Волчица, которая нервно металась у края ямы, пока он разговаривал со Слудигом, теперь целенаправленно трусила перед ним по дороге. Она по-прежнему не подпускала его к себе, и он с трудом поспевал за ней.
Лунного света едва хватало, чтобы видеть, куда они идут, а ширина тропы едва позволяла исправить любой неверный шаг. Он все еще ощущал слабость. Не раз ему приходило в голову, что лучше просто сесть и подождать рассвета, когда кто-нибудь наткнется на него и благополучно доставит его в пещеру, но Кантака бежала вперед со свойственной волкам решимостью. Ощущая перед ней некоторую вину, он старался не отставать.
Вскоре он не без тревоги отметил, что путь их становится все круче, а тропинка все уже. По мере того, как волчица поднималась выше, они пересекли не одну горизонтальную тропу, воздух становился разреженнее. Саймон сознавал, что они не могли забраться настолько высоко и что это ощущение порождено его собственным затрудненным дыханием, но он все равно чувствовал, что они выходят из зоны безопасности в более высокие области. Звезды стали значительно ближе.
На мгновение он подумал, что эти холодные звезды могут быть просто лишенными воздуха пиками других, невероятно далеких гор, которые теряются в темноте, и только их покрытые снегом вершины отражают лунный свет. Но нет, это нелепо. Где бы могли они располагаться, чтобы быть невидимыми днем под яркими лучами солнца?
Может быть, воздуха не стало меньше, но холод усилился несомненно. Не спасал даже теплый плащ. Дрожа, он решил, что ему пора повернуть назад на основную дорогу и оставить ночные забавы, увлекавшие Кантаку. К собственному удивлению, спустя мгновение он сошел с тропы на узкий карниз.
Каменистый выступ, усеянный пятнами слабо мерцающего снега, предварял большую черную расщелину. Кантака подбежала к ней и остановилась, принюхиваясь. Она оглянулась на Саймона, склонив мохнатую голову набок, затем вопросительно тявкнула и скользнула в черноту. Саймон решил, что там, наверное, пещера. Он раздумывал, стоит ли идти за ней: в конце концов, одно дело — позволить волчице вести себя в легкомысленный поход по горам, и совсем другое — дать ей втащить себя в темный кратер посреди ночи. Вдруг три маленьких темных силуэта отделились от черной скалы, настолько испугав Саймона, что он чуть не шагнул с каменного уступа в пропасть.
Землекопы! — пришла в голову жуткая мысль, и он стал судорожно шарить по голой земле в поисках какого-нибудь оружия. Одна из фигур шагнула вперед, направив в его сторону тонкое копье как бы в знак предупреждения. Конечно, это был тролль — они гораздо больше подземных буккенов, когда спокойно на них посмотришь. Но он все равно был испуган. Эти кануки, хоть и малы, но превосходно вооружены, а Саймон чужак, бродящий ночью, да еще, возможно, в заповедных местах.
Ближайший к нему тролль откинул меховой капюшон. Бледный свет луны упал на лицо молодой женщины. Саймон не мог рассмотреть ее черт, видел только сверкающие белки глаз, но уловил, что выражение ее лица было свирепым и опасным. Оба ее товарища бормотали что-то сердитыми голосами. От отступил на шаг, осторожно нащупав упор для ноги.
— Извините. Я ухожу, — сказал он, сознавая, пока говорил, что они его не понимают. Саймон проклинал себя за то, что не научился у Бинабика или Джирики хоть нескольким словам языка троллей. Вечно сожалеешь и вечно поздно! Неужели он всегда будет таким простаком? Ему это надоело. Пусть кто-нибудь другой побудет в этой шкуре.
— Я уже ухожу, — повторил он. — Я просто шел за волком. Шел… за… волком. — Он говорил медленно, стараясь, чтобы голос звучал дружелюбно, несмотря на то, что горло сжималось от страха. Малейшая ошибка, и ему придется вытаскивать одно из этих копий из собственного тела.
Женщина наблюдала за ним. Она сказала что-то одному из сопровождавших. Он сделал несколько шагов по направлению ко входу в пещеру. Кантака угрожающе зарычала откуда-то изнутри, из гулких глубин, и тролль быстро откатился назад.
Саймон сделал еще один шаг вниз по тропе. Тролли молча следили за ним, стоя в напряженных выжидательных позах, но не пытались помешать. Он медленно повернулся к ним спиной и заспешил вниз по тропе, выбирая путь между серебристых камней. Через минуту три тролля, Кантака и таинственная пещера исчезли, оставшись позади.
В одиночестве он проделал путь вниз в обманчивом лунном свети. Пройдя половину пути, он был вынужден присесть, уперев локти в дрожащие колени. Он знал, что его бесконечная усталость и страх постепенно улягутся, но не мог придумать, чем утолить свое ужасное одиночество.
— Искренне сожалею, Сеоман, но ничего не поделаешь. Прошлой ночью Ренику — звезда, которую мы называем летним фонариком, — появилась над горизонтом при закате солнца. Я слишком задержался. Дольше я оставаться не могу.
Джирики сидел, скрестив ноги, на камне у входа в пещеру и смотрел вниз на затянутую дымкой долину. В отличие от Саймона и Хейстена на нем не было теплой одежды. Ветер трепал рукава его блестящей рубашки.
— Но что же нам делать с Бинабиком и Слудигом? — Саймон швырнул камень вниз, в душе надеясь, что он попадет в какого-нибудь скрытого туманом тролля. — Их убьют, если ты им не поможешь.
— Я ничего не смог бы сделать в любом случае, — сказал тихо Джирики. — Кануки вправе сами вершить правосудие, и мне не пристало вмешиваться.
— Не пристало? К черту пристойность. Бинабик даже говорить не хочет! Как он может защищаться?
Ситхи вздохнул, но его птичье лицо оставалось невозмутимым.
— Может быть, ему нечего сказать? Возможно, Бинабик знает, что нанес вред своему народу?
Хейстен возмущенно фыркнул:
— Нам даже не сказали, в чем его обвиняют.
— Насколько мне известно, он нарушил клятву, — сказал Джирики мягко и повернулся к Саймону. — Я должен идти, Сеоман. Известие о нападении охотника королевы норнов на зидайя крайне расстроило мой народ. Они хотят, чтобы я вернулся. Столько всего необходимо обсудить! — Джирики убрал с глаз прядь волос. — К тому же со смертью моего родственника Аннаи на меня ложится большая ответственность. Его имя надлежит торжественно занести в Книгу Танцев Года, и я менее всех других в моей стране имею право пренебречь этой ответственностью. В конце концов именно Джирики И-са'Онсерей привел его на место смерти, и это все связано со мной и с моим упрямством, в том числе его смерть. — Голос ситхи зазвучал тверже, а смуглая рука сжалась в кулак. — Ты понимаешь, что я не могу отказаться от этого ритуала?
Саймон был в отчаянии.
— Я ничего не знаю о вашей Книге Танцев, но ты обещал, что мы сможем выступить в защиту Бинабика! Они тебе так сказали.
Джирики склонил голову набок.
— Да, Пастырь и Охотница договорились об этом.
— Как мы сможем это сделать без тебя? Мы не знаем языка троллей, а они не понимают нашего.
Саймону показалось, что по непроницаемому лицу ситхи промелькнула тень озабоченности, но она исчезла так быстро, что он не мог сказать этого с уверенностью. Глаза Джирики, искрившиеся золотом, встретились с его глазами и долго не отрывались.
— Ты прав, Сеоман, — сказал Джирики медленно. — И раньше бывало, что честь и родовое чувство ставили меня в затруднительное положение. Мне и раньше приходилось выбирать между честью и долгом и другими обязательствами, но никогда я не оказывался в таком трудном положении. — Он опустил голову и уставился на свои руки, потом медленно поднял глаза к серому небу. — Аннаи и семья должны простить. Джасу пра-перокхин ! В Книгу Танцев Года должен быть занесен мой позор. — Он глубоко вздохнул. — Я останусь, пока не состоится суд над Бинабиком из Йиканука.
Саймон должен был бы несказанно обрадоваться, но вместо этого он ощутил лишь пустоту. Даже для смертного было ясно, сколь глубоко несчастен принц ситхи. Джирики принес какую-то невероятную жертву, недоступную пониманию Саймона. Но что поделаешь? Они все оказались здесь, вне известного им мира, все были пленниками по крайней мере обстоятельств. Они были невежественными героями, друзьями клятвопреступника…
Вдруг по спине Саймон пробежал холодок.
— Джирики! — вырвалось у него. Он помахал рукой, как бы пытаясь очистить путь для вдохновения.
Получится ли? Если получится, поможет ли?
— Джирики, — повторил он на этот раз тише. — Мне кажется, я придумал что-то, что позволит тебе выполнить долг и одновременно поможет Слудигу и Бинабику.
Хейстен, услышав, как прерывается от волнения голос Саймона, положил палку, которую вырезал, и наклонился к нему. Джирики приподнял бровь в ожидании.
— Тебе нужно сделать лишь одно: пойти со мной к королю и королеве, то есть к Пастырю и Охотнице, — сказал Саймон.
Поговорив с Нунуйкой и Вамманаком и добившись неохотного согласия на свое предложение, Саймон и Джирики, освещенные горной луной, возвращались из Дома предка. На лице ситхи была легкая улыбка.
— Ты продолжаешь удивлять меня, юный Сеоман. Это смелый ход. Не имею представления, поможет ли это твоему другу, но тем не менее — это начало.
— Они ни за что бы не согласились, если бы ты не вступился, Джирики. Спасибо.
Ситхи сделал какой-то сложный жест своими выразительными руками.
— Все еще существует хрупкое уважение между зидайя и судходайя — детьми заката, в основном это относится к эрнистирийцам и канукам. За пять веков нельзя разрушить то благое, что создавалось на протяжении тысячелетий. Тем не менее многое изменилось. Вы, смертные — дети Лингита, как зовут вас тролли, — находитесь на подъеме. Но мой народ уже не принадлежит этому миру. — Он положил свою легкую ладонь на руку Саймона. — Есть еще связь между нами, мной и тобой, Сеоман. Я не забыл об этом. — Саймон, шагая рядом с бессмертным, не знал, что сказать в ответ. — Я прошу, чтоб ты понял лишь одно: нас очень немного. Я обязан тебе жизнью — дважды, к моему огорчению, — но мой долг по отношению к моему народу перевешивает даже ценность моего непрерывного существования. Есть нечто, от чего так просто не отмахнешься, мой смертный друг. Я, конечно, надеюсь, что Бинабик и Слудиг выживут… но я принадлежу к роду зидайя и должен донести до моего народа рассказ о том, что произошло на Драконьей горе: предательство поданных Утук'ку и смерть Аннай.
Он неожиданно остановился и повернулся к Саймону. Волосы его развевались, и в лиловатых вечерних тенях он казался духом диких гор. На мгновение Саймон уловил в глазах Джирики бесконечные годы, прожитые ситхи, и ему показалось, что он улавливает это великое неуловимое: бесконечное число поколений расы, к которой принц принадлежал, годы их истории, бесчисленные, как песчинки на берегу.
— Все не просто кончается, Сеоман, — сказал Джирики неторопливо, — даже с моим отъездом. Совсем не нужно быть волшебником, чтобы предсказать, что мы еще встретимся. Долги зидайя запоминаются надолго. Они становятся мифами. У меня перец тобой такой долг. — Джирики снова сделал руками своеобразный жест, затем достал из-под своей тонкой рубашки какой-то круглый предмет. — Ты уже видел это, Сеоман, — сказал он. — Это мое зеркало — пластинка чешуи Великого Червя, как говорит легенда.
Саймон принял зеркало из протянутой руки ситхи, поражаясь его невесомости. Резная рамка холодила ладонь. Однажды это зеркало показало ему Мириамель; в другой раз Джирики извлек из его глубин лесной город Энки э-Шаосай. Теперь оно отражало лишь суровое лицо Саймона, нечеткое в меркнувшем свете дня.
— Я дарю его тебе. Оно служило нашей семье талисманом с незапамятных времен. Вне моих рук оно будет простым зеркалом. — Джирики поднял руку. — Нет, это не совсем так. Если тебе нужно будет поговорить со мной, если придет нужда во мне, настоящая нужда, обратись к зеркалу. Я услышу и узнаю. — Джирики направил на безмолвного Саймона палец. — Но не думай, что я тут же явлюсь в облаке дыма, как в одной вашей сказке. Я не обладаю такими способностями, такими волшебными силами. Я не могу даже обещать, что приду. Но узнав о твой нужде, я постараюсь помочь по мере сил. У зидайя есть друзья даже в этом новом мире, где живут смертные.
Губы Саймона зашевелились.
— Спасибо, — наконец вымолвил он. Маленькое серое зеркальце вдруг показалось очень тяжелым. — Спасибо.
Джирики улыбнулся, обнажив ряд белых зубов. И снова Саймону показалось, что среди своего народа он всего лишь юноша.
— У тебя есть еще и кольцо. — Он показал на другую руку Саймона, на тонкий золотой обруч со знаком рыбы. — Кстати о сказках про гоблинов, Сеомая! Белая стрела, черный меч, золотое кольцо и зеркало ситхи — ты так нагружен важной добычей, что будешь звенеть на ходу. — Принц засмеялся: трель шелестящих звуков.
Саймон посмотрел на кольцо, которое было спасено для него из руин жилища доктора и послано Бинабику — последняя воля Моргенса. Замызганное кольцо не слишком привлекательно выглядело на его почерневшем от грязи пальце.
— Я все еще не знаю, что означает надпись внутри, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113