- А если я тебя покалечу? А, дед?
И тутя заметила острый интерес Меланьи к вопросу лечения Никодима. Интерес специфический: ей не было дела до самого Никодима, но нахвататься кое-чего от деда она успела и теперь жаждала попробовать применить полученные знания на практике. На человеке. С лесными зверями и птицами это ей удавалось, а вот с людьми еще не было случая попробовать. А уж тот отвар, которым вчера и сегодня утром дед поил больного Никодима, она знала прекрасно!
- Ну что, Меланья, справишься? - спросила я.
- Угу, - в задумчивости кивнула она. И подскочила: - Снова - знала?
Я вздохнула и сказала: - Все. Никто никого не калечит. А лечением займется знаменитый на весь заповедный лес волхв Меланья.
Орей с Никодимом повернулись ко мне с одинаковым недоумением.
- Бабы волхвами не бывают, - поправила зардевшаяся знаменитость.
- Тогда - знаменитая ведунья Меланья, - согласилась я.
- Внучка!… - строго начал Орей. А потом замолчал, махнул рукой: - Опоит до смерти - и ладно, туда ему и дорога.
- Эй, я не согласен! - подал голос Никодим, раздраженный, что его судьбу опять решают без него, - Чего это опаивать она меня будет?
- Не тревожься, - успокоила я. - Она хорошая ведунья.
- Да я и здоров уже почти, - все еще недовольно проговорил Никодим.
- Тебе еще два раза отвар пить! - авторитетно заметила Меланья.
- Вот, сама видишь, - сказана я ей, - Пока твоего имени никто не знал, так и про твое умение лечить не было известно, а как тайны больше не стало, так и про тебя узнали. Какая ты умная да разумная.
- Так это все потому, что ты здесь, - рассудительно отвергла девочка мистическую связь признания с именем Меланья. - А не было б тебя, так они, - презрительный кивок на мужчин, - и не узнали б!
* * *
- Никодим, - позвала я, устроившись на бревнышке возле родничка. - Расскажи, почему ты себя считаешь голут-венным?
Он вытаращил глаза: - Да потому что я голутвенный и есть! Не ант же. И не господин.
- Ну про господ мне все понятно - это те, кто с гривной. А почему ты так уверен, что не ант?
- А я что, похож на анта?
- Нет, не похож. Ты свободный человек. Это я поняла, когда пыталась справиться с твоей болью, а ты не давал.
- Я не давал? Да что ж я - враг себе, лечению мешать?
- Не враг. Но твоя… самостоятельность, или как ее еще назвать? Она противилась мне. Я это хорошо чувствовала. А ты-то сам как можешь это чувствовать?
- А я никак и не чувствую - знаю, и все.
- Да откуда?
- Рассказали. Отеи даже заучивать наизусть заставлял.
- Наизусть? Что заучивать?
- Прародителей. Я и сейчас могу перечислить - всех помню. Анты - они ж безродные. Жил да помер, вот и весь сказ. А мой предки идут от младшего сына лыиара Вакурова, Овсея. Овсей гривны не имел, но детишек понаделал - будь здоров! А у его сына, у Патролета, был свой сын…
- Достаточно, - остановила я. - Главное, что от чреды всех этих сыновей потом появился ты.
- Точно, - самодовольно согласился Никодим.
- Но если ты так хорошо свое родство знаешь, чего ж ты все время боишься, что тебя за анта примут? Никодим помрачнел: - А я и не боюсь, с чего вы взяли?
- Ни с чего, - беспечно ответила я. - Иди лечись. Чтоб к завтрашнему дню был как новенький!
Дальше его расспрашивать не было смысла - я и так все увидела. Двоюродный брат Никодима - Лоба, сын дядьки Кур-чины, оказался антом. Выяснилось просто: Лоба пошел к кравенцовскому лыцару Татию в прислугу. Дядька Курчина очень переживал это, скрывал как мог, хотя Лоба и женился, будучи в слугах, и своих детей завел. Но когда Лоба на погребальный костер помершего Татия сам взошел, по своей воле, - этого уж скрыть было нельзя. Так его и сожгли - совсем молодого. Он всего на три года был старше Никодима.
Такое и раньше бывало в семьях голутвенных: нет-нет да и появятся дети-анты. Но в славном голутвенном роду, ведшем отсчет прародителей от Овсея, младшего сына лыцара Вакурова, такое случилось впервые. Обвиняли во всем жену дядьки Курчины, Мирамиду, которая была из актов. Но жены из антов и до этого были у многих в роду Овсея…
Так и легло на Никодима пятно причастности к антам.
* * *
Орей увел Никодима скрытными тропами на следующий день.
Мы до этого долго обсуждали, к кому из лыцаров князя Квасурова обратиться за помощью, и я настояла на кандидатуре Каллистрата Оболыжского. Услышав, кого я предлагаю, Никодим сначала изумился, а потом пожат плечами: мол, как хотите!
Изумление было объяснимо. В его мыслях я увидела то, чего не сказал князь: Каллистрат, будучи наследственным лыцаром Ободыжским, не носил гривны! Не стал надевать - и все! Она имелась у него в поместье, лежала з дорогом ларие, и Никодим просто не понимал, как такое может быть!
Но Каллистрата знал, о дружбе того с князем был наслышан и возражать не стал. Роль сыграю и то, что поместье Обо-лыжских, оказывается, граничило с Туровским княжеством и было ближе всех к заповедному лесу.
После их ухода я навестила князя. Он лежал, как сказочный прекрасный принц, спящий в хрустальном гробу. Только в сказке, кажется, был не принц, а принцесса, дорогой хрусталь стоял в уединенном месте, а не на солнечной опушке леса. И гроб легко открывался: иначе как быть с оживляющим поцелуем?
Я Михаила при всем желании поцеловать не могла. Гроб меня не жег, как остальных, - и на том спасибо. От его огня страдали, оказывается, не только люди, но и животные: вокруг валялось немало опаленных тушек полевых мышей, зайцев, ворон и даже одна лиса.
Пришлось взять палку и сгрести все это в сторону, подальше от прекрасного принца. Вернее, князя.
Стрелы уже не было и в помине - рассосалась. Зато дырка в Витвине зияла всей своей неприглядностью. Не зная толком, как помочь, я на всякий случай вытянула шею, попытавшись максимально приблизить Филуману к Витвине. Хорошо, что никого вокруг не было (специально закрывала глаза и осматривалась на предмет подглядывания) - зрелище, вероятно, было еще то!
Правда, толку от моих акробатических этюдов не было. Одно моратьное удовлетворение.
Послав на прощание князю воздушный поцелуи и убедившись, что воздушные поцелуи не имеют той целительной силы, как невоздушные, я вернулась в избушку, надежно охраняемую древними богами.
Меланья обедала.
Я спросила, не угостит ли она и меня. Получила беззвучный кивок с мысленным подтверждением. Присоединилась.
Стол разнообразило несколько блюд с травами и плодами. Проследив, в какой очередности хозяйка отправляет их в рот, я повторила эту очередность за ней. Восторга не испытала, но прилив сил минут через пятнадцать-двадцать последовал.
День, кажется, позволял наконец (впервые с минуты моего появления в этом мире) расслабиться душой, и я отправилась с маленькой целительницей гулять по заповедному лесу
Слежки за собой не чувствовала. Видно, так напугала Еева, прихватив за когтистую лапу во время нападения зверей вместо мамаши, что он боялся теперь эту лапу даже через лесных жителей протягивать в моем направлении. Кончина мамаши его, наверно, кое-чему научила. Гулять можно было спокойно.
Лес был прекрасен.
Его естественная, как бы сама собой разумеющаяся красота вдруг почему-то напомнила мне, что моя дорогая, любимая мама уже начала за меня волноваться. Уже отбила, наверно, телеграмму тете Вере. Если та сама раньше на ноги ее не подняла…
Вот наделала я дел!
Живо, с острым чувством вины, я представила маму, ры-даюшую в милиции А чем милиция поможет? Кто тут вообше поможет? Бедная мама, потеряла мужа, а теперь еще и дочь!
Мама, да не потерялась я, не волнуйся! Я здесь, гуляю себе спокойно, тихо, хорошо! И лес совсем не страшный, и местная девочка со мной, не даст заблудиться!
Я тяжело вздохнула, бодро осмотрелась, стараясь отвлечься от своих грустных мыслей.
Гуляла только я - Меланья бегала, сверкая голыми пятками из-под сарафана, серого от старости и от ветхости. Бегала взад-вперед, не останавливаясь, то обгоняя меня, то отставая, то вновь обгоняя.
- Как твой пальчик? - поинтересовалась я.
Она на секунду притормозила возле, ткнула мне под нос указательный палец, и я убедилась, что заживление идет полным ходом: новая, розоваяТсожица уже почти прикрыла белую косточку. Торчало только ее белое острие. Но и его можно было издалека принять за ноготь. До самого же ногтя, как я поняла из мимолетной мысли маленькой лесной знахарки. дело еще дойдет не скоро - недели через полторы.
Меланья поскакала дальше по своим делам, а я задалась вопросом: кто же она в жесткой иерархии этого мира? Маленькая, но яркая представительница волхвовского сословия.
Литка Если взять критерием умение - и страстное жела-ние! повиноваться приказам , как характерный признак ан-тов. то проверить легко.
- Меланья, - приказала я (не строго, не жестко, а как будто это само собой разумеется), - принеси мне здешний самый красивый цветок!
Она кивнула, и мелькнувший в ее голове зрительный образ «самого красивого цветка» меня не разочаровал. Фонтаном фиолетово-крапчатых, капризно выгнутых лепесточков он напомнил мне шедевр цветочного искусства, стоящий на окошке у нас в лаборатории, - любимое детище медсестры Веры Максимовны.
Меланья умчалась, а я присела на старое поваленное дерево и принялась ждать.
Когда срок ожидания показался мне слишком уж большим, я направилась за Меланьей, ориентируясь на единственный в округе комочек светящихся мыслей. Чем ближе я подходила, тем отчетливее воспринимала то, что видели глаза Меланьи: укромную полянку, в самую середину которой бил сноп солнечных лучей. Ковер скромных желтых цветочков, усеявших поляну, сиял под лучами, как второе солнышко.
Девочка смотрела, не отрываясь, уже несколько минут. Просто любовалась.
Остановившись рядом, я согласилась: - Красиво. Но где же тот красивый цветок, который ты должна была принести? Меланья удивилась: - Так ты уже прошла его.
- Да? Не заметила. Я же не искала его. Я ведь тебе говорила цветок принести. Сорвать и принести.
- Зачем же сейчас срывать? Если срывать, так это ближе к вечеру, когда солнце совсем уже наклонится. Тогда можно сорвать. Потом вымочить в еловом отваре, добавить толченого сребролиста, дать отстояться…
- Подожди, подожди. Я не собиралась делать из самого красивого в лесу цветка какой-то отстой. Я собиралась просто смотреть на него.
- Так иди и смотри. Рвать-то зачем? И я почувствовала, как при одной мысли о том, что цветок можно взять и сорвать «просто так», она ужаснулась. На мгно> вение оторопела и тут же четко определила мое место: чужой человек, а значит, враг.
- Я не враг тебе, - мягко сказала я, потянувшись погладить ее по спутанным волосам.
Она холодно отстранилась. Я была враг лесу, а следовательно, и ее враг.
Так, приказов она не выполняет и выполнять не стремится. Похоже - не ант. А как насчет внедрения моей воли непосредственно в ее мозг?
Я прикрыла глаза, обняла своей мыслью светящийся клубочек чужого сознания и попыталась пригладить - примерно так, как собиралась поступить с ее давно не чесанными волосами.
И опять неудача. С тем же успехом я могла попытаться пригладить клубок стальной проволоки. Ее сознание сопротивлялось покруче, чем у Никодима! Даже не сопротивлялось- просто не реагировало. Игнорировало напрочь! Как там, в красивом латинском изречении, читанном мною где-то (чуть ли не у Лема): игнорамус эт игнорабимус? Не знаю и знать не хочу?
Мне еще не приходилось экспериментировать с сознанием господ, но, по-моему, так жестко противодействовать навязыванию чужой воли может только господин. Или госпожа. Маленькая, некрасивая, с вечно спутанными волосами, но - госпожа.
Вот так номер! Я-то думала, что главные прислужники нечисти - анты из антов, самые наипослушнейшие. А оказывается, с нечистью заодно были и несостоявшиеся господа.
Кто же их вытеснил в лес, отобрав ухоженные поместья и трудолюбивых антов? Михаил что-то упоминал про смутные времена и междоусобные войны. Не тогда ли часть господ и оказалась за пределами здешнего стройного феодального общества?
А может, история была еще гаже? Не получилось ли так, что кучка господ в той кровавой междоусобице попыталась взять в союзники нечисть? Опереться на всеобщего врага? Тогда вполне логично, что все люди объединились в борьбе с ренегатами. И победили. Загнав вместе с нечистью в непроходимые леса и болота, - там и им самое место, иудам рода человеческого!
- Меланья, - осторожно спросила я, - а ты повелителей леса любишь?
- Люблю? - удивилась она. - Зачем? Да, действительно!
- А как ты к ним относишься?
Лесная госпожа пожала плечами, внутренний фон мыслей можно было охарактеризовать выражением: «Они же мне не враги!»
И еще у нее всплыло воспоминание: маленькое скрюченное существо, по-своему даже гармоничное. В короткой рваной юбочке, с мясистым приплюснутым носом и нелепыми ярко-желтыми бусами на шее. И все это окрашено теплым чувством сопричастности, общности.
Получается, я - такая молодая и красивая, желающая помочь и приласкать, - враг. А мерзкая тварь, прячущаяся в своей пещерке от всего белого света, - не враг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81