Скипетра с державой в его руках, правда, не было. Пока что.
И повел он себя менее важно, чем царово величие на уеди-ненции. Выждав приличествующее случаю мгновение, князь Петр поднялся с трона и, тяжело ступая по ковру сафьяновыми сапожками, сам двинулся нам навстречу. Не забыв раздвинуть губы в широкой, чуть не голливудской улыбке.
- Вот уж нечаянная радость! - воскликнул он, разводя руки для объятия.
В которое объятие Михаил и угодил с ходу.
- Рад, ох как рад! - приговаривал князь Петр, тиская моего неуверенно улыбающегося мужа и похлопывая его по спине. - Чего ж не предуведомил заранее? Я б за тобой свою дружину выслал, чтоб встретили как подобает, проводили с почетом к моей персоне!
Я наблюдала за Траханиотовым с некоторым удивлением- не за объятиями, а за мыслями. Похоже, это был очень прямолинейный человек. По крайней мере, его слова полностью совпадали с тем, что было в голове. Никакого второго плана, никаких осторожных размышлений - он произносил именно то, что думал. То есть он действительно был рад видеть Михаила и готов был оказать ему всевозможные почет и уважение - вплоть до торжественной встречи на въезде в город. Лишь на словах «к моей персоне» ладный строй его мыслей чуть дрогнул. Ибо не так он желал именоваться. Но более значительно. С прибавлением некоего титула, - а какого именно, этого князь Петр не представлял еще и сам.
- Лишний почет нам без надобности, - скромно заметил Михаил. - Супруга моя, княгиня Наталья Шатрова, не любит этого. - А, наслышан, наслышан! Хорошую жену ты взял за себя! - одобрительно глянул на меня князь Петр. - И князь Вениамин порадовался бы за вас, будь он жив! А знаете ли, княгиня, как батюшка ваш помер? И чьих рук это дело?
- Знаю, - не без удивления ответила я. Ну и тема для первого знакомства!
Однако уже через секунду я поняла, что разговор о смерти моего отца заведен неспроста. И что таким образом князь Петр, не любящий откладывать дело в долгий ящик, сразу начинает о главном.
- А знамо ли вам, княгиня, где сейчас убивец отца вашего? - гнул свою линию Траханиотов.
- Знамо. Давно истлел непохороненный и растащенный собаками.
- Как это? - недоуменно вскинулся князь Петр. - Жив твой вражина, лыцар Кавустов. И не только жив, но и взят с почетом в царово ополчение!
Налицо было недоразумение. Берясь меня агитировать за присоединение к его сторонникам, Траханиотов запамятовал подробности давнишнего убийства и все напутал.
- Георг Кавустов, конечно, мой враг, - поспешила я внести ясность. - Но моего отца убил не он, а его родной дядя. За что потом сам был убит Георгом.
Князь Петр остолбенел. Мало того что ему перечили, да еще кто перечил - баба! Пусть она хоть сто раз княгиня, но как может она мужику наперекор что-то своим поганым языком молоть, вздор всякий нести?
Его столбняк мог бы закончиться полным скандалом и разрывом так и не состоявшегося союза, но ситуацию, как всегда, смог разрядить Михаил.
- Повстречали мы, князь, по дороге сюда вашего лыцара Лукьяна Стрешнева. Долго говорили, и оказалось, что у Кра-венцовского княжества с Кевролевским общий обидчик. Который честь нам заслуженную не воздает, врагов наших привечает и, может статься, какие-то новые каверзы готовит. Так ли я понял лыцара, не ошибся ли?
Князь Петр приосанился, закивал со значением:
- Узнаю породу Квасуровых - на рассуждение бойких и на уразумение хватких! Все ты правильно понял, об этом обидчике и я хотел поговорить с тобой. Да вот супруга твоя… Женское ли это занятие - в степенных мужских беседах участие принимать? - Для какой-то супруги, князь, оно и лишнее было б, верно вы тут сказали! Но Наталья Шагирова - не только законная супруга моя. За ней ведь удельное княжество отцовское, которым она владеет по Прави - и божеской, и человеческой. За ней сила немалая - лыцарства сурожского, богатства пращурами накопленного, а кроме того - многой мудрости другой земли, из которой она вышла к нам. Немало уже и знатных подвигов за ней числится, совершенных здесь, в наших краях - слыхали, наверно, князь? Так что негоже нам в больших делах, которые, мнится мне, скоро грядут, мнения княгини не знать и не спрашивать. Нынче такая спесь дорого потом может стоить!
- Спесь, говоришь? - Князь Петр, набычившись, уставился на меня.
Потом махнул рукой, усмехнулся: - А может, ты и прав, князь. Про первую-то княгиню Ша-гирову много былин ходит. А вторая, только явилась, уже всякими сказаниями обросла. Я и сам вижу, что на язык она востра. А что до совета ее… Надо делать так, чтоб потом бабьего совета не просить, - вот как я понимаю. Не обижайтесь уж княгиня на старика, но что думаю - то и говорю!
«Это-то я как раз заметила!» чуть не ляпнула я, но вовремя сдержалась. Только глазки скромно потупила, чтоб князь Траханиотов не заметил в них насмешливого блеска.
* * *
- Началось-то оно вроде с малого, - степенно делился князь Петр наболевшим во время торжественной трапезы, устроенной в нашу честь. - Сбор этот - виданное ли дело, чтоб нас, князей, как баранов в одну кучу сгонять? И для чего? Смотрины нам устраивать! Это ж надо такое удумать! Да мне в жизни никто никаких смотрин не устраивал, а пожил я немало! Сам устраивал, бывало. И смотрины девкам, и потешные бои на кулачках - парням из годутвенных. Но чтоб на старости лет вдруг петухом скакать на потеху молодому цару, такого позора мои седины не видывали.
Мы с Михаилом восседали за пиршественным столом на почетном месте - справа от хозяина. Кивали, сочувствуя его словам. Остальные князья, собравшиеся в этот час в столовой зале за богатым угощением, видно, уже не раз слышали эти рассуждения, потому внимания им уделали мало, больше налегая на яства и напитки, расставленные на льняных скатертях в изобилии.
- Ладно, стерпел я это, - продолжал князь Петр, - Но ведь дальше - больше! Начали учинять ополчение - и что ж? Слушаю указ: Государев полк - в воеводах нету князя Трахани-отова! Одни дворовые вышеградские лыцары да, прости господи, постельничьи рынды. Хорошо же, думаю. Будет ведь Большой полк, там-то уж найдется место такому знатному роду? Слушаю дальше. Дошли до Большого. Объявляют: первый воевода - дулебский лыцар Евграф! Мыслимое ли дело? - спрашиваю князей, что вкруг меня сидят. А у всех от нового позора даже речь отнялась! Вторым воеводой объявляют князя турского, Володимира! И смех и грех! Карпищева - вторым воеводой Большого полка? Да он же из самых худородных князей! Кто знает, чем хотя б один его предок прославился? Ничем и никогда. Так нет же - ставят Карпищева! Слушаем дальше. Доходят до полка Правой руки. И тут нету князя Тра-ханиотова! Зато сотником оглашают собаку Георга Кавустова - погубителя князя Шагирова и лютого преследователя дщери его, княгини Натальи! - Кивок в мою сторону.
Все сосредоточенно жуют с причавкиванием. А я поражаюсь - из-за какой мелочи может начаться бунт в государстве! По полкам на смотринах рассадили не совсем правильно, ущемили чье-то больное самолюбие!
Князь Петр между тем продолжает с надрывом безвинно обиженного: - Что, спрашиваю, за чудеса творятся? Князья, которые из знатнейших, тоже на меня косятся в недоумении. Понять не могут - за что мне и всем нам такое глумление? Читают теперь Передовой полк - и снова нету Траханиотова! Полк Левой руки - нету! Даже в Сторожевом не нашлось мне места! Только в Ертаульном! Да и то - вторым воеводой! Я, понятное дело, отказываюсь брать списки Ертаульного полка. У царова трона требую разбора несправедливости. А меня - чуть не взашей! И еще лают по-всякому и говорят, что я местничаю! Да где ж я местничаю? Дайте мне то, что положено, - по родовитости, по заслугам. Куда! Даже в уединенции отказано!
Князь Петр повел над столом грозным взором.
Что-то в его логике не стыковалось. То князь Петр возмущается самим проведением смотра. То недоволен, что на этом смотре ему уделяют недостаточно внимания. Впрочем, самого Траханиотова такие логические неувязки нисколько не смущали - он их попросту не замечал. Все это он понимал как одно - как множащиеся свидетельства неуважения. И эти свидетельства должны были сыграть роль запала для страстей, призванных оправдать отпадение рода Траханиотовых от ца-рова престола.
- И ведь не мне одному такое глумление, - горестно качал головой князь Петр. - Как теперь оказалось, князь Квасуров и вовсе не получил грамоты на смотр! Уж Квасуровы-то как прославлены - ан нет, не приглашены!
Он протянул могучую длань к большому серебряному кубку, отхлебнул, со стуком поставил обратно.
- Но не только обиды самым славным родам творятся нынче даровой волей. Тут дела более мерзкие начинаются. Князь Иван Порфирьич Дмоховский стороною узнал новости, которые хуже всех обид, вместе взятых. Расскажи, князь Иван.
И я поняла, что не трапеза это вовсе. Что попали мы с Михаилом прямехонько на совет оппозиции. Если даже не на повстанческую сходку.
Слева от хозяина поднялся тщедушный князек неопределенных лет в богато расшитом долгополом кафтане. Оглядев присутствующих глубоко запавшими темными глазами и как бы удостоверившись в чем-то важном для себя, он вновь сел. Вздохнул.
Ему было маятно и неважно. Какая-то хвороба тупой ноющей болью грызла его изнутри. Но то, что он собирался сообщить, было для него важнее любой болезни.
- Добрые люди, други мои! - начал он высоким, надтреснутым голосом. - Не столь важно, какого мы роду, но важно, что все мы истово христолюбивы и чтим превыше всего Божий заповеди. Те заповеди, что предки наши принесли на землю сию вместе с истинною верою. А уж вера та и помогла им тогда победить всю нечисть поганую да изгнать волхвование языческое.
Князь Иван примолк, глядя перед собою на блюдо с уже порушенным едоками лебедем, целиком запеченным с яблоками. Мысли у него были далеки от лебедя и от здешнего стола. И мысли были полны клокочущей ярости, резко контрастировавшей с внешним спокойствием.
- Ныне же, добрые христиане, творится в Вышеграде обратное, воистину срамное и бесчестное. Доподлинно известно мне стало, что при царовом дворе основалось целое поселение безбожное, волхвовское. А при нем - противно и вымолвить! - кодло самой что ни на есть настоящей поганой нечисти. И учреждено все это не забавы для и не с целию разрешения тех вопросов, по которым мы все, что греха таить, нет-нет да и зовем к себе волхвов для совета. Если бы, други мои! Тут затеяно прямое еллинское бесование!
Его негромкие слова падали в воцарившуюся тишину. Все уже бросили есть и глядели на князя Дмоховского во все глаза. Кто - с искренним удивлением по поводу странных обычаев, затеявшихся вдруг при царовом дворе, а кто и с ужасом перед самим говорившим. Ибо в словах его почуялась не просто добрая забота о чистоте веры православной, а сталь разящая фанатичного святоши, неумолимая ко всякому отступлению от канонов. А это было уже опасно даже для сидящих рядом- ибо кто из нас безгрешен?
- Святые пастыри церковные между тем удалены из кремля Вышеградского. И даже митрополиту нет ходу сейчас в царовы покои. Остался при царовой особе только поп Сильвестр Адашев, известный своими еретическими писаниями. И хуже того!
Слушатели в недоумении почти перестали дышать - что же может быть хуже уже сказанного?
- Много, други мои, много хуже… Коли оставалось бы все творимое в пределах стен Вышеградского кремля, то можно было б и смириться нам, живущим и правящим в своих уделах. Ведь стены Вышеградского кремля давно, по слухам, скрывали многая бесовские прегрешения земных владык наших, включая и отца нынешнего держателя парового венца. Говорили же, что и помер тот рано потому лишь, что до умопомрачения увлекся всяческим непотребным ведовством и колдовством под началом волхвов. Которым только того и надо - вот они и высосали из него веру по капельке. А с верой, как водится, ушла и душа. Но не о ранее преставившемся венценосце речь, а о нынешнем. По всему видно, что продолжает он богопротивные дела своего рода, в котором давно завелась червоточина бесовская. И мало ему уже Вышеградского кремля. Мало!
Князь Иван резко и неожиданно стукнул костистым кулачком по столу - так, что все вздрогнули.
А он прикрыл глаза, смиряя желание бить и крушить, резать и давить, отдышался и продолжил негромко: - Не далее как третьего дня, согласно тайному царову указу, пущены по всем сторонам, по станицам и по селам сонмиша лживых пророков. Мужиков и женок, девок и старых баб. Кои видом отвратны, наги и босы, и речами своими прелестны. Власы распустя, они трясутся и убиваются. И сказывают, что будто являются им святые ереси: шестокрыл, воронограй, ост-ромий и зодей. И кроме того, смущают простую чадь людскую разными играми и плясаниями скоморошьими…
- Да чего ж хотят они? - первым не выдержал нагнетания страстей прямолинейный князь Петр. - Что эти мужики и женки проповедуют?
- Проповедуют? - Князь Дмоховский сбился, с неудовольствием взглянул на Траханиотова, - А то и проповедуют. Что Бог един, что разницы нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81
И повел он себя менее важно, чем царово величие на уеди-ненции. Выждав приличествующее случаю мгновение, князь Петр поднялся с трона и, тяжело ступая по ковру сафьяновыми сапожками, сам двинулся нам навстречу. Не забыв раздвинуть губы в широкой, чуть не голливудской улыбке.
- Вот уж нечаянная радость! - воскликнул он, разводя руки для объятия.
В которое объятие Михаил и угодил с ходу.
- Рад, ох как рад! - приговаривал князь Петр, тиская моего неуверенно улыбающегося мужа и похлопывая его по спине. - Чего ж не предуведомил заранее? Я б за тобой свою дружину выслал, чтоб встретили как подобает, проводили с почетом к моей персоне!
Я наблюдала за Траханиотовым с некоторым удивлением- не за объятиями, а за мыслями. Похоже, это был очень прямолинейный человек. По крайней мере, его слова полностью совпадали с тем, что было в голове. Никакого второго плана, никаких осторожных размышлений - он произносил именно то, что думал. То есть он действительно был рад видеть Михаила и готов был оказать ему всевозможные почет и уважение - вплоть до торжественной встречи на въезде в город. Лишь на словах «к моей персоне» ладный строй его мыслей чуть дрогнул. Ибо не так он желал именоваться. Но более значительно. С прибавлением некоего титула, - а какого именно, этого князь Петр не представлял еще и сам.
- Лишний почет нам без надобности, - скромно заметил Михаил. - Супруга моя, княгиня Наталья Шатрова, не любит этого. - А, наслышан, наслышан! Хорошую жену ты взял за себя! - одобрительно глянул на меня князь Петр. - И князь Вениамин порадовался бы за вас, будь он жив! А знаете ли, княгиня, как батюшка ваш помер? И чьих рук это дело?
- Знаю, - не без удивления ответила я. Ну и тема для первого знакомства!
Однако уже через секунду я поняла, что разговор о смерти моего отца заведен неспроста. И что таким образом князь Петр, не любящий откладывать дело в долгий ящик, сразу начинает о главном.
- А знамо ли вам, княгиня, где сейчас убивец отца вашего? - гнул свою линию Траханиотов.
- Знамо. Давно истлел непохороненный и растащенный собаками.
- Как это? - недоуменно вскинулся князь Петр. - Жив твой вражина, лыцар Кавустов. И не только жив, но и взят с почетом в царово ополчение!
Налицо было недоразумение. Берясь меня агитировать за присоединение к его сторонникам, Траханиотов запамятовал подробности давнишнего убийства и все напутал.
- Георг Кавустов, конечно, мой враг, - поспешила я внести ясность. - Но моего отца убил не он, а его родной дядя. За что потом сам был убит Георгом.
Князь Петр остолбенел. Мало того что ему перечили, да еще кто перечил - баба! Пусть она хоть сто раз княгиня, но как может она мужику наперекор что-то своим поганым языком молоть, вздор всякий нести?
Его столбняк мог бы закончиться полным скандалом и разрывом так и не состоявшегося союза, но ситуацию, как всегда, смог разрядить Михаил.
- Повстречали мы, князь, по дороге сюда вашего лыцара Лукьяна Стрешнева. Долго говорили, и оказалось, что у Кра-венцовского княжества с Кевролевским общий обидчик. Который честь нам заслуженную не воздает, врагов наших привечает и, может статься, какие-то новые каверзы готовит. Так ли я понял лыцара, не ошибся ли?
Князь Петр приосанился, закивал со значением:
- Узнаю породу Квасуровых - на рассуждение бойких и на уразумение хватких! Все ты правильно понял, об этом обидчике и я хотел поговорить с тобой. Да вот супруга твоя… Женское ли это занятие - в степенных мужских беседах участие принимать? - Для какой-то супруги, князь, оно и лишнее было б, верно вы тут сказали! Но Наталья Шагирова - не только законная супруга моя. За ней ведь удельное княжество отцовское, которым она владеет по Прави - и божеской, и человеческой. За ней сила немалая - лыцарства сурожского, богатства пращурами накопленного, а кроме того - многой мудрости другой земли, из которой она вышла к нам. Немало уже и знатных подвигов за ней числится, совершенных здесь, в наших краях - слыхали, наверно, князь? Так что негоже нам в больших делах, которые, мнится мне, скоро грядут, мнения княгини не знать и не спрашивать. Нынче такая спесь дорого потом может стоить!
- Спесь, говоришь? - Князь Петр, набычившись, уставился на меня.
Потом махнул рукой, усмехнулся: - А может, ты и прав, князь. Про первую-то княгиню Ша-гирову много былин ходит. А вторая, только явилась, уже всякими сказаниями обросла. Я и сам вижу, что на язык она востра. А что до совета ее… Надо делать так, чтоб потом бабьего совета не просить, - вот как я понимаю. Не обижайтесь уж княгиня на старика, но что думаю - то и говорю!
«Это-то я как раз заметила!» чуть не ляпнула я, но вовремя сдержалась. Только глазки скромно потупила, чтоб князь Траханиотов не заметил в них насмешливого блеска.
* * *
- Началось-то оно вроде с малого, - степенно делился князь Петр наболевшим во время торжественной трапезы, устроенной в нашу честь. - Сбор этот - виданное ли дело, чтоб нас, князей, как баранов в одну кучу сгонять? И для чего? Смотрины нам устраивать! Это ж надо такое удумать! Да мне в жизни никто никаких смотрин не устраивал, а пожил я немало! Сам устраивал, бывало. И смотрины девкам, и потешные бои на кулачках - парням из годутвенных. Но чтоб на старости лет вдруг петухом скакать на потеху молодому цару, такого позора мои седины не видывали.
Мы с Михаилом восседали за пиршественным столом на почетном месте - справа от хозяина. Кивали, сочувствуя его словам. Остальные князья, собравшиеся в этот час в столовой зале за богатым угощением, видно, уже не раз слышали эти рассуждения, потому внимания им уделали мало, больше налегая на яства и напитки, расставленные на льняных скатертях в изобилии.
- Ладно, стерпел я это, - продолжал князь Петр, - Но ведь дальше - больше! Начали учинять ополчение - и что ж? Слушаю указ: Государев полк - в воеводах нету князя Трахани-отова! Одни дворовые вышеградские лыцары да, прости господи, постельничьи рынды. Хорошо же, думаю. Будет ведь Большой полк, там-то уж найдется место такому знатному роду? Слушаю дальше. Дошли до Большого. Объявляют: первый воевода - дулебский лыцар Евграф! Мыслимое ли дело? - спрашиваю князей, что вкруг меня сидят. А у всех от нового позора даже речь отнялась! Вторым воеводой объявляют князя турского, Володимира! И смех и грех! Карпищева - вторым воеводой Большого полка? Да он же из самых худородных князей! Кто знает, чем хотя б один его предок прославился? Ничем и никогда. Так нет же - ставят Карпищева! Слушаем дальше. Доходят до полка Правой руки. И тут нету князя Тра-ханиотова! Зато сотником оглашают собаку Георга Кавустова - погубителя князя Шагирова и лютого преследователя дщери его, княгини Натальи! - Кивок в мою сторону.
Все сосредоточенно жуют с причавкиванием. А я поражаюсь - из-за какой мелочи может начаться бунт в государстве! По полкам на смотринах рассадили не совсем правильно, ущемили чье-то больное самолюбие!
Князь Петр между тем продолжает с надрывом безвинно обиженного: - Что, спрашиваю, за чудеса творятся? Князья, которые из знатнейших, тоже на меня косятся в недоумении. Понять не могут - за что мне и всем нам такое глумление? Читают теперь Передовой полк - и снова нету Траханиотова! Полк Левой руки - нету! Даже в Сторожевом не нашлось мне места! Только в Ертаульном! Да и то - вторым воеводой! Я, понятное дело, отказываюсь брать списки Ертаульного полка. У царова трона требую разбора несправедливости. А меня - чуть не взашей! И еще лают по-всякому и говорят, что я местничаю! Да где ж я местничаю? Дайте мне то, что положено, - по родовитости, по заслугам. Куда! Даже в уединенции отказано!
Князь Петр повел над столом грозным взором.
Что-то в его логике не стыковалось. То князь Петр возмущается самим проведением смотра. То недоволен, что на этом смотре ему уделяют недостаточно внимания. Впрочем, самого Траханиотова такие логические неувязки нисколько не смущали - он их попросту не замечал. Все это он понимал как одно - как множащиеся свидетельства неуважения. И эти свидетельства должны были сыграть роль запала для страстей, призванных оправдать отпадение рода Траханиотовых от ца-рова престола.
- И ведь не мне одному такое глумление, - горестно качал головой князь Петр. - Как теперь оказалось, князь Квасуров и вовсе не получил грамоты на смотр! Уж Квасуровы-то как прославлены - ан нет, не приглашены!
Он протянул могучую длань к большому серебряному кубку, отхлебнул, со стуком поставил обратно.
- Но не только обиды самым славным родам творятся нынче даровой волей. Тут дела более мерзкие начинаются. Князь Иван Порфирьич Дмоховский стороною узнал новости, которые хуже всех обид, вместе взятых. Расскажи, князь Иван.
И я поняла, что не трапеза это вовсе. Что попали мы с Михаилом прямехонько на совет оппозиции. Если даже не на повстанческую сходку.
Слева от хозяина поднялся тщедушный князек неопределенных лет в богато расшитом долгополом кафтане. Оглядев присутствующих глубоко запавшими темными глазами и как бы удостоверившись в чем-то важном для себя, он вновь сел. Вздохнул.
Ему было маятно и неважно. Какая-то хвороба тупой ноющей болью грызла его изнутри. Но то, что он собирался сообщить, было для него важнее любой болезни.
- Добрые люди, други мои! - начал он высоким, надтреснутым голосом. - Не столь важно, какого мы роду, но важно, что все мы истово христолюбивы и чтим превыше всего Божий заповеди. Те заповеди, что предки наши принесли на землю сию вместе с истинною верою. А уж вера та и помогла им тогда победить всю нечисть поганую да изгнать волхвование языческое.
Князь Иван примолк, глядя перед собою на блюдо с уже порушенным едоками лебедем, целиком запеченным с яблоками. Мысли у него были далеки от лебедя и от здешнего стола. И мысли были полны клокочущей ярости, резко контрастировавшей с внешним спокойствием.
- Ныне же, добрые христиане, творится в Вышеграде обратное, воистину срамное и бесчестное. Доподлинно известно мне стало, что при царовом дворе основалось целое поселение безбожное, волхвовское. А при нем - противно и вымолвить! - кодло самой что ни на есть настоящей поганой нечисти. И учреждено все это не забавы для и не с целию разрешения тех вопросов, по которым мы все, что греха таить, нет-нет да и зовем к себе волхвов для совета. Если бы, други мои! Тут затеяно прямое еллинское бесование!
Его негромкие слова падали в воцарившуюся тишину. Все уже бросили есть и глядели на князя Дмоховского во все глаза. Кто - с искренним удивлением по поводу странных обычаев, затеявшихся вдруг при царовом дворе, а кто и с ужасом перед самим говорившим. Ибо в словах его почуялась не просто добрая забота о чистоте веры православной, а сталь разящая фанатичного святоши, неумолимая ко всякому отступлению от канонов. А это было уже опасно даже для сидящих рядом- ибо кто из нас безгрешен?
- Святые пастыри церковные между тем удалены из кремля Вышеградского. И даже митрополиту нет ходу сейчас в царовы покои. Остался при царовой особе только поп Сильвестр Адашев, известный своими еретическими писаниями. И хуже того!
Слушатели в недоумении почти перестали дышать - что же может быть хуже уже сказанного?
- Много, други мои, много хуже… Коли оставалось бы все творимое в пределах стен Вышеградского кремля, то можно было б и смириться нам, живущим и правящим в своих уделах. Ведь стены Вышеградского кремля давно, по слухам, скрывали многая бесовские прегрешения земных владык наших, включая и отца нынешнего держателя парового венца. Говорили же, что и помер тот рано потому лишь, что до умопомрачения увлекся всяческим непотребным ведовством и колдовством под началом волхвов. Которым только того и надо - вот они и высосали из него веру по капельке. А с верой, как водится, ушла и душа. Но не о ранее преставившемся венценосце речь, а о нынешнем. По всему видно, что продолжает он богопротивные дела своего рода, в котором давно завелась червоточина бесовская. И мало ему уже Вышеградского кремля. Мало!
Князь Иван резко и неожиданно стукнул костистым кулачком по столу - так, что все вздрогнули.
А он прикрыл глаза, смиряя желание бить и крушить, резать и давить, отдышался и продолжил негромко: - Не далее как третьего дня, согласно тайному царову указу, пущены по всем сторонам, по станицам и по селам сонмиша лживых пророков. Мужиков и женок, девок и старых баб. Кои видом отвратны, наги и босы, и речами своими прелестны. Власы распустя, они трясутся и убиваются. И сказывают, что будто являются им святые ереси: шестокрыл, воронограй, ост-ромий и зодей. И кроме того, смущают простую чадь людскую разными играми и плясаниями скоморошьими…
- Да чего ж хотят они? - первым не выдержал нагнетания страстей прямолинейный князь Петр. - Что эти мужики и женки проповедуют?
- Проповедуют? - Князь Дмоховский сбился, с неудовольствием взглянул на Траханиотова, - А то и проповедуют. Что Бог един, что разницы нет:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81