Все было абсолютно как всегда.
Они приехали в эту квартиру накануне вечером и улеглись спать, даже толком не поужинав: накопившаяся за день усталость оказалась слишком велика. Странный сумбур вечерних теленовостей немного разъяснился лишь сегодня после звонка Магистра. Он должен был Появиться с минуты на минуту, и Гонта в нетерпеливом ожидании расхаживал по маленькой квартире, то и дело Посматривая на часы.
– Сейчас обещали выступление президента. Включи ящик, – попросил Погодин, которому надоело наблюдать за мельтешением Гонты.
– Еще десять минут, – отмахнулся тот.
– Все равно включи… Да сядь ты, ради бога! Гонта подчинился. Нашел дистанционный пульт и ткнул не глядя первую попавшуюся кнопку. Грохот рекламного ролика немедленно заглушил все прочие звуки, и момент появления в квартире Магистра они пропустили.
– Здравствуйте, – сказал он, окинув всех троих быстрым взглядом. – Насколько я понимаю, события начинают развиваться слишком стремительно. Я бы сказал, что они выходят из-под контроля, – тут он грустно улыбнулся. – Но я бы сказал такое, если бы мы когда-нибудь их по-настоящему контролировали.
– Что происходит, Магистр? – спросил Гонта. – Что там натворил Одиссей?
– Не он один… впрочем, теперь это неважно. Вчера он запустил в эфир свою программу. Ее видели по меньшей мере две трети населения страны. А оставшаяся треть, полагаю, узнала от остальных.
– Простите, узнала что? – осторожно поинтересовался Погодин.
– Все, – пожал плечами Магистр. – Все, что мы умалчивали и старательно скрывали не одну сотню лет.
– Это плохо?
– Не знаю, – Нестеров видел, что Магистр сейчас абсолютно искренен. – Несвоевременно – возможно. Поэтому лично я считаю это ошибкой. Но плохо или хорошо – нет, не знаю! И обсуждать теперь это бессмысленно. То, что случилось, уже произошло. Хотим мы или нет, но теперь будем вынуждены жить с этими знаниями. И так будет всегда.
– У вас есть какой-нибудь план действий? – подал голос Нестеров.
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Магистр. – Никто не был готов к такому повороту событий. То, что сделали Одиссей, Музыкант и Комес, находится за рамками любого из существовавших планов! Но именно поэтому, как ни странно, потеряла смысл любая полемика. Все наши планы должны быть приведены в действие одновременно. Даже самые фантастические.
– Вы имеете в виду новое ДП? – уточнил Гонта.
– И его тоже.
– Там не все так просто, – произнес Гонта совсем тихо, будто хотел, чтобы его понял только Магистр, но Нестеров услышал тоже и уже был готов задать вопрос, кабы не возглас Погодина, сообщившего, что начинается выступление президента.
Человек на экране казался серьезным и озабоченным. Собственно, так президент выглядел всегда, встречаясь с многомиллионной аудиторией своих сограждан, и при всем старании Нестеров не сумел в этом смысле отметить ничего необычного. Практически без вступления президент заговорил о необходимости дальнейшей консолидации общества для объединения усилий по выполнению задач подъема экономики и уровня жизни населения.
«В этой связи, – продолжал он, – я не могу не отметить продолжающиеся попытки некоторых безответственных групп расколоть население страны по национальным, религиозным, политическим и другим признакам; представить ситуацию таким образом, будто общество переживает внутри себя некие антагонистические противоречия и находится в состоянии чуть ли не межвидовой борьбы!»
В этом месте президент несколько повысил тон и сделал паузу. Нестеров ждал, затаив дыхание, однако никаких уточнений дальше не последовало. Президент заговорил о том, что государство будет применять все предусмотренные законом меры, чтобы противостоять подобным попыткам и не допустить раскола. Он строго предупредил так и не названных экстремистов о пагубности любых покушений на государственность и порядок управления. В заключение, он призвал граждан сохранять спокойствие и не позволить увлечь себя вздорными, не имеющими ничего общего с реальностью идеями, на которых пытаются спекулировать «определенные круги».
На этом выступление закончилось. На экране вновь буйствовала реклама, и Гонта поспешно выключил телевизор. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Ну и что это значит? – не выдержал первым Гонта.
– Он сказал то, что должен был сказать любой на его месте, – Магистр пожал плечами. – Ничего иного и не следовало ожидать. Важно, какие слова были произнесены за кадром. И, кстати, произносятся сейчас.
Нестеров не мог не задать вопроса, который вертелся у него на языке с самого утра:
– Кто он, президент?
Снова возникла короткая пауза.
– Мне не приходилось встречаться с ним близко, – медленно проговорил Магистр. – Кто он? Я не знаю. Но, к сожалению, в данном случае это не существенно. В сегодняшней ситуации от него мало что зависит. Так что давайте просто работать. В новом ДП нужно как можно скорее создавать базу. Думаю, Гонта, правильней будет, если этим займетесь вы.
– А я? – обиженно спросил Нестеров.
– И вы, конечно, Олег. Вы как никто имеете на это право. Мне кажется, ваш новый друг тоже не против к вам присоединиться? – мягко поинтересовался Магистр.
Непроницаемая каменная маска на лице Погодина, которую тот словно создал и застегнул на тугие ремешки, едва в квартире появился Магистр, дала сеточку трещин. Погодин был вправе согласиться, или отказаться, или вообще не давать никакого ответа. Но одновременно он совершенно точно знал, что не может лгать Магистру и его друзьям. Неведомо откуда взялось странное ощущение, что лукавство сейчас равнозначно потере лица. И при том совершенно неважно было, останется ложь нераскрытой или нет. Собственно, Погодин всегда полагал ложь грехом лишь до определенной степени. В мире, который сделался для него привычным за последние пятнадцать лет, ложь была лишь одним из способов выживания – и для Погодина, и для тех, кто стоял на ступеньках служебной лестницы рядом, или выше, или ниже – какая разница! – правила для всех были одинаковы. Но сейчас он понимал, что лгать невозможно. Да и не хотелось ему лгать совершенно. Странное ощущение владело им теперь: его прежняя жизнь рушилась, грядущее не обещало ничего, кроме неизвестности, но отчего-то он не испытывал по этому поводу никакого сожаления.
– Я был бы рад, – сказал Погодин.
– Если у вас есть близкие, то…
– Семьи у меня нет, – прервал Погодин Магистра, наплевав на риск показаться невежливым. – Я буду работать с вами.
– Очень хорошо!
Магистр кивнул, принимая услышанное как нечто само собой разумеющееся. Конечно, именно так он и должен был отреагировать, но все же Погодин немного обиделся. Ни Магистр, ни Гонта с Нестеровым не представляли, что означал для Погодина этот шаг – полностью и навсегда разрывающий сегодняшний его день с днем вчерашним. Его относительно определенное прошлое с абсолютно неизвестным и непредсказуемым будущим. Состояние защищенности с отсутствием надежды на защиту и прощанием с самой надеждой. Автоматическая перемена профессионального статуса преследователя на преследуемого.
– Кое-что во вчерашней суете мы все же успели сделать, – сказал Магистр. – Подготовили несколько трейлеров с материалами и оборудованием. Собирали наскоро, выскребли все резервы, но всем необходимым на первое время вы будете обеспечены. Колонна будет ждать вас сразу после Твери. Кстати, Гонта, трейлер ко Входу доберется?
– Даже два, – хмыкнул Гонта. – Но только сегодня и если не будет дождя. Дорога туда заброшена давненько.
– Значит, в ближайшее время нужно будет позаботиться и о дороге, – кивнул Магистр. –Думаю, этим следует заняться Байкалу.
Разговор прервался телефонным звонком. Магистр снял трубку, некоторое время слушал, отвечая короткими, малопонятными со стороны репликами, и лицо его постепенно мрачнело.
– Продолжаем делать то, что должны, – закончил он в конце разговора с невидимым собеседником. – Ничего иного нам просто не остается.
Он положил трубку и повернулся к остальным, напряженно ожидавшим сообщения.
– Кажется, события разворачиваются по наихудшему сценарию, – сказал Магистр. – Милиция и спецслужбы с помощью нюхачей начали охоту на селектов. Анималы и пособники организуют группы погромщиков под видом «возмущенных граждан» и нападают на наши центры, расположение которых им известно. Институт разгромлен и подожжен, есть убитые и раненые. Атакуются новгородский и иркутский Периметры… Он остановился и посмотрел на Погодина:
– Боюсь, Юра, мы становимся для вас очень опасной компанией. Никто из нас не обидится, если вы сейчас измените решение.
– Поздновато будет, – мрачно ухмыльнулся Погодин. – Валдайское приключение мне все равно не простят. Тут хоть так, хоть этак – выбирать уже не приходится. Давайте лучше делом займемся, пока эту квартиру не вычислили…
И словно ответом на его слова в дверь сначала позвонили, а потом немедленно начали с силой бить чем-то тяжелым.
* * *
– Григорьева к командиру! – прозвучало из репродуктора.
Сидевшие кружком у телевизора летчики обернулись и с одинаковым сочувствием взглянули на Григорьева. Все они были в летных комбинезонах, и лишь он один в повседневной форме. Командир звена майор Григорьев – стремительно лысеющий человек с усталым, словно слегка отекшим лицом – с неудовольствием закрыл книжку и бросил на стол рядом с летным шлемом. Сегодня ему исполнилось сорок два. Не юбилей – просто очередная дата, еще один шаг к пенсии, повод для выпивки за столом с сослуживцами. Стол будет скромным, да и гостей всего шестеро – большего Григорьев себе позволить не мог. Однако это обстоятельство было лишь одним из множества причин его совсем не праздничного настроения. До выхода в отставку оставалось три года, если не спишут раньше по состоянию здоровья. Потом – полная неопределенность. Служебную квартиру в военном городке придется оставить и возвращаться в дом родителей в маленьком городке под Калугой. Работы там он, конечно, не найдет. Чтобы прокормить семью, регулярно помогать дочери-студентке его маленькой пенсии, конечно же, не хватит. Начинать собственный бизнес «купи-продай» – об этом Григорьев думал с содроганием. Всю сознательную жизнь он прожил по уставу и весьма плохо представлял, что творится за гарнизонной оградой.
Вызов к полковнику Щербе был еще одной каплей в сегодняшнюю чашу уныния. Ничего хорошего Григорьев от этого вызова не ожидал. Щербу, назначенного сюда год назад, он не любил. Впрочем, подобных чувств к полковнику в гарнизоне не испытывал никто, что того совершенно не тяготило. На чувства подчиненных Щербе было плевать.
– Может, комбинезон оденешь, Михалыч? – сказал старший летчик звена капитан Лесневский.
– Обойдется, – раздраженно отмахнулся Григорьев. – Полчаса до конца дежурства. Проглотить не проглотит и до конца не сожрет, что-нибудь да выплюнет. На вечер останется.
До окончания дежурства оставалось всего полчаса. Влезать в тяжелый жаркий комбинезон ради того, чтобы показаться в нем на пару минут Щербе, которому взбрело в голову покомандовать, Григорьев не желал. В конце концов, имеет он право отметить день рождения по-человечески? А что Щерба ему сделает? Дальше тундры все равно не сошлет.
За столом небольшой приемной перед командирским кабинетом с непроницаемым лицом сидел лейтенант Круглов.
– Как он? – спросил Григорьев.
– Хуже, чем обычно, – почти не разжимая рта, процедил тот. – Такое впечатление, что его час назад кто-то накрутил по самое некуда.
Григорьев обреченно вздохнул и толкнул дверь:
– Майор Григорьев по вашему приказанию…
– Почему не в комбинезоне? – прервал Щерба. – Вы что, устав забыли?
– Так ведь через полчаса дежурство кончается, товарищ полковник, – Григорьев хотел было упомянуть о своем дне рождения, но благоразумно воздержался.
– Боевое дежурство! – свирепо сказал Щерба. – Это тебе не билетики отрывать у дверей в бордель. Твое звено тоже уже в исподнем? Под суд пойдешь, майор!
– Звено в порядке. Согласно уставу.
Григорьев стоял не шелохнувшись и «ел» вытаращенными глазами мрачное лицо начальства. Буря сейчас отгремит, был уверен он. Боевые дежурства давно превратились в пустую формальность. О внезапных боевых учениях в части забыли лет десять назад – на них не было ни денег, ни горючего. Что до редких тренировочных вылетов – их расписание было известно на полгода вперед каждому прапорщику подразделения. «Что же ему надо?» – с досадой спрашивал себя Григорьев.
Он приготовился к продолжению разноса, но к вопросу о форме Щерба больше не возвращался. Но дальше началось то, чего Григорьев ожидать не мог никогда.
– Что с боезапасом? – спросил Щерба.
– Боезапас в норме, – растерянно сказал Григорьев. – Все как положено, товарищ полковник.
Какого черта он спросил про боезапас? Свою «сушку» с полным боекомплектом Григорьев поднимал в воздух всего пять раз в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
Они приехали в эту квартиру накануне вечером и улеглись спать, даже толком не поужинав: накопившаяся за день усталость оказалась слишком велика. Странный сумбур вечерних теленовостей немного разъяснился лишь сегодня после звонка Магистра. Он должен был Появиться с минуты на минуту, и Гонта в нетерпеливом ожидании расхаживал по маленькой квартире, то и дело Посматривая на часы.
– Сейчас обещали выступление президента. Включи ящик, – попросил Погодин, которому надоело наблюдать за мельтешением Гонты.
– Еще десять минут, – отмахнулся тот.
– Все равно включи… Да сядь ты, ради бога! Гонта подчинился. Нашел дистанционный пульт и ткнул не глядя первую попавшуюся кнопку. Грохот рекламного ролика немедленно заглушил все прочие звуки, и момент появления в квартире Магистра они пропустили.
– Здравствуйте, – сказал он, окинув всех троих быстрым взглядом. – Насколько я понимаю, события начинают развиваться слишком стремительно. Я бы сказал, что они выходят из-под контроля, – тут он грустно улыбнулся. – Но я бы сказал такое, если бы мы когда-нибудь их по-настоящему контролировали.
– Что происходит, Магистр? – спросил Гонта. – Что там натворил Одиссей?
– Не он один… впрочем, теперь это неважно. Вчера он запустил в эфир свою программу. Ее видели по меньшей мере две трети населения страны. А оставшаяся треть, полагаю, узнала от остальных.
– Простите, узнала что? – осторожно поинтересовался Погодин.
– Все, – пожал плечами Магистр. – Все, что мы умалчивали и старательно скрывали не одну сотню лет.
– Это плохо?
– Не знаю, – Нестеров видел, что Магистр сейчас абсолютно искренен. – Несвоевременно – возможно. Поэтому лично я считаю это ошибкой. Но плохо или хорошо – нет, не знаю! И обсуждать теперь это бессмысленно. То, что случилось, уже произошло. Хотим мы или нет, но теперь будем вынуждены жить с этими знаниями. И так будет всегда.
– У вас есть какой-нибудь план действий? – подал голос Нестеров.
– В том-то и дело, что нет! – воскликнул Магистр. – Никто не был готов к такому повороту событий. То, что сделали Одиссей, Музыкант и Комес, находится за рамками любого из существовавших планов! Но именно поэтому, как ни странно, потеряла смысл любая полемика. Все наши планы должны быть приведены в действие одновременно. Даже самые фантастические.
– Вы имеете в виду новое ДП? – уточнил Гонта.
– И его тоже.
– Там не все так просто, – произнес Гонта совсем тихо, будто хотел, чтобы его понял только Магистр, но Нестеров услышал тоже и уже был готов задать вопрос, кабы не возглас Погодина, сообщившего, что начинается выступление президента.
Человек на экране казался серьезным и озабоченным. Собственно, так президент выглядел всегда, встречаясь с многомиллионной аудиторией своих сограждан, и при всем старании Нестеров не сумел в этом смысле отметить ничего необычного. Практически без вступления президент заговорил о необходимости дальнейшей консолидации общества для объединения усилий по выполнению задач подъема экономики и уровня жизни населения.
«В этой связи, – продолжал он, – я не могу не отметить продолжающиеся попытки некоторых безответственных групп расколоть население страны по национальным, религиозным, политическим и другим признакам; представить ситуацию таким образом, будто общество переживает внутри себя некие антагонистические противоречия и находится в состоянии чуть ли не межвидовой борьбы!»
В этом месте президент несколько повысил тон и сделал паузу. Нестеров ждал, затаив дыхание, однако никаких уточнений дальше не последовало. Президент заговорил о том, что государство будет применять все предусмотренные законом меры, чтобы противостоять подобным попыткам и не допустить раскола. Он строго предупредил так и не названных экстремистов о пагубности любых покушений на государственность и порядок управления. В заключение, он призвал граждан сохранять спокойствие и не позволить увлечь себя вздорными, не имеющими ничего общего с реальностью идеями, на которых пытаются спекулировать «определенные круги».
На этом выступление закончилось. На экране вновь буйствовала реклама, и Гонта поспешно выключил телевизор. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
– Ну и что это значит? – не выдержал первым Гонта.
– Он сказал то, что должен был сказать любой на его месте, – Магистр пожал плечами. – Ничего иного и не следовало ожидать. Важно, какие слова были произнесены за кадром. И, кстати, произносятся сейчас.
Нестеров не мог не задать вопроса, который вертелся у него на языке с самого утра:
– Кто он, президент?
Снова возникла короткая пауза.
– Мне не приходилось встречаться с ним близко, – медленно проговорил Магистр. – Кто он? Я не знаю. Но, к сожалению, в данном случае это не существенно. В сегодняшней ситуации от него мало что зависит. Так что давайте просто работать. В новом ДП нужно как можно скорее создавать базу. Думаю, Гонта, правильней будет, если этим займетесь вы.
– А я? – обиженно спросил Нестеров.
– И вы, конечно, Олег. Вы как никто имеете на это право. Мне кажется, ваш новый друг тоже не против к вам присоединиться? – мягко поинтересовался Магистр.
Непроницаемая каменная маска на лице Погодина, которую тот словно создал и застегнул на тугие ремешки, едва в квартире появился Магистр, дала сеточку трещин. Погодин был вправе согласиться, или отказаться, или вообще не давать никакого ответа. Но одновременно он совершенно точно знал, что не может лгать Магистру и его друзьям. Неведомо откуда взялось странное ощущение, что лукавство сейчас равнозначно потере лица. И при том совершенно неважно было, останется ложь нераскрытой или нет. Собственно, Погодин всегда полагал ложь грехом лишь до определенной степени. В мире, который сделался для него привычным за последние пятнадцать лет, ложь была лишь одним из способов выживания – и для Погодина, и для тех, кто стоял на ступеньках служебной лестницы рядом, или выше, или ниже – какая разница! – правила для всех были одинаковы. Но сейчас он понимал, что лгать невозможно. Да и не хотелось ему лгать совершенно. Странное ощущение владело им теперь: его прежняя жизнь рушилась, грядущее не обещало ничего, кроме неизвестности, но отчего-то он не испытывал по этому поводу никакого сожаления.
– Я был бы рад, – сказал Погодин.
– Если у вас есть близкие, то…
– Семьи у меня нет, – прервал Погодин Магистра, наплевав на риск показаться невежливым. – Я буду работать с вами.
– Очень хорошо!
Магистр кивнул, принимая услышанное как нечто само собой разумеющееся. Конечно, именно так он и должен был отреагировать, но все же Погодин немного обиделся. Ни Магистр, ни Гонта с Нестеровым не представляли, что означал для Погодина этот шаг – полностью и навсегда разрывающий сегодняшний его день с днем вчерашним. Его относительно определенное прошлое с абсолютно неизвестным и непредсказуемым будущим. Состояние защищенности с отсутствием надежды на защиту и прощанием с самой надеждой. Автоматическая перемена профессионального статуса преследователя на преследуемого.
– Кое-что во вчерашней суете мы все же успели сделать, – сказал Магистр. – Подготовили несколько трейлеров с материалами и оборудованием. Собирали наскоро, выскребли все резервы, но всем необходимым на первое время вы будете обеспечены. Колонна будет ждать вас сразу после Твери. Кстати, Гонта, трейлер ко Входу доберется?
– Даже два, – хмыкнул Гонта. – Но только сегодня и если не будет дождя. Дорога туда заброшена давненько.
– Значит, в ближайшее время нужно будет позаботиться и о дороге, – кивнул Магистр. –Думаю, этим следует заняться Байкалу.
Разговор прервался телефонным звонком. Магистр снял трубку, некоторое время слушал, отвечая короткими, малопонятными со стороны репликами, и лицо его постепенно мрачнело.
– Продолжаем делать то, что должны, – закончил он в конце разговора с невидимым собеседником. – Ничего иного нам просто не остается.
Он положил трубку и повернулся к остальным, напряженно ожидавшим сообщения.
– Кажется, события разворачиваются по наихудшему сценарию, – сказал Магистр. – Милиция и спецслужбы с помощью нюхачей начали охоту на селектов. Анималы и пособники организуют группы погромщиков под видом «возмущенных граждан» и нападают на наши центры, расположение которых им известно. Институт разгромлен и подожжен, есть убитые и раненые. Атакуются новгородский и иркутский Периметры… Он остановился и посмотрел на Погодина:
– Боюсь, Юра, мы становимся для вас очень опасной компанией. Никто из нас не обидится, если вы сейчас измените решение.
– Поздновато будет, – мрачно ухмыльнулся Погодин. – Валдайское приключение мне все равно не простят. Тут хоть так, хоть этак – выбирать уже не приходится. Давайте лучше делом займемся, пока эту квартиру не вычислили…
И словно ответом на его слова в дверь сначала позвонили, а потом немедленно начали с силой бить чем-то тяжелым.
* * *
– Григорьева к командиру! – прозвучало из репродуктора.
Сидевшие кружком у телевизора летчики обернулись и с одинаковым сочувствием взглянули на Григорьева. Все они были в летных комбинезонах, и лишь он один в повседневной форме. Командир звена майор Григорьев – стремительно лысеющий человек с усталым, словно слегка отекшим лицом – с неудовольствием закрыл книжку и бросил на стол рядом с летным шлемом. Сегодня ему исполнилось сорок два. Не юбилей – просто очередная дата, еще один шаг к пенсии, повод для выпивки за столом с сослуживцами. Стол будет скромным, да и гостей всего шестеро – большего Григорьев себе позволить не мог. Однако это обстоятельство было лишь одним из множества причин его совсем не праздничного настроения. До выхода в отставку оставалось три года, если не спишут раньше по состоянию здоровья. Потом – полная неопределенность. Служебную квартиру в военном городке придется оставить и возвращаться в дом родителей в маленьком городке под Калугой. Работы там он, конечно, не найдет. Чтобы прокормить семью, регулярно помогать дочери-студентке его маленькой пенсии, конечно же, не хватит. Начинать собственный бизнес «купи-продай» – об этом Григорьев думал с содроганием. Всю сознательную жизнь он прожил по уставу и весьма плохо представлял, что творится за гарнизонной оградой.
Вызов к полковнику Щербе был еще одной каплей в сегодняшнюю чашу уныния. Ничего хорошего Григорьев от этого вызова не ожидал. Щербу, назначенного сюда год назад, он не любил. Впрочем, подобных чувств к полковнику в гарнизоне не испытывал никто, что того совершенно не тяготило. На чувства подчиненных Щербе было плевать.
– Может, комбинезон оденешь, Михалыч? – сказал старший летчик звена капитан Лесневский.
– Обойдется, – раздраженно отмахнулся Григорьев. – Полчаса до конца дежурства. Проглотить не проглотит и до конца не сожрет, что-нибудь да выплюнет. На вечер останется.
До окончания дежурства оставалось всего полчаса. Влезать в тяжелый жаркий комбинезон ради того, чтобы показаться в нем на пару минут Щербе, которому взбрело в голову покомандовать, Григорьев не желал. В конце концов, имеет он право отметить день рождения по-человечески? А что Щерба ему сделает? Дальше тундры все равно не сошлет.
За столом небольшой приемной перед командирским кабинетом с непроницаемым лицом сидел лейтенант Круглов.
– Как он? – спросил Григорьев.
– Хуже, чем обычно, – почти не разжимая рта, процедил тот. – Такое впечатление, что его час назад кто-то накрутил по самое некуда.
Григорьев обреченно вздохнул и толкнул дверь:
– Майор Григорьев по вашему приказанию…
– Почему не в комбинезоне? – прервал Щерба. – Вы что, устав забыли?
– Так ведь через полчаса дежурство кончается, товарищ полковник, – Григорьев хотел было упомянуть о своем дне рождения, но благоразумно воздержался.
– Боевое дежурство! – свирепо сказал Щерба. – Это тебе не билетики отрывать у дверей в бордель. Твое звено тоже уже в исподнем? Под суд пойдешь, майор!
– Звено в порядке. Согласно уставу.
Григорьев стоял не шелохнувшись и «ел» вытаращенными глазами мрачное лицо начальства. Буря сейчас отгремит, был уверен он. Боевые дежурства давно превратились в пустую формальность. О внезапных боевых учениях в части забыли лет десять назад – на них не было ни денег, ни горючего. Что до редких тренировочных вылетов – их расписание было известно на полгода вперед каждому прапорщику подразделения. «Что же ему надо?» – с досадой спрашивал себя Григорьев.
Он приготовился к продолжению разноса, но к вопросу о форме Щерба больше не возвращался. Но дальше началось то, чего Григорьев ожидать не мог никогда.
– Что с боезапасом? – спросил Щерба.
– Боезапас в норме, – растерянно сказал Григорьев. – Все как положено, товарищ полковник.
Какого черта он спросил про боезапас? Свою «сушку» с полным боекомплектом Григорьев поднимал в воздух всего пять раз в жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54