кверк. Ему просто нужно было кое-что доработать.
Иииииииииик. Ииииииик. Ииииииииииииик. Ииииииииииик. Иииииииииииииииииииик.
Ой. Забыли про зверюшку. Бэби дотянулась, схватила Ревора за задние лапы и дернула. Голова его с громким фук выскочила из шланга. Ревор перекатился на спину, закрыл глаза и благодарно засопел.
– Здесь можно просидеть весь день, – сказала Пупсик, – или же двигаться дальше. Я не хочу казаться нетерпеливой или как-то, но я откелева чую секс, наркотики и рокенролл. Ну и, в общем, не знаю, как вы, а я готова.
Остальные посмеялись. Они понимали разницу между «откуда-то» и «откелева». Чужие могут быть невинны в некоторых аспектах земной жизни, да и слова у них могут выходить не вполне правильно, но они далеко не глупы. Или необразованны.
– Вообще-то, раз уж ты завела об этом речь, – сказала Ляси, роняя игрушки на землю, – я тоже чую секс, наркотики и рокенролл. И мне кажется, запах идет из соседней двери.
Бэби глянула на «Локатрон».
– Явно из соседней двери, – подтвердила она. – Но, Ляси? – Она приняла вид суровый, в духе «я-тут-вожак».
– Ну? – Ляси терпеть не могла, когда Бэби под хвост попадала вожжа вождизма. Такое, черт бы его драл, нефонство.
– Джейк на сей раз мой.
Ляси пожала плечами:
– А мне не поебсти? Мне он и в первый раз великолепным не показался.
Ляси по натуре была не очень злобна – просто ей нравилось дразнить Бэби. Пупсик настороженно наблюдала за их перепалкой.
И когда Бэби уже собралась было парировать, что Джейк, вероятно, о ней еще худшего мнения, вновь появился Джордж.
– Спасибо за жрачку, – сказала Бэби хозяину. – Мы сваливаем.
– Но вы же вернетесь, правда? – встревоженно осведомился он.
Прочтя у него в уме, Бэби его заверила:
– Без тебя не улетим.
Тристрам втащился обратно в гостиную и снова плюхнулся в бобовое кресло рядом с близнецом.
Джейк и Торкиль тупо воззрились на него. Где он был все это время, интересно? Похоже, пропадал он много лет. Торкиль, поддавшись чувствам, обхватил его руками.
– Братик, – вскричал он. – Где же ты был?
– А ты как прикидываешь? – Тристрам выпутался из братских объятий. – У двери.
– Правда? – Голос Торкиля был полон изумления. – Это так четко. – Он немного подумал. – А кто-нибудь еще там был?
– Джордж.
– И что старина Джордж мог сказать в свое оправдание? – встрял Джейк.
– Он сказал, э-э, что приземлились чужие. – Тристрам снова поднялся и побрел на кухню за стаканом… стаканом… А, ладно. Может, вспомнит, когда доберется.
– Дудудуду, – хихикнул Торкиль. – Дудудуду.
Джейку вдруг стало очень тепло. Он посмотрел на свою новую татуировку. Похоже, она разогревалась. Чудно. Фред и Рыжая Роджерс действовали ему на нервы. Он взял пульт и переключил каналы. Щелк. Летающая тарелка пыталась поднять новую модель внедорожника, но у нее не получалось. Щелк. Кто-то старательно изображал «Минти», закрепляя себе уши резинками. Щелк. В новостях правительство объявляло о новом законе, который запрещал смеяться над министром иностранных дел или другими членами Кабинета, каким бы посмешищем те себя ни выставили. Щелк. Маленькая инопланетянка танцевала вокруг гигантского шоколадного батончика. Щелк. Снова Фред и Рыжая.
– Торк, – сказал он.
Торк закрыл глаза и перешел в режим скринсэйвера. По его векам изнутри вили петли крылатые тостеры, за которыми гонялся тост.
– Торк.
Торк медленно вернулся на линию:
– М-м?
– У меня такое смешное чувство, будто я сейчас встречу любовь всей моей жизни.
Торк закатил глаза:
– Ага. Ну. Ты это утверждаешь каждый вечер по субботам.
– Сегодня воскресенье. – Джейк развернул газету и постучал по одному объявлению. – Кстати, о воскресеньях. Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух». «Косолапый Копчух». Тот самый «Косолапый Копчух». Сегодня.
Торк дотянулся до бонга, дернул еще одну шишку и задумался над тем восторгом, на который подписался приятель.
– Но, Джейк, – сказал он.
– А?
– Забыл. О чем мы говорили?
– Ненаю. Ни о чем?
– Нет. О чем-то было. Что ты только что сказал?
– Я сказал, – сказал Джейк, опять зевая и почесывая задницу, которая вдруг яростно зачесалась и выпустила еще один тихий бляааат. – Сегодня в «Сандо» играет «Косолапый Копчух».
– А, ну да. Но, Джейк. «Лапый Косочух». «Косой Чухолап». «Чухонские Лапы» всегда играют в «Сандо» по воскресеньям.
Джейк вздохнул и потряс головой.
– Знаешь, Торк, я же прошу только одного – чего? – немножко энтузиазма. Немножко рвения. Немножко страсти. – Он задумчиво наполнил легкие дымом. Вот что ему нужно, ослепительно вспыхнуло у Джейка в голове самосознание: немножко энтузиазма, немножко рвения, немножко страсти. Торку все это и вполовину так не нужно, как ему. Что он говорил? А, ну да. – И кроме того, однажды – я знаю, вообразить это трудно, но однажды – «Косолапый Копчух» может и не играть в «Сандо» по воскресеньям. И тогда знаешь что? Жизнь станет другой.
– Жизнь полна сюрпризов, – признал Торк.
– Это так, – согласился Тристрам, вернувшись в комнату с чайным полотенцем в руках. Он не очень понимал, зачем взял его – просто в тот момент это показалось правильным. Он снова сел и повесил полотенце брату на голову. После чего нагнулся и исследовал подол своего платьица. Строчка просто, блить, изумительная.
Тук тук.
– Трист, – сказал Джейк. – Дверь.
– Я ходил в последний раз, – возмутился Тристрам.
– А, – объяснил Джейк с образцовой логичностью, – именно поэтому ты должен открыть ее и теперь. У тебя есть опыт.
Тристрам нахмурился. Он интуитивно чувствовал, что с этим доводом что-то не так, но ткнуть пальцем не мог. Он вытянул себя из бобового кресла еще раз. В линии Джейковых рассуждений явно есть какой-то изъян. Линия рассуждений. Почему она – линия рассуждений? Почему рассуждения не могут быть точкой, или плоскостью, или даже твердым телом? Может, логика – ромбоид, как бы такой кругловатый, но с углами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37