Полагаю, что в его Садах Удовольствий надежная охрана, иначе однажды ночью подобные девицы могут разбудить его и с ножом у горла потребовать себе тарна и, что ещё смешнее, захватить его с собой, чтобы продать впоследствии на галеры.
Третьей на помост поднялась девушка с Коса, в прошлом представительница высшей касты, появившаяся в полном комплекте скрывающего убора, все принадлежности которого, одна за другой, были с неё затем сняты под одобрительные замечания зрителей. Она оказалась довольно хорошенькой и, очевидно, была свободнорожденной и не прошедшей курс обучения. Она была из касты писцов, её захватили некоторое время назад пираты Порт-Кара. Держаться на помосте она не умела, вела себя скованно и во время очень недолгого торга простояла с низко опущенной головой. Зрители были недовольны; за неё предлагали всего лишь два золотых. Тогда ведущий аукциона вытащил из-за пояса хлыст и прибег к обычному, но неизменно эффективному средству каждого рабовладельца: огрел её концом хлыста ниже спины. Реакция девушки была в высшей степени неожиданной: она вся сжалась и с диким ужасом посмотрела на аукциониста. Присутствующие обменялись довольными смешками. И вдруг она, словно очнувшись, с истеричным воплем бросилась к мужчине с хлыстом. Тот, однако, нисколько не растерялся и, схватив её за волосы, швырнул на пол, где она простояла на коленях до конца торгов. За неё потом дали двадцать пять золотых тарнов.
— Аукцион будет неплохим, — заметил, обернувшись ко мне, Кернус.
Я снова ничего ему не ответил.
Некоторых девушек, продававшихся по высоким ценам, я узнавал. За Лану выложили четыре золотых. Девушки сменяли на помосте одна другую, и стоимость их постепенно повышалась. Обычно наилучшие экземпляры оставляют напоследок, и большинство покупателей терпеливо выжидали. Особенно, как я полагаю, их интересовали те несколько десятков обещанных к продаже дикарок с Земли, которые прошли курс обучения в доме Кернуса.
Время от времени в течение вечера ведущий аукциона позволял себе весьма пренебрежительные замечания в отношении дикарок, подчеркивая несравнимую с ними красоту и достоинства очередной выставленной на помосте горианской девушки. Зрители в ответ недовольно ворчали, а Кернус удовлетворенно посмеивался. Я начал догадываться, что аукционист, вероятно, получил на этот счет соответствующие указания Кернуса. В конце концов ему как ведущему и полагается казаться несколько скептичным и даже циником.
Наконец ближе к концу вечера он с легкой усмешкой объявил, что пришла очередь подняться на помост первой дикарке, но лично он предупреждает всех присутствующих, что, по его мнению, ждать от них многого не приходится.
Толпа взорвалась яростными криками.
— Дикарок! Дикарок давай! — неслись отовсюду нетерпеливые возгласы.
Я был изумлен, увидев первую вышедшую на освещенное пространство девушку. Она была самой малопривлекательной из всех, доставленных черными кораблями, хотя, насколько я слышал, интеллектуальными возможностями и чувствительностью превосходила всех остальных. Это была очень сообразительная, подвижная девушка, склонная тем не менее к некоторой задумчивости и меланхолии. Сейчас же она поднималась по ступеням шаркающей походкой старухи и в поношенной темной накидке на плечах казалась неуклюжей, одеревенелой и безнадежно усталой. Взгляд её блуждал по залу, а из приоткрытого дрожащего рта выглядывал наружу кончик языка. Она вела себя так, словно совершенно не понимала, где она и что вокруг неё происходит, а добравшись до верхней части помоста, на минуту застыла, уставившись в одну точку, и вслед за этим принялась зевать и почесываться, обводя зал угрюмым, неприветливым взглядом. Присутствующие были поражены до глубины души: подобной девицы не встретишь на торгах даже на огромных невольничьих рынках самых захудалых городов. Я был удивлен не меньше их, поскольку мне уже не раз приходилось видеть эту девушку и я знал, на что она способна.
Ведущий аукциона, казалось, старался сделать все возможное, чтобы расшевелить девушку и сгладить производимое ею неприятное впечатление, но все его попытки не имели ни малейшего успеха и вызывали лишь насмешки и злобные выкрики разочарованной, негодующей публики. Когда же она в ответ на многочисленные предложения и благодаря помощи аукциониста сняла с себя покрывало, то тут же зябко поежилась и ссутулилась так, словно её позвоночник внезапно сломался, причем сразу в нескольких местах. С верхних рядов амфитеатра понеслись гневные крики: возмущению зрителей не было предела. Ведущий аукциона, очевидно также начинающий терять терпение, весьма резко реагировал на критические замечания зала, и часть негодования публики пришлась и на его долю. Девушка казалась безразличной ко всему, что творилось вокруг, и ничего не понимала. Тогда взбешенный аукционист ткнул её шокером, и она, судорожно заламывая руки, принялась выкрикивать хриплым, гнусавым, совершенно непохожим на её собственный, голосом одну и тут же кажущуюся единственной заученной на память фразу: «Купи меня, хозяин, купи!».
Зрители застонали от отвращения и разочарования.
Аукционист вышел из себя. Он снова прибег к испытанному средству рабовладельцев, но девушка, судя по её реакции, а точнее, по её отсутствию, даже не замечала прикосновения к её телу длинного хлыста. И тут я понял, очевидно, несколько запоздало, что происходит, поскольку знал, что доставленные черными кораблями на Гор девушки обладают чрезвычайной чувствительностью и восприимчивостью, и поэтому Кернус никогда не позволял использовать их для развлечения персонала и охранников. Я знал, насколько тщательно девушки готовились к сегодняшнему мероприятию, и знал, что они к нему готовы. Следовательно, девушку, скорее всего, опоили наркотиками и какими-то болепритупляющими средствами. Зрители осыпали её глумливыми насмешками и требовали согнать с помоста. Я не мог не признать режиссерского мастерства Кернуса. Вне всякого сомнения, все, кто появится на помосте после этой девушки, будут по сравнению с ней казаться просто восхитительными и принесут их владельцу безусловный успех, и даже наименее привлекательная из них вызовет бурю восторга.
— Что мне предложат за эту рабыню? — задал традиционный вопрос ведущий аукциона.
В ответ понеслись насмешки и возмущенные выкрики.
Аукционист не сдавался, и ему удалось добиться от зала нескольких до смешного низких ставок, очевидно, от тех, кто желал приобрести себе кухонную рабыню и ничего более. Однако я нисколько не был удивлен, заметив, что каждый раз предложенная ставка настойчиво перебивается парнем в одеянии гончара, который, как я знал, является охранником в доме Кернуса. В конце концов девушка, обойдясь ему в семнадцать медных тарнов, снова была возвращена дому Кернуса, который несколько позднее, несомненно, выставит её на продажу где-нибудь в другом городе и получит за неё кругленькую сумму.
Аукционист словно в порыве отчаяния чуть ли не сбросил бедную девушку со ступеней помоста, швырнув ей вслед покрывало.
— Ну вот! — воздел он руки к толпе зрителей. — Я же вам говорил! Дикарки — они и есть дикарки!
Он сошел с подмостков и, подойдя к столу официального распорядителя аукциона, о чем-то долго совещался с ним, просматривая список представленных на продажу невольниц, где против их порядкового номера проставлялись запрашиваемые и предполагаемые конечные цены. Затем с удрученным видом он снова поднялся на подмостки.
— Простите меня, братья и сестры моего горячо любимого, славного города Ар, — с налетом патетики произнес он, — что вынужден представить вашему вниманию ещё нескольких дикарок.
Зрители, по крайней мере большая их часть, заволновались. Я даже услышал раздраженные удары кулаком по деревянным перегородкам ложи Кернуса. Но сам Кернус только посмеивался.
Из разных концов зала полетели проклятия в адрес аукциониста, организаторов этих невольничьих торгов и всего, как выяснялось, не столь уж славного города Ар, а некоторые наиболее смелые и дерзкие из присутствующих под надежным прикрытием полутьмы в зале обращали свои критические замечания и к самому Кернусу.
— Смотри внимательно, — сказал мне Кернус.
У меня не было никакого желания разговаривать с ним, а после такого замечания захотелось даже закрыть глаза.
Внезапно свет над зрительскими креслами совсем погас, погружая огромный, битком набитый зал в кромешную темноту. Отовсюду понеслись изумленные крики присутствующих, перекрываемые испуганными воплями нескольких находящихся здесь свободных женщин. Затем через какое-то мгновение свет вспыхнул уже с особой яркостью, но только над расположенным в центре зала каменным постаментом, погружая его в море огней. Все выглядело так, словно торги начинаются заново и на этот раз впервые по-настоящему.
Ведущий аукциона взбежал на ступени, держа в руке три тонкие металлические цепи, уходящие своими концами в непроглядную тьму у подножия каменного постамента. Он потянул цепи за собой, но встретил сопротивление, преодолеть которое ему не удалось. Внезапно где-то в безбрежной темноте у самого подножия постамента раздалось звонкое щелканье кнута, прозвучавшее три раза.
И тут из темноты одна за другой по ступеням начали медленно подниматься три женщины в длинных черных накидках и скрывающих их лица капюшонах. Они двигались уверенно, гордо подняв голову и расправив плечи. Руки их были скованы, а цепи соединяли одну фигуру с другой. Первой, вероятно, поднималась Элизабет, её цепь была несколько короче, чем цепи, соединяющие двух идущих по обеим сторонам от неё девушек, очевидно, Филлис и Вирджинии. Их черные накидки напоминали пончо с небольшими прорезями для рук. Они остановились в самом центре помоста, рядом с ведущим аукциона, держащим в руке концы сковывающих их цепей.
— Надеюсь, — обратился аукционист к напряженно замершей публике, — эти три дикарки из дома Кернуса — две рабыни белого шелка и одна красного — доставят вам удовольствие.
— Они прошли обучение? — раздался чей-то голос из зала.
— Да, так заявлено в их регистрационных документах, — ответил ведущий.
Затем он отошел к краю постамента, и девушки вслед за прозвучавшими в темноте тремя звонкими ударами хлыста медленно обошли подмостки и снова остановились в самом центре освещенного круга.
— Что мне предложат за них? — обратился аукционист к притихшему залу.
Ответом ему была полная тишина.
— Итак, досточтимые братья и сестры славного города Ар, а также уважаемые гости и друзья Ара, какую же цену назначите вы этим трем дикаркам?
Откуда-то донеслось предложение в три золотые монеты, прозвучавшее, очевидно, лишь для того, чтобы начать торг.
— Я слышу — три золотых тарна, — подхватил аукционист. — Предложит кто-нибудь четыре?
С этими словами он подошел к одной из девушек и снял с неё капюшон. Это оказалась Вирджиния. Она стояла с высоко поднятой головой и застывшим на её лице презрительным выражением. Блестящие волосы густыми потоками ниспадали на плечи, накрашенные губы ярко пламенели в играющих вокруг лучах света.
— Восемь золотых! — донеслось из зала.
— А десять? Предложит кто-нибудь десять? — поинтересовался ведущий.
— Десять! — услышал я справа от себя.
Аукционист откинул капюшон со второй девушки, Филлис.
Ее глаза сверкали от гнева. Зал замер. Косметика была наложена на лицо девушки столь профессионально, что не бросалась в глаза и лишь подчеркивала её природную красоту, заставляя кровь быстрее бежать по жилам мужчин.
— Двадцать золотых тарнов! — донеслось из зала.
— Двадцать пять! — немедленно последовало другое предложение.
Филлис гордо встряхнула головой и с презрительным видом слегка отвернулась.
— Будет ли предложение тридцать золотых? — обратился к присутствующим ведущий.
— Сорок! — донеслось из зала.
Аукционист рассмеялся и подошел к третьей девушке.
Кернус перегнулся ко мне через подлокотник кресла.
— Интересно, как она будет себя чувствовать, когда узнает, что продана по-настоящему? — спросил он.
— Дай мне меч — и я попробую тебе объяснить, — ответил я.
Кернус рассмеялся и снова обратил все свое внимание на подмостки.
Когда ведущий приблизился к девушке и протянул руку, чтобы снять с неё капюшон, она внезапно повернулась и, несмотря на сковывающие её запястья цепи, рванулась к ступеням. Она уже успела сделать два-три шага, но тут цепи натянулись, и она, не удержавшись, скользнула по ступеням и опустилась на спину, проделав, кстати, все это с великолепной грацией и изяществом. На её тело тут же пришлись два-три удара хлыста аукциониста — очевидно, безболезненные, но позволившие ей продемонстрировать публике свою неповторимую гибкость и темперамент. Подгоняемая хлыстом, она уже собралась было снова подняться на помост, но подошедший к ней аукционист не дал ей этого сделать, наступив ей на живот ногой и удерживая её на месте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64