— Когда вы думаете начать обучение? — спросил я.
— Когда первым двум отобранным для этого девчонкам надоест жидкая овсяная каша и решетки металлических клетей.
— А что, проходящим обучение подают овсянку?
— Девушки, проходящие курс обучения, — сказал Хо-Ту, — уминают настоящую овсяную кашу, а не из жмыха, смешанного с чем попало. Им выдают толстые подстилки для сна, а впоследствии, по ходу обучения, и шкуры. Они редко бывают закованы, а иногда им даже разрешается в сопровождении охранника ненадолго оставить дом. Вид города хорошо стимулирует их усердие.
— Ты слышишь, маленькая Велла? — бросил я Элизабет.
— Да, хозяин, — робко ответила та, не поднимая головы.
— А кроме того, — продолжал Хо-Ту, — если в течение первых нескольких недель обучения девушка проявляет определенные успехи в занятиях, ей позволяют питаться не только овсянкой.
Элизабет посмотрела на нас с любопытством.
— Можно даже сказать, — заметил Хо-Ту, — что их начинают кормить хорошо.
На лице Элизабет заиграла улыбка.
— Здесь делают все, чтобы получить за них хорошую цену, — сказал Хо-Ту, не сводя глаз с Элизабет.
Девушка потупила взгляд.
В этот момент послышался пятнадцатый удар гонга.
Элизабет вопросительно взглянула на меня.
— Можешь идти, — бросил я ей.
Она вскочила на ноги и поспешила в контору Капруса, стоявшего, как я заметил в приоткрытую дверь, возле заваленного бумагами стола. Элизабет положила перед ним принесенные свитки пергамента и, выслушав какие-то его распоряжения, тут же пробежала мимо нас по коридору и исчезла за дверью соседнего зала.
— С такой прытью, — усмехнулся Хо-Ту, — она доберется до миски с настоящей овсянкой не последней.
Я взглянул на Хо-Ту и тоже рассмеялся.
Он повернул свою гладко выбритую голову, и взгляд его внимательных черных глаз встретился с моим. Некоторое время он присматривался ко мне, и затем на его лице снова появилась кривая усмешка.
— Для убийцы вы ведете себя несколько необычно, — сказал он.
— Мы идем в загоны для рабов? — перевел я разговор с опасной темы.
— Прозвучал пятнадцатый сигнал гонга. Пойдемте-ка лучше за стол. После обеда я покажу вам загоны.
Мимо нас по коридору торопливо пробегали рабы, поспешно направляясь туда, где находились предназначенные для них комнаты для приема пищи. Я заметил также несколько слуг из свободных, расходящихся по обеденным залам, двери которых за их спиной тут же закрывались.
— Хорошо, — ответил я. — Пойдемте поедим.
Во время обеда на песочной арене зала состоялось несколько поединков — два на маркированных тупых ножах, один на кнутах и кулачный бой. Какая-то обслуживающая столы рабыня пролила вино и была тут же пристегнута к вделанному в стену кольцу для приковывания рабов и наказана плетьми. Затем появились музыканты и невольница, которую мне ещё не доводилось видеть в доме, но о которой мне сообщили, что она была танцовщицей на Косе. Девушка исполнила, причем довольно хорошо, невероятно сложный танец рабского ошейника. Кернус, как и всегда, был целиком погружен в игру с Капрусом, однако на этот раз партия затянулась и продолжалась даже после подачи паги и неразбавленного ка-ла-на.
— А почему, — обратился я к Хо-Ту, от которого мне хотелось узнать за этот день как можно больше, — в то время, как остальные едят мясо, хлеб, мед, пьют ка-ла-на, вы питаетесь одной только овсянкой?
Хо-Ту отодвинул от себя миску.
— Это не имеет никакого значения, — ответил он.
— Да, конечно, — сказал я.
Ложка из рога боска треснула у него в руках, и он раздраженно бросил её обломки в миску.
— Извините, — сказал я.
Он изумленно взглянул на меня, и его глаза блеснули.
— Это не имеет никакого значения, — повторил он.
Я согласно кивнул.
Он поднялся из-за стола и, оглянувшись на меня, сказал:
— Пойдемте, я покажу вам загоны.
В глубине зала я заметил дверь, через которую прошлым вечером увели закованного в кандалы раба и за которой исчез затем Кернус. Сегодня, к моему облегчению, ни один из проигравших схватку рабов не был закован в кандалы и выведен из зала через этот выход.
Раб, выигравший накануне поединок с кривым ножом, снова, как я обратил внимание, обедал за столом. Ошейника на нем уже не было. Теперь он, должно быть, отпущен на свободу. За ремень, с которого у него так же, как и у Хо-Ту, свисал кривой нож, был заткнут длинный хлыст.
— Тот, кого вы называете зверем, вероятно, находится за этой дверью? — невинно полюбопытствовал я.
Хо-Ту пристально посмотрел на меня.
— Да, — ответил он.
— Я бы хотел взглянуть на него.
Лицо Хо-Ту покрылось смертельной бледностью.
— Молите Царствующих Жрецов, — ответил он, чтобы вам никогда не довелось его увидеть.
— Вы ничего не знаете об этом животном?
— Кернус и некоторые другие, конечно, видят его, но только когда они одни. Не стоит так далеко заходить в своем любопытстве, Несущий Смерть. Обычно человек видит это животное в последние мгновения своей жизни.
— Надеюсь, его держат в надежной клетке?
Губы Хо-Ту растянулись в улыбке.
— Я тоже на это надеюсь, — ответил он.
— А как часто его кормят?
— Он может есть по несколько раз в день, — сказал Хо-Ту, — но способен и довольно долгое время вообще обходиться без пищи. Обычно ему скармливают по одному рабу каждые десять дней.
— Ему отдают раба живым?
— Ему нравится самому убивать свою жертву.
— Ну что ж, если его содержат в надежной клетке, — заметил я, — большой опасности он собой не представляет.
— Зато одно присутствие этого зверя в доме Кернуса обеспечивает здесь должный порядок.
— Хорошее средство, — согласился я.
— Пойдемте я покажу вам клетки для рабов.
Глава 11. ДВЕ ДЕВУШКИ
После того как мы прошли через несколько тяжелых железных дверей, каждая из которых была непременно снабжена оконцем для наблюдения, мы стали спускаться по бесконечной спиральной лестнице, все дальше уходя под землю. Через какое-то время до меня начал доноситься резкий, неприятный запах, свидетельствующий о том, что мы приближаемся к своей цели.
Дом Кернуса изобиловал самыми разными помещениями для содержания рабов, от роскошных, уже продемонстрированных мне Хо-Ту, до практически не приспособленных для пребывания в них человека — металлических клеток. Но даже они имели между собой кое-какие различия. Если в иных клетках все удобства исчерпывались лишь плетеной тростниковой подстилкой да отверстием в полу для испражнений, то некоторые имели даже фигурные решетки, а на полу в них лежали выделанные шкуры животных и тончайшие шелковые покрывала. Само понятие «металлические клетки», как и «загоны для рабов», относится ко всему комплексу подземных помещений для содержания рабов: к клеткам от одиночной до рассчитанной на десятки человек, к ямам, закрытым решетками, к многочисленным помещениям с вделанными в стену кольцами для привязывания рабов и тому подобным сооружениям. В отличие от них выражение «камера» или «темница» употребляется только для обозначения крохотных, чаще всего каменных помещений в несколько футов длиной и шириной, ограниченных тремя глухими стенами и четвертой зарешеченной либо четырьмя глухими каменными стенами с небольшим, закрываемым решеткой оконцем, служащим одновременно входом или, точнее, лазом в темницу.
На большинстве этажей клетки располагались не по обеим сторонам прохода, а занимали всю нижнюю часть этажа, и нам приходилось двигаться по узким мосткам, проложенным по решетчатым потолкам клеток, из-под которых на нас смотрели бесчисленные хмурые лица.
— Оступиться в таком месте было бы очень нежелательно, — усмехнувшись, сказал Хо-Ту.
Я даже не пытался сосчитать клетки, мимо которых мы шли, пока спускались ещё на два этажа вниз. Сейчас мы были на четвертом подземном уровне, под которым, как сказал мне Хо-Ту, находилось ещё три этажа, точно так же заполненных рабами, как и те, что мы миновали.
Четвертый этаж в секторе для рабов считался административным. Здесь располагались кухни, больничные помещения и кузницы. В центре находился официальный кабинет старшего надсмотрщика Хо-Ту. Очевидно, здесь же проводилось наказание рабов — у дальней стены я заметил приспособления для разведения огня и проведения пыток.
— Пойдемте я покажу вам девушек, доставленных вчера с Валтая, — сказал Хо-Ту.
Я проследовал за ним в большое помещение за массивной железной дверью.
В самом центре помещения в стоящем на каменных плитах бронзовом котле пылал огонь. Во всем ощущался какой-то беспорядок, довершаемый развешанными как попало по стенам обрывками цепей. В помещении находились два кузнеца. С ними о чем-то вполголоса разговаривал один из охранников. Крупный, в зеленом одеянии врача мужчина с гладко выбритым лицом чуть поодаль от них делал какие-то пометки на больших листах бумаги. В глубине помещения поблескивали небольшая наковальня на деревянном постаменте и металлические клейма, а вдоль дальней стены тянулись расположенные в несколько этажей клетки. Они занимали все пространство от пола до потолка. К верхним этажам вели узкие металлические лестницы. Большинство клеток, как я успел заметить, сейчас пустовало.
При нашем появлении медик поднял голову от бумаг.
— Привет, Хо-Ту, — сказал он.
— Привет, Фламиниус, — ответил мой спутник. — Позволь представить тебе Кууруса. Он из черной касты, но сейчас находится у нас на службе.
Фламиниус холодно кивнул мне; я ответил ему тем же.
Затем он снова перевел взгляд на Хо-Ту.
— Эта партия очень недурна, — похвалил он.
— Их, должно быть, тщательно отбирали, — кивнул Хо-Ту.
Тут я впервые понял, что горианским рабовладельцам доставляется далеко не всякая девушка. Что за каждой из них долго наблюдают, подмечая её привычки, черты характера, манеры, стараясь определить её потенциальные возможности. После этого, несомненно, не менее тщательно планируют время и место для её похищения.
Думаю, предъявляемые к будущим рабыням требования чрезвычайно высоки. Каждая девушка должна обладать поистине неистощимой жизненной энергией и живостью характера. Каждая должна быть красива, а интеллект её должен быть по крайней мере выше среднего, поскольку гориане в отличие от землян придают проницательности женщины и тонкости её ума чрезвычайно большое значение.
— Давайте посмотрим на них, — предложил Хо-Ту, подбирая с пола небольшой факел с плотно обмотанным вокруг его верхней части пучком соломы, пропитанным жиром тарлариона, и поджигая его от горящего в жаровне огня.
Мы вместе с медиком и охранником поднялись по лестнице на второй уровень выстроенных в ряд клеток.
Первой мы увидели девушку со светлыми распущенными волосами, сидящую на полу клетки и протягивающую руки далеко между прутьями. Увидев нас, она что-то дико закричала. В ответ охранник щелкнул плетью по металлическим прутьям прямо у неё перед лицом. Девушка в ужасе отшатнулась к задней стене клетки и забилась в угол, продолжая тихонько всхлипывать.
— Следующие две, — сказал Фламиниус, указывая на соседние клетки, — отказываются принимать пищу.
Хо-Ту, поднеся факел поближе, по очереди осмотрел девушек. Я заметил, что обе они принадлежали к восточному типу землян — похоже, японки.
— Накормите вот эту, — указал Хо-Ту на девушку в левой клетке.
Девушку вытащили наружу и надели на неё наручники. Один из кузнецов, поднявшись по лестнице, принес миску с овсянкой, разбавленной водой до такой консистенции, чтобы её можно было пить. Качество овсяной каши, выдаваемой различным категориям рабов, как я узнал впоследствии, варьировалось и в значительной мере зависело от степени её разбавленности водой. Когда девушку поставили на колени, охранник за волосы оттянул ей голову назад, а кузнец, разжав ей зубы, начал вливать кашу в рот. Девушка попыталась было воспротивиться, но полужидкая масса текла ей по лицу, подбородку, груди, забивала горло. В конце концов, едва не задохнувшись, она закашлялась и вынуждена была сделать несколько судорожных глотков.
— Назад, в клетку её, — распорядился Хо-Ту.
— А наручники вы с неё не снимете? — спросил я.
— Пусть остается в них, — ответил старший надсмотрщик. — Так она не сможет увиливать от кормежки.
Вторая девушка округлившимися от страха глазами наблюдала за происходящим. Подойдя к её клетке, Хо-Ту ногой подфутболил стоящую здесь же миску с овсяной кашей, которая, проскользнув под дверью клетки, остановилась у самых ног забившейся в угол девушки.
Та, не сводя с нас испуганного взгляда, тут же принялась за еду.
Последней девушкой на втором этаже была, очевидно, гречанка. Очень красивая. Она сидела на полу, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за нами полными безысходной тоски глазами.
Мы начали подниматься на третий этаж выстроившихся у стены клеток.
— Они кажутся очень спокойными, — заметил я.
— Ежедневно мы даем им побыть в естественном состоянии, когда в их организме заканчивается действие фробицианистой сыворотки, — снизошел до пояснений Фламиниус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64