они надежно займут ее на некоторое время, Бэби в этом была уверена, – как вдруг –
Ляси пукнула.
Недавно потребив половину тостера, целую фондюшницу (включая вилки), горсть шариков от подшипников, большую часть автомобильной оси и электрический консервный нож – не говоря об игле шприца и ложечке от капуччино, – Ляси не ограничила свою флатуленцию обычным треугольным тинь-тином. Если смех ее был пикантно ксилофонен, пук ее стал отпадной фугой. Гармоническая вязь трубоидов, тромбоноидов и тимпаноидов, дунувшая в воздух фонтаном золотых и бронзовых брызг. Запах был довольно поразителен в своем собственном праве – имбирное смерденье с подкладкой восточных специй и щепотью мускуса.
Пупсик, сидевшая хмуро и непроницаемо до самого этого первопроходческого, ледокольного и ветродуйного момента, теперь заперхала от восторга и принялась хухукать и хахакать, подбрасывая ноги в воздух.
Бэби, хихикая, рухнула на пол.
Довольная собой, уверившись в том, что всеобщее внимание приковано к ней, Ляси схватила с кофейного столика зажигалку, повернулась ко всем спиной, стянула джинсы, выпустила еще один ветер – и подожгла его.
ФФФУУУУМ. Фиолетовое пламя вырвалось с росчерком и погасило себя с обжигающим рифом, который показался Торкилю тем звуком, какой мог быть у «Пантеры», если б те играли не на тяжелометаллических гитаpax, а на колоколах. Ляси втиснулась пухленьким задом обратно в джинсы, развернулась к публике, застегнулась и ухмыльнулась.
– Величайшая плюха во всюхе, – хмыкнула Бэби.
Торкиль и Тристрам переглянулись. Торкиль сглотнул. Тристрам ахнул. Торкиль ахнул. Тристрам сглотнул.
Любовь движется таинственными тропами. В данном случае она подвигла Торкиля и Тристрама к полной и безоговорочной капитуляции.
– Что араб сказал доминатриссе? – спросил Торкиль.
Тристрам смигнул. В следующий же миг оба рухнули на колени, воздели руки и ударили челами об пол.
– Хочу быть твоя раб, – хором провозгласили они.
– Хмф, – фыркнула Пупсик, рванувшись из хватки бобового кресла и с топотом вылетая из комнаты. С такой скоростью они никогда не перейдут даже к наркотикам.
– Ей не понравилась шуточка? – Тристрам поднял голову и виновато глянул на Бэби.
– Не беспокойтесь за нее, – заверила та. – Это просто Пупсик. С ней все будет в порядке. – После чего как можно обыденнее добавила: – Схожу посмотрю, что стало с Джейком. – И вышла следом.
Ляси обозрела двойной комплект у своих ног.
– Если музыка – пища любви, – скомандовала она, – сыграйте уже что-нибудь.
В уме Торк вскочил, эффективно прошерстил стопу компакт-дисков и выбрал изумительно соблазнительный альбом – «Мягкий сексуальный звук» Дэйва Грэйни, быть может, или «Оделэй» Бека, а может, и «Сон Генри» или акустический этого-как-его-там. Может, штуку Перкинса, Уокера и Оуэна. Ага. Перкинс, Уокер и Оуэн. Он перекатился на спину и воззрился на Ляси с беспомощным обожанием. Ну и женщина. Неужели она только что попросила его что-то сделать? Попросила, не так ли? И что бы это могло быть? Черт. Ну и ладно. Если это важно, возможно, попросит еще раз. Тристрам же тем временем думал: «Порно для пироманов». Чего это он стоит на коленях на полу? Он поднял свои свинцованные кости, подгреб к компакт-диск-плейеру и нашел альбом. Держа его на вытянутых руках, вопросительно посмотрел на нее.
– Из вас выйдут прекрасные домашние зверюшки, – одобрила она.
По-своему, обдолбанно и ошеломленно, Торкиль и Тристрам были вне себя от похоти и очарованности. Им не хотелось ничего иного, кроме как владеть и быть владеемыми, поодиночке или парой, этой внеземной кокеткой. У них не было сомнений, не было лишних раздумий, прежних обязательств, у них не было подлинных проблем с зеленой кожей – и никакой причины для колебаний. С другой стороны, они были тотальными филонами. Поэтому вот что они сделали – ничего.
Это и есть картинка соблазнения по-филонски. Тристрам вялочленно обвисает в бобовом кресле, веки приспущены. Торкиль вырубился на полу, веки закрыты. Ляси танцует сама по себе. Проходит много минут. Тристрам садится и тянется к бонгу.
– Эй, космическая девочка, – говорит он. – Ты куришь?
В Эросовом уголке космоса было ужасно тихо. Из занятий Эросу оставалось немногое – только думать. И больше всего думал он о крушениях и столкновениях. Это типичный фетиш астероида. Всякий раз, когда мимо свистел какой-нибудь другой роид, Эрос представлял, как бросается на него и оба они взрываются мириадами фрагментов. Со множеством подробностей, снова, снова и снова он воображал этот импозантный момент стычки, точный миг взаимного удовлетворения и уничтожения, «большую смерть» астероидального оргазма. Хотя на самом деле Эроса не очень прельщала мысль шандарахнуть какой-то другой роид самостоятельно. У Эроса были планы пограндиознее и фантазии поэкзотичнее. Эросу хотелось врезаться в Землю, внедриться в ее мягкую почву, вогнать себя в хрумкие скалы, пробиться сквозь ее кору и пронзить ее мантию, потрясти ее до самого ядра.
Вот это произведет впечатление на девчонок, хей?
– Хей, девочка, не кусай его! – вскричал Тристрам. – Просто соси!
Глаза Торкиля тревожно распахнулись. Что он пропустил? Он нервно заозирался. Ляси уже сидела на софе.
Тристрам склонился над ней, исследуя бонг на предмет повреждений.
– Ты что, раньше никогда шишек не дергала? Нет? Да ты шутишь. Ты и впрямь, должно быть, с другой планеты. – Он снова вручил ей устройство. – Извини. Ладно, в общем, вот это поджигаешь, ага, вот так, и втягиваешь дым из верхушки. Красиво и глубоко. Вот так. Теперь задержи его внутри как можно дольше и только потом выдыхай.
А «как можно дольше» и впрямь оказалось очень долго. Когда близнецы уже заволновались, Ляси выдохнула дым из ушей. Серией идеально круглых колечек.
– Ох, мужик, – вздохнул Торкиль, качая головой. – Как только ты делаешь то, что умеешь делать?
– Я же тебе сказала. Я чужая. А ты мне верить не хотел. Кстати, я узнала строчку. Это из «Везувии». Макси-сингл «Страх перед Фланелевой Планетой».
– Да ладно тебе, Ляси, – подначил Три'страм. – Откуда ты знаешь?
Дурь выветривалась, и в голове у него начало проясняться. Блядь, а она сексуальна.
Ляси покачала головой:
– Я уже говорила. У меня идеальная память на музыку и тексты – особенно те, где хоть что-то про галактику. Раз услышу – и все, оно там. – Она постучала себе по лбу. – И кстати, одно из преимуществ у чужиков – я могу читать у вас в уме, когда охота. Поэтому, отвечая на ваши невысказанные вопросы, – конечно, Торк, я уверена, что могла бы. И я бы определенно хотела попробовать. Но тебе придется делать то же самое с другим перьевым боа. И, Трист, то, о чем думаешь ты, меня тоже сильно возбуждает, но тебе придется мною порулить… О БОЖЕ!
Да, Ляси?
– Что, нахуй, со мною происходит, Боже?
Воздействие наркотика, Ляси. Ты только что покурила каннабис. А каннабис вызывает интенсивную биохимическую реакцию, проникая в ихороток нефонцев. Будь готова к тому, чтобы несколько раз обернуться и испустить много тепла. Я имею в виду – много. И, деточка, не забывай, что ты к тому же наполовину землянка, поэтому рассчитывай пребывать в сиську по меньшей мере час. Если у тебя все, то у Меня в зоне шестидесяти пяти гугоплексов НЛО делает восемьдесят. Надо штрафануть урода, пока не сбежал.
– Конечно. Спасибо. Но, эй, погоди-ка. Если это Неопознанный Летающий Объект, откуда Ты знаешь, что это он?
Он она оно. Я по-прежнему убежден, что «он» служит универсальным местоимением. Считай Меня непримирившимся. Но феминисты насчет Меня точно неправы были, верно? Так раздражает, когда они зовут Меня «Она». Казалось бы. Так и подмывает обрушить на них Мой гнев, знаешь, повергнуть их или еще чего-нибудь.
Ляси вздохнула. С Богом не поспоришь.
– Мне казалось, у Тебя дела, – сказала она.
И впрямь. Меня здесь нет.
Ляси моргнула. В голове было жарче обычного; как будто антенны горели. Она поняла, что близнецы теперь шокированы гораздо сильнее, нежели откровением о чтении умов.
Прямо у них на глазах Ляси как будто возгоралась. Пылали ее рыжие волосы, воздух вокруг нее тек жидким жаром. Черты ее принялись мутировать: глаза Бетт Дэвис, губы Крисси Амфлетт, бедра «Соли-с-Перцем»; она была Принцем в «Пурпурном Дожде», она была Куртом Кобейном; она была «Ты Есть Я» и «Веры Больше Нет»; она была Джимом М, первоначальной «Дверью»; Энни Леннокс и Мадонной, Кортни, Пи-Джей и Саммер Донной; она была такой же Бархатной, как Подполье, серебряным компакт-диском, что крутился, крутился…
Ф-фу!
Торкиль и Тристрам поняли, что пялятся на компакт-диск-плейер, который испускал тихое шипенье. В комнате они остались одни. И обильно потели. Запотели также все окна, а по экрану телевизора стекали капли конденсата.
Тристрам размял между пальцами щепоть пластилина и пристально ее изучил.
– Что же это за дерьмо?
А Бэби тем временем обнаружила Джейка в комнате Торкиля: Джейк заимствовал носок.
– У меня такая вот теория, – заметил он, когда она вошла и уселась рядом на кровать. Затем нагнулся и натянул носок. Большой палец высунулся в дыру. Джейк принялся рассматривать его так, будто никогда в жизни не видел большого пальца. По правде сказать, Джейк, серийный сердцеед расслабленного пошиба, игривый повеса ньютаунского мира, был совершенно сражен. А кроме того – смятен, как черт. Он занимался с нею сексом? И забыл? – Знаешь, как, типа, один носок из пары всегда пропадает? – вот что заметил он. – Так вот, я уверен, что все одиночные носки всасываются в черную дыру где-то в пространстве. И черная дыра выдувает их на какую-то далекую планету, где у всех обитателей – только по одной ноге.
– Это правда, – подтвердила Бэби. – Планета возле Арктура. Один мой знакомый на ней бывал. Рассказывал, что там каждую неделю устраивают носочные танцульки. Рычаг передачи в своих космолетах они двигают носами, которые у них крайне длинные, а в «Вертуна»играют по особым правилам. Насчет носочного гамбита совесть их не мучает, поскольку они прикидывают, что если сами могут обходиться одной ногой, остальная всюха может обходиться одним носком.
Джейк поднял голову и присмотрелся к ней. Вроде не шутит. Она в ответ посмотрела на него. Город Встречающихся Взглядов. Джейку примстилось, что у него пылесосом высасывают глазные яблоки. С немалым усилием он втянул зрение обратно и применил его к ботинкам, которые теперь с сугубым сосредоточением зашнуровывал. Бэби нравилось, как его жилистые мускулы работают под веснушчатой кожей на длинных руках, как прыгают и подскакивают здоровые свалявшиеся трубы волос у него на голове, когда он ею двигает. С его же стороны, жаркое желанье выжигало в мозгу марихуанный туман. Бэби прочла как его желание, так и неловкость и сама себе улыбнулась.
– Что смешного, космическая девочка?
Джейк выпрямился. Рука его пустилась в нехарактерно нервную разведку куда-то в округу ее руки. Ненадолго зависла, но, похоже, не работало шасси. Давай, подумал он, выпускай колеса, ты можешь. К этому времени оба они уже смотрели на его руку. Как можно индифферентнее он включил задний ход и спилотировал руку обратно на базу, где тягач немедленно уволок ее в ангар джинсового кармана.
Блядь! И что теперь?
Джейк истово верил в терапию отвлечения.
– Знаешь, – сказал он, обращаясь непосредственно к ее необычайно целовабельным губам, – я как-то покурил такого невероятного гашиша. Сначала я думал, что я – Бог.
Ты совершенно на Него не похож, – перебила Бэби, не очень понимая, почему он не может высказать то, что у него на уме, в особенности потому, что на нем у него столь безошибочно она сама. – Честно. Я знаю Бога. Поверь мне. Совершенно никакого сходства. – И слава Богу, так сказать, подумала она. С ними двоими ей не справиться.
Она знает Бога? Джейк пораскинул мозгами над смыслом этого замечания. Она не может быть «заново рожденной», правда? Заново рожденные – такая морока. Их никогда не затащишь в постель, и, по его опыту, в ресторанах их вкус оставлял желать лучшего. Но он отказывался верить, что она заново рожденная. Во-первых, если б так, на ней были бы трусики.
А к заключению, что трусиков на ней нет, Джейк пришел, пока нагибался завязать шнурки. Он заметил, что она сидит довольно ненапряжно для человека в такой короткой юбочке, и, э-э, в общем, случайно поднял снизу взгляд и поймал клочок плоти. Довольно жутко, на самом деле, если теперь вдуматься. Без волос и, на самом деле, похоже, вообще без чего бы то ни было. Барбирама. Нет, невольно передернуло его. Это смешно. Он не осмелился таращиться или чего-то. Вероятно, она – из тех цып-извращенок, которые бреют себе лобки. Конечно же.
Что это за дела с заново рожденными, кто такая Барби и что такое, ко всей преисподней, трусики? – про себя недоумевала Бэби.
Джейк отбросил религиозную проблему в корзину «слишком трудно» и начал заново:
– Короче, – наобум сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Ляси пукнула.
Недавно потребив половину тостера, целую фондюшницу (включая вилки), горсть шариков от подшипников, большую часть автомобильной оси и электрический консервный нож – не говоря об игле шприца и ложечке от капуччино, – Ляси не ограничила свою флатуленцию обычным треугольным тинь-тином. Если смех ее был пикантно ксилофонен, пук ее стал отпадной фугой. Гармоническая вязь трубоидов, тромбоноидов и тимпаноидов, дунувшая в воздух фонтаном золотых и бронзовых брызг. Запах был довольно поразителен в своем собственном праве – имбирное смерденье с подкладкой восточных специй и щепотью мускуса.
Пупсик, сидевшая хмуро и непроницаемо до самого этого первопроходческого, ледокольного и ветродуйного момента, теперь заперхала от восторга и принялась хухукать и хахакать, подбрасывая ноги в воздух.
Бэби, хихикая, рухнула на пол.
Довольная собой, уверившись в том, что всеобщее внимание приковано к ней, Ляси схватила с кофейного столика зажигалку, повернулась ко всем спиной, стянула джинсы, выпустила еще один ветер – и подожгла его.
ФФФУУУУМ. Фиолетовое пламя вырвалось с росчерком и погасило себя с обжигающим рифом, который показался Торкилю тем звуком, какой мог быть у «Пантеры», если б те играли не на тяжелометаллических гитаpax, а на колоколах. Ляси втиснулась пухленьким задом обратно в джинсы, развернулась к публике, застегнулась и ухмыльнулась.
– Величайшая плюха во всюхе, – хмыкнула Бэби.
Торкиль и Тристрам переглянулись. Торкиль сглотнул. Тристрам ахнул. Торкиль ахнул. Тристрам сглотнул.
Любовь движется таинственными тропами. В данном случае она подвигла Торкиля и Тристрама к полной и безоговорочной капитуляции.
– Что араб сказал доминатриссе? – спросил Торкиль.
Тристрам смигнул. В следующий же миг оба рухнули на колени, воздели руки и ударили челами об пол.
– Хочу быть твоя раб, – хором провозгласили они.
– Хмф, – фыркнула Пупсик, рванувшись из хватки бобового кресла и с топотом вылетая из комнаты. С такой скоростью они никогда не перейдут даже к наркотикам.
– Ей не понравилась шуточка? – Тристрам поднял голову и виновато глянул на Бэби.
– Не беспокойтесь за нее, – заверила та. – Это просто Пупсик. С ней все будет в порядке. – После чего как можно обыденнее добавила: – Схожу посмотрю, что стало с Джейком. – И вышла следом.
Ляси обозрела двойной комплект у своих ног.
– Если музыка – пища любви, – скомандовала она, – сыграйте уже что-нибудь.
В уме Торк вскочил, эффективно прошерстил стопу компакт-дисков и выбрал изумительно соблазнительный альбом – «Мягкий сексуальный звук» Дэйва Грэйни, быть может, или «Оделэй» Бека, а может, и «Сон Генри» или акустический этого-как-его-там. Может, штуку Перкинса, Уокера и Оуэна. Ага. Перкинс, Уокер и Оуэн. Он перекатился на спину и воззрился на Ляси с беспомощным обожанием. Ну и женщина. Неужели она только что попросила его что-то сделать? Попросила, не так ли? И что бы это могло быть? Черт. Ну и ладно. Если это важно, возможно, попросит еще раз. Тристрам же тем временем думал: «Порно для пироманов». Чего это он стоит на коленях на полу? Он поднял свои свинцованные кости, подгреб к компакт-диск-плейеру и нашел альбом. Держа его на вытянутых руках, вопросительно посмотрел на нее.
– Из вас выйдут прекрасные домашние зверюшки, – одобрила она.
По-своему, обдолбанно и ошеломленно, Торкиль и Тристрам были вне себя от похоти и очарованности. Им не хотелось ничего иного, кроме как владеть и быть владеемыми, поодиночке или парой, этой внеземной кокеткой. У них не было сомнений, не было лишних раздумий, прежних обязательств, у них не было подлинных проблем с зеленой кожей – и никакой причины для колебаний. С другой стороны, они были тотальными филонами. Поэтому вот что они сделали – ничего.
Это и есть картинка соблазнения по-филонски. Тристрам вялочленно обвисает в бобовом кресле, веки приспущены. Торкиль вырубился на полу, веки закрыты. Ляси танцует сама по себе. Проходит много минут. Тристрам садится и тянется к бонгу.
– Эй, космическая девочка, – говорит он. – Ты куришь?
В Эросовом уголке космоса было ужасно тихо. Из занятий Эросу оставалось немногое – только думать. И больше всего думал он о крушениях и столкновениях. Это типичный фетиш астероида. Всякий раз, когда мимо свистел какой-нибудь другой роид, Эрос представлял, как бросается на него и оба они взрываются мириадами фрагментов. Со множеством подробностей, снова, снова и снова он воображал этот импозантный момент стычки, точный миг взаимного удовлетворения и уничтожения, «большую смерть» астероидального оргазма. Хотя на самом деле Эроса не очень прельщала мысль шандарахнуть какой-то другой роид самостоятельно. У Эроса были планы пограндиознее и фантазии поэкзотичнее. Эросу хотелось врезаться в Землю, внедриться в ее мягкую почву, вогнать себя в хрумкие скалы, пробиться сквозь ее кору и пронзить ее мантию, потрясти ее до самого ядра.
Вот это произведет впечатление на девчонок, хей?
– Хей, девочка, не кусай его! – вскричал Тристрам. – Просто соси!
Глаза Торкиля тревожно распахнулись. Что он пропустил? Он нервно заозирался. Ляси уже сидела на софе.
Тристрам склонился над ней, исследуя бонг на предмет повреждений.
– Ты что, раньше никогда шишек не дергала? Нет? Да ты шутишь. Ты и впрямь, должно быть, с другой планеты. – Он снова вручил ей устройство. – Извини. Ладно, в общем, вот это поджигаешь, ага, вот так, и втягиваешь дым из верхушки. Красиво и глубоко. Вот так. Теперь задержи его внутри как можно дольше и только потом выдыхай.
А «как можно дольше» и впрямь оказалось очень долго. Когда близнецы уже заволновались, Ляси выдохнула дым из ушей. Серией идеально круглых колечек.
– Ох, мужик, – вздохнул Торкиль, качая головой. – Как только ты делаешь то, что умеешь делать?
– Я же тебе сказала. Я чужая. А ты мне верить не хотел. Кстати, я узнала строчку. Это из «Везувии». Макси-сингл «Страх перед Фланелевой Планетой».
– Да ладно тебе, Ляси, – подначил Три'страм. – Откуда ты знаешь?
Дурь выветривалась, и в голове у него начало проясняться. Блядь, а она сексуальна.
Ляси покачала головой:
– Я уже говорила. У меня идеальная память на музыку и тексты – особенно те, где хоть что-то про галактику. Раз услышу – и все, оно там. – Она постучала себе по лбу. – И кстати, одно из преимуществ у чужиков – я могу читать у вас в уме, когда охота. Поэтому, отвечая на ваши невысказанные вопросы, – конечно, Торк, я уверена, что могла бы. И я бы определенно хотела попробовать. Но тебе придется делать то же самое с другим перьевым боа. И, Трист, то, о чем думаешь ты, меня тоже сильно возбуждает, но тебе придется мною порулить… О БОЖЕ!
Да, Ляси?
– Что, нахуй, со мною происходит, Боже?
Воздействие наркотика, Ляси. Ты только что покурила каннабис. А каннабис вызывает интенсивную биохимическую реакцию, проникая в ихороток нефонцев. Будь готова к тому, чтобы несколько раз обернуться и испустить много тепла. Я имею в виду – много. И, деточка, не забывай, что ты к тому же наполовину землянка, поэтому рассчитывай пребывать в сиську по меньшей мере час. Если у тебя все, то у Меня в зоне шестидесяти пяти гугоплексов НЛО делает восемьдесят. Надо штрафануть урода, пока не сбежал.
– Конечно. Спасибо. Но, эй, погоди-ка. Если это Неопознанный Летающий Объект, откуда Ты знаешь, что это он?
Он она оно. Я по-прежнему убежден, что «он» служит универсальным местоимением. Считай Меня непримирившимся. Но феминисты насчет Меня точно неправы были, верно? Так раздражает, когда они зовут Меня «Она». Казалось бы. Так и подмывает обрушить на них Мой гнев, знаешь, повергнуть их или еще чего-нибудь.
Ляси вздохнула. С Богом не поспоришь.
– Мне казалось, у Тебя дела, – сказала она.
И впрямь. Меня здесь нет.
Ляси моргнула. В голове было жарче обычного; как будто антенны горели. Она поняла, что близнецы теперь шокированы гораздо сильнее, нежели откровением о чтении умов.
Прямо у них на глазах Ляси как будто возгоралась. Пылали ее рыжие волосы, воздух вокруг нее тек жидким жаром. Черты ее принялись мутировать: глаза Бетт Дэвис, губы Крисси Амфлетт, бедра «Соли-с-Перцем»; она была Принцем в «Пурпурном Дожде», она была Куртом Кобейном; она была «Ты Есть Я» и «Веры Больше Нет»; она была Джимом М, первоначальной «Дверью»; Энни Леннокс и Мадонной, Кортни, Пи-Джей и Саммер Донной; она была такой же Бархатной, как Подполье, серебряным компакт-диском, что крутился, крутился…
Ф-фу!
Торкиль и Тристрам поняли, что пялятся на компакт-диск-плейер, который испускал тихое шипенье. В комнате они остались одни. И обильно потели. Запотели также все окна, а по экрану телевизора стекали капли конденсата.
Тристрам размял между пальцами щепоть пластилина и пристально ее изучил.
– Что же это за дерьмо?
А Бэби тем временем обнаружила Джейка в комнате Торкиля: Джейк заимствовал носок.
– У меня такая вот теория, – заметил он, когда она вошла и уселась рядом на кровать. Затем нагнулся и натянул носок. Большой палец высунулся в дыру. Джейк принялся рассматривать его так, будто никогда в жизни не видел большого пальца. По правде сказать, Джейк, серийный сердцеед расслабленного пошиба, игривый повеса ньютаунского мира, был совершенно сражен. А кроме того – смятен, как черт. Он занимался с нею сексом? И забыл? – Знаешь, как, типа, один носок из пары всегда пропадает? – вот что заметил он. – Так вот, я уверен, что все одиночные носки всасываются в черную дыру где-то в пространстве. И черная дыра выдувает их на какую-то далекую планету, где у всех обитателей – только по одной ноге.
– Это правда, – подтвердила Бэби. – Планета возле Арктура. Один мой знакомый на ней бывал. Рассказывал, что там каждую неделю устраивают носочные танцульки. Рычаг передачи в своих космолетах они двигают носами, которые у них крайне длинные, а в «Вертуна»играют по особым правилам. Насчет носочного гамбита совесть их не мучает, поскольку они прикидывают, что если сами могут обходиться одной ногой, остальная всюха может обходиться одним носком.
Джейк поднял голову и присмотрелся к ней. Вроде не шутит. Она в ответ посмотрела на него. Город Встречающихся Взглядов. Джейку примстилось, что у него пылесосом высасывают глазные яблоки. С немалым усилием он втянул зрение обратно и применил его к ботинкам, которые теперь с сугубым сосредоточением зашнуровывал. Бэби нравилось, как его жилистые мускулы работают под веснушчатой кожей на длинных руках, как прыгают и подскакивают здоровые свалявшиеся трубы волос у него на голове, когда он ею двигает. С его же стороны, жаркое желанье выжигало в мозгу марихуанный туман. Бэби прочла как его желание, так и неловкость и сама себе улыбнулась.
– Что смешного, космическая девочка?
Джейк выпрямился. Рука его пустилась в нехарактерно нервную разведку куда-то в округу ее руки. Ненадолго зависла, но, похоже, не работало шасси. Давай, подумал он, выпускай колеса, ты можешь. К этому времени оба они уже смотрели на его руку. Как можно индифферентнее он включил задний ход и спилотировал руку обратно на базу, где тягач немедленно уволок ее в ангар джинсового кармана.
Блядь! И что теперь?
Джейк истово верил в терапию отвлечения.
– Знаешь, – сказал он, обращаясь непосредственно к ее необычайно целовабельным губам, – я как-то покурил такого невероятного гашиша. Сначала я думал, что я – Бог.
Ты совершенно на Него не похож, – перебила Бэби, не очень понимая, почему он не может высказать то, что у него на уме, в особенности потому, что на нем у него столь безошибочно она сама. – Честно. Я знаю Бога. Поверь мне. Совершенно никакого сходства. – И слава Богу, так сказать, подумала она. С ними двоими ей не справиться.
Она знает Бога? Джейк пораскинул мозгами над смыслом этого замечания. Она не может быть «заново рожденной», правда? Заново рожденные – такая морока. Их никогда не затащишь в постель, и, по его опыту, в ресторанах их вкус оставлял желать лучшего. Но он отказывался верить, что она заново рожденная. Во-первых, если б так, на ней были бы трусики.
А к заключению, что трусиков на ней нет, Джейк пришел, пока нагибался завязать шнурки. Он заметил, что она сидит довольно ненапряжно для человека в такой короткой юбочке, и, э-э, в общем, случайно поднял снизу взгляд и поймал клочок плоти. Довольно жутко, на самом деле, если теперь вдуматься. Без волос и, на самом деле, похоже, вообще без чего бы то ни было. Барбирама. Нет, невольно передернуло его. Это смешно. Он не осмелился таращиться или чего-то. Вероятно, она – из тех цып-извращенок, которые бреют себе лобки. Конечно же.
Что это за дела с заново рожденными, кто такая Барби и что такое, ко всей преисподней, трусики? – про себя недоумевала Бэби.
Джейк отбросил религиозную проблему в корзину «слишком трудно» и начал заново:
– Короче, – наобум сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37