— Как, по-твоему, мне следует сейчас ходить? — спросил я.
Она напряженно всматривалась в расположение фигур на доске, просчитывая в уме возможные варианты.
— Некоторые мастера предлагают выдвинуть убара к писцу, на клетку три, — пояснял я, — другие рекомендуют отвести лучника убары к убару, клетка два.
Несколько секунд она обдумывала эти варианты.
— Думаю, лучше выдвинуть убара к писцу, — ответила она.
— Согласен.
Я переставил своего посвященного убара — пробку от флакона — к писцу, на клетку три.
— Да, этот ход действительно сильнее, — кивнула она.
Ход, конечно, и вправду был самым сильным в данной ситуации, но, как оказалось дальше, даже он не принес мне успеха.
Шестью ходами позже Сура, как я и боялся, решительно придвинула своего убара — маленькую бутылочку к убаре, на клетку пять.
— Ну, теперь вам трудно будет ввести вашего писца убара в игру, — сказала она и, на секунду задумавшись, добавила. — Да, очень трудно.
— Да знаю я, знаю! — чувствуя, как во мне начинает нарастать раздражение, огрызнулся я.
— Вероятно, самым лучшим сейчас в вашем положении было бы пойти на размен фигур и таким образом попытаться разрядить обстановку, — продолжала она.
— Действительно, ничего другого мне не остается, — признал я.
Она рассмеялась. Я, не удержавшись, усмехнулся тоже.
— Ты замечательно играешь, — сказал я.
Мне частенько приходилось сидеть за игровой доской, и я считался, даже по мнению выдающихся мастеров этого искусства, отличным игроком, однако теперь мне стоило неимоверных усилий защищать свою честь перед этим красивым, три часа назад впервые взявшим в руки фигуры противником.
— Это просто невероятно.
— Мне всегда хотелось научиться играть, — призналась Сура. — Я чувствовала, что у меня это получится неплохо.
— У тебя это получается великолепно, — ответил я.
Я, конечно, знал, что это в высшей степени умная и способная женщина, я почувствовал это буквально с первой нашей встречи. Но даже если бы мне и не довелось познакомиться с ней лично, я мог бы составить о ней такое же мнение уже по тому, что она вполне оправданно считалась лучшей наставницей рабынь в Аре, чего она, естественно, не могла бы добиться без определенных дарований, подкрепленных незаурядным интеллектом, выделявшим её среди всех остальных преподавателей — людей, безусловно, хороших способностей.
— Вам нельзя сюда ходить, — предупредила она. — Так вы на седьмом ходу потеряете Домашний Камень.
Я внимательно изучил положение фигур на доске.
— Да, — наконец с неудовольствием признал я, — ты права.
— Вам лучше подвинуть первого наездника к убару, на клетку один, — посоветовала она.
И снова правда была на её стороне.
— Но тогда, — продолжала она, — я поставлю своего писца убары к посвященному убара, на клетку три.
Я повертел в руках своего обреченного убара и положил его на нашу импровизированную доску, признавая свое поражение.
Она захлопала от радости в ладоши.
— Может, тебе лучше поиграть на калике? — с тайной надеждой спросил я.
— Ну, Куурус! — воскликнула она.
— Ладно, — ответил я, в очередной раз расставляя фигуры и размышляя над тем, как хорошо было бы переменить род наших занятий и, возможно, заинтересовать её чем-нибудь ещё более подходящим для женщины и не столь сокрушительным для моего чувства мужского достоинства.
— Ты говорила, — напомнил я, — что Хо-Ту часто сюда заходит.
— Да, он очень добрый человек.
— Старший надсмотрщик дома Кернуса — добрый человек? — усомнился я.
— Да, в самом деле, и очень терпеливый.
Мне вспомнился плечистый, часто угрюмый Хо-Ту с неизменным кривым ножом на поясе и шокером.
— Но ведь он добился освобождения благодаря поединкам на ножах, — напомнил я.
— Да, но это было ещё во времена отца Кернуса. А тогда поединки проводились тупыми ножами.
— Но и те поединки, которые я видел, тоже проводились тупыми ножами.
— Это только с тех пор, как в доме появился зверь, — нахмурившись, объяснила она. — Сейчас дерутся тупыми ножами для того, чтобы бросить зверю побежденного живьем.
— А что это за зверь?
— Я не знаю, — ответила она.
Как-то мне довелось услышать его крик, и я был убежден, что это не слин и не ларл. Я так и не смог распознать, кому принадлежит этот чудовищный рев.
— Мне приходилось видеть остатки его пиршества, при этом воспоминании у нее, очевидно, мороз пробежал по коже. — От человека мало что остается. Даже кости, и те перемолоты и из них высосан костный мозг.
— Ему скармливают только побежденных в поединках на ножах? — спросил я.
— Нет, — ответила она. — Зверю может быть брошен любой, вызвавший неудовольствие Кернуса. Случается, так поступают даже с охранниками, но чаще всего это, конечно, рабы. Причем, как правило, рабы-мужчины, из тех, что содержатся в железных клетках. Но иногда ему скармливают и женщин, предварительно пустив им кровь.
Мне вспомнилось, что рабу, проигравшему в поединке на кривых ножах, также перед тем, как бросить его зверю, было нанесено легкое ранение.
— А для чего им пускают кровь? — спросил я.
— Я не знаю, — ответила она, снова опуская глаза на наше шелковое игровое поле. — Может быть, давайте лучше забудем об этом звере, — она посмотрела на расставленные в боевом порядке бутылочки, пузырьки, пробки и брошки и улыбнулась. — Игра такая красивая.
— А Хо-Ту, насколько я заметил, редко покидает дом, — продолжал я расспросы, делая очередной ход.
— За последний год, — ответила Сура, — он только один раз оставлял дом на довольно продолжительное время.
— Когда это было?
— В прошлом году, в ен'варе, когда он ушел из города по делам дома.
— А что у него были за дела?
— Приобретение рабов.
— И в какой город он направился?
— В Ко-Ро-Ба, — сказала она.
Все во мне словно одеревенело.
— Что случилось, Куурус? — удивленно спросила она, и вдруг её глаза, смотревшие поверх меня, наполнились ужасом. Она судорожно закрыла лицо руками.
— Нет, Хо-Ту! Нет! — закричала она.
Глава 18. ОКОНЧАНИЕ КЕЙДЖЕРАЛИИ
Сметая бутылочки и броши, я резко упал на расчерченный шелк, подминая под себя Суру и стараясь защитить её своим телом. В ту же секунду воздух над моей спиной рассек длинный кривой нож, с глухим стуком вонзившийся в боковую спинку стоящего рядом кованого сундука.
Я мгновенно перекатился на спину и, понимая, что не успею вскочить на ноги, попытался дотянуться до меча, пока тенью скользнувший мимо меня Хо-Ту высвобождал из деревянной поверхности сундука глубоко ушедший в неё нож. Ему это удалось быстрее, и через мгновение нож сверкнул у меня перед самым лицом.
Защищаясь, я машинально выбросил вперед левую руку и тут же почувствовал, как острое лезвие распарывает мне предплечье. Сознание захлестнуло острой болью, у меня потемнело в глазах, но уже через мгновение, придя в себя, я обнаружил, что руки мои сомкнуты на запястье Хо-Ту и удерживают на весу его тело, которое всей своей тяжестью давило на нож, пытаясь пригвоздить меня им к полу.
— Прекратите! — закричала Сура. — Хо-Ту, остановись!
Хо-Ту удвоил усилия, опираясь на нож уже обеими руками и буквально повисая на нем. Тогда я резким броском отвел нож в сторону и выкатился из-под распластавшегося на полу тела Хо-Ту.
Теперь я уже стоял над ним, обнажив свой меч и тяжело переводя дыхание. Он вскочил на ноги и, заметив висящий на обычном месте шокер, бросился к нему и схватил его со стены. Я не кинулся ему вдогонку, не имея никакого желания его убивать. Он обернулся, и я заметил, как его палец одним движением перевел указатель мощности до смертельного уровня. Хо-Ту, пригнувшись, словно приготовившись к прыжку, стал медленно приближаться ко мне.
Сура бросилась между нами.
— Не трогай его! — воскликнула она.
— Отойди! — рявкнул Хо-Ту.
— Нет! — закричала она.
Хо-Ту отвел регулятор мощности со смертельной точки и направил наконечник шокера к Суре. Послышался звук электрического разряда, из наконечника вырвался сноп ярко-желтых искр, и женщина, завопив от боли, отшатнулась в сторону и повалилась на каменный пол.
По лицу Хо-Ту пробежала мучительная судорога, но уже через мгновение он снова приближался ко мне. Я заметил, что стрелка показателя мощности опять стоит на смертельной отметке. Я отошел к сундуку, вложил меч в ножны и поднял с пола нож. Это был нож убийцы, короткий, хорошо сбалансированный, специально предназначенный для броска. Я уложил обоюдоострое лезвие на ладони.
С бешеным криком Хо-Ту швырнул в меня шокер. Я отклонился в сторону, и оружие пролетело у меня над самой головой. Ударившись о стену, его наконечник изверг целый фонтан искр.
— Ну, бросай! — приказал Хо-Ту.
Я ещё раз внимательно взглянул на нож, потом на Хо-Ту.
— Наверное, именно таким ножом в ен'варе прошлого года в Ко-Ро-Ба, на мосту вблизи Цилиндра воинов и был убит тот молодой воин из Тентиса, — сказал я.
Хо-Ту выглядел удивленным.
— Ты нанес удар ему в спину, — продолжал я, — трусливый, подлый удар.
— Я никого не убивал, — ответил Хо-Ту. — Ты сошел с ума.
Я почувствовал, как во мне поднимается холодная ярость.
— Повернись ко мне спиной, — приказал я Хо-Ту.
Тот, оцепенев от изумления, послушно повиновался.
С минуту я дал ему так постоять. Сура, постанывая от боли, приподнялась с пола.
— Не убивайте его! — прошептала она.
— Куда мне нанести удар, Хо-Ту? — спросил я.
Он не ответил.
— Ну? Куда ты хочешь его получить? — допытывался я.
— Пожалуйста, не убивайте его! — нашла в себе силы воскликнуть Сура.
— Бросай! — закричал Хо-Ту.
Женщина с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, встала между нами, спиной к Хо-Ту.
— Пусть Сура умрет первой, — тихо сказала она.
— Отойди! — закричал Хо-Ту, не оборачиваясь ко мне. — Отойди отсюда, рабыня!
— Нет! — воскликнула Сура. — Ни за что!
— Не бойся, — сказал я ей. — Я не стану убивать тебя.
Хо-Ту повернулся ко мне лицом и оттолкнул от себя Суру.
— Вытаскивай свой кривой нож, — бросил я ему, заметив, что у него на поясе другой нож.
Хо-Ту, не сводя с меня глаз, выдернул длинный кривой нож из чехла.
— Перестаньте! — закричала Сура. — Не надо!
Сжимая в руке метательный нож, я пригнулся и приготовился к схватке. Следя за каждым движением противника, мы с Хо-Ту начали медленно сходиться.
— Остановитесь! — закричала Сура и подбежала к шокеру. Он все ещё был включен на полную мощность, и его наконечник раскалился так, что на него больно было смотреть.
— Стимулятор стоит на смертельной отметке, — сказала она. — Опустите оружие.
Ее душили рыдания, глаза были закрыты. Она стиснула стимулятор обеими руками и поднесла его наконечник к горлу.
— Стой! — закричал я.
Хо-Ту, отшвырнув кривой нож, бросился к Суре и вырвал у неё шокер. Он нажал кнопку выключателя и бросил опасный прибор подальше. Когда он сжал Суру в объятиях, плечи его содрогались от рыданий.
— Убей меня, — сказал он, поворачивая ко мне свое лицо со сверкающими на глазах слезами.
Я не хотел поднимать руку на безоружного.
— Но только помни, я никого не убивал ни в Ко-Ро-Ба, ни где-либо еще, — добавил он.
— Убей нас обоих, — сказала Сура, прижимая к себе безобразного Хо-Ту, — хотя он невиновен.
— Это он убил, — сказал я.
— Нет, — покачал головой Хо-Ту, — я не тот, кого ты ищешь.
— Это был именно ты, — настаивал я.
— Нет, — повторил Хо-Ту.
— А кто только что так же пытался убить и меня?
— Да, это так, — признал Хо-Ту. — Ты увел мою женщину.
— Ты глупец, — целуя его мокрыми от слез губами, бормотала Сура. — Неужели бы ты убил из-за простой рабыни?
— Я люблю тебя! — воскликнул Хо-Ту. — Люблю!
— И я тоже, Хо-Ту, — ответила она. — Я тоже люблю тебя!
Он застыл, пораженный этим признанием. Этот грубый, всегда невозмутимый человек, казалось, был потрясен. Даже мне было заметно, как дрожали его лежащие на плечах Суры узловатые руки.
— Ты любишь? — спросил он. — Любишь Хо-Ту, который так уродлив, что недостоин называться человеком?
— Да, люблю уже много лет.
— Я даже не человек, — запинаясь, бормотал он.
— В тебе, Хо-Ту, уживается и храброе сердце ларла, и нежность цветка. Я нашла в тебе и доброту, и уважение, и силу — все, что может дать человеку любовь, — она честно смотрела ему в глаза. — Никто на Горе не достоин называться человеком больше, чем ты.
— Я никого не убивал, — сказал он ей.
— Я знаю, — ответила она, — Ты не мог этого сделать.
— Но когда я подумал о нем… О том, что он сделает с тобой… — мне захотелось убить его! Убить!
— Он даже не притронулся ко мне, — ответила Сура. — Ты что, не понимаешь? Он хотел меня защитить и именно поэтому накрыл своим телом.
— Это правда? — спросил Хо-Ту.
Я не ответил.
— Он носит черную тунику, — сказала Сура, — но я не знаю, кто он на самом деле. Он не принадлежит к черной касте.
— Давайте не будем об этом говорить, — жестко сказал я.
Хо-Ту посмотрел мне в глаза.
— Кто бы вы ни были, — сказал он, — знайте: я никого не убивал.
— Думаю, мне лучше уйти к себе, — сказал я, желая как можно скорее остаться одному.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64